В экспозицию вошли картины, скульптуры, фотографии, фрагменты фильмов, сервизы, образцы тканей и даже швейная машинка. Они показывают эпоху оттепели как время надежды, достижений и творческого расцвета, а также проблем, конфликтов и разочарований.

Одной из великих утопий ХХ века, целой эпохе, длившейся около 15 лет, посвящена новая выставка в Третьяковской галерее. В двух залах на Крымском Валу собрано около 500 экспонатов из 23 музейных собраний и 11 частных коллекций. Это живопись, графика, скульптура, декоративно-прикладное искусство, предметы быта, фотографии, архивные документы и отрывки кинолент.

«Эта выставка — пример спокойного, серьёзнейшего, системного анализа той эпохи из нашего сегодняшнего времени», — рассказала генеральный директор Третьяковской галереи Зельфира Трегулова. Это попытка взглянуть на оттепель с её достижениями и проблемами глазами нынешней молодёжи. Не случайно и её кураторы молоды и помнить ту эпоху не могут.

На полотнах и кадрах лент горожане у витрины магазина, бампер «Волги», очередь к газетному киоску, карикатурные абстракционисты, за стёклами — швейная машинка Подольского механического завода и целая коллекция тканей. Куратор выставки Кирилл Светляков пояснил: «В эпоху оттепели не было иерархии. Каждый вид человеческой деятельности, не только искусство, воспринимался как творчество». Здесь нет ничего второстепенного, каждый экспонат сообщает что-то важное, и зритель, собирая эти сообщения, моделирует своё представление о том времени.

Экспозиция похожа на город: она выстроена вокруг так называемой площади Маяковского — большого белого круга с бюстом поэта в центре. «Это особенное пространство — пространство, предназначенное для встреч, дискуссий и самых активных обсуждений, высказывания своего мнения. Оно стало центром выставки, посвящённой тому периоду, когда это всё стало возможно и когда основной нерв и общественной, и художественной, и интеллектуальной жизни был на площадях, в огромных аудиториях университетов, в научно-исследовательских институтах», — так объяснила архитектуру экспозиции Зельфира Трегулова.

К «площади» ведёт первый раздел экспозиции «Разговор с отцом» — диалог поколений в послевоенном советском мире. Беседу подогревают две темы: правда о войне и лагерях. Неслышный разговор со зрителем ведут картина Александра Крюкова «Освенцим», модели мемориала «Разорванное кольцо» Константина Симуна и памятника погибшим от бомб, созданного Вадимом Сидуром, портрет Варлама Шаламова кисти Бориса Бергера. «Модернистский язык становится способом разговора на эти темы, о которых не то что запрещено было говорить — да, это было запрещено, — но и трудно говорить», — сказал Кирилл Светляков.

Вторую часть экспозиции назвали «Лучший город Земли». Это место, где соприкасаются частное и публичное, где жители не закрылись в маленьких квартирах, не ушли на кухни, как это будет в годы застоя, в 1970-е. Здесь и фотография «Рассвет. Молодёжь у ГУМа» Виктора Ахломова, и офорты Владимира Волкова из серии «На улице», и картина «Свадьба на завтрашней улице» Юрия Пименова. Последний посвятил жилищному строительству целую живописную серию «Новые районы».

«Международные отношения» — это история противостояния СССР и США во время Карибского кризиса. Перед зрителями вырастает здание ООН на полотне Якова Ромаса, бронзовый бюст Фиделя Кастро, созданный Николаем Штаммом, гвардеец-бородач из серии «Куба» художника Виктора Иванова, плакат к фильму Михаила Калатозова «Я — Куба».

«Новый быт» иллюстрирует программу по созданию комфортного быта. Здесь эскизы коллекции одежды для модных селянок, выполненные Вячеславом Зайцевым, отрезы тканей, предметы из кофейного сервиза. Экспонаты «Освоения» дышат романтикой дальних странствий и героизацией трудовых будней, когда молодёжь отправлялась осваивать целину, а художники и поэты ехали вслед за ней, чтобы воспеть тяжёлый труд. В этот раздел, например, вошли картины «Строители Братска» Виктора Попкова, «Плотогоны» Николая Андронова и «Конструкторы» Ивана Степанова, скульптура «Монтажники» Юрия Чернова.

Героями эпохи оттепели были студенты и учёные, которым посвящён раздел «Атом — космос». Именно атом и космос, как самая маленькая и самая большая величины, определяли масштабы вселенского мышления шестидесятников. Кроме картин «Земля слушает» Владимира Нестерова или «Спираль бесконечности» Франсиско Инфантэ-Араны, здесь есть причудливый стеклянный винный набор, похожий на колбу, и керамическая композиция, изображающая сотрудников Института физических проблем и членов семьи Петра Капицы, а ещё — макет передвижной атомной электростанции и спутника.

Экспонаты последнего раздела «В коммунизм!» словно парят над остальными: они расположились на втором этаже, куда ведёт пандус. Здесь можно увидеть большое полотно «Реквием» Элия Белютина, таблицу Артура Кларка «Контуры будущего» с предсказаниями до 2100 года, сатирический мультфильм о счастье «Ключ», а также «Человечка нарисовал я», рассказывающий о царстве лжи.

«Оттепель» в Третьяковке продлится до 11 июня. Она должна стать первой частью выставочной трилогии. Планируется, что её продолжат показ искусства эпохи застоя, а затем — времени перестройки. «Оттепель» сопровождают лекции, кинопоказы, поэтические чтения. Стихи Андрея Вознесенского, Евгения Евтушенко, Беллы Ахмадулиной, Иосифа Бродского и Геннадия Шпаликова прозвучат в исполнении известных артистов. Откроет цикл 17 февраля Артур Смольянинов, а закроет 21 апреля Чулпан Хаматова.

Зрителей ждут фильмы «Карета в Вену» и «Убийцы среди нас», а также цикл лекций «Преодолевая границы», который расскажет о том, как развивалась послевоенное искусство. А для старшеклассников приготовили олимпиаду, посвящённую искусству ХХ века. Часть этой программы входит в межмузейный фестиваль «Оттепель: лицом к будущему» .

Гости передачи «Музейные палаты» в субботу, 4 марта – генеральный директор Третьяковской галереи Зельфира Трегулова и куратор выставки «Оттепель» Кирилл Светляков.

Выставка «Оттепель» в Третьяковской галерее – часть большого межмузейного проекта, посвященного периоду с 1953 по 1968 год (от смерти Сталина до ввода советских войск в Чехословакию).

В экспозиции Третьяковки – около 500 экспонатов: живопись, графика, скульптура, декоративно-прикладное искусство, предметы быта, архивные документы, фотографии, фрагменты фильмов. Помимо вещей из собственных фондов ГТГ здесь также работы, которые предоставили еще 23 музея и 11 частных собраний.

Третьяковка постаралась охватить все возможные сферы жизни и поделила свою экспозицию на семь частей. Первая, «Разговор с отцом» – это тема войны. От традиционного Коржева до «военных» скульптур Вадима Сидура.

Раздел «Лучший город Земли» в основном воплотился в работах Юрия Пименова (одна из которых стала и эмблемой выставки в целом).

Скульптура Олега Комова, надо полагать, призвана отразить новое строительство – в самом буквальном смысле, тех самых «хрущевок», которые ныне всё пытаются снести.

Еще один раздел – «Международные отношения». Противостояние с США, «остров свободы» – Куба, а также всевозможные фестивали.

Далее раздел «Новый быт». Сюда, помимо «Гладиолусов» Таира Салахова и «Конструкторов» Ивана Степанова поместили, например, Андрея Гончарова или таких нонконформистов как Михаил Рогинский, Борис Турецкий и Оскар Рабин. А также модельеров, эскизы тканей и чайные сервизы.

Раздел «Освоение» предполагает «романтику дальних странствий». Сюда в основном приземлились представители «сурового стиля» – Николай Андронов, Виктор Попков…

Раздел «Атом и космос» посвящен, понятно, развитию науки. Над «Космонавтом» Эрнста Неизвестного тут висит макет первого спутника в натуральную величину.

Предъявлен публике и «микрорадиоприемник» середины 60-х. Размером вся коробочка – с пачку сигарет.

Каким-то образом именно сюда поместили и абстрактную живопись – в подраздел «НТР и абстракция». Действительно, авторы нового для СССР течения (как Юрий Злотников, Леонид Кропивницкий, Борис Турецкий, Александр Панкин) иной раз давали своим работам – возможно, из осторожности – и такие названия, как «Счетчик Гейгера» или «Синхрофазотрон».

Ну, а главным «оттепельным» течением в живописи тут представлена студия «Новая реальность» Элия Белютина. Вот и собственно белютинская работа – «Похороны Ленина». Кажется, это уже раздел «В коммунизм!» - где среди прочего можно посмотреть и фрагменты записи выступления Хрущева на съезде.

Выставка проходит в здании ГТГ на Крымском валу и продлится до середины июня.

Ну, а кроме того, выставка «Московская оттепель » проходит сейчас в Музее Москвы. Ожидается также участие в программе ГМИИ им. Пушкина и центра «Гараж».

В Третьяковской галерее на Крымском Валу открывается выставка "Оттепель" — одно из трех главных событий в программе всемосковского фестиваля "Оттепель: лицом к будущему". Фестиваль прекрасно показывает, о каком прошлом и будущем в прошедшем ностальгирует Москва и почему праздновать оттепель удобнее, чем революцию

Свежие краски и пышные юбки — платья новых москвичек расцветают гладиолусами на картинах Юрия Пименова, авангардиста 1920-х, оттаявшего и зацветшего вновь в 1960-е. "Конструкторы" Ивана Степанова встали за кульманы и проектируют города, растущие компактными конструктивистскими блоками на сервизе, сделанном по форме Анны Лепорской, ученицы Малевича: почти что супрематический фарфор, но с золотыми каемочками — не все излишества были преодолены к 1967-му. В витринах лучшего города Земли отражаются модницы, одетые их ровесником — молодым модельером Вячеславом Зайцевым. И обнаженные Адам и Ева, покинув советский рай, летят этакими стругацкими "прогрессорами" сквозь космическую пустоту, протягивая руки с солнцами мирного атома — "Тебе, человечество!", как называлось грандиозное в своих размерах и комсомольской наивности панно Таира Салахова.

Не стоит думать, что кураторская группа Третьяковской галереи под руководством Кирилла Светлякова включила очередной марш энтузиастов на полную громкость. На выставке есть и "возвращение отцов", причем у зрителя не остается сомнений, что "Отец" Павла Никонова вернулся не только с фронта, но и из лагеря. И память о войне и ГУЛАГе — с расчеловеченным героем скульпторов-фронтовиков, Вадима Сидура и Эрнста Неизвестного, и формулой скорби — разорванным блокадным кольцом — Константина Симуна. И диссидентство, и противостояние "сурового стиля" и не менее сурового андерграунда, разделившее мир искусства на официальный и неофициальный, хотя границы между обоими во многих случаях были нечетки и проходили по живому. К третьяковской выставке выпустят превосходный каталог, куда, помимо статей по истории оттепельного искусства, архитектуры и дизайна, включены эссе Мариэтты Чудаковой — об оттепельной прозе, Андрея Плахова — об оттепельном кино, Александра Маркова — о неомарксизме Ильенкова и Мамардашвили, а также множество исторических, социологических и антропологических очерков. Эта книга как бы вбирает в себя все смыслы фестиваля.

Хронологические границы оттепели на фестивале определены широко — 1953-1968 годы, от смерти Сталина до ввода советских войск в Чехословакию. Что, конечно, не совпадает с границами оттепели ни в политической истории — от XX съезда до возобновления практики публичных политических процессов над инакомыслящими, прежде всего творческой интеллигенцией, ни в истории искусства, где оттепельным началом принято считать VI Всемирный фестиваль молодежи и студентов, а концом — хрущевский погром в Манеже. Но в контексте истории культуры, а все три выставки так или иначе имеют в виду такой контекст, датировку можно считать справедливой — от первых ласточек до последних отголосков.

Первой открылась выставка в Музее Москвы, и, как все, к чему имеет отношение куратор Александра Селиванова, "Московская оттепель: 1953-1968" — проект исключительного качества. Духовная и материальная культура оттепели — архитектура, дизайн, мода, кино, музыка, литература, искусство — описана с помощью общих понятий, в которых словно бы сходятся формальный, историко-культурный и социологический подходы: "решетка", "капсула", "новое", "ритм", "мобильность", "прозрачность", "синтез", "органика", "пустота". Скажем, "решетка" — структурный принцип модернизма, предполагающий "утрату середины", равномерность и равноценность, стандартизацию и воспроизводимость,— являет себя и в фасадах блочных многоэтажек, и в полосато-клетчатых узорах ткани для платья, и в расчерченной на ровные квадратики абстракции "Кафельного пола" Михаила Рогинского. Кажется, почти все из предложенных кураторской командой выставки оттепельных "общих понятий" на самом деле — лишь половинки вельфлинианских бинарных оппозиций, ну а их пары, как и положено, остались в предыдущей эпохе. Фигурой умолчания из прошлого при той же "решетке" должна бы быть "пирамида" со всеми ее иерархическими имперскими ценностями, воплощением которых стали сталинские высотки. И, несомненно, что оттепельная половина бинарных оппозиций отмечена знаком "плюс" во всех — эстетических и этических — смыслах.

Последней откроется выставка "Лицом к будущему: искусство Европы 1945-1968" в ГМИИ имени Пушкина, подверстанная к оттепельному фестивалю, но изначально никакой оттепели в виду не имевшая. Идеологом проекта выступил директор ZKM (Центр искусства и медиатехнологий в Карлсруэ), художник и куратор Петер Вайбель: его выставка, уже показанная в Брюсселе и Карлсруэ, посвящена Европе как единому художественному пространству, чье единство в период между окончанием Втором мировой войны и революциями 1968-го обеспечено общей военной травмой. Из советского искусства на вайбелевской выставке, за небольшим исключением, не было ничего официозного — преобладало полузапретное и андерграундное, и оно вырастает не благодаря оттепельной либерализации, как принято считать у нас, а скорее вопреки коммунистическому режиму. Что такое советская оттепель, на вайбелевской выставке очень хорошо видно по работам венгров, чехов и им сочувствующих, посвященных 1956-му и 1968-му. Они же, впрочем, показывают, насколько прочная советская государственная и культурно-идеологическая граница проходила по якобы единой послевоенной Европе. Но кураторы ГМИИ должны адаптировать московскую версию выставки к фестивалю, и акценты, несомненно, сместятся.

Александр Дейнека. Эскиз мозаики "Мирные стройки", 1959 год. "Лицом к будущему: искусство Европы 1945-1968" в ГМИИ имени Пушкина

Этот всемосковский фестиваль оттепели удачно пришелся на 2017 год — год 60-летия VI Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве, с какого, по крайней мере в истории искусства, в полную силу началось оттепельное потепление, и какой, в свою очередь, удачно совпал с другим юбилеем — 40-летием, как тогда говорилось, Великого Октября. Всемирные фестивали стали проводиться вскоре после окончания Второй мировой по инициативе пары прокоммунистических международных молодежных организаций, в годы холодной войны заботливо опекавшихся СССР. Фестивали, за исключением двух — в Вене и в Хельсинки, да и то, видимо, по причине близости к большому советскому брату,— не делались в западных капстранах — это был праздник для стран Варшавского договора, Латинской Америки и Африки, тех, где, по меньшей мере в официальной риторике, победа Великого Октября расценивалось как событие планетарного масштаба.

Московский фестиваль 1957 года оказался самым массовым в истории, собрав — в закрытой стране — 34 тыс. участников из 131 государства. Молодежный фестиваль в Москве устроили еще раз — в 1985-м, но его как-то не принято связывать с зарей перестройки — скорее, напротив, с закатом застоя. И вот — о чудо! — в этом году фестиваль, XIX по счету, опять возвращается в лучший город Земли: в середине октября состоится праздничный парад делегатов в Москве, затем всемирная молодежь переместится в Сочи. И не приходится сомневаться, что в октябре 2017-го в Москве "под эгидой Росмолодежи" новые комсомольцы-интернационалисты будут праздновать 60-летие того легендарного московского фестиваля, но никак не 100-летие другой красной даты российской и всемирной истории.

Что интересно, "таинственная страсть" к оттепели, охватившая в последние годы московский креативный класс, или, как сказали бы некогда, творческую интеллигенцию, невольно попадает в общую волну ностальгии по советскому, переживаемую народом, партией, правительством и чуть ли не церковью. И именно оттепель — в отличие от сталинского террора или брежневского застоя, а ностальгирующих по тому и другому тоже предостаточно — становится предметом всеобщего консенсуса: хорошее было время, пусть и сложное. Вообще-то сверхзадачей хорошего времени, идущей как сверху, так и снизу, была реабилитация революции, но, как ни странно, революция — то, с чего, собственно, и началось советское, ностальгией к которому все, кто абстрактно, а кто вполне конкретно, так воспылали,— предметом общественного консенсуса отнюдь не является. Конечно, все московские музеи сделают какую-нибудь выставку к 100-летию 1917-го — ведь с революции, в конце концов, начинается советский авангард, главный экспортный бренд отечественного искусства, который оттепель, между прочим, так и не смогла реабилитировать. Но трудно представить себе, чтобы они с таким энтузиазмом объединились в фестивале "Революция: лицом к будущему".

Удивительно хороши и тонки тексты к "оттепельным" выставкам — в экспликациях и каталогах. В них без иллюзий проанализированы, что называется, конфликты и противоречия эпохи: компромиссность десталинизации и половинчатость реформ, скомпенсированные первой радостью от обещанного, но так и не случившегося потребительского изобилия; двоемыслие и вынужденное сотрудничество с властью, замаскированное под осознанную необходимость; свобода, подавляющим большинством обменянная на идеологическую опеку, социальную защищенность и относительное равенство без братства, то есть на благополучие, как его тогда — после стольких лет сталинской закалки и перековки — понимали. И хотя никто как будто бы не питает никаких иллюзий относительно оттепели, это межмузейное празднование 1957 года, в некотором роде замещающее празднование года 1917-го, многое говорит о нашем времени. Когда так хочется подставить лицо июльскому дождю — и, не дай бог, ветер, ветер, на всем божьем свете.

«Московская оттепель: 1953-1968». Музей Москвы, до 31 марта

«Оттепель». Третьяковская галерея на Крымском Валу, 14 февраля — 11 июня

«Лицом к будущему: искусство Европы 1945-1968». ГМИИ имени Пушкина, 7 марта — 21 мая

Юрий Пименов. «Бегом через улицу», 1963 г.

Кураторы, которые готовили выставку несколько лет,

попытались создать как можно более полную картину полифоничного времени, с его художественными поисками, неудобными вопросами о войне, эйфорией от научных открытий и выхода первого человека в космос, целинной романтикой и гонкой вооружений.

В экспозицию вошло порядка пятисот экспонатов из более чем двух десятков государственных и частных собраний, включая Третьяковскую галерею, Русский и Исторический музеи и Институт русского реалистического искусства.

В хрущевской оттепели невозможно выделить однозначные доминанты художественной, интеллектуальной или политической жизни. Оттепель — это целая эпоха и состояние умов, и потому несводима к нескольким именам или явлениям — именно так на нее и смотрят кураторы, проделавшие огромную исследовательскую работу. Именно поэтому в архитектуре выставки нет единого центра. Точнее, он есть, но представляет собой открытое пространство — «площадь Маяковского», вокруг которой расположены шесть тематических разделов: «Разговор с отцом», «Лучший город земли», «Международные отношения», «Новый быт», «Освоение», «Атом — космос», «В коммунизм!».

Открывающий выставку «Разговор с отцом» затрагивает две больные темы того времени, говорить о которых было не принято: правда о войне и лагерях. В этом разделе представлены не только художественные работы того времени, как, например, «Освенцим» Александра Крюкова или портрет Варлама Шаламова работы Бориса Биргера, но и кадры из знаковых фильмов: «Тишина», «Девять дней одного года», «Летят журавли», а также фотографии спектаклей театра «Современник», ставшего одним из голосов эпохи. Вторая половина 1950-х была временем процессов реабилитации политзаключенных, которые начались сразу после смерти Сталина, но стали постепенно сходить на нет в начале 1960-х. Так, фильм Григория Чухрая «Чистое небо» 1961 года, рассказывающий о побывавшем в немецком плену летчике, который получает правительственную награду после нескольких лет обструкции и общественного порицания, в конце 1960-х был бы уже невозможен.

Раздел «Лучший город Земли» посвящен не столько Москве (хотя, несомненно, она является его главным героем), сколько городу как общественному пространству, в котором пересекаются приватное и публичное. Город эпохи оттепели хочет соответствовать мировым стандартам, он отказывается от строгой иерархичности и помпезности сталинского ампира в пользу свободной планировки и огромных пространств (Дворец съездов в Московском Кремле, бассейн «Москва», проспект Калинина). А художники — как, например, Владимир Гаврилов и Юрий Пименов — с интересом наблюдают за разворачивающейся на улице жизнью обыкновенных людей.

«Новый быт» дополняет городскую тему артефактами и иллюстрациями частной жизни советского человека, среди которых много дизайнерских предметов интерьера (и они, между прочим, и сегодня с полным правом украсили бы современный дом).

Международные отношения оттепельного времени — это не только наращивание гонки вооружений и эскалация холодной войны между Советским Союзом и Америкой, но и культурный обмен, немыслимый при жизни Сталина. В 1955 году советские музыканты впервые после тридцатилетнего перерыва стали выезжать на гастроли в США, а в Ленинград привезли оперу Джорджа Гершвина «Порги и Бесс» в исполнении афроамериканской труппы «Эвримен опера». Немногим позже советская столица будет восторженно встречать художника Рокуэлла Кента и пианиста Ван Клиберна. В 1959 году в Москве пройдет Американская выставка, где впервые в СССР покажут работы Джорджии О’Кифф, Виллема де Кунинга, Джексона Поллока, Марка Ротко, Эдварда Хоппера и многих других. В числе работ этого раздела выставки — виды Нью-Йорка Олега Верейского и акварели Виталия Горяева из серии «Американцы у себя дома». А чуть дальше — абстрактная живопись студии «Новая реальность» Элия Белютина , как перекличка с незримо присутствующими здесь западными авангардистами.

В разделе «Освоение» мы оказываемся среди главных персонажей советского героического эпоса — полярников, участников масштабных строек и ударников целины, а в соседнем разделе «Атом — космос» — в окружении студентов и ученых, в атмосфере знаменитого спора «физиков» и «лириков». Здесь же — фотографии, запечатлевшие огромные демонстрации в честь первого человека в космосе.

Эрик Булатов. «Разрез», 1965-1966 гг.

Раздел «В коммунизм!» иронично открывается масштабным полотном Элия Белютина «Похороны Ленина» («Реквием»). Трактуя классический сюжет советской мифологии в модернисткой эстетике, оно оказывается неким визуальным оксюмороном и символом социального проекта, обреченного остаться утопией.

Гуляя по выстроенным в экспозиционных залах «районам» города, неизменно возвращаешься на центральную площадь — пространство свободного высказывания, художественного эксперимента и новых смыслов, которые оттепель обретает с исторической дистанции.

Детали от Posta-Magazine
Выставка открыта 16 февраля-11 июня
Третьяковская галерея на Крымском Валу
Ул. Крымский Вал, 10
https://www.tretyakovgallery.ru/

Масштабный межмузейный исследовательский проект "Оттепель", который показывает Третьяковская галерея на Крымском валу, создан по правилам той противоречивой эпохи, на которую возлагалось больше надежд, чем она смогла оправдать. Выставка апеллирует к современному зрителю, ищет точку опоры в прошлом, приглашает к спору о времени и о себе. Ее разделы "Разговор с отцом", "Лучший город Земли", "Международные отношения", "Новый быт", "Освоение", "Атом - космос", "В коммунизм!" выводят в открытое пространство форума. Форума условного, как театральная сцена, и не менее реального, чем площадь Маяковского, ставшая в 1960-е поэтическим клубом под открытым небом.

О новом проекте Третьяковской галереи рассказывает куратор выставки Кирилл Светляков.

Сразу три музея: Музей Москвы, Третьяковская галерея, ГМИИ им. А.С.Пушкина - делают проекты, посвященные оттепели. Какая потребность времени стоит за этим совпадением?

Кирилл Светляков: Отчасти это потребность вернуться к тем проблемам, которые "оттепель" не решила и которые не решены до сих пор. Чтобы понять, почему мы наступаем на одни и те же грабли примерно раз в четверть века. Думаю, как раз это порождает горячие споры и о той эпохе, и о ее героях, будь то Хрущев, Солженицын или Окуджава… Собственно, эти споры начались еще в 1990-е. С другой стороны, именно в той эпохе, с ее первыми полетами в космос, с первыми атомными станциями, - истоки сегодняшнего времени.

Наконец, когда ХХ век окончательно становится историей, возникают вопросы сохранения художественного наследия и его изучения. А в случае с наследием 1960-х это, кстати, вовсе не очевидно. Можно вспомнить хотя бы историю сноса старого международного терминала аэропорта Шереметьево, построенного в начале 1960-х. Его в народе называли "рюмкой", хотя вообще-то он больше напоминал "летающую тарелку".

Действующий аэропорт, вероятно, сложно сохранять в качестве архитектурного памятника…

Кирилл Светляков: Археология "оттепели" вообще оказалась сложной. Именно потому, что искусство было "легким", функциональным, часто из новых материалов. Так, например, я еще в 1990-х видел куклы спектакля "И-го-го" в музее театра Образцова. Тогда спектакль уже не шел. Это была замечательная постановка, такая феерия эпохи НТР родом из 1960-х, где действие происходит в Институте гомункулусов… Куклы были сделаны из современных материалов: латекса, пластика… Это как раз и подвело. Когда мы хотели взять персонажей спектакля на выставку, выяснилось, что их нет. Они скукожились, ссохлись, будто мумии. Но куклы хотя бы пытались сохранить, а, скажем, мебель 1960-х, лаконичная, выразительная, практически исчезла. Она была недорогая, легко разбиралась, и в итоге с ней легко расставались.

Какими временными рамками вы ограничиваете "Оттепель"?

Кирилл Светляков: Начало - это 1953, поскольку процессы реабилитации начались не с Хрущева, а гораздо раньше. После смерти Сталина их запускает Берия. Но какие-то процессы Никита Сергеевич возглавил и сделал интенсивными, какие-то инициировал сам. Понятно, что внутри партийной верхушки шла борьба. Но Хрущев не только победил на определенном этапе, он десакрализировал власть. У него был момент лицедейства, эффектной политической клоунады, как у Трампа сейчас. Очень многие вещи понимал прекрасно. Другое дело, что для политической сцены выбрал амплуа "простого парня".

Что не помешало ему санкционировать расстрел рабочих в Новочеркасске в июне 1962…

Кирилл Светляков: Мы об этом говорим, конечно, в экспликациях, но показать на выставке это сложно. Есть несколько фото в архиве ФСБ. Верхняя граница оттепели - август 1968 года, когда танки стран Варшавского договора вошли в Прагу.

Если говорить о работах художников, представленных на выставке, то чем определялся выбор?

Кирилл Светляков: Мы попытались соотнести работы художников с идеями, которые витали в воздухе. Но если в литературе, в кино оттепель связана с появлением новой интонации, новых сюжетов, новых героев (будь то Иван Денисович из повести Солженицына, ученые из романа Гранина "Иду на грозу" или учитель истории из фильма "Большая перемена"), то художники искали прежде всего новый язык. Тот, который мог бы дать представление о предельном экзистенциальном опыте, пережитом поколением отцов. Взять хотя бы Эрнста Неизвестного или Вадима Сидура, соединявших модернизм и архаику. У Николая Вечтомова, тоже воевавшего, например, появляются тревожные, странные абстрактные формы.

Естественно, они отталкивались от искусства соцреализма, который воспринимался как набор мертвых формул. Куда они могли двигаться? В сторону открытия лирического, приватного пространства - по этому пути пошли кинематографисты. А художники пытались переосмыслить опыт авангарда...

В МИФИ был легендарный хор физиков. И в приемной комиссии там сидел …хормейстер

Другой источник вдохновения - открытия ученых. Абстрактные работы Владимира Слепяна, Юрия Злотникова, Бориса Турецкого, были связаны с интересом к кибернетике. Злотников даже посещал семинары кибернетиков и разработал свою "сигнальную систему" в искусстве.

Даже тогда, когда связи с научным поиском неочевидны, мы решались проводить параллели. Так, в раздел "Атом - космос" мы включили раннюю абстракцию Эрика Булатова, и сопоставили со снимками "следов" элементарных частиц в синхрофазотроне. Булатов говорил, что не надо его абстракции к синхрофазотрону привязывать, но тем не менее. Две небольшие живописные работы Льва Крапивницкого, из коллекции Талочкина, вошли в этот же раздел. Конечно, же есть работы Франциско Инфанте, вообще - группы "Движение"…

Показываем, также иллюстрации Юло Соостера, Ильи Кабакова, которые они делали для журнала "Знание - сила". А вот, скажем, в журнале "Техника молодежи" художников не было, там рисовали …ученые.

Речь о самодеятельном искусстве?

Кирилл Светляков: Я бы говорил о движении энтузиастов, которое поддерживал журнал "Техника - молодежи". Он организовывал выставки работ, созданных учеными. Это особая субкультура. Мы, например, на выставке показываем материалы из архивов Института ядерных исследований в Дубне, музея Курчатовского института… Увлечения ученых во многом были связаны с идеей воспитания совершенного человека: ученого, интеллектуала, художника, спортсмена. В МИФИ, например, был легендарный хор физиков. И в приемной комиссии там сидел …хормейстер, как ни странно это звучит.

Поэтому так органичны в вашем проекте встречи "физиков и лириков", разных искусств - от кино до живописи, от журнальной графики до дизайна.

Кирилл Светляков: Конечно. Добавьте к этому набору лубок, и картина станет более полной. Да, в то время все были увлечены модернизмом. Но модернизм в массовой продукции легко уживался со стилизованной под фольклор продукцией, которая должна была быть доступна и понятна для масс. Ансамбль "Березка" танцует на фоне ракеты. Этот стиль "на санях в открытый космос", конечно, отсылает к сказке, ставшей былью.

Этот мотив сбывшейся сказки можно найти и в фильмах 1930-х…

Кирилл Светляков: Возможно. Кстати, первое, что видит зритель на выставке - это фильм, рисующий крестьянский рай на земле. У рая точный адрес - ВДНХ. А потом зритель входит в пространство, где на экранах - эпизоды из фильмов 1960-х. Герой Анатолия Папанова разбивает свои скульптуры в картине "Приходите завтра". Юный персонаж Олега Табакова рубит мебель в фильме "Шумный день". А в фильме "Дайте жалобную книгу" молодые архитекторы, студенты, журналисты демонтируют кафе "Одуванчик".

Пройдя через этот бунт, мы приходим к "Разговору с отцом". В фильмах оттепели это почти обязательный жанровый элемент. Показателен фильм Марлена Хуциева "Мне 20 лет", где молодой человек спрашивает отца, возникающего из тьмы минувшей войны, как ему жить. А тот, погибший давно, отвечает, что он младше сына… Сам думать должен. А после этого прощания с прошлым зритель попадает в пространство города, в центр, откуда может двигаться в любой раздел выставки, хоть в "Атом - космос", хоть "В коммунизм!".

Чтобы попасть "В коммунизм!", нужно подняться наверх, по пандусу. Там можно найти, в частности, футурологическую таблицу от фантаста Артура Кларка, который предсказывал, какие открытия ждут человечество к 2050 году. Ее печатал журнал "Техника - молодежи". Можно посмотреть, что сбылось, что еще нет.

Во времена оттепели "железный занавес" если не поднимается, то становится местами прозрачнее. Параллели с эпохой молодежной революции на западе для вас были важны?

Кирилл Светляков: У нас молодежной революции не было в 1960-х. На западе эта революция начинается с вопросов детей отцам по поводу фашизма. Вы были коллаборцинистами, вы молчали во времена Гитлера, вы лгали нам, детям, а теперь учите нас жить. Какое вы на это имеете право? У нас ситуация была другая. Авторитет фронтовиков был непререкаемым. И герой полотна Виктора Попкова примеряет шинель отца. Фактически эту же фронтовую шинель примеряет на своих героев Владимир Высоцкий.

Можно, конечно, вспомнить конфликты молодежи с бюрократами в фильмах "Карнавальная ночь" и "Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен". Но это имеет отношение не к молодежной революции, а к ротации кадров. Молодежная культура создается молодыми людьми для молодых людей. У нас она появляется только во времена перестройки.;