Господин пунтила и его слуга матти. Театр им. Маяковского. Пресса о спектакле. Постановки в ссср и в россии

История создания

Комедию «Господин Пунтила и его слуга Матти» Бертольт Брехт написал в сентябре 1940 года в Финляндии , куда он, спасаясь от нацистов , приехал по приглашению известной финской писательницы Хеллы Вуолийоки .

Финская писательница предложила Брехту принять вместе с ней участие в конкурсе на «лучшую народную пьесу», при этом Вуолийоки задумала развлекательную комедию - о пьянице, который с похмелья испытывает ненависть ко всем окружающим. На основе её набросков Брехт написал иную пьесу: он удалял «психологические разговоры» и задачу свою видел в том, чтобы «сценически воплотить противоречие „господин и слуга“ и вернуть теме её поэзию и комизм» ; характер Пунтилы его гораздо больше интересовал, когда тот «трезв в дым». Брехт писал «Пунтилу» практически одновременно с «Добрым человеком из Сезуана », и главный герой пьесы, по словам Эрнста Шумахера , «добрый человек» навыворот . Если в пьесе Вуолийоки шофёр, сватавшийся к дочери помещика, был переодетым дипломатом, и этот расхожий приём приводил к традиционному счастливому концу, то в версии Брехта шофёр и дипломат - разные лица: сватается к дочери Пунтилы дипломат, сам он спьяну решает выдать дочь за шофёра, - в итоге слуге ничего другого не остаётся, как покинуть своего господина . В результате этой переработки комедия из фарса превратилась в социальную пьесу .

Весной 1941 года Брехту пришлось покинуть Финляндию и на шесть с лишним лет поселиться в Соединённых Штатах ; первое представление пьесы, под её первоначальным названием - «Хозяин поместья Исо-Хейкиллэ и его слуга Калли», - состоялось в 1946 году в Финляндии, на сцене рабочего театра, при этом автором была названа Хелла Вуолийоки. Под названием «Господин Пунтила и его слуга Матти» и с указанием авторства Брехта пьеса впервые была поставлена в цюрихском «Шпильхаузе» самим Брехтом и Куртом Гиршфельдом. Этот спектакль, впервые представленный публике 5 июня 1948 года , стал театральным событием с международным резонансом и первым значительным успехом Брехта-драматурга после его возвращения в Европу .

На русский язык пьеса впервые была переведена Л. Чёрной и опубликована в 1955 году в журнале «Новый мир »; в 1956 году в однотомнике пьес Брехта «Господин Пунтила» был опубликован в переводе Р. Райт, С. Болотина и Т. Сикорской .

Действующие лица

  • Пунтила - хозяин имения
  • Ева Пунтила - его дочь
  • Mатти - его шофер
  • Официант
  • Судья
  • Атташе
  • Ветеринар
  • Эмма-самогонщица
  • Девушка-фармацевтка
  • Коровница
  • Телефонистка
  • Толстяк
  • Работник
  • Рыжий работник
  • Тощий работник
  • Красный Сурккала
  • Лайна - кухарка
  • Фина - горничная
  • Адвокат
  • Пастор
  • Пасторша

Сюжет

Владелец обширного имения Пунтила, когда пьян - добрейший человек, но выносить его в больших количествах трудно: помимо того, что пьяный Пунтила неадекватно воспринимает окружающую действительность, он и в доброте своей остаётся сумасбродным барином. Он может зайти в ресторан «пропустить рюмочку» и задержаться там на трое суток, - шофёр Матти всё это время вынужден ждать его на улице. Он может перед самым закрытием биржи труда увезти в своё имение, дабы «познакомиться поближе», троих работников, хотя нужен ему только один, не нанять в итоге никого и оставить всех троих без работы, поскольку биржа тем временем уже закрылась.

Но самое худшее, что время от времени у него случаются «приступы трезвости»: в этом состоянии из добродушного сумасброда он превращается в злобного самодура. Пьяный, он отдаёт шофёру Матти свой кошелёк, чтобы тот за него расплачивался, протрезвев, находит кошелёк у шофёра в кармане - и обвиняет его в воровстве. Очередной приступ трезвости осложнён тем, что накануне спьяну Пунтила «добродушно» поиздевался над очень нужным человеком - владельцем единственного на всю округу племенного жеребца; другого для оплодотворения кобыл придётся искать за сотни километров от имения, и Пунтила зол на весь мир.

Матти терпит выходки хозяина, потому что найти хорошее место нелегко; к тому же он неравнодушен к хозяйской дочери - Еве. Пунтила собирается выдать её за атташе , Еве жених не пришёлся по сердцу, но отец дал слово, и надо устроить так, чтобы жених отказался от неё сам. Матти готов помочь девушке - каким угодно образом скомпрометировать её в глазах жениха; но у атташе слишком много долгов, и потому он не щепетилен: даже уединение Евы с шофёром в бане, её растрёпанные волосы и расстёгнутая блузка жениха не могут смутить.

Спасает Еву сам Пунтила: чтобы оплатить долги атташе, он должен продать свой лес; во время помолвки , ещё не успев напиться, посмотрев трезвым взглядом на свой лес и на атташе, Пунтила сам выгоняет жениха. Выпив ещё немного, он решает выдать дочь за шофёра: ради такого жениха лес продавать не придётся. Матти сопротивляется: содержать жену ему решительно не на что. Правда, Пунтила обещает подарить зятю лесопилку, но кто знает, какое настроение у него будет завтра. Матти устраивает Еве экзамен - как бы она приспособилась к жизни бедняков, предполагающей и стирку белья, и штопку носков, и массу других непривычных для неё занятий, и вдобавок грубость мужа, устающего на тяжёлой работе. Ева экзамен не выдерживает.

У Пунтилы очередной «приступ трезвости»; он узнаёт о печальных последствиях своих пьяных выходок и решает навсегда бросить пить, - приказывает доставить к нему всё спиртное, какое есть в доме, дабы прилюдно его уничтожить. Но вместо этого как-то незаметно начитает пить, с пафосом разбивая опорожнённые бутылки. Пьяный Пунтила никого не любит так, как Матти, и, напившись до потери сознания, он прилюдно обещает отписать шофёру половину своих лесов. Утром, не дожидаясь, когда Пунтила проснётся, Матти навсегда покидает его имение: зная характер своего хозяина, он опасается, что, протрезвев и вспомнив о своём обещании, Пунтила вызовет полицию.

Сценическая судьба

«Господин Пунтила и его слуга Матти» был одной из первых постановок созданного Брехтом в 1948 году театра «Берлинер ансамбль ». В режиссёрском плане, разработанном Брехтом для этого спектакля, сочетались принципы итальянской комедии дель арте с приёмами современной бытовой пьесы. В спектакле были использованы как расписанные задники, так и проекции на белый экран. В январе 1952 года Брехт вместе с Эгоном Монком создал в «Берлинер ансамбль» новую версию спектакля, с новым составом исполнителей, в числе которых были Тереза Гизе и Эрвин Гешоннек .

Комедия «Господин Пунтила и его слуга Матти» очень скоро стала одной из самых популярных пьес Брехта; только на протяжении 50-х годов её поставили более 30 театров ГДР и многие театры Западной Германии ; ещё раньше, чем в Берлине, пьеса была поставлена в мюнхенском «Каммершпиле». Однако в Западной Германии комедию часто ставили неправильно, с точки зрения автора: в спектаклях исчезало противоположность между двумя мирами, из которых один господствует, а другой обслуживает; в частности, мюнхенская постановка оставляла у критиков такое впечатление, будто Брехт любит своего Пунтилу .

Пьеса неоднократно ставилась и в СССР; большим успехом пользовался, в частности, спектакль, поставленный в 1958 году Вольдемаром Пансо в Таллинском театре им. В. Кингисеппа, с Хуго Лауром в главной роли. «Лучшие сцены X. Лаура, - писал в „Московской правде“ В. Комиссаржевский, - это его „трезвые“ сцены, наполненные какой-то угрюмой и мстительной силой». Но самую первую постановку осуществил на ленинградском радио 1957 году Рубен Агамирзян с актёрами Ленинградского театра им. А. С. Пушкина .

Известные постановки

Постановки в СССР и в России

  • - Таллинский академический драматический театр им. В. Кингисеппа . Постановка Вольдемара Пансо ; художник Мари-Лийс Кюла. Роли исполняли: Пунтила - Арнольд Суурорг и Хуго Лаур, Матти - Рудольф Нууде, Ева - Линда Руммо, Премьера состоялась 1 мая
  • - Литовский театр русской драмы , Вильнюс . Постановка В. Галицкого, художник И. Иванов; композитор В. Горбульский. Роли исполняли: Пунтила - Б. Красильников, Матти - А. Иноземцев , Эмма-самогонщица - М. Миронайте.
  • - Центральный театр Советской Армии . Постановка Хавемана

Трудно ли смотреть Карбаускиса? Трудно. Но почему бы не предложить свою версию прочтения спектакля? Не дать свою интерпретацию? Не попытаться понять, почему художник сделал так, а не иначе? И мне не важно, прав ли я или нет. Но все, о чем я мучительно и долго будут писать ниже – мною увидено как добросовестным зрителем. Мой «Пунтила» - таков. А каков он на самом деле…

Брехт, конечно, классик. Но почему бы не бросить в него стулом за эту пьесу – за «Господина Пунтилу и его слугу Матти»? Так себе пьеса (хотя, как уверяет режиссер, в Финляндии ее ставят каждый год. В Финляндии ставят, а вот самой Финляндии на карте мирового театра нет. И в российском театре этой «народной комедии» нет. Последняя весьма посредственная постановка шла в театре Советской Армии в начале 70-х.). Но классик на то и классик, что если за постановку даже не лучшей его пьесы берется мастер, вполне себе может получиться отличный спектакль. Только всю дрянь из текста надо вычистить.

История вопроса. От каких «отягощений» и «обременений» надо было спасать пьесу .

13 марта 1940 года заканчивается «незнаменитая» советско-финская («зимняя») война, в которой СССР ставил целью уничтожение независимости Финляндии путем создания марионеточной «Финляндской Демократической Республики» во главе с Отто Куусиненом с дальнейшим присоединением этой ФДР к Советскому Союзу «по просьбам трудящихся». Десятки тысяч жертв, страна в разрухе, но отстоять свое отечество от посягательств страшного «красного Суркаллы» финнам все же удается. Несмотря на огромные жертвы и территориальные потери Финляндии удается сохранить свой суверенитет. А Советский Союз с позором изгоняют из Лиги Наций (аналог нынешней ООН).

А уже в апреле со своим «гаремом» - женой Еленой Вайгель и любовницами Рут Берлау и Маргарет Штеффин туда приезжает 42-летний Бертольт Брехт. С 1933 года, спасаясь от Гитлера, драматург мечется по всей Европе, но фашизм подступает все ближе… А летит «влюбленный Шекспир» на зов своей новой пассии - финской писательницы и богатой помещицы Хеллы Вуолийоки, которая «по совместительству» оказывается и законспирированным агентом советской разведки. В 1943 году ее приговаривают к смертной казни за шпионаж в пользу СССР, но впоследствии благодаря усилиям, скажем так, дипломатии стран-победительниц горе-драматургесса выходит на свободу.

Весь весенне-летний сезон компания проводит на роскошной вилле Хеллы. А в мире все сильнее разгорается Вторая мировая война. Брехт так напишет о 40-м годе:

Это год, о котором говорить будут много,
Это год, о котором молчать будут много.
Старики видят, как умирают юные,
Дураки видят, как умирают умные.
Земля не родит больше, а пожирает,
С неба падает не дождь, а только железо.

Разумеется, ставить это унылое говно социалистического реализма, да еще держа в голове всю эту ахинею с марксистской борьбой классов сейчас нелепо. Но там есть и другие «родовые пятна» времени и язвы коммунистических убеждений Брехта. Речь идет о персонаже, обозначенном в пьесе как «Красный Сурккала». Думаю, написать в 40-м году в Финляндии любую пьесу без заслуженного осуждения «Красной империи зла» было просто невозможно. Кровавый мясник, медведь-душегуб с красной звездочкой на ушанке должен был быть заклеймен и унижен: а нечего было подымать свою вонючую лапу на маленькую, но гордую страну! Конечно, делать это немцу, который не нес ответственности за варварский советский акт агрессии, было трудно, но еще трудней это было делать человеку, сочувствующему коммунистам. А второй персонаж – Атташе. И в результате в пьесе появляются две аллегорические фигуры, осмеивающие коммунистическую экспансию и безответственную дипломатию (в данном случае, западную прежде всего). И эти фигуры-аллегории – Красный Суркалла и Атташе. Атташе – это просто ярчайшая демонстрация убожества, беспринципности, бессовестности и фантастической слепоты всех дипломатических служб западных демократий, в упор невидящих хищнических устремлений Гитлера и его сателлитов. «Хоть плюй в глаза – все божья роса». Ведь, скажем, вся сцена помолвки Евы и Атташе – это просто иллюстрация к политическим процессам в Европе середины-конца 30-х годов, когда одна за другой страны Европы попадали под фашистский аншлюс (Австрия, Чехословакия), а дипломаты всячески делали вид, что ничего не происходит и все остается в рамках приличия.

Вынужден Брехт выгнать из Пунтилы (из Финляндии) и Красного Сурккалу - СССР. Вот показательный обмен репликами:

Пунтила. …Но только Суркалла сам тут не останется. Ему тут тесно…
Старшая дочь Суркаллы. Но мы хотим остаться, господин Пунтила.
Пунтила. Нет, нет. Суркалла уходит. Его и десять лошадей не удержат…
Суркалла уходит вместе с детьми.
Пунтила. Ему плевать на имение. У него нет корней. Родина для него – тьфу! Ничто! Вот потому я его и отпустил. Раз он сам этого хочет. Горькая страница в моей жизни.

По-моему здесь все прозрачно. Но как бы не любил «Красный Брехт» советскую власть, ему приходится изгонять своих классовых соратников из имения Пунтилы. Причем, все идеологические коммунистические клише здесь присутствуют: желание коммунистов поработить весь мир («ему тут тесно» и «отправить капиталистов на соляные копи») и отсутствие у «красных» родины. Все строго по тем пропагандистским брошюркам, которыми политруки гнали советских солдат в летних гимнастеркам на неприступную линию Манергейма в трескучие декабрьские морозы. "Рабочие, - читаем мы в "Коммунистическом манифесте", - не имеют отечества. У них нельзя отнять того, чего у них нет". Это общее положение марксизма об отношении рабочего класса к буржуазному отечеству абсолютно правильно. Строй наемного рабства, капиталистической кабалы и гнета не может быть отечеством рабочего класса. Это было сказано 18 лет назад. Верная заветам Ленина и указаниям Сталина, Красная Армия перейдет границы агрессора, раздавит врага мощью своего оружия и вооруженной рукой поможет трудящимся стран-агрессоров свергнуть капиталистическое рабство» («Пропагандист и агитатор РККА» №17, сентябрь 1939 года).

И для чего такая длинная и скучная преамбула? Собственно, лишь для того, чтобы было понятно, почему «Господина Пунтилу» так редко ставят сейчас. Т.е. если его ставить «правильно», строго по тексту, то получится «Мать» Горького с дополнениями из материалов XXVII съезда КПСС.

Три полюса притяжения

А живым этот текст делают три полюса притяжения: Пунтила – постаревший финский Дон-Жуан, богатый «веселый молочник» в долгах и добрый пьяница ефремовской закваски; погруженность происходящего в зеленый клеверный шум белых ночей плодоносящей земли благословенного Тавастланда (невозможно браться за Пунтилу, если не чувствовать всю прелесть, нежность и пахучесть земных и небесных соков, льющихся с полей и небес воспетого Брехтом края); и, наконец, игра сборной команды невест Пунтилы (профсоюза невест Пунтилы), выступающей в высшей женской лиге Финляндии по поцелуям.

Все остальное – менее важно.

Пространство

А теперь забудьте все, что было сказано выше. И вообще умные люди, надеюсь, сразу же стали читать эти заметки именно отсюда.

Первое от чего ты делаешь глубокий вздох, немеешь и обескураженный оседаешь в кресло – декорации, нет, сценография, нет, пространство, нет, мир этой пьесы, этого спектакля, нет, вселенной, прибалтийской вселенной, придуманной Брехтом/Бархиным/Карбаускисом.
Пространство (так в программке и очень точно по сути), созданное Сергеем Бархиным в «Господине Пунтиле», - гениально. Масштаб задан – он гоголевский: "и стало видно во все стороны света", он про всю землю, про всех. В симультанной декорации Бархина разом дан весь мир этого спектакля. А он – прибалтийский, да что уж там скрывать – литовский: сосны, дюны, морской берег, песок и янтарь. И хотя всего этого вроде бы нет (за исключением сосен), всё это есть! Свет, сталь, белизна и стекло (сотни бледных – как незагоревшие пляжники-отдыхающие – но изящных бутылок) как раз и создают это ощущение Репино, Комарово, Юрмалы и Куршской косы. Не знаю, отдавал ли Карбаускис себе отчет в том, что он создает литовскую национальную поэму, литовскую Калевалу, литовско-бетховенскую «Оду к радости» - по атмосфере и характеру, но Бархин построил на сцене именно это, что, кстати, и превращает «Пунтилу» не в тяжеловесный социальный спектакль (а сценограф, вдобавок, изъял из этого пространства всю бытовую материальную среду), а в поэму. Поэтому, господа, может это просто спектакль про Литву, про родину, о которой скучает режиссер постановки – Миндаугас Карбаускис? А?

Пунтила Филиппова

Главное, что здесь надо отметить – в спектакле нет двух Пунтил: доброго – пьяного, и злого – трезвого. Пунтила здесь один. Он разный, его то много, то мало, он всякий – и такой, и сякой, но он – один.

Пишут: «Двойственная природа человека… Двоедушие… Лицедейский характер власти… Вечное непонимание слуг и господ…» Это ли играет Михаил Филиппов? И это – тоже. Но это совсем-совсем не главное, побочное, вынужденное.

Лучшие минуты этого спектакля, лучшие выходы героя к публике на авансцену - это совсем другой Пунтила – никакой не двойственный, не двоедушный. В эти моменты перед нами король-солнце, светлый и горячий, вдохновенно-приподнятый, готовый обогреть весь мир и сделать все от него зависящее для блага тех, кто рядом. Мы, честно говоря, вообще в таких категориях перестали воспринимать мир. А Филиппов играет Пана, языческого божка этих мест, древнегреческого бога, всесильного духа – да он и сам дух этих мест, он царь тавастландской природы, бог земледелия и скотоводства – с его любимыми коровами. И, конечно, тоже очень важное: Пунтила - Дионис. Перед нами вовсе не русское пьянство. Это – буйство дионисийства. Но человек – не бог, и Пунтила – не бог, и как же герой Филиппова страдает в минуты «припадков», которые на время лишают его божественного начала, его слитности с миром, его любвеобильности!
И хотя из «Пунтилы» Карбаускиса вычищены все зонги Брехта, главный остался: вся роль Михаила Филиппова – это один зонг в защиту человека, его подлинной божественной сущности, его доброты и желания любить. Вот такого человека играет Филиппов. И обращается - ко всем. К каждому сидящему в зале. И эта роль артисту необыкновенно удалась. И это надо обязательно смотреть. Эта роль Михаила Ивановича Филиппова – одна из вершинных в русском драматическом театре.

И, разумеется, вся эта солнечная сторона потому так хорошо видна, что есть и обратная, теневая. А вот тут, как раз, и можно поговорить о лицедейском характере власти. Хотя, опять же, такое определение не совсем подходит к Пунтиле из Ламми на сцене Маяковки. Подразумевается сознательное лицемерие, осознанный цинизм. Но Карбаускис с Филипповым выстраивают совсем другую конструкцию. Здесь самое время понять, а остался ли вообще хоть какой-то социальный пафос в этом спектакле? Конечно, остался! "Социального пафоса" у Карбаускиса хоть отбавляй, но он не политического толка, а сословного, межчеловеческого. Как бы не хотел Пунтила жить в ладу, в мире и дружбе, в любви с Матти, со своими работниками, служанками и «невестами»; как бы не хотел он поженить Матти с Евой; как бы не хотел вырваться из смердящего круга Судьи, Пастора, Адвоката - это, увы, невозможно. При всех благих намерениях. Уж как хочет Пунтила Филиппова/Карбаускиса обнять и обогреть весь мир! Уж как старается - а социальное напряжение даже в его микрокругу только нарастает. "Вот говорю же я, прошу, умоляю - не кладите, а они ложат!" Это спектакль о тех, кто кладет, и о тех, кто ложит. И вместе им не сойтись. Это спектакль о пропасти между людьми. Но не о классовой или политической, а чисто человеческой, связанной с многочисленными предрассудками: сословными, национальными, конфессиональными, даже житейскими. С элементарным разделением на богатых и бедных. И этот антагонизм, увы, вечен. И сколько бы раз Галина Брежнева не выходила бы замуж (в ЗАГСе, с широкой и веселой свадьбой, с медовым месяцем!) за Игоря Кио (Ева за Матти), ровно столько же раз утром она будет находить свой паспорт "чистым", без штампа о замужестве. И поговорить о таких "перегородках", о таких трехметровых "заборах", которые вроде бы не видны - вот же Абрамович рядом с тобой на стадионе, вот же Додин садится за твой столик в Кофемании, вот же Ксения Собчак прогуливается в твоем парке с собачкой, вот же ты даже пьешь с Пунтилой и он выдает за тебе свою дочь и дарит лесопилку в придачу, а вот никогда, никогда вам не стать равными по статусу, по теплоте общения, по возможности простого искреннего разговора. Что и показывает прекрасный финал, искупающий все длинноты спектакля. Пунтила, вознесенный на гору пустых ящиков из-под пунша, взирающий на свой «народ», желающий вместе с ним пить, гулять и веселиться – засыпает. И его храп ставит финальную точку во всех его попытках единения и благодетельствования. Да, Пунтила любит и хочет быть вместе со своим народом - а не получается. И не получится. Причем, на всех уровнях: от высшего до низшего. Хороший вроде бы человек, а терпит фиаско во всем: нет у него контакта ни на уровне семьи (с дочерью Евой), ни на уровне близкого (Матти) и более широкого круга (Судья, Пастор, Адвокат, Атташе), ни на уровне наемных подчиненных, ни на уровне всего народа, нации, человечества. Не получился из Пунтилы Иисус... А так хотелось...

Очень хороший спектакль. Трудный. Но его надо полюбить. Его нельзя смотреть равнодушно!

Продолжение следует. Впереди разговор о Матти, о Еве, о «невестах», о музыке, и о самом Карбаускисе. Переключайтесь – пауза будет большой

Анатолий Лобоцкий (в центре) в роли Матти, слуги господина Пунтилы, лишь изредка терял комичную невозмутимость
Фото Глеба Щелкунова / Коммерсантъ

Алла Шендерова. . "Господин Пунтила и его слуга Матти" в Театре имени Маяковского (Коммерсант, 15.11.2012 ).

Глеб Ситковский. . "Господин Пунтила и его слуга Матти" в Театре им. Маяковского (Colta.ru, 15.11.2012 ).

Николай Берман. . В Театре им. Маяковского поставили «Господина Пунтилу и его слугу Матти» Бертольта Брехта (Газета. Ru, 14.11.2012 ).

Анна Банасюкевич. . Премьерный спектакль "Господин Пунтила и его слуга Матти" по пьесе Бертольта Брехта показали в Театре им. Маяковского (РИА Новости, 14.11.2012 ).

Анна Чужкова. . Миндаугас Карбаускис поставил спектакль по пьесе Брехта «Господин Пунтила и его слуга Матти» (Культура, 18.11.2012 ).

Господин Пунтила и его слуга Матти. Театр им. Маяковского . Пресса о спектакле

Коммерсант , 1 5 ноябр я 2012 года

В Брехте нашли финскую глубинку

"Господин Пунтила и его слуга Матти" в Театре имени Маяковского

Худрук "Маяковки" Миндаугас Карбаускис выпустил редкую у нас пьесу Бертольда Брехта, начисто лишив ее политики. Как и зачем он это сделал, пыталась понять АЛЛА ШЕНДЕРОВА.

Для нынешней премьеры Миндаугас Карбаускис выбрал пьесу Брехта, до сих пор не ставившуюся на российской сцене - в СССР "Господин Пунтила и его слуга Матти" шел только в Прибалтике. Пьесу, получившую прозвище "самой небрехтовской", Брехт написал в 1940-м, будучи зрелым драматургом и взяв за основу рассказы финской писательницы Хеллы Вуолийоки. "Небрехтовской" пьесу считают потому, что в ней много финского колорита и мало прямых призывов к классовой борьбе - они как-то растворились в лукавой притче о богатом помещике Пунтиле, походившем на человека только в подпитии, а стрезва оказывавшимся редкой свиньей.

Комедию, напоминающую сборник деревенских анекдотов о похождениях Пунтилы и его шофера Матти, режиссер вписывает в белоснежное пространство, изумительно оформленное Сергеем Бархиным. На авансцене - толпа пустых бутылок, заменяющая Пунтиле толпу подданных. По бокам - ржавые стволы сосен. Белые ступени ведут не только в барскую гостиную, но оказываются ступенями социальной лестницы, по которой начинает было подниматься шофер Матти. По бокам - двери в господские покои. А в глубине, на дне этого белого колодца, словно увиденная с высоты, расположилась деревенька, господский дом и острые сосенки - тот самый лес, который Пунтила хочет пустить на приданое дочери.

Художник подробно и даже любовно воссоздает ощущения от снежных лесных просторов, а режиссер столь же детально разбирает отношения хозяина со слугой. Михаил Филиппов очень заразителен в роли самодура и бедокура Пунтилы, спьяну сватающего всех деревенских баб, вверяющего слуге бумажник и даже готового отдать за него свою дочку Еву, хотя у той уже есть женишок. Хорош и Матти: на отстраненный юмор и невозмутимую физиономию Анатолия Лобоцкого зал откликается частым хохотом. Внешне пара напоминает Дон Кихота и Санчо, только наоборот: смачный, приземистый, жадный Кихот и длинный, аскетичный Санчо.

Все перемены в отношениях этих двоих (Пунтила то грозит слуге тюрьмой, то уговаривает стать зятем, к чему тот, оказывается, вовсе не склонен) сыграны точно. Самые маленькие роли превращены в яркие скетчи, в которых нашлось место и заслуженным старикам "Маяковки", и среднему поколению, и молодежи: четыре невесты господина Пунтилы и бывшая невеста Матти смотрятся одна смешнее другой. Неплоха и Зоя Кайдановская - Ева, в которой тоже борются два начала: естественное влечение к Матти и наследственное отцовское самодурство. Словом, во всем, что касается частностей, Миндаугас Карбаускис выступает достойным учеником своего учителя - Петра Фоменко. Не хватает лишь того главного, ради чего затеяна эта обаятельная, но изрядно затянутая игра. Той важной (пусть даже ложной) режиссерской мысли, объясняющей, почему, например, режиссер ставит Брехта намеренно аполитично - ведь не только для того, чтоб позлить критиков, твердящих, что русский театр смешон в своем эскапизме.

У прежнего, раннего Карбаускиса все спектакли оказывались размышлением о том, что ждет человека за чертой жизни и как можно достойно встретить смерть. Теперь эти юношеские странности, эти (как говорил Андрей Белый о Чехове) "пролеты в вечность" сменило крепкое ремесло и благородное намерение обслуживать не собственные амбиции, а амбиции артистов Театра имени Маяковского. Что ему тоже вполне удается.

Colta .Ru, 15 ноября 2012 года

Глеб Ситковский

Зла не хватает

В «Господине Пунтиле и его слуге Матти» Карбаускиса хвост (читай «труппа театра Маяковского») виляет собакой, а собака (читай «режиссер») упорно прячется в конуре и вылезает оттуда лишь для того, чтобы поставить осмысленный финал.

Беспощадно злой, резкий и горький спектакль. О пьяных и циничных скотах, правящих страной Финляндией. О хозяевах жизни, которые ни в грош не ставят тех, у кого в кармане ни гроша. О жуликах и ворах, которые в трезвом виде грабят своих соотечественников, а в пьяном пускают умиленную слезу, вспоминая про последнее убежище негодяев, зовущееся патриотизмом. О зажравшихся и опухших с бодуна мордах, не влезающих в экран телевизора. Да, вы угадали: спектакль о России. Так вот, такого «Господина Пунтилы и его слуги Матти» в постановке Миндаугаса Карбаускиса в репертуаре Театра имени Маяковского нет.

Зато в афише имеется одноименное зрелище в постановке того же режиссера, наполненное тонкими интеллигентными намеками на то, что, возможно, не все ладно в Датском королевстве, а заодно и в Финской республике. Причем в существовании этой тонкой красной (или не красной? есть подозрение, что со времен Брехта она успела многажды изменить свой цвет) линии, тянущейся сквозь спектакль, нет полной уверенности, поскольку моментами она превращается в пунктир, а то и вовсе пропадает, безнадежно стушевываясь на фоне того, что принято именовать яркой театральностью. Куда ей, такой тонкой и такой неуверенной в себе, супротив обаятельного Михаила Филиппова, демонстрирующего свой широкий актерский диапазон в роли алкаша Пунтилы? То перед нами слюнявый миляга, готовый по пьяной лавочке брататься со слугами и женихаться с окрестными доярками, то проспавшаяся похмельная скотина, которая, тараща глаза и багровея мордой, орет на челядь и домочадцев что-то похожее на «Разорю! Не потерплю!» Прекрасно играет человек, просто прекрасно. До того хорошо это у него выходит, что кажется - сам режиссер, восхищенно всплеснув руками, отступает в сторону и соглашается на время умереть в актере. Пускай поработает.

Что-то похожее в режиссерской биографии Карбаускиса уже было. Сдается, что брехтовский спектакль совершенно сознательно срифмован им с инсценировкой «Мертвых душ», предпринятой в Московском Художественном театре шесть лет назад. «Похождение» (именно под таким названием она фигурировала в афише МХТ) тоже было задумано как спектакль о родине-уродине и тоже на деле вылилось в цепь сочных актерских бенефисов на фоне непролазной чавкающей жижи, вываленной на сцену художником Сергеем Бархиным и способной засосать в себя не только всякого Чичикова с Коробочкой, но даже и птицу-тройку со всей ее сбруей и бубенцами. Если в гоголевском спектакле герои рисковали утонуть в дорожной грязи, то во второй части этой своеобразной сценической дилогии они бултыхаются уже в океанах выпитой водки, и кажется совершенно логичным, что на этот раз великолепный Бархин занял авансцену уже не родной русской грязью, а родными русскими бутылками. Пустыми. Даже заканчиваются оба спектакля совершенно одинаково - богатырским храпом, несущимся над долами и лугами. Правда, в «Мертвых душах» мы имели дело с хоровым храпом гоголевских персонажей, а в «Господине Пунтиле» Михаил Филиппов, выводя носом рулады, аккомпанирует таким образом задушевной детской песенке о Родине: «Вижу чудное приволье, вижу нивы и поля. Это русское раздолье, это русская земля». Боже, как грустна наша Россия - что тут еще остается сказать?

Тогда, шесть лет назад, о «Похождении» писали как об одном из самых неудачных режиссерских приключений Карбаускиса, и похоже, что вторая часть «русской дилогии», если можно ее так назвать, пострадала ровно по тем же причинам. Кажется, будто режиссер уже поднимает ногу и даже замахивается, чтобы дать хорошего пенделя заспанной, опухшей с похмелья России, а потом с деликатностью иностранца неуверенно замирает: «Может быть, вы сами? А то я тут человек чужой. Неудобно как-то». В итоге замах на рубль, а результат - копеек на 15. И «Похождение», и нынешний «Господин Пунтила и его слуга Матти» оказались всецело отданы на откуп актерам. Хвост (читай «труппа театра Маяковского») виляет собакой, а собака (читай «режиссер») упорно прячется в конуре и вылезает оттуда лишь для того, чтобы финал осмысленный поставить.

В «Господине Пунтиле» мастерски решено множество мелких задач, но ему, что называется, «зла не хватает». То есть самой соли. Лишенная социального запала брехтовская история начинает, как ни странно, напоминать пьесу Бомарше «Женитьба Фигаро», где Пунтила смахивает на графа Альмавиву (тоже та еще скотина), а трезвый во всех отношениях Матти (Анатолий Лобоцкий) - на свободолюбивого Фигаро. Ну что ж, Бомарше тоже хороший драматург. Не хуже Брехта. Но все же хочется попросить Миндаугаса Карбаускиса: когда будете в следующий раз ставить спектакль о России, добавьте в него немножко русофобии. Поверьте, мы в ней очень-очень нуждаемся.

Газета .Ru, 14 ноября 2012 года

Николай Берман

Пунтила без Путина

В Театре им. Маяковского поставили «Господина Пунтилу и его слугу Матти»: Миндаугас Карбаускис превратил едкую и резкую комедию левака Бертольт а Брехта о финском помещике-самодуре в буржуазную комедию положений.

Карбаускис, ученик Петра Фоменко, возглавил Театр Маяковского полтора года назад, став одним из первых молодых режиссеров, назначенным на пост руководителя почтенного театра. В отличие от Олега Меньшикова, возглавившего Театр им. Ермоловой, и Кирилла Серебренникова, пришедшего реформировать театр им. Гоголя, Карбаускис не стал рубить сплеча и устраивать революций – не стал снимать с репертуара спектакли и не заставил уйти ни одного актёра. Человек осторожный и обходительный, он действует медленно и аккуратно. Его первая постановка на этой сцене, «Таланты и поклонники» по Островскому, казалась нарочито традиционной – но в ней ему удивительным образом удалось отчистить народных артистов долго пребывавшей в спячке труппы от всех штампов, заставив их существовать на сцене с нетеатральной простотой и свободой. Намеренно старомодный спектакль казался важным компромиссом и заделом перед будущей работой: ясно, что после «Талантов и поклонников», уже снискавших огромный успех, актёры Маяковки будут готовы пойти за Карбаускисом куда угодно.

Когда стало известно, что теперь Карбаускис ставит Брехта, это было для многих неожиданностью, но и поводом для надежд – мол, теперь он в самом деле двинется в каком-то ином направлении, более смелом, чем прежде. До сих пор худрук Маяковки чурался современности и злобы дня и мыслил в основном метафизическими категориями.

Но если режиссёр берётся за Брехта, то он априори не может не говорить о политике. Пьесы главного левака и бунтаря от драматургии ХХ века держатся на такой мощной энергии протестной борьбы, что любые попытки её преодолеть обречены на поражение.

И каждый спектакль по Брехту на московской сцене обычно вызывает множество пересудов и разговоров – по крайней мере в театральном мире, как это было, например, с вышедшей несколько лет назад «Трёхгрошовой оперой» Серебренникова, где действие впрямую переносилось в современную Россию, а в антракте зал – к ужасу почтенной публики – заполоняли нищие, как будто сбежавшие из московского метро.

Конечно, от флегматичного Карбаускиса никто не ожидал такого радикализма, но выбор пьесы всех заинтриговал очень сильно, как и некоторые другие обстоятельства. Брехтовская «народная комедия», вдохновлённая финской писательницей Хеллой Вуолийоки, повествует о помещике-самодуре Пунтиле. Он тиранит своих подданных, пока трезв, и начинает пламенно любить народ, когда выпьет.

Созвучие имени героя с одной известной фамилией, равно как и розовый профиль на афишах спектакля, отдалённо напоминающий президентский, делало аллюзии, которые и так сами собой напрашивались, ещё мощнее – в воздухе повисло ожидание, что сейчас Маяковка рванет актуальным, ехидным и стопроцентно оппозиционным Брехтом. Характерно, что в какой-то момент по Москве даже поползли слухи, что некие мелкие муниципальные чиновники пытались помешать расклейке афиш спектакля, правда их быстро опровергли как сам театр, так и культурные власти столицы.

Созданное Сергеем Бархиным пространство «Пунтилы» выглядит стильно и современно. Белая сценическая коробка состоит из нескольких прямоугольных порталов, уходящих вглубь и сужающихся к центру. Из задней стены, куда они упираются, торчат крышами вперёд здания усадьбы Пунтилы: они почти игрушечные, мы видим их как бы с высоты птичьего полёта. Вокруг множество чёрных точек, в которых можно распознать принадлежащий ему лес или же тучи саранчи, с которой напившийся богач сравнивает жениха своей дочери. С разных сторон это стерильное и почти пустое помещение прорезают колонны коричневого цвета – не то ворвавшиеся в родовое гнездо деревья, не то насквозь проржавевшие трубы. Авансцена уставлена стройными рядами пустых бутылок, оставшихся от попоек Пунтилы. Бархин создал предельно условную и метафорическую среду, которая, никак не указывая на время действия, тем не менее явно принадлежит сегодняшнему дню и выглядит идеальной предпосылкой для спектакля по Брехту – но, увы, этой обстановкой и костюмами героев почти вся связь работы Карбаускиса с нашей эпохой и исчерпывается. Социальный памфлет Брехта он стерилизовал, превратил в забавную и беззаботную комедию положений.

Отказался от небольших зонгов, которые открывают и завершают действие, а также саркастически резюмируют каждый эпизод. Почти не наделил актёров инструментами для игры: эффектные мизансцены как будто стерилизованы и порой состоят из простого проговаривания реплик. Постарался вытащить из текста весь политический пафос конфликта угнетателей и угнетённых, придав маскам в духе площадного театра психологически объёмные характеры. Брехт страстен и резок, он не знает полутонов и компромиссов, непрерывно изобличая всех и вся. В его «Пунтиле» нет положительных героев: непутёвый помещик, несмотря на своё добродушие, остаётся злобной карикатурой на тирана, а его слуга шофёр Матти, как бы ни хотел автор видеть в нём романтического борца, всё равно слишком напоминает обычного пройдоху. У Карбаускиса же все поголовно такие милые-милые. Ну не без недостатков, конечно – да у кого из нас, по правде говоря, их нет?

В «Талантах и поклонниках» Карбаускис заставил текст Островского звучать так, как будто он написан сегодня. А вот Брехт в его постановке похож на Островского в самом классическом варианте. Актёры играют, давая прозвучать аплодисментам после ударных реплик, активно работают лицом, не боятся кричать и наяривать в кульминационных моментах. Это вроде бы вполне по Брехту – но у того за всеми гэгами стоит смысл, которого спектаклю Карбаускиса мучительно не хватает. Режиссёр так и не может до конца поймать брехтовский кураж – удаётся это лишь двум артистам, играющим главных героев.

Премьер Маяковки Михаил Филиппов больше, чем кто бы то ни было в этом спектакле, чувствует природу фарса, виртуозно жонглируя двумя красками – так, что переход от ярости к нежности невозможно предугадать. Для Анатолия Лобоцкого слуга Матти стал первой ролью за шесть лет, и в ней он сумел выплеснуть весь свой темперамент, с азартом Дон Жуана заигрывая с дочерью Пунтилы и озорством слуги-дзанни из комедии дель арте подсовывая решившему завязать с пьянством хозяину одну бутылку за другой. Проблема только в том, что Брехт в своей пьесе обыгрывает отношения короля и шута, а у Карбаускиса они становятся двумя равноправными клоунами, дружно работающими в дуэте.

Решительный бунт, к которому Матти приходит в финале, в спектакле почти незаметен. Весь народ Пунтилы усаживается в ряд, опустив ноги на горлышки пустых бутылок, а их повелитель, восседая на троне поверх ящиков от водки, вдруг начинает мерно храпеть посреди своей речи о природных красотах. Ну и ладно, спите – доброй вам ночи, дорогие финны!

Те, кто видели публичные прогоны премьеры, рассказывают, что начинались они с лозунга «Финляндия без Пунтилы!». В том, что этот момент убрали, не стоит искать никакой политической подоплёки: просто к Путину, митингам за честные выборы, да и вообще к социальным вопросам спектакль Карбаускиса имеет отношение не большее, чем к Нельсону Манделе, Иисусу Христу или далай-ламе. Хотел режиссёр или нет, у него получилась добротная и непритязательная буржуазная комедия, которую зрители смотрят расслабившись, радуясь приятному вечеру. Такие зрелища имеют право быть – вот только Брехт кажется последним в списке драматургов, по которым их можно поставить.

РИА Новости, 14 ноябр я 2012 года

Анна Банасюкевич

Доморощенный тиран и "креативный класс" в народной комедии Брехта

Премьерный спектакль "Господин Пунтила и его слуга Матти" по пьесе Бертольта Брехта показали в Театре им. Маяковского.

Сценография Сергея Бархина – это ряд порталов, встроенных друг в друга. Таким образом, сцена напоминает собою тоннель, или даже меха-гармошку старого фотоаппарата, заканчивающиеся объективом. В спектакле эти меха упираются в стилизованный финский пейзаж, снятый сверху – пара пустынных домов, вокруг снега и лесополоса, извилистый ряд бурых стволов без листьев. Как будто из глубины этого стерильного пейзажа появляются персонажи пьесы.

"Господин Пунтила и его слуга Матти" написана Брехтом на основе финских рассказов и наброска пьесы, начатой писательницей Хеллой Вуолийоки. Действие происходит в Финляндии, а главный герой и объект критики – богатый помещик Пунтила, страдающий своеобразным раздвоением личности. Когда он трезвый – то это обычный самодур, хищник и хам, но стоит Пунтиле напиться, и он превращается в сердечного совестливого человека. Выпивает со слугами, гонит взашей надменных бездарных сановных друзей и глупого щеголя атташе, жениха своей дочери. Эти метаморфозы происходят с Пунтилой на протяжении всей пьесы, рождая многочисленные комические ситуации, – собственно жанр сам Брехт и определил как народная комедия.

Со смешным и комическим в спектакля Карбаускиса – полный порядок: актеры изящно и с наслаждением обыгрывают колкие реплики своих героев, особенно это здорово получается у Анатолия Лобоцкого в роли шофера Матти.

Существенно еще и то, что в случае с Брехтом юмор, как правило, оказывается злободневным. Например, впавший в пьяную "левизну" Пунтила отмахивается от читающего морали друга-пастора: "Оставьте меня в покое, проповедуйте у себя в церкви, там хоть никто вас не слушает!". Правда, околополитический юмор, шутки на тему пьянства и любовных отношений, в любом случае, с любой пьесой и в любой постановке, как правило, обеспечивают успех. Проблема еще и в том, что некая общая злободневность, намеки, подходящие, практически, к любой эпохе, к любой, с оттенком тоталитарности, власти, по сегодняшним временам, когда многое можно сказать впрямую, кажутся слишком беззубыми, слишком необязательными. Впрочем, ближе к финалу спектакль, действительно, больше становится похож на сатиру, чем на комедию положений, как в предшествующие три часа.

Михаил Филиппов, недавно сыгравший у Карбаускиса Великатова в "Талантах и поклонниках", теперь играет Пунтилу – у него он совсем не финн, а настоящий русский барин, как будто бы из пьес Островского. Такой купеческий самодур с широкой натурой и попорченной, вроде, душевностью. В его порывах - сплошная искренность, сыгранная актером с еле-заметным лукавством. Загуляв в деревне, он выслушивает от своих случайных "невест", их рассказы о нелегкой доле, с трагичной значительностью в лице, с декларируемым всем видом сочувствием. Но эта гротескная серьезность тут же разрушена какой-нибудь нелепостью – то его руки с трудом смыкаются на широкой спине душащей его в объятиях девушки, то ему приходится тянуться на цыпочках и глупо подпрыгивать, чтобы достать до губ другой. Пытаясь быть галантным, он подставляет одной из безутешных девиц локоть, но та, расценив этот жест по-другому, ловко вытаскивает из его кармана очередную бутылочку.

Переходя от радостного запоя к тяжелому похмелью, актер будто меняет маски – полотенце на шее, закатанные рукава, опущенный подбородок и нахмуренный лоб, и вот уже Пунтила цедит злые фразы или грубо орет, резко рассекая сцену. В Пунтиле Филиппова есть какая-то сложная, вполне русская смесь исконного плебейства и претензии на аристократизм, дающая довольно диковатые плоды.

Известно, что в самой первой постановке пьесы в Германии Пунтилу играли так, что у публики он вызвал, скорее, сочувствие, чем осуждение, которого добивался социалистически настроенный автор. Получалось так, что Пунтила – неплохой человек, и лишь жесткое похмелье делает его несправедливым. Позже, после различных заметок и указаний Брехта, этого персонажа играли уже по-другому. У Филиппова Пунтила, скорее, оказался вне брехтовской традиции. Пусть весь его образ достаточно ироничен, но все же в том, как обаятельно-театрально кается он в своей трезвой злобе, как хватается руками за голову, как собирает брови домиком, превращаясь в карикатурного Пьеро, очень много тепла и заразительности, много той нашей родной безалаберности, которой обычно все прощается именно за ее безрассудность и бедовость.

Наверное, Пунтила может быть и таким, но тогда финал, в котором после каскада похожих друг на друга ситуаций, герой меняется, превращаясь в уже отнюдь не безобидного царька, кажется, несколько нелогичным. Пунтила впадает в казенную патриотическую риторику и взобравшись на импровизированный трон, который покорный Матти конструирует из пустых ящиков от выпитых бутылок, сзывает народ. Народ – наемные работники и домашние слуги, покорно собирается у подножия и бездумно вглядывается в даль. Туда, где возбужденное алкоголем воображение разошедшегося доморощенного тирана призывает увидеть поля, долы и реки. Циничный Матти, разучившийся удивляться, покорно восхищается, а только что выгнанный из дома "левак" Сурккала (в спектакле он вылитый хипстер – босой, в терракотового цвета штанах) заставляет дочку петь песню "Родина" (у Брехта пели другое, про Германию) – чтобы удовлетворить пьяный патриотизм хозяина, который, правда, бесцеремонно глушит детский звонкий голосок здоровым храпом. И этот Пунтила, в какой-то мелочной плебейской озлобленности уже совсем не похож на того, простодушного, в общем, чудака из предыдущих сцен.

Проблема, видимо, вот еще в чем. Пьеса Брехта, несмотря на свою комедийную природу, наполнена социальной, в первую очередь, критикой. Весь этот пласт – об отношениях господ и слуг – сегодня работает плохо, и в спектакле Карбаускиса это понимание очевидно в самой расстановке сил. В первую очередь, в том, какой получился Матти у Анатолия Лобоцкого. Конфликта с Пунтилой у него, в общем-то, нет. Если у Брехта, шофер отказывался от дочери Пунтилы по классовым соображениям и покидал дом хозяина, напевая революционного содержания песню, то здесь это что-то типа исполнительного директора при богатом начальнике, ну или ассистент. В общем, новая современная модификация вечного типа наперсника – только теперь в хорошем костюме, в очках, с чашечкой кофе и газетой в руках. И, главное, его все устраивает. Про Сурккалу – представителя "креативного класса" - тоже все понятно, впрочем, как и про народ, в целом. Про народ – сцена с брошенными "невестами" Пунтилы, которые все, как один, пришли к нему в гости на помолвку дочери, и все, как один, остались ни с чем. Погоревав и потосковав, женщины – все в одинаковых шинелях, в платьях в цветочек, с брезентовыми рюкзаками на спинах – будто солдатки, покорно бредут обратно. Их рассказы о несправедливостях господ наслаиваются один на другой, превращаясь в вечный бесплодный униженный стон. "Не надо с ними шутки шутить. И брать у них ничего не надо!" - говорит одна, но тут же другая, украдкой, хватает бутылку водки, брошенную им Пунтилой как подачка.

Если спектакль по Брехту не получается социально-острым, то ждешь от него политического высказывания, которое здесь, все же, очень осторожное, очень абстрактное. Лишь в одном моменте Карбаускис делает что-то, совсем на себя, на свой стиль не похожее. Обманутые "невесты" ругаясь на господ, вдруг, на какие-то секунды разворачивают плакат – смешной и скабрезный, и очень похожий на один из тех, что были на Болотной. Фамилия Пунтилла обведена в характерной формы рамочку. Но это лишь эпизод. Который, к тому же, скорее, об игрушечном протесте, чем о власти.

Если нет ни политики, ни социального высказывания, то точно должна быть яркая, какая-то нетрадиционная форма – но Карбаускис отказался даже от куплетов, которыми в пьесе перебиваются сцены. В итоге "Господин Пунтила и его слуга Матти" получился, по большей части, стильно оформленной, отлично сыгранной комедией положений с элементами мелодрамы.

Культура , 18 ноября 2012 года

Анна Чужкова

Премьера в Театре имени Маяковского

Миндаугас Карбаускис поставил спектакль по пьесе Брехта «Господин Пунтила и его слуга Матти».

Театральная Москва Брехта помнит не только как теоретика. В МХТ имени Чехова идет «Трехгрошовая опера» Кирилла Серебренникова, Театр имени Пушкина в этом сезоне представит «Доброго человека из Сезуана» в режиссерской версии Юрия Бутусова, а «Табакерка» готовит «Страх и нищету в Третьей империи». В отличие от более популярных пьес «Господина Пунтилу…» ставят гораздо реже: на московских сценах этот горячий финский парень не показывал своего красного носа уже лет сорок. Тем любопытнее повстречать его в «Маяковке».

Брехтовский сюжет о поисках настоящего человека разворачивается в живописных зимних пейзажах Финляндии. На сей раз искать добряка придется не китайским богам, а зрителям. Перед нами в исполнении Михаила Филиппова предстает забавный персонаж - господин Пунтила (с ударением на первом слоге), дресс-код - Black tie плюс кирзовые сапоги и подтяжки. Фабрик, заводов, газет и пароходов у него нет, но, к великому удовольствию, имеются 90 любимых буренок и лес. Так что по контрасту с бедными рабочими фермер выглядит самым безжалостным эксплуататором.

Но и у этого капиталиста есть человеческое лицо, точнее - «толстая образина, пьяная в дым». Пунтила очень уж охоч до водочки - это единственное лекарство от припадков звериной трезвости, которые выпускают на волю того самого буржуя: сердитого и жадного. Лечится наш герой беспрестанно, поэтому благодушие, как правило, в нем преобладает. В эти вдохновенные моменты он щедр на умильные слезы, швыряется деньгами, обещаниями и шлет ко всем чертям лицемерную светскую этику. Как раз в один из таких вечеров помещик знакомится с собственным наемным шофером Матти (Анатолий Лобоцкий), которому эта дружба сулит не только выгоду, но и неприятности. Простому малому на своей шкуре предстоит почувствовать вздорный нрав работодателя, когда тот проснется «трезвый в стельку». Какой же Пунтила на самом деле - добрый или злой?

Сам драматург на этот вопрос отвечал куда более однозначно. Для революционера Брехта любой психологизм в пьесе был немыслим и даже губителен. Ведь театр для него - средство активизации народа на борьбу с угнетателями, коим Пунтила и является. В 1949 году в немецком издании «Theaterarbeit» даже вышла подборка статей о том, как некоторые постановки искажали замысел пьесы, приписывая главному герою положительные черты.

У Михаила Филиппова Пунтила тоже получился не в меру обаятельным: немного неуклюжий, рассеянный, смешной. Риторический вопрос: «Ты мне друг?» - вариация на вечную тему «ты меня уважаешь?».

В сценографии Сергея Бархина стеклянная тара всевозможных форм и размеров стала ключевым элементом. В углу стоят уже пустые ящики, по количеству опорожненной посуды сразу становится ясно, Пунтила лечится от своего «недуга» более чем усердно - ну, не добрейшей ли души человек? Все его капризы на фоне благодеяний выглядят минутной слабостью и извиняются похмельным синдромом. А вот чем оправдать подлизу-Матти, который не решается не то что перечить, а даже правду высказать своему господину, неизвестно.

Так что социальная сатира, заложенная в пьесу, здесь не присутствует даже в малой степени, зато самодурство главного героя дает повод представить историю народной комедией положений. Свекольные подпитые рожи на больнично-белом фоне хайтечной перспективной декорации выделяются нарядно, а пьяные выходки становятся благодатной почвой для буффонады: то захмелевший оскорбит девушку, положив ее руку себе на причинное место, то приставит к нему же бутылку, изображая мочеиспускание, оскорбив фортепьяно. Трюк с осушенными залпом поллитровками и вовсе проходит рефреном.

Авторские права драматургию Брехта защищают, как могут: вместе с возможностью ставить его пьесы театры, как правило, приобретают запрет делать купюры и менять текст, а также музыку Курта Вайля или Пауля Дессау в нагрузку. Однако никакие ограничения не гарантируют ни соответствие исходнику, ни оригинальную трактовку. Развлечение вместо социальности - небогатая замена.

В театральной среде все уже успели привыкнуть к тому, что художественным руководителем театра имени Маяковского стал Миндаугас Карбаускис. Первая его премьера – «Таланты и поклонники» по Островскому – продемонстрировала поклонникам, что ответственность, которую взвалил на себя литовец, не подмяла под собой его талант. Второй спектакль Карбаускиса в его театре ждали с куда меньшим ажиотажем – показательно, что на второй премьерный день прямо перед спектаклем в кассе еще оставалась ощутимое количество нераспроданных билетов.

«Господин Пунтила и его слуга Матти» – эта не самая известная пьеса Брехта рассказывает о пьющем финском землевладельце. Господин Пунтила един в двух лицах – трезвый Пунтила агрессивен и строг, пьяный Пунтила добродушен и ласков. Основная интрига состоит в том, что цели и задачи у трезвого Пунтилы прямо противоположны целям и задачам Пунтилы пьяного. Трезвый Пунтила стремится уволить умнейшего, по мнению пьяного Пунтилы, крестьянина Сурккалу. Трезвый Пунтила намеревается выдать свою дочь замуж за похожего на саранчу, по мнению пьяного Пунтилы, промотавшегося атташе. Наконец, пьяный Пунтила обручается с четырьмя девицами разом, которых позже трезвый Пунтила злобно гонит прочь.

Миндаугас Карбаускис славится умением выбирать для своих постановок максимально трудный для театральной интерпретации материал. Проза Платонова и Андреева, романная сага Томаса Манна «Будденброки», повесть Ицхака Мераса о жизни в еврейском гетто «Вечный шах» – до Карбаускиса представить себе эти тексты в сценическом воплощении было практически невозможно. Кажется, он намерено ищет тексты как можно более трудные – так как получает удовольствие от самого процесса «борьбы» с этими текстами.

«Господин Пунтила…» – даром, что пьеса, а не проза – в таком свете может считаться находкой Карбаускиса. Это очевидным образом неудача Брехта – пьеса, очевидным образом плохо придуманная, плохо построенная и плохо работающая. Пьеса на три с лишним часа опирается на один-единственный водевильный прием – преображение человека под воздействием алкоголя. Еще более неуместен в этом контексте социальный пафос Брехта, проявляющийся, например, в появлении мужественного и во всех смыслах положительного красного (это политическая характеристика) крестьянина Сурккала, отца троих детей. Но этот персонаж, допустим, в трактовке Карбаускиса не претерпевает особых изменений – возьмем лучше эпизод с обручением Пунтилы. Для Брехта – это один из ключевых эпизодов, отвечающий за социальную подоплеку пьесы. Монологи четырех глубоко несчастных женщин, которым приходится вставать ни свет ни заря, терпеть издевательства хозяев и трудиться до поздней ночи, выдают желание автора всерьез поговорить о социальном неравенстве. У Карбаускиса же актрисы интонируют свои монологи с изрядной долей комизма, и создается впечатление, что женщины эти – всего-навсего четыре чудилки, над которыми предлагается похихикать. В том же водевильном ключе литовец режиссирует эпизод, в котором Матти отговаривает хозяйскую дочку Еву становиться женой шофера (то есть, самого Матти). На протяжении пятнадцати минут Матти живописует все те ужасы, из которых состоит жизнь шоферской супруги – подъем в половине шестого, глажка, штопанье носков, стирка простыней (не четырех, как рассчитывает Ева, а двух десятков)… Для Брехта это эпизод не случайный – посмотрите, как живет наш народ, трудно живет. Для Карбаускиса – еще одна забавная интермедия, не больше.

Для Карбаускиса важно сбить этот довольно-таки фальшивый социальный пафос – вспомним и то, к чему привели эксперименты красных мудрецов, и то, что ярый коммунист Брехт около семи лет прожил в насквозь капиталистической Америке. В итоге литовец не просто сбивает пафос, а превращает протестный по своей природе текст в простенькую комедию положений – произведение буржуазное, а следовательно, идеологически самому Брехту враждебное. Актеры на сцене гримасничают, пианист наигрывает заводную и беззаботную песенку, персонажи пьесы гремят бутылками и потребляют пунш. Потрясающий Михаил Филиппов демонстрирует чудеса перевоплощения – временами кажется даже, что пьяного Пунтилу и Пунтилу трезвого играют два разных человека. Не только Филиппов, но и все остальные актеры придерживаются замысловатого психологического рисунка игры, что создает ощущение, что перед нами не написанная семьдесят лет назад пьеса Брехта, а что-то из русской классики XIX века – из того же, например, Островского. Этот наносной психологизм, разумеется, противопоказан Брехту – но ведь это настолько прописная истина, что нельзя же всерьез предполагать, будто Карбаускису она незнакома? Тут важно понять, с какой целью он пытается совместить очевидным образом несовместимые вещи – просто чтобы угодить публике или с каким-то особым расчетом?

На мой взгляд, Карбаускис стремится вытравить из пьесы Брехта всю «брехтовщину» – борется как с эффектом отчуждения (например, выбрасывает все присутствующие в тексте пьесы зонги), так и с его узким прикладным пафосом. Он ставит эксперимент – можно ли столь однозначный текст превратить в совершенно иной по посылу и духу спектакль? Сам по себе эксперимент оказался успешным – кого-кого, а Брехта в новом спектакле театра явно нет. Но вот стоит ли ради таких экспериментов мучить публику столь скверной драматургией? Остается надеяться, что опробованные в «Господине Пунтиле…» формальные приемы позволили Карбаускису отточить свое мастерство, которое в следующий раз будет явлено публике на более качественном литературном материале.

Господин Пунтила и его слуга Матти

Театр им. Маяковского
Драматург: Бертольд Брехт
Режиссер: Миндаугас Карбаускис
Сценография: Сергей Бархин
В ролях: Михаил Филиппов, Анатолий Лобоцкий, Зоя Кайдановская, Евгений Парамонов, Наталья Палагушкина и др.

Метки: ,

Брехт Бертольд

Бертольд Брехт

Господин Пунтила и его слуга Матти

Народная комедия

По рассказам и наброску пьесы Хеллы Вуолийоки

Перевод Р. Райт-Ковалевой, С. Болотина и Т. Сикорской

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Пунтила - хозяин имения.

Ева Пунтила - его дочь.

Mатти - его шофер.

Официант.

Ветеринар.

Эмма-самогонщица.

Девушка-фармацевтка.

Коровница.

Телефонистка.

Работник.

Рыжий работник.

Тощий работник.

Красный Сурккала.

Лайна - кухарка.

Фина - горничная.

Пасторша.

Лесорубы.

(Произносится исполнительницей роли коровницы)

Почтенный зритель! Пусть борьба трудна!

Уже сегодня нам заря видна.

Но, не смеясь, нельзя добраться до вершин.

Поэтому мы вас сегодня посмешим.

И смех отвесим вам в веселых чудесах

Не граммами, не на аптекарских весах,

А центнерами, как картошку, и притом

Орудуя, где надо, топором.

Сейчас откроем занавес, и в дверь

Ворвется жадный допотопный зверь

Жестокий деревенский богатей,

Известный бесполезностью своей.

Там, где он водится, тупой и твердолобый,

Он бич земли, он полон дикой злобой.

Вы видите, как он, бесстыдный и опасный,

Проходит по земле Финляндии прекрасной.

Хотя из-за кулис не выйдет та страна,

Поэзия ее из текста вам видна:

Бидонов звон и рощ березовых покой,

И белой ночи свет над медленной рекой,

И пенье петухов в селе, в глухом затишье,

И утренний дымок над черепичной крышей

Все это, мы надеемся, сейчас

В именье "Пунтила" {*} откроется для вас.

{* Все трехсложные собственные имена в этой пьесе произносятся с ударением на первом слоге (П_у_нтила, К_у_ргела и т. д.).}

Пунтила находит настоящего человека.

Отдельный кабинет в Парк-отеле в Тавастхусе. Помещик Пунтила, судья и

официант. Судья, пьяный, валится под стол.

Пунтила. Послушайте, мы давно здесь?

Официант. Двое суток, господин Пунтила.

Пунтила (с упреком, судье). Всего два денька, слышишь? А ты уже сдал, прикидываешься сонным! Мне же хочется поговорить с тобой по душам, рассказать о себе - я так одинок! Потолкуем хотя бы о нашем парламенте! Все вы меня бросили, не выдержали! Да, дух силен, а плоть немощна! Где доктор? Вчера он готов был померяться силами с целым светом! Потом начальник станции помог его вынести, а к семи часам и он тоже скапутился, - правда, он боролся героически... Как он тут болтал! Здесь еще аптекарь торчал. Куда он девался? И это почтеннейшие люди округа, смотреть на вас стыдно! (Спящему судье.) Какой пример вы подаете тавастландцам - ты об этом подумал? Судья - и не может высидеть часок в ресторане! Да если бы мой батрак так пахал, как ты пьешь, лентяй этакий, я бы его выгнал в два счета. Ах ты пес, сказал бы я ему, я тебе покажу, как относиться к своим обязанностям спустя рукава! Ты только подумай, Фредрик, ты человек образованный, на тебя вся надежда, ты должен показывать пример выдержки, на тебя весь народ смотрит, неужели ты лишен чувства ответственности? Почему ты не можешь взять себя в руки, сесть, поговорить со мной, слабый ты человек! (Официанту.) Какой сегодня день?

Официант. Суббота, господин Пунтила.

Пунтила. Не может быть! Сегодня должна быть пятница!

Официант. Виноват, сегодня суббота.

Пунтила. Не противоречь! Хорош официант! Хочешь разогнать всех посетителей, грубишь. Принеси-ка еще водки, только слушай хорошенько, не перепутай, - чтоб мне была водка и пятница, понял?

Официант. Так точно, господин Пунтила. (Уходит.)

Пунтила (судье). Да проснись ты, слабосильная команда! Не бросай меня! Сдался перед какой-то несчастной бутылкой водки! Ведь ты ее только понюхал. Кругом море разливанное, а ты забрался в лодку и боишься нос окунуть, стыдно! Смотри! (Изображает.) Иду по морю, как по суху, вокруг меня водочка плещет, а мне хоть бы что! Не утону! (Видит шофера Матти, который уже некоторое время стоит в дверях.) Ты кто такой?

Матти. Ваш шофер, господин Пунтила.

Пунтила (недоверчиво). Кто? А ну, повтори!

Матти. Я ваш шофер.

Пунтила. Это каждый так может назваться. Я тебя не знаю.

Матти. Может, вы меня не разглядели как следует, я у вас всего пятую неделю.

Пунтила. А откуда ты тут взялся?

Матти. С улицы. Я вас два дня жду в машине.

Пунтила. В какой машине?

Матти. В вашей, в студебекере.

Пунтила. Будет врать. Ты сначала докажи!

Матти. Больше я вас ждать не намерен, вот что! Сыт по горло! Так с человеком не обращаются.

Пунтила. С человеком? А разве ты человек? Только что ты сказал, что ты шофер! Ага, поймал - сам себе противоречишь! Признавайся!

Матти. Вот вы сейчас узнаете, человек я или нет. Не позволю я обращаться с собой, как со скотиной, - два дня сижу и жду, когда вы наконец соизволите выйти.

Пунтила. Ты, кажется, утверждал, что не намерен меня ждать?

Матти. Вот именно. Заплатите мне сто семьдесят пять марок, а бумаги я возьму у вас в имении "Пунтила".

Входит официант, несет бутылку.

Официант. Ваша водочка, господин Пунтила, и сегодня пятница.

Пунтила. Вот это верно! (Кивнув на Матти.) Мой друг.

Официант. Да, это ваш шофер, господин Пунтила.

Пунтила. А-а, так ты шофер? Всегда говорил - в дороге встречаешься с замечательными людьми. Наливай!

Матти. Что-то я вас не пойму! Не знаю, выпить с вами или нет?

Пунтила. Вот недоверчивый какой! Я тебя понимаю. С чужими людьми за стол садиться опасно. Напоят, уснешь, а они тебя обчистят. Я - хозяин Пунтила, из Ламми, я честный человек, у меня девяносто коров, вот! Со мной можешь пить спокойно, братец!

Mатти. Ну, так и быть. А я - Матти Альтонен. Рад познакомиться!

Чокаются.

Пунтила. У меня сердце доброе, я сам этому рад. Один раз я даже поднял жука-рогача с дороги и отнес в лес, чтобы его не переехали. Вот какой я хороший! Я ему подставил прутик, он так и пополз по прутику. У тебя тоже сердце доброе, сразу видно. Терпеть не могу, когда люди воображают - "я, я, я!" Кнутом бы их отстегать. Есть, знаешь, такие богатей - батракам кусок хлеба жалеют. А вот я с удовольствием кормил бы свою челядь.жареным мясом. Разве они не такие же люди, как я? Им тоже хочется хорошо покушать, так пусть и кушают! Ты со мной согласен?

Матти. Вполне.

Пунтила. Неужели я заставил тебя сидеть на улице? Свинство с моей стороны, простить себе не могу! Я тебя прошу, если я когда-нибудь еще так поступлю - возьми гаечный ключ и трахни меня по башке! Матти, ты мне друг?



Читайте также