• В сцене изнасилования в саду во время того, как Мина уводит Люси, на её белой рубашке можно хорошо разглядеть тень от кинокамеры.
• В сцене наказания мистера Ренфилда можно заметить, что он болтается на верёвках.
• В постельной сцене Мины и Дракулы сквозь ночную рубашку Мины просвечивают современные трусики.
• Финальную песню фильма, «Love Song for a Vampire» написала и исполнила Энни Леннокс.
• Идея сделать очередную экранизацию «Дракулы» пришла в голову актрисе Вайноне Райдер, которая и предложила этот проект Френсису Форду Копполе. И именно её пожелания оказали большое влияние на выбор основного актёрского состава фильма.
• В качестве крови использовалось смородиновое желе.
• Когда актеры, играющие главные роли, впервые встретились на репетиции, Коппола заставил их читать вслух роман Стокера целиком. Если верить Хопкинсу, это заняло два дня.
• Сцену с обезглавливанием Дракулы Копполе предложил его друг Джордж Лукас.
• Первоначально предполагалось, что фильм поставит классик американского кино Дэвид Лин («Мост через реку Квай», «Лоуренс Аравийский», «Доктор Живаго»). Однако он был занят разработкой проекта новой экранизации романа Джозефа Конрада «Ностромо», который так и остался неосуществленным после смерти режиссера в 1991 году.
• Большая часть актерского состава была собрана, исходя из пожеланий Вайноны Райдер - включая Энтони Хопкинса, Гэри Олдмана, Киану Ривза и Ричарда Э. Гранта.
• Среди тех, кто пробовался на роль Дракулы, были такие звезды, как Энди Гарсия (у которого, кстати, во время проб возникли проблемы с сексуальными эпизодами), Гэбриел Бирн, Арманд Ассанте и даже Антонио Бандерас, а также тогда еще малоизвестный актер Вигго Мортенсен.
• Полный же список возможных исполнителей роли Дракулы, составленный Фрэнсисом Фордом Копполой, включал в себя имена таких актеров, как Дэниел Дэй-Льюис, Алек Болдуин, Джейсон Патрик, Эйдан Куинн, Кристиан Слейтер, Николас Кейдж, Майкл Нури, Дермот Малруни, Костас Мэндилор, Ник Кассаветес, Эдриан Пасдар, Хью Грант, Руперт Эверетт, Рэй Лиотта, Стинг, Кайл МакЛоклен, Алан Рикман, Колин Фёрт и Харт Бокнер.
• Фрэнсиc Форд Коппола открыто критиковал свой собственный выбор Киану Ривза на роль Джонатана Харкера. Коппола признавал, что выбрал Ривза, потому что на эту роль нужен был молодой, но уже звездный актер, а главное - чтобы он был сексуальный и хорошо сочетался в кадре с красавицами-моделями Моникой Беллуччи, Михаэлой Берку и Флориной Кендрик.
• Первоначально роль Р.-М. Ренфилда должен был играть Стив Бушеми, но в итоге ему предпочли легендарного актера и музыканта, «последнего битника Америки» Тома Уэйтса.
• Кроме того, в качестве кандидата на роль Ренфилда также рассматривался также британский актер и рок-певец Иэн Дьюри.
• Первым выбором на роль Люси Вестенра была известная актриса Джульетт Льюис.
• Каштановые волосы Сэди Фрост были выкрашены в ярко-рыжий цвет, чтобы Люси в фильме внешне сильнее отличалась от Мины.
• Во время предпроизводства фильма Фрэнсис Форд Коппола придумал концепцию того, что в присутствии такого потустороннего существа, как вампир, законы физики перестают работать корректно. Вот почему тени в фильме порой действуют независимо от того, кто или что их отбрасывает, крысы бегут вверх ногами, а жидкость капает вверх.
• Для съемок фильма линия волос Гари Олдмана была отодвинута назад. Это было сделано для удобства наложения пластического грима, а также для придания большего сходства с изображениями валашского князя Влада Цепеша - реального прототипа Дракулы.
• Для того чтобы записать нечеловеческий крик князя Влада в прологе, после того как он вонзает меч в крест и впервые испивает крови, был приглашен Люкс Интерьор - лидер-вокалист панк-группы «Крэмпс». Именно его голос (а не Гари Олдмана) мы слышим в фильме в этот момент.
• Когда фильм вышел на экраны, одним из самых спорных аспектов сюжета для поклонников оригинального романа стала любовная линия Дракулы, полностью отсутствующая в книге Брэма Стокера. После этого режиссер решил обратиться к своему 29-летнему сыну Роману Копполе, который и стал супервайзером спецэффектов. Ему удалось воплотить на экране все необходимые эффекты, используя только различные кинематографические трюки и комбинированные съемки.
• Когда Джонатан Харкер едет в поезде в Трансильванию, мы видим крупный план открытого дневника Харкера, прямо над которым проезжает поезд - при этом тень от поезда и дыма из трубы ложится на страницы. Этот эффект был достигнут при помощи приема искаженной перспективы: на самом деле были использованы огромный макет дневника и миниатюрная модель поезда. Далее в поезде Джонатан Харкер смотрит на карту Трансильвании - и мы видим ее «отражение» на его лице. Этот эффект был достигнут путем простого проецирования изображения карты при помощи эпидиаскопа на лицо Киану Ривза прямо во время съемок.
• В том же эпизоде чуть позже Джонатан Харкер читает письмо графа Дракулы - и мы видим, как глаза Дракулы таинственно появляются в небе за окном поезда и следят за Джонатоном. Этот эффект был достигнут путем простого оптического комбинирования трех различных кадров. Сначала был отснят кадр с изображением глаз Гари Олдмана, причем актер был загримирован так, чтобы при проецировании этого кадра на задник с изображением карпатского неба были видны только глаза. Затем был отснят кадр, в котором изображение глаз Олдмана проецировалось на задник декорации Карпатских гор. И наконец, был заснят Киану Ривз, сидящий в поезде, за окном которого был расположен экран, на который проецировались отснятые ранее кадры с глазами Дракулы на фоне неба над Карпатами.
• В Трансильвании Джонатана Харкера встречает экипаж Дракулы, и таинственный кучер в черном (по сюжету, это сам граф Дракула, и играл его Гари Олдман) протягивает руку, так что она как будто удлиняется и мистическим образом помещает Харкера в карету. Этот эффект был достигнут вживую с помощью двух обычных технических приспособлений: крана камеры, на котором сидел Гари Олдман, и небольшой подъемной платформы, на которой стоял Киану Ривз. Когда Олдман протянул руку, кран плавно сдвинулся вправо, приблизив его к Киану Ривзу, при этом снимающая камера синхронно также сдвинулась вправо, оставляя в кадре только руку Гэри. Когда рука Олдмана достигла плеча Ривза, подъемная платформа приподнялась и передвинула Киану к карете параллельно с обратным движением крана и камеры.
• Когда экипаж приближается к замку Дракулы, есть кадр, в левой нижней части которого мы видим мчащийся по узкой горной дороге экипаж, а правой верхней - возвышающийся на скале на заднем плане замок Дракулы. Этот эффект был достигнут путем обычной перспективной дорисовки: замок был нарисован на куске стекла, который был помещен перед камерой во время съемки экипажа, катящегося по декорациям в павильоне.
• Чтобы добиться более зловещего ощущения от эпизода, когда Джонатан Харкер входит в замок Дракулы, был применен классический прием «обратного реверса», то есть этот эпизод был снят «наоборот»: Киану Ривз выходил из замка, пятясь, а для фильма отснятые кадры «развернули».
• В фильме есть эпизод, в котором Джонатан Харкер бреется, глядя в зеркало, а сзади к его плечу тянется рука Дракулы - и при этом ни рука, ни сам Дракула не отражаются в зеркале. Этот эффект был достигнут при помощи классического трюка, столь же старого, как само кино. Джонатан, которого мы видим со спины - это на самом деле не Киану Ривз, а дублер. А зеркало - на самом деле отверстие в стене, за которым стоит уже сам Ривз, все движения которого точно совпадают с движениями дублера. Таким образом, когда к плечу дублера тянется рука, никакого отражения за спиной Ривза нет - просто потому, что нет никакого зеркала. Аналогичный трюк был использован, например, Романом Полански в фильме «Бал вампиров» (1967).
• Когда Джонатан Харкер исследует замок Дракулы, есть кадр, в котором Харкер спускается по лестнице на заднем плане, а на переднем плане в это же время три крысы пробегают по какой-то металлической балке вверх ногами. Это эффект был достигнут при помощи классического приема двойной экспозиции - то есть кадр был отснят дважды. Сначала были засняты бегущие по балке крысы - при этом камера была перевернута, и вся верхняя часть кадра была закрыта черной маской. Затем пленку отмотали на начало эпизода, камеру вернули в правильное положение, а черной маской закрыли теперь другую часть кадра (ту, куда уже были засняты крысы) - и досняли спускающегося по лестнице Киану Ривза на оставшуюся часть кадра. Такой прием раньше применялся, например, во всех случаях, когда требовалось раздвоить актера или актрису на экране.
• Первые кадры появления Дракулы на улицах Лондона выглядят как кадры из очень старого фильма, хотя они и цветные. Это также не было достигнуто при помощи какой-либо компьютерной или иной обработки изображения. Эти кадры действительно были сняты настоящей старой ручной кинокамерой фирмы «Пате», что придало им характерную для очень старых фильмов убыстренность, на старую пленку из запасников фирмы «Кодак», что придало им характерную зернистость.
• Далее есть момент, когда Мина Мюррей, выйдя из аптеки, сталкивается с Дракулой и роняет флакон. Камера опускается вниз, мы видим руку Дракулы, которая ловит флакон невысоко от земли. Затем камера поднимается вверх, и мы тут же видим флакон в руке Дракулы, который даже не наклонялся. Этот эффект был достигнут при помощи дублера и двух одинаковых флаконов: во время съемок этого эпизода Гэри Олдман просто стоял, заранее держа в правой руке второй флакон, а рука, ловящая первый флакон, была рукой дублера.
• В эпизодах, показывающих глазами бегущего Дракулы-оборотня то, что он видит, Фрэнсис Форд Коппола хотел добиться чего-то необычного. В итоге было решено прибегнуть к так называемому эффекту стаккато. Эти кадры были созданы с использованием раритетного и крайне редко используемого ныне в кино прибора - интервалометра. При съемке 24-х кадров в секунду интервалометр в случайном порядке препятствует экспонированию некоторых кадров, а у некоторых кадров обрезает концы. В результате создается тот эффект «нервного» изображения, который мы видим в фильме. И снова: всё это было достигнуто непосредственно при съемке камерой - без какой-либо последующей компьютерной или иной обработки.
• У Фрэнсиса Форда Копполы была идея назвать фильм просто одной буквой - «Д», с тем чтобы название отличалось от предыдущих киноадаптаций романа «Дракула».
• Первоначально Фрэнсис Форд Коппола предполагал снимать натурные эпизоды фильма в местах действия романа - в Трансильвании и Лондоне. Однако боссы студии «Коламбия» из соображений экономии бюджета настояли на том, чтобы натура была найдена в Лос-Анджелесе.
• Первоначально Фрэнсис Форд Коппола хотел снять фильм в импрессионистских декорациях, используя в основном только свет и тени при минимуме собственно декораций. Сэкономив таким образом бюджет, режиссер хотел потратить больше средств на создание костюмов. Однако продюсеры студии «Коламбия» воспротивились этому и приказали создать полноценные декорации.
• В американской версии фильма отсутствует кадр, в котором одна из невест Дракулы облизывает, а затем кусает сосок Джонатана Харкера.
• Всего до выхода фильма прокат было сделано 38 различных сокращений.
• Фрэнсис Форд Коппола и Гари Олдман впоследствии признавались, что, создавая для фильма образ графа Дракулы, они вдохновлялись образом Ивана Грозного, созданного Николаем Черкасовым в классических фильмах великого Сергея Эйзенштейна «Иван Грозный» (1944) и "Иван Грозный. Сказ второй: Боярский заговор" (1945, выпуск 1958).
• Сцена в экипаже перед прибытием Джонатана Харкера в замок Дракулы (включая замедленно снятое появление кареты Дракулы) целиком взята из знаменитого черно-белого хоррора Марио Бавы «Маска дьявола» (Италия, 1960), снятого по мотивам повести Н. В. Гоголя «Вий».
• Голубое пламя, которое пересекает экипаж с Харкером по пути в замок Дракулы, упоминается в оригинальном романе Брэма Стокера. В романе объясняется, что каждый год в одну особенную ночь голубое пламя указывает места, где зарыты сокровища.
• Портрет графа Дракулы, висящий на стене в обеденной зале замке, - не что иное, как известный «Автопортрет в меховом пальто» знаменитого немецкого художника Альбрехта Дюрера (1471 - 1528), снабженный лицом Гэри Олдмана.
• Когда Мина вспоминает свою прошлую жизнь, в которой она была Элизабетой, она говорит, что помнит «страну, лежащую за великими лесами». «Страна (или земля), лежащая за великими лесами» - точный перевод названия Трансильвании.

Писателя Брэма Стокера , впервые опубликованный в 1897 году . Главный герой - вампир -аристократ граф Дракула .

Сюжет

Молодой юрист из Лондона по имени Джонатан Харкер отправляется в Трансильванию с целью продажи недвижимости одному аристократу из тамошних мест по имени Дракула.

Харкер продаёт графу заброшенное аббатство, но Дракула оказывается бессмертным вампиром, которому нужны новые владения. Оставив Харкера на расправу трём своим невестам - вампирессам, граф покидает замок в ящике с родной землёй.

Мина Мюррей, невеста Джонатана, посещает свою подругу Люси Вестенра в прибрежном городе Уитби , куда вскоре пристаёт корабль без экипажа, с трупом капитана у штурвала. Одновременно Люси начинает терять много крови, что заставляет её суженого Артура Холмвуда просить помощи у доктора Сьюарда - доброго друга Люси и владельца клиники для душевнобольных.

Сам Сьюард заинтересован пациентом по имени Рэнфилд, который ест мух и пауков и ждёт прибытия своего всемогущего «хозяина». Осмотрев Люси, Сьюард приглашает своего коллегу - профессора Ван Хельсинга , специалиста по редким заболеваниям. Ван Хельсинг опознаёт присутствие потусторонних сил и старается защитить Люси, делая ей переливание крови и предпринимая непонятные для остальных меры (например, расставляет в её комнате цветы чеснока). Несмотря на его усилия, Люси всё-таки умирает при странных обстоятельствах.

Джонатан Харкер дает о себе знать - Мина получает извещение, что он находился 6 недель в горячке в больнице Будапешта, приезжает к нему, они женятся и уезжают домой. Харкер пребывает в весьма подавленном состоянии. Прогуливаясь с Миной по Лондону, он замечает какого-то мужчину, в котором признаёт графа Дракулу. После похорон Люси начинают появляться сообщения о нападении на детей «призрачной леди», которая кусает их в шею. Сначала Ван Хельсинг и Сьюард, а затем Холмвуд и друг Холмвуда и Сьюарда Квинси Моррис отправляются на кладбище , где похоронена Люси, и находят её пустой гроб в склепе. Люси оказывается вампиром, и Ван Хельсинг вынужден убить её, проткнув сердце осиновым колом, отрезав голову и набив рот чесноком.

Ван Хельсинг узнаёт о похождениях Харкера и понимает, что за всем этим стоит граф Дракула - вампир, прячущийся в аббатстве Карфакс, которое продал ему Харкер. Пока профессор и компания заняты уничтожением ящиков с землёй графа - мест, куда он мог бы возвратиться днем, тот нападает на Мину и освобождает Рэнфилда, своего раба, однако вынужден убить его, когда Рэнфилд отказывается участвовать в планах вампира против Мины.

Дракула бежит в Трансильванию, но Ван Хельсинг, Харкеры, Холмвуд, Сьюард и Моррис следуют за ним. Профессор и Мина прибывают к замку, где Ван Хельсинг убивает трёх невест Дракулы, а мужчины следуют за группой цыган, которые везут ящик с Дракулой домой. Возле замка возникает схватка, во время которой большинство цыган оказывается убито, но Моррис сам получает смертельный удар. За мгновения до заката, времени всесилия вампиров, ему и Харкеру удаётся вскрыть ящик с Дракулой внутри и убить его: Харкер гуркхским кинжалом рассекает вампиру горло, а Моррис охотничьим ножом пронзает ему сердце. Дракула превращается в прах, а Моррис спокойно умирает среди друзей.

Герои романа

• Абрахам Ван Хельсинг (Ван Гельсинг) - доктор, философ-метафизик, специалист по оккультной магии. Насколько можно судить по характеристике, данной ему его учеником Сьюардом, глубоко верующий человек.
• Джонатан Харкер - юрист , специалист по стенографическому письму . Жених, впоследствии - муж Вильгельмины Харкер.
• Вильгельмина Харкер (в девичестве Мюррей). Сначала невеста, а потом жена Джонатана Харкера. Сирота. Из контекста следует, что она по профессии школьная учительница, разделяющая умеренные суффражистские идеи. Лучшая подруга Люси Вестенра.
• Доктор Джон Сьюард - врач-психиатр, поклонник Люси Вестенра.
• Люси Вестенра - лучшая подруга Мины Харкер, очевидно, из состоятельной семьи. Сомнамбула. Жертва Дракулы.
• Квинси Моррис - богатый путешественник из США, поклонник Люси. После её смерти поклялся найти убийцу и отомстить.
• Ренфилд - пожилой пациент лечебницы для душевнобольных, главой которой является Джон Сьюард. Поклоняется Дракуле. Чрезвычайно умён.
• Мистер Питер Хокинс - глава юридической компании, в которой работает Джонатан Харкер.
• Артур Холмвуд (позже лорд Годалминг) - жених Люси Вестенра.
• Граф Дракула - вампир.
• Лорд Годалминг - отец Артура.
• Миссис Вестенра - мать Люси.
• Сестра Агата - служащая госпиталя Святого Иосифа и Святой Марии.
• Мистер Сволс (Суолс) - 101-летний моряк, знакомый и собеседник Мины на прогулках в Уитби. Первая жертва Дракулы на английской земле.

Работа над романом

Стокер начал работать над романом в начале весны 1890 года, когда перед ним возникли первые образы будущей книги: медленно встающий из гроба старик и девушка, которая, обняв любимого, тянется к его горлу. В первоначальной версии главный герой (Дракула) уже был графом, хотя и безымянным. Действие романа развивалось не в Трансильвании , а в Штирии .

Летом этого же года замысел романа меняется. Отдыхая в местечке Уитби , Стокер брал в местной библиотеке книги по истории и фольклору Восточной Европы; среди них была книга английского консула Уилкинсона о правителях Молдавии и Валахии, откуда он старательно выписал все сведения, касающиеся рода валашского князя Влада Дракулы . Многие исследователи связывают перемену в замысле романа со встречей Стокера с венгерским учёным-ориенталистом, путешественником и краеведом Арминием Вамбери , который рассказывал Стокеру о различных эпизодах истории Подунавья .

Существует предположение, что на вызревание замысла романа повлияло пребывание Стокера в отдалённом шотландском замке Слэйнс . По утверждению сына писателя, первоначальным зерном романа стало сновидение, в котором Стокер увидел встающего из гроба «короля вампиров» .

Источники вдохновения

Прозвище «Дракула» заимствовано у реально жившего человека - Влада Цепеша , правителя Валахии в XV веке . Он также известен в историографии под именем Влад III Дракул (то есть «сын дракона»). Однако у исторического Дракула не было резиденций вблизи перевала Борго в Трансильвании , где Стокер поселил своего персонажа.

На замысел Стокера могли повлиять как ирландские поверья о кровососущих существах, так и знаменитая повесть Шеридана ле Фаню «Кармилла » (1872). Хотя, в отличие от романа Стокера, главный носитель зла у Ле Фаню - неотразимая, роковая женщина , сторонники связи между произведениями указывают на сходство с Кармиллой женских персонажей Стокера (Люси Вестенра, невесты Дракулы).

Другие литературоведы усматривают связь между фабулами «Дракулы» и романа Жюля Верна «Замок в Карпатах » (1892) - в последнем жуткий, загадочный аристократ преследует девушку, а её возлюбленный пытается пробраться в логово негодяя и освободить её от злых чар.

Успех

…прочёл я «Вампира - графа Дракула». Читал две ночи и боялся отчаянно. Потом понял ещё и глубину этого, независимо от литературности и т. д. Написал в «Руно» юбилейную статью о Толстом под влиянием этой повести. Это - вещь замечательная и неисчерпаемая, благодарю тебя за то, что ты заставил меня, наконец, прочесть её.

Всемирную известность получила вольная экранизация романа, выполненная в 1922 году немецким режиссёром Мурнау под названием «Носферату ». Поскольку у создателей фильма не было авторского соглашения с вдовой Стокера, они дали персонажам другие имена (главный вампир получил имя графа Орлока), а действие перенесли на север Германии. Однако слава фильма достигла вдовы писателя, которая в судебном порядке потребовала запретить его дистрибуцию и уничтожить все негативы .

Широкую популярность образу Дракулы принесла одноимённая пьеса , написанная по мотивам романа в 1924 году ирландцем Гамильтоном Дином. В преддверии нью-йоркской премьеры (1927) американец Джон Бальдерстон основательно переписал пьесу, которая в этом виде стала хитом Бродвея . Именно эта версия истории о Дракуле, далёко отстоящая от исходного сюжета, легла в основу классического голливудского фильма 1931 года. Гораздо ближе к роману Стокера фильм Фрэнсиса Форда Копполы (1992).

Анализ

В литературоведении предложено много изощрённых психологических и символических трактовок романа и его центрального образа. Довольно часто в приезжем чужестранце видят воплощение вытесненных из викторианской жизни запретных влечений («Оно ») , в частности, гомосексуальных . Стокер изобразил вампиризм как заболевание (заразная демоническая одержимость), сведя воедино мотивы секса, крови и смерти , во многом табуированные в викторианской Британии .

Напишите отзыв о статье "Дракула (роман)"

Примечания

Ссылки

Персонажи романа Серия Universal Серия Hammer Другие экранизации Дракула 2000 Пародии Другие фильмы Игры Статьи по теме

Романы Сборники рассказов Документальные произведение

Отрывок, характеризующий Дракула (роман)

После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.

Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.
И сладкое горе охватывало ее, и слезы уже выступали в глаза, но вдруг она спрашивала себя: кому она говорит это? Где он и кто он теперь? И опять все застилалось сухим, жестким недоумением, и опять, напряженно сдвинув брови, она вглядывалась туда, где он был. И вот, вот, ей казалось, она проникает тайну… Но в ту минуту, как уж ей открывалось, казалось, непонятное, громкий стук ручки замка двери болезненно поразил ее слух. Быстро и неосторожно, с испуганным, незанятым ею выражением лица, в комнату вошла горничная Дуняша.
– Пожалуйте к папаше, скорее, – сказала Дуняша с особенным и оживленным выражением. – Несчастье, о Петре Ильиче… письмо, – всхлипнув, проговорила она.

Кроме общего чувства отчуждения от всех людей, Наташа в это время испытывала особенное чувство отчуждения от лиц своей семьи. Все свои: отец, мать, Соня, были ей так близки, привычны, так будничны, что все их слова, чувства казались ей оскорблением того мира, в котором она жила последнее время, и она не только была равнодушна, но враждебно смотрела на них. Она слышала слова Дуняши о Петре Ильиче, о несчастии, но не поняла их.
«Какое там у них несчастие, какое может быть несчастие? У них все свое старое, привычное и покойное», – мысленно сказала себе Наташа.
Когда она вошла в залу, отец быстро выходил из комнаты графини. Лицо его было сморщено и мокро от слез. Он, видимо, выбежал из той комнаты, чтобы дать волю давившим его рыданиям. Увидав Наташу, он отчаянно взмахнул руками и разразился болезненно судорожными всхлипываниями, исказившими его круглое, мягкое лицо.
– Пе… Петя… Поди, поди, она… она… зовет… – И он, рыдая, как дитя, быстро семеня ослабевшими ногами, подошел к стулу и упал почти на него, закрыв лицо руками.
Вдруг как электрический ток пробежал по всему существу Наташи. Что то страшно больно ударило ее в сердце. Она почувствовала страшную боль; ей показалось, что что то отрывается в ней и что она умирает. Но вслед за болью она почувствовала мгновенно освобождение от запрета жизни, лежавшего на ней. Увидав отца и услыхав из за двери страшный, грубый крик матери, она мгновенно забыла себя и свое горе. Она подбежала к отцу, но он, бессильно махая рукой, указывал на дверь матери. Княжна Марья, бледная, с дрожащей нижней челюстью, вышла из двери и взяла Наташу за руку, говоря ей что то. Наташа не видела, не слышала ее. Она быстрыми шагами вошла в дверь, остановилась на мгновение, как бы в борьбе с самой собой, и подбежала к матери.
Графиня лежала на кресле, странно неловко вытягиваясь, и билась головой об стену. Соня и девушки держали ее за руки.
– Наташу, Наташу!.. – кричала графиня. – Неправда, неправда… Он лжет… Наташу! – кричала она, отталкивая от себя окружающих. – Подите прочь все, неправда! Убили!.. ха ха ха ха!.. неправда!
Наташа стала коленом на кресло, нагнулась над матерью, обняла ее, с неожиданной силой подняла, повернула к себе ее лицо и прижалась к ней.
– Маменька!.. голубчик!.. Я тут, друг мой. Маменька, – шептала она ей, не замолкая ни на секунду.
Она не выпускала матери, нежно боролась с ней, требовала подушки, воды, расстегивала и разрывала платье на матери.
– Друг мой, голубушка… маменька, душенька, – не переставая шептала она, целуя ее голову, руки, лицо и чувствуя, как неудержимо, ручьями, щекоча ей нос и щеки, текли ее слезы.
Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.

Глава первая

3 мая.
Выехал из Мюнхена 1 мая в 8 часов 35 минут вечера и прибыл в Вену рано утром на следующий день; должен был приехать в 6 часов 46 минут, но поезд опоздал на час. Будапешт, кажется, удивительно красивый город; по крайней мере, такое впечатление произвело на меня то, что я мельком видел из окна вагона, и небольшая прогулка по улицам. Я боялся отдаляться от вокзала. У меня было такое чувство, точно мы покинули запад и оказались на востоке, а самый западный из великолепных мостов через Дунай, который достигает здесь громадной ширины и глубины, напомнил мне о том, что мы находимся недалеко от Турции. Выехали мы своевременно и прибыли в Клаузенберг после полуночи. Я остановился на ночь в гостинице «Руаяль». К обеду или, вернее, к ужину подали цыпленка, приготовленного каким-то оригинальным способом с красным перцем - прекрасное оригинальное блюдо, но сильно возбуждающее жажду.
(Примечание: надо взять рецепт для Мины.)
Я пришел к заключению, что, как ни скудны мои познания в немецком языке, все же они оказали мне большую услугу. Право, не знаю, как бы я обошелся без них. Во время моего последнего пребывания в Лондоне я воспользовался свободным временем, чтобы посетить Британский музей, где рылся в книгах и атласах книжного отдела Трансильвании; мне казалось, что впоследствии, при моем сношении с магнатами этой страны, всякая мелочь может пригодиться. Я выяснил, что интересовавшая меня область лежит на крайнем востоке страны, как раз на границах трех областей: Трансильвании, Молдавии и Буковины, посреди Карпатских гор; я убедился, что это одна из самых диких и малоизвестных частей Европы и никакие географические карты и другие источники не могли мне помочь определить местоположение «Замка Дракулы», так как до сих пор нет подробной географической карты этой области. Но все же мне удалось узнать, что почтовый город Быстриц - упомянутый графом Дракулой - существует на самом деле. Здесь я внесу кое-какие примечания, дабы впоследствии, когда буду рассказывать Мине о своем путешествии и пребывании в этих краях, восстановить в памяти все виденное мною. Трансильвания населена четырьмя различными народностями: саксонцами - на севере, валахами - на юге, мадьярами - на западе и секлерами - на востоке и северо-востоке. Я нахожусь среди последних. Они утверждают, что происходят от Аттилы и гуннов. Возможно, что так оно и есть поскольку в XI веке, когда мадьяры завоевали страну, она была сплошь заселена гуннами.
Я где-то вычитал, что в недрах Карпатских гор зародились суеверные предания и легенды всего мира, как будто в них находится центр водоворота фантазии; если это так на самом деле, то мое пребывание здесь обещает быть очень интересным.
(Примечание: надо спросить об этом у графа.)
Я плохо спал, хотя кровать моя была довольно удобна; мне снились какие-то страшные сны. Какая-то собака всю ночь завывала под моим окном, что может быть и повлияло на эти сны, а может быть, «паприка» всему виною, так как, хотя я выпил весь графин воды, все же не мог утолить жажды. Под утро я, по-видимому, крепко заснул, так как, чтобы добудиться меня, пришлось с полчаса неистово стучать в дверь. К завтраку подали опять «паприку», затем особую похлебку из кукурузной муки, так называемую мамалыгу, и яйцеобразные питательные плоды - Демьянку, начиненные мелко нарубленным мясом - превосходное блюдо; называется оно «имплетата».
(Примечание: необходимо раздобыть этот рецепт тоже.)
Мне пришлось поторопиться с завтраком, так как поезд отходил за несколько минут до 8-ми; вернее, он должен был отойти в это время, но когда я, примчавшись на станцию в 7 часов 30 минут, сел в вагон, выяснилось, что ранее половины девятого поезд и не подумал трогаться.

Имя Дракулы на сегодня известно даже младенцу. Откуда такая популярность у короля вампиров сказать сложно, просто таков факт. И казалось бы, что о знаменитом романе Брэма Стокера «Граф Дракула » уже все сказано, однако было бы верхом неприличия не вспомнить о нем вновь в его юбилейный год. А 2012 год для графа Дракула оказался юбилейным со всех сторон. Прежде всего самому роману исполняется 115 лет. Он был издан в 1897 г. Во-вторых, 8 ноября 2012 года со дня рождения Брэма Стокера прошло 165 лет. Писатель родился 08.11.1847 г. в Ирландии. Но и на этом круглые даты не заканчиваются. 20 апреля 2012 года было 100 лет со дня смерти автора знаменитого романа (20.04.1912). Как видите, как не крути, а поговорить о графе Дракула сам Бог велел!

Итак, роман был написан в 1897 году. И хотя тема вампиризма была не новой для литературы, но громко она зазвучала именно после рождения романа Стокера «Граф Дракула» . Словом, Дракула действительно король вампиров. Конечно, вампирская новелла Джозефа Шеридана ле Фаню «Кармилла » была написана на 25 лет раньше (1872), к тому же именно это произведение навело Стокера на мысль написать роман о вампирах, но тем не менее, вампиры произвели фурор и получили настоящую популярность только после выхода в свет романа «Граф Дракула» . Можно сказать, что вампиры расправили свои крылья, благодаря их королю.

Писатель работал над произведением 8 лет. Это не просто плод богатого воображения, хотя и не без этого, а еще и огромнейший труд. Брэм Стокер опирался на легенды, историю и фольклор Трансильвании, он изучал работы ученых о правителях Молдавии и Валахии, он исследовал материалы рода валашского князя Влада Дракулы. Брэм Стокер лично встречался с венгерским учёным Арминием Вамбери, чтобы глубже погрузиться в историю Подунавья. Кстати, не случайно в романе профессор Ван Хельсинг ссылается на близкого друга некого профессора Арминия из Будапешта, который консультировал героя книги о вампирах. Так писатель выразил свою благодарность за оказанную помощь профессору Арминию.

Надо заметить, что граф Дракула далеко не вымышленное лицо, а вполне историческое. Кто же он? Некий правитель Валахии, что занимает большую часть современной Румынии. Звали его Влад III Цепеш, что был рожден в 1431 г. Он унаследовал не только власть, титул, земли и родовой замок, но еще и прозвище Дракула, т.е. сын Дракона. Конечно, Влад III Цепеш, или Влад Дракула, не был на самом деле вампиром в буквальном смысле этого слова. Однако, судя по истории его жизни, он мало чем отличался от чудовища. Он был жесток и изобретателен в пытках и казнях людей, иногда ни в чем не виновных. Самым любимым наказанием Влада III было насадить живого человека на кол. Причем кол не должен был быть очень острым. Именно в таком случае кровоизлияние жертвы было менее обильным, и тогда смерть наступала медленнее и мучительнее. Дракула любил протыкать свои жертвы различными способами: через задний проход, через горло, в самое сердце… Видимо, этот факт имел свое отражение в романе. Дракула замучил тысячи людей. Среди исторических документов были найдены распоряжения Влада III на уничтожения свыше 100 тыс. человек. Дракула был, наверное, самым известным садистом всех веков и народов. Само исчадие ада. И тут мы понимаем почему вампир Стокера назван в честь принца Валахии. Имя садиста увековечено.

Теперь предлагаю разобраться с землей, которую на протяжении всего романа граф Дракула перемещал, и которая имела для него огромное значение. Почему именно земля, вырытая из недр замка, была для вампира священной? Она питала его силой. Видимо, замок был построен на дьявольской земле. Оказывается, румынская легенда гласит, что глубоко в горах, под землей, Дьявол посвящал в таинства природы своих избранных учеников. Они изучали как управлять грозой, ветром, туманом, дождем. Изучали языки зверей. Такую школу румыны называли «Шоломанарией». Только отлично усвоив особые знания, что фиксировались в тетради, прилежные ученики-шоломонары могли покинуть логово Дьявола. Всего учеников было 10. Но из подземелья выходили на свет божий только девять. Десятый же оставался при Повелителе, воссев на дракона и выполнял все указания. Дьявол награждал ученика бессмертием. Однако за века, проведенные под землей, ученик терял все человеческое и превращался сам в подобие дракона.

Впрочем, искать фольклорные мотивы и румынские исторические корни в этом романе можно долго. Мне лишь хотелось показать, что Брэм Стокер провел серьезную работу и во многом основывался не только на своих фантазиях. Однако теперь я предлагаю поговорить непосредственно о самом романе.

Какова сюжетная линия романа «Граф Дракула» Стокера ? Произведение представлено в виде дневниковых записей главных героев. Все начинается с поездки молодого перспективного юриста Джонатана Гаркера в замок Дракулы. Там он должен был подготовить документы с целью продажи недвижимости, расположенной в Лондоне. Джонатан выполняет свой профессиональный долг. Но он так же понимает, что граф Дракула не человек, а страшное существо, которого следует остерегаться. Какое-то время Джонатан Гаркер находится в плену старого хозяина замка, он претерпевает мучительные страхи, видит ужасные вещи и начинает сомневаться в своем рассудке. Чудом Джонатан спасается бегством из замка, попадает в больницу и спустя несколько месяцев попадает наконец домой, где его ждет невеста Мина Мюррей. Тем временем граф Дракула начинает воплощать свой дьявольский план в жизнь. Отгруженные 50 ящиков с священной землей прибывают в один из британских городков. Судно пристало к пристани при весьма странных обстоятельствах — во время страшной бури. Мало того, на прибывшем корабле не нашли ни одного живого существа кроме огромного пса, который тут же сбежал, как только судно пристало. Из журнала капитана было понятно лишь то, что во время путешествия на корабле происходило что-то дьявольское и невозможное, чтобы можно было поверить в изложенное. События той ночи совпадают с внезапной болезней Люси Вестенра, близкой подругой Мины Мюррей. На помощь Люси приходят трое влюбленных в нее мужчин: доктор Джон Сиворд, он же хозяин больницы для душевнобольных, американец Квинсей Моррис, и лорд Артур Гольмвуд, он же жених Люси. С разрешения Артура Джон Сиворд приглашает своего учителя, профессора Абрахама ван Гельсинга, так как понимает, что сам он вряд ли сможет помочь Люси. Профессор тут же приезжает и понимает, что Люси превращается в вампира. К сожалению, спасти ее не удается. Она превращается в вампира и ее приходится уничтожить ужасным для всех способом — вбить кол в самое сердце и отсечь голову. Однако профессор понимает, что успокаиваться на этом не следует, так как тот, кто заразил Люси, находится на свободе. Поэтому он тщательно изучил все бумаги погибшей Люси и, таким образом, вышел на Мину Мюррей. Она за это время успевает выйти замуж за Джонатана Гаркера и стать Миной Гаркер. Из разговора с супругами ван Гельсинг понимает как напасть на след графа Дракула. Герои объединяются и начинают борьбу с графом. Мужчинам удается обнаружить и обезвредить 49 ящиков с землей из подземелья замка Дракулы. Но один ящик все-таки исчезает. Во время борьбы Мина попадает в руки графа, который не только успевает напиться ее кровью, но еще и заставить ее выпить немного его крови. Мина становится зараженной и связанной с графом. Это позволяет героям посредством гипноза Мины иметь связь с Дракулой — видеть и слышать все, что видит и слышит граф. В результате друзья понимают, что Дракула испуган, слабеет и направляется в последнем ящике с землей в Трансильванию в свой родовой замок. Они решили преследовать своего врага, чтобы очистить Землю от монстра. Несколько раз графу удается обмануть своих врагов. Но в конечном итоге граф не успевает добраться до замка. Прямо возле него преследователи перехватывают цыган, что взялись доставить ящик с Королем Вампиров. Начинается ожесточенная схватка, в ходе которой Квинсей Моррис погибает. Но и граф Дракула навсегда повержен после отсечения головы и вбитого в самое сердце кола.

Вот очень коротко о содержании романа «Граф Дракула» Стокера.

По мотивам данного романа было очень много снято фильмов, подготовлено множество инсценировок и театральных постановок, были созданы компьютерные игры, комиксы, мультфильмы и созданы литературные произведения-продолжения других авторов. Тема вампиров отличалась всегда особой таинственностью. Возможно именно в этом и заключается такая популярность вампиров в последнее время. Многие писатели романтизировали жестоких и кровожадных кровососов. Появилась некая философия вегетарианства вампиров. Например, эта тема хорошо развита в вампирской саге .

Многие выдающиеся личности последних столетий восхищались романом Брэма Стокера «Граф Дракула» . В заключении хотелось бы добавить, что в этом году был снят фильм «Дракула» в 3D режиссером Дарио Ардженто.

Увлекательного вам чтения!

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», издание на русском языке, 2013

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», художественное оформление, 2013

* * *

Английская готика

«Читал две ночи и боялся отчаянно. А потом понял еще и глубину этой замечательной вещи» – так Александр Блок отозвался в письме к другу о романе Брэма Стокера «Дракула», увидевшем свет в 1897 году.

Этот роман причисляли к самым различным жанрам – то к «литературе ужасов», то к готическому роману, но в действительности он представляет собой уникальный образец «романа в письмах и дневниках», в котором автору удалось придать повествованию захватывающее правдоподобие, динамичность и остроту.

Стокер не был первым писателем, сделавшим вампира героем своего произведения, однако «Дракула» оказал небывалое влияние на формирование мифа о вампирах в XX столетии. После «Дракулы» появилось огромное количество книг, фильмов, аниме, комиксов и компьютерных игр, посвященных вампирам, а текст самого романа знатоки считают самым полным и детальным описанием вампира в популярной литературе. Писатель изобразил вампиризм как заболевание – заразную демоническую одержимость, и сделал это с такой убедительностью, что его роман и сегодня читается на одном дыхании.

Брэм Стокер (1847–1912) – литературное имя. На самом деле этого ирландца, уроженца Дублина, звали Абрахам Стокер. В детстве он много болел, до семи лет не мог вставать и ходить, и вынужденная неподвижность способствовала развитию его воображения. Тем не менее Стокеру удалось преодолеть болезнь, и уже во время учебы в Дублинском университете он считался одним из лучших футболистов и легкоатлетов.

Окончив с отличием математический факультет, Стокер несколько лет провел на государственной службе, одновременно публикуя на страницах дублинской газеты «Ивнинг мэйл» очерки и критические обозрения театральной жизни. Будущую литературную знаменитость связывала тесная дружба с английским актером Генри Ирвингом, и в 1878 г. Ирвинг предложил Стокеру стать директором-распорядителем лондонского театра «Лицеум». Стокер переехал в Лондон и занимал эту должность на протяжении более четверти века.

Благодаря дружбе с Ирвингом Стокер был принят в высшем обществе Лондона, завязал близкое знакомство с Артуром Конан Дойлом и выдающимся живописцем Джеймсом Уистлером, а его женой стала Флоренс Бэлкам, в которую был влюблен Оскар Уайльд.

Замысел «Дракулы», как вспоминал позже сын писателя, явился Стокеру во сне – ему привиделся встающий из гроба Король Вампиров. Это случилось в начале 1890 г., но работа над романом продолжалась около восьми лет. Писатель собирал европейский фольклор и литературные легенды о вампирах, изучал ирландские мифы о таинственных кровососущих существах, а также историю правителей Валахии и Трансильвании. Его внимание привлекла фигура валашского князя Влада Цепеша, правившего в XV в.

Этот властитель отличался невероятной жестокостью, коварством и кровожадностью и в летописях упоминается как Влад III Дракул (то есть «сын дракона»). Он-то и стал прототипом «литературного вампира», однако писатель, в отличие от исторического персонажа, наделил его всевозможными сверхъестественными свойствами.

Публикация романа принесла Брэму Стокеру поистине оглушительный успех – «Дракула» был мгновенно признан самым выдающимся романом ужасов в мировой литературе. Он выдержал бесчисленное количество переизданий, переведен чуть ли не на все языки мира, послужил основой для театральных постановок и экранизаций, за которые брались такие великие мастера кино, как Фридрих Мурнау, Тод Браунинг, Теренс Фишер и Фрэнсис Форд Коппола. В ХХ в. появилось множество продолжений романа, созданных другими авторами, и «параллельных» версий «Дракулы».

Впоследствии Стокер опубликовал еще ряд романов, среди которых «Тайна моря» (1902), «Сокровище Семи Звезд» (1907), «Дама в саване» (1909), «Логово Белого Червя» (1911), а также сборник рассказов «Гость Дракулы и другие странные рассказы», но ни одна из этих книг не смогла даже приблизиться к шедевру писателя ни по своим литературным достоинствам, ни по популярности у читателей.

Глава 1

Дневник Джонатана Харкера

Выехал из Мюнхена два дня назад в восемь вечера и прибыл в Вену рано утром на следующий день; поезд опоздал на час. Дальше – Будапешт, удивительно красивый город. В Клуже я был после полуночи и остановился на ночь в гостинице «Ройял». В гостиничном ресторанчике подали цыпленка с красным перцем – вкусное блюдо, но слишком возбуждающее жажду, поэтому я выпил графин воды и полночи не мог уснуть, хотя постель моя была удобной. Под окном выл пес, я ворочался с боку на бок, но под утро провалился в глухой сон. Когда я, боясь опоздать, примчался на вокзал за несколько минут до восьми и сел в вагон, выяснилось, что ранее половины девятого поезд и не собирается трогаться. Здесь вообще не придерживаются точного расписания, в отличие от Англии…

В Лондоне перед отъездом я посетил Британский музей, где рылся в книгах и атласах; всякая мелочь могла пригодиться в общении с нашими клиентами, как и мое скромное знание немецкого языка. Я выяснил, что интересующая меня местность лежит на востоке страны на границе трех регионов: Трансильвании, Молдавии и Буковины, в сердце Карпатских гор. Однако ни географические карты, ни другие источники не помогли мне определить местоположение «Замка Дракулы», укрепив меня в мысли: это одна из самых диких и малоизвестных частей Европы. Но я узнал, что упомянутый графом город Бистрица, с почтовым отделением, реально существует. Книги позволили составить представление не только о народах Трансильвании – саксонцах, валахах, мадьярах и секеях, но и о том, что в тех краях до сих пор бытуют фантастические предания и древние легенды. Если это действительно так, то моя поездка обещает быть очень интересной.

В течение дня я любовался мелькавшими за окном пейзажами. Мимо проносились небольшие селения и одинокие замки на крутых холмах, змеились бурные реки, сжатые высокими каменными берегами; на каждой станции толпились жители в пестрых нарядах. К вечеру я наконец добрался до Бистрицы. Граф в своем письме хвалил гостиницу «Золотая корона», и она действительно будто сошла со старинной гравюры.

По-видимому, меня здесь ждали: в дверях я увидел направившуюся ко мне с улыбкой средних лет женщину в национальном костюме – белой юбке с двойным длинным передником из цветной шерстяной материи. Она учтиво поклонилась:

– Господин прибыл из Англии?

– Да, – ответил я, – Джонатан Харкер.

Женщина подала знак слуге, и тот протянул мне запечатанный конверт. Я вскрыл его и прочел: «Друг мой, с приездом! С нетерпением ожидаю Вас. Эту ночь отдыхайте, а завтра в три часа в Буковину отправляется почтовая карета, или дилижанс, как у Вас говорят. Одно место зарезервировано за Вами. В ущелье Борго Вас будет ждать коляска, далее – в замок. Надеюсь, что после шумного Лондона Вас не разочарует пребывание в нашей чудесной стране. Искренне Ваш, граф Дракула».

Серое утро сменилось ярким солнцем, высоко поднявшимся над зубчатым горизонтом. Не знаю, деревья или холмы придают ему такую форму – вдали все очертания сливаются. Спать не хочется, ко мне никто не постучится, пока я сам не выйду; буду писать в дневник…

Здесь происходит бездна странных явлений, сходных с галлюцинациями, – мне куда проще описать свой вчерашний обед. Основное местное блюдо зовется «разбойничье жаркое». Состоит оно из крупных кусков мяса и сала с луком, приправленных все той же паприкой, – блюдо готовится прямо на угольях. К жаркому было подано вино «Золотой медок», странно пощипывающее язык, но, в общем, приятное; я одолел всего пару бокалов.

В гостинице получили указание от графа оставить для меня место в дилижансе, однако на все расспросы не отвечали, делая вид, что не понимают моего немецкого. Это явная отговорка. Хозяин и его жена испуганно переглядывались, наконец хозяин пробормотал, что деньги за мое пребывание уплачены и больше ему ничего не известно. Когда я спросил, знает ли он графа Дракулу и не может ли что-нибудь рассказать о его замке, то оба просто-напросто замолчали. Эта таинственность отнюдь не ободрила меня.

Перед самым отъездом ко мне вошла хозяйка и взволнованно спросила:

– Вам непременно нужно ехать сегодня, господин?

Я утвердительно кивнул. Она была очень возбуждена, ужасно коверкала немецкие слова, и смысл ее речей я улавливал с большим трудом. Когда я повторил, что отправляюсь по важному делу, женщина спросила:

– Знаете ли вы, какой день сегодня?

Я ответил:

– Четвертое мая…

– Верно, – сказала она. – А известно ли вам, что это канун Дня святого Георгия? И что именно сегодня, едва пробьет полночь, до самого восхода нечистая сила властвует на земле? Вы не имеете представления о том, куда направляетесь… Послушайте нас, переждите пару дней или… или вообще уезжайте отсюда…

Все это выглядело довольно глупо, я не мог допустить, чтобы на мое решение влияли какие-то суеверия. Поэтому я как мог успокоил хозяйку и твердо заявил, что поездку отложить не могу. Тогда она неожиданно сняла со своей шеи крестик и протянула мне. Я не знал, как поступить, поскольку принадлежу к англиканской церкви и с детства приучен относиться к подобным символам иначе. Но мне было неловко оскорбить чувства пожилой доброй дамы; она же, видя мои колебания, сама надела мне крест на шею…

Пишу в ожидании почтовой кареты, которая, конечно же, запаздывает. Виной ли крестик, непонятное мне поведение хозяйки гостиницы или рассказы о нечистой силе – не знаю. Однако я не чувствую себя спокойно и непринужденно.

А вот и карета!

Когда я устроился в дилижансе, кучер еще не занял своего места; я видел, как он беседует с хозяевами гостиницы. Наверное, разговор шел обо мне – в мою сторону то и дело поглядывали. А вскоре и остальные пассажиры стали на меня коситься и, как мне показалось, не без сочувствия. При этом они негромко и быстро переговаривались на совершенно незнакомом мне языке, в котором я не разбирал ни слова, кроме единственного: pokol – «ад».

Едва был подан сигнал к отправлению, у дилижанса собралась небольшая толпа горожан. Все они тотчас осенили себя крестным знамением; с большим трудом, лишь узнав, что я англичанин, мой сосед объяснил, что это служило как бы защитой от дурного глаза.

Такое начало путешествия мне не очень понравилось, но позже я был тронут искренним вниманием ко мне моих спутников. Покрыв широким холстом сиденье, наш кучер ударил длинным бичом по четверке лошадей, и мы отправились в путь.

Вскоре я обо всем позабыл, залюбовавшись красотой этих мест. Изумрудные леса и дубравы перемежались зелеными холмами или хуторами, остроконечные кровли которых были видны с дороги. Часто встречались цветущие фруктовые деревья – груши, яблони, сливы, вишни, шелковистая трава под которыми была сплошь усеяна опавшими лепестками.

Наша дорога то извивалась ужом среди холмов, то свободно устремлялась вперед между сосновых лесов, но мы неслись с невероятной скоростью. Я не понимал причины такой спешки; по-видимому, кучеру было велено не терять времени и поспеть к определенному часу в ущелье Борго, по обе стороны которого высятся могучие цепи Карпатских гор. Мы мчались без остановок, а солнце за нашими спинами опускалось все ниже и ниже. Вечерние тени ползли по пятам за нами. Местами подъемы на холмы оказывались до того круты, что, несмотря на все старания кучера, лошади с трудом их одолевали. Я собирался, как это принято в моей стране, сойти и помочь животным, но возница слышать об этом не хотел.

– Нет-нет, – твердил он, – никто не должен покидать карету, здесь бродят свирепые звери…

Сам он только раз придержал коней, и то лишь затем, чтобы зажечь фонари.

Когда стемнело, пассажиры забеспокоились и стали просить кучера ехать быстрее. Ударами длинного бича и дикими криками он заставил лошадей буквально лететь. Затем сквозь сумрак я увидел какой-то сероватый просвет – словно бы расщелину в холмах. Волнение среди пассажиров нарастало; наш шаткий дилижанс подскакивал на рессорах и раскачивался во все стороны. Мне приходилось крепко держаться. Затем дорога выровнялась, горы приблизились вплотную, и дилижанс въехал в ущелье Борго. Все крестились так же, как в Бистрице.

Мы помчались дальше, кучер наклонился вперед, а пассажиры нетерпеливо всматривались в окружающий мрак. Это состояние всеобщего волнения продолжалось еще некоторое время, пока наконец не показался выход из ущелья. Было по-прежнему темно, душный воздух предвещал грозу. Я пристально смотрел на дорогу, надеясь увидеть экипаж, который доставит меня к графу, но безрезультатно. В мутных лучах фонарей дилижанса виднелся лишь пар от спин наших наполовину загнанных лошадей да песчаные колеи. На всем протяжении нашего пути нам не встретилось ни одной повозки.

Пассажиры вскоре успокоились и, казалось, потеряли ко мне интерес. Я раздумывал над тем, что предпринять, когда рядом кто-то тихо произнес:

– Видно, он опоздал…

Вдруг кучер круто обернулся ко мне и выкрикнул на отвратительном немецком:

– Нет здесь никакой коляски. Ясно, что господина не ждут. Пусть он едет сейчас с нами в Буковину, а завтра вернется обратно, а лучше – на следующий день…

Пока он говорил, лошади остановились, будто споткнувшись о невидимый барьер, начали ржать, фыркать и бить копытами. Чтобы удержать их, кучеру пришлось напрячь все силы.

Поднялся невообразимый шум, кто-то взвизгнул, пассажиры снова начали креститься. Я оглянулся – позади возникла запряженная четверкой лошадей коляска. Догнав дилижанс, она поравнялась с нами. Когда свет фонарей упал на нее, я увидел великолепных породистых вороных, на козлах восседал бородатый возница в широкополой черной шляпе, скрывавшей его лицо. Я смог разглядеть только блеск глаз, показавшихся мне красноватыми, когда он обернулся к нам.

Мужчина усмехнулся:

– Ты что-то рановато сегодня, дружище…

Кучер, заикаясь, пробормотал:

– Англичанин очень торопил!

– Потому-то ты и посоветовал ему ехать в Буковину? Меня не проведешь, лошади у нас быстрые… Подай-ка сюда багаж господина…

В луче фонаря мелькнула жестокая ухмылка незнакомца, его яркие губы и зубы, белые, как слоновая кость.

С необычайным проворством мои вещи были извлечены из дилижанса и переложены в коляску. Затем я вышел, возница помог мне взобраться, подхватив меня под локоть стальной рукой, – сила в ней чувствовалась необычайная. Не говоря ни слова, он дернул вожжами, лошади повернули, и мы помчали по ущелью в кромешной тьме. Оглянувшись, я успел увидеть, как наш дилижанс тронулся по дороге. Едва он исчез во мраке, как меня охватило чувство одиночества и странный озноб – и тут же мне на плечи был наброшен теплый плащ, колени укрыты пледом, и мой спутник проговорил на чистом немецком:

– Ночь холодна, сударь, а мой господин просил окружить вас заботой. Под сиденьем вас дожидается фляжка сливовицы – нашей фруктовой водки.

Я не прикоснулся к напитку, но приятно было сознавать, что фляга под рукой. Чувствовал я себя несколько странно, однако беспокойства не ощущал; хотя, честно признаться, предпочел бы поскорее закончить это ночное путешествие.

Наконец коляска повернула на какую-то извилистую тропу, тянувшуюся довольно долго, потом мы круто вильнули и опять попали на прямую дорогу. Казалось, мы кружим на одном месте. Желая проверить свою догадку, я приметил ориентир – особой формы дерево – и вскоре убедился, что это именно так. На языке у меня вертелся вопрос, что это означает, но я опасался задать его вознице, ибо в моем положении протестовать не имело смысла, тем более если все это делалось умышленно. Спустя некоторое время я чиркнул спичкой и при ее вспышке взглянул на часы; была полночь без нескольких минут. Почему-то это неприятно поразило меня.

Внезапно откуда-то издалека донесся собачий вой – жалобный, тягучий, полный ужаса. Его подхватили еще с полдюжины псов – и эти дикие звуки заполнили всю округу. Лошади начали дрожать, метаться, и кончилось тем, что они встали на дыбы, но возница ласково заговорил с ними, и животные немного успокоились. Но тут раздался еще более пронзительный вой – на этот раз уже волчий. Мне нестерпимо захотелось выпрыгнуть из коляски и бежать куда глаза глядят, но кони снова вздыбились и слепо рванулись вперед. Кучеру пришлось употребить всю свою громадную силу, чтобы сдержать их. Я в отчаянии закрыл глаза, а когда открыл, коляска стояла, возница успокаивал лошадей, что-то шепча им на неведомом наречии. Наконец он снова уселся на козлы и, взяв вожжи, пустил свою четверку вороных крупной рысью.

Оставив далеко позади ущелье, мы неожиданно свернули на узкую, стиснутую с двух сторон деревьями колею, которая напоминала туннель, прорезавший мрачные утесы. Бешеный ветер свистел и стонал, резко похолодало, повалил снег, вскоре покрывший все вокруг белой пеленой. Вой собак стал глуше, но зато волчий вой окружал нашу коляску со всех сторон и продолжал приближаться. Ужас ледяной рукой коснулся моей души, четверка лошадей вновь забеспокоилась, однако возница и бровью не вел. Он как ни в чем не бывало продолжал путь, зорко всматриваясь в темноту. Я устало откинулся на сиденье и погрузился в мучительную полудремоту.

Открыть глаза меня вынудил тревожный свет огромной луны, которую поминутно застилали рваные облака. Повозка вновь стояла как вкопанная, возница исчез, а я был окружен кольцом волчьих пастей. Волки, покрытые щетинистой шерстью, стояли молча, не сводя с меня горящих злобой глаз. От страха я не мог пошевелиться. Вдруг звери пронзительно завыли, будто луна заставила их очнуться, но с места не сдвинулись. Удивительным было то, что лошади лишь мелко дрожали и фыркали; но когда вой стал уж совсем нестерпимым, я отчаянно, изо всех сил, закричал… Неизвестно откуда появился возница; я услышал его повелительный голос. Он протянул длинные мускулистые руки, словно отстраняя неосязаемое препятствие, и волки начали отступать. Когда луна снова ненадолго выглянула, кучер уже спокойно взбирался на сиденье, а зверей и след простыл.

Я боялся произнести хоть слово; время тянулось мучительно долго, и дальнейшее путешествие мы продолжали уже в кромешной тьме, так как облака окончательно закрыли луну. Мы поднимались все время в гору; не помню, сколько это продолжалось…

Наконец я почувствовал, что повозка остановилась – мы находились на подворье обширного древнего, полуразрушенного замка. Высокие окна были темны и мрачны, а осыпающиеся зубчатые стены образовывали странные зигзаги. В сумраке двор замка казался необъятным, от его середины дорожки вели к большим круглым аркам. Возница соскочил и протянул мне руку, чтобы помочь сойти, и я опять невольно обратил внимание на его нечеловеческую силу – его пальцы сжали мое запястье, словно стальные клещи. Затем он бросил мой багаж на камни двора.

На мощенную неотесанными камнями площадку выходила громадная дверь, обитая ржавыми железными гвоздями. Даже при тусклом свете я отметил, что камни истерты временем и непогодой. Пока я стоял, возница снова взобрался на козлы, лошади рванулись и скрылись с экипажем под одним из темных сводов. Я остался в полном одиночестве и не знал, что предпринять. У дверей не было и намека на звонок или молоток; не было надежды и на то, что мой голос проникнет сквозь мрачные стены.

Где я и в какую историю впутался? Что судьба готовит мне, обычному лондонскому стряпчему, отправившемуся к богатому иностранному клиенту, купившему в Лондоне недвижимость? Что здесь делает обыкновенный помощник адвоката, а ныне, после недавней успешной сдачи экзаменов, полноправный адвокат?.. Я начал щипать себя, чтобы убедиться, что все это не сон: кошмары, звери, замок, перед которым я стою. Увы, это была реальность, а я находился в Карпатах. Мне оставалось только запастись терпением и ждать наступления утра…

Едва придя к этому заключению, я услышал в доме приближающиеся грузные шаги; в щели входной двери показалась полоска света. Затем раздался скрежет цепей, грохот отодвигаемых массивных засовов. На пороге возник высокий господин с чисто выбритым подбородком и длинными седыми усами, с первого взгляда показавшийся мне стариком; одет он был с головы до ног во все черное. В левой руке он держал старинную серебряную лампу, в которой не было лампового стекла, и пламя горящего фитиля отбрасывало длинные трепещущие тени. Господин произнес по-английски с едва заметным акцентом:

– Добро пожаловать! Входите смело и по доброй воле.

Он не двинулся ко мне навстречу, а стоял неподвижно, как статуя. Но не успел я переступить порог, как хозяин дома, протянув руку, сжал мою с такой силой, что заставил меня вздрогнуть: его пальцы были холодны как лед. Мощь его руки оказалась настолько схожей с той, что я заметил у возницы, что у меня возникло сомнение: не одно ли и то же лицо – кучер и господин? Я растерянно спросил:

– Граф Дракула?

– Именно. Приветствую вас, мистер Харкер, в моем родовом замке. Входите же, ночи нынче холодные, а вы, надо полагать, нуждаетесь в еде и отдыхе!

Произнеся это, граф повесил лампу на крюк в стене и, шагнув вперед, подхватил мой багаж настолько расторопно, что я лишь неловко попытался воспротивиться подобной учтивости.

– Нет, сударь, вы гость. Теперь поздно, поэтому на моих людей рассчитывать не приходится. Позвольте мне самому позаботиться о вас…