Биография:
Родился 15 июля 1934 года в Москве в семье экономистов, работающих на авиационном заводе.
С 1949 по 1953 учился в МСХШ. Один год проучился в Минском художественном институте, ещё год — в Академии художеств им. И. Е. Репина в Ленинграде, был исключён. Был принят в Институт театра и кино, где завершил образование.
В 1956 благодаря усилиям Владимира Слепяна, прошла первая квартирная выставка Олега Целкова в Москве.
В 1961 году переезжает в Москву.
В 1965 в Институте атомной физики им. Курчатова в Москве состоялась первая официальная персональная выставка.
С 1970-х годов выставляется в Европе и США.
В 1977 году принял предложение «властей» покинуть СССР. Живет в Париже.
В 2004 году прошли персональные выставки в Русском музее и в Государственной Третьяковской галерее.
Начиная с 1960 года, с картины «Портрет», в течение последующих сорока лет в живописи разрабатывает один единственный сюжет — образы деформированного человеческого лица и фигуры, напоминающие зловещие маски или человекоподобного мутанта. Его портреты стали своеобразной реакцией на новые формальные приемы сурового стиля. Особая черта его картин — «шаблонность», крупный масштаб и яркие анилиновые цвета. На творчество повлияли современные примитивисты и поздний Малевич.
Произведения Олега Целкова - это узнаваемое и невероятно статусное искусство. После вынужденной эмиграции из СССР в 1977 г. художник обосновался во Франции. Там он, ранее не интересовавшийся историей живописи, бросился изучать музейные коллекции, выставки, салоны, литера-туру… Все эти впечатления помогли ему еще больше уверовать в свет своей звезды. «Мой персонаж, родившийся в России, продолжает жить на чужбине, матерея», - высказался автор в одном из своих интервью.
С 2007 года начались многочисленные сенсационные продажи картин Олега Целкова на ведущих аукционах мира. Самой дорогой вещью нонконформистов оказались жгуче-фиолетовые плакатные «Пять лиц» (223 194 фунта) и работа «Мальчик с воздушными шариками» (238 406 фунтов) - такие данные зарегистриро-ваны на аукционе MacDougall’s в 2007 и 2008 годах. Картины Целкова при видимой простоте практически невозможно подделать - повторение многочисленных тонкостей, нюансы перехода цвета и света, сложная фоновая палитра легко выдали бы чужую руку. Для творчества Олега Целкова специалисты предполагают обычный ценовой «карьерный рост», свойственный произве-дениям признанных художников, - 20-25% в год, а для лучших произведений и шедевров - больше 50% в год (по материалам ARTinvestment.RU) .
На выставке «ОЛЕГ ЦЕЛКОВ. XXI ВЕК» в Арт-галерее «К35» (2012) демонстрировались произведения художника 2000-2010-х гг.
Родился в Москве, в семье экономистов авиационного завода. С 1949 по 1953 гг. учился в МСХШ. Один год проучился в Минском художественном институте, ещё год - в Академии художеств имени И. Е. Репина в Ленинграде, откуда был исключён. Поступил на постановочный факультет Ленинградского института театра, музыки и кино имени Н. К. Черкасова, где завершил образование. Ученик известного художника и театрального деятеля Николая Акимова. До 1960 года фактически работал «в стол», искал своё место в искусстве. В 1956 году известный художник и куратор нонконформистского искусства Владимир Слепян организовал первую неофициальную выставку Целкова. На следующий год в рамках Московского фестиваля молодёжи Целков участвует в работе свободной площадки художников в Парке культуры имени Горького, где лично познакомился со многими будущими коллегами и единомышленниками.
1960 год стал поворотным в творчестве художника. Он впервые написал своего персонажа, которого условно назвал Мордом (от слова «морда»). Картина «Портрет» принесла автору широкую известность и включила Целкова в круг ведущих художников неофициального искусства. С тех пор Целков хранит верность одной теме, изображая в том или ином виде фигуры и образы с деформированными человеческими лицами, напоминающие зловещие маски или человекоподобных мутантов. В его портретах чувствуется внутренняя взаимосвязь с модным в 60-е годы суровым стилем, а также неопримитивистами и поздним Малевичем.
Вот как рассказал о своём открытии сам художник: «Я написал не портрет отдельно взятого субъекта, а портрет всеобщий, всех вместе в одном лице - причём до ужаса знакомом. И сразу же понял, что мне указана моя дорога. Мне случайно удалось сорвать маску с человечества. Более полувека я пишу оборотную сторону человеческой личности, которая никогда не была показана в изобразительном искусстве. В моём персонаже есть эгоизм, злоба, тоска. Я изображаю его таким, каким он остаётся наедине с самим с собой или один на один с врагом. Поскольку он - существо всемирное, то никогда не умрёт. Я открыл в человеке то, что в нём действительно бессмертно. Он представляет собой как бы новую человеческую расу, совмещая в себе одновременно и гуманиста, и анти-гуманиста, и в нём нельзя разделить оба начала».
Большую роль в биографии Целкова сыграла его дружба с поэтом Евгением Евтушенко, который стал страстным поклонником и пропагандистом творчества художника среди советской либеральной интеллигенции. В 1961 году Олег Целков переехал в Москву, где в Институте атомной физики имени Курчатова состоялась его первая официальная выставка. С 1970-х годов художник стал активно выставляться в Европе и США.
Его активность и популярность нонконформиста не могла не раздражать идеологическое руководство СССР. В 1977 году власти предложили Целкову покинуть родину. С тех пор мастер живёт в Париже, но французского гражданства не принял, решив остаться апатридом с нансеновским паспортом.
Игорь Дудинский
Персональные выставки
2004 Русский музей, Санкт-Петербург
2011 Олег Целков. XXI век. Галерея Lazarev Gallery, Санкт-Петербург
2014 Бубновый Туз.
Коллекци
Галерея современного искусства ARTSTORY, Москва
Государственная Третьяковская галерея, Москва
Государственный Русский музей, Санкт-Петербург
Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург
Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина, Москва
Музей Другое искусство, РГГУ, Москва
Новый музей, Санкт-Петербург
Музей Stedelijk, Амстердам, Нидерланды
Музей Olympic, Лозанна, Швейцария
Фонд культуры «Екатерина», Москва
Zimmerli Art Muzeum, Нью-Джерси, США
Арт-галерея «К35» совместно с Lazarev Gallery (Санкт-Петербург) представляют персональную выставку выдающегося российского художника
Арт-галерея «К35», 17 мая - 17 июня 2012
Москва, Б. Саввинский переулок, 12, стр. 6
Арт-галерея «К35» совместно с Lazarev Gallery (Санкт-Петербург) представляют выставку «Олег Целков. XXI век» - персональную экспозицию выдающегося российского художника, одного из лидеров и вдохновителей неофициального советского искусства. Входящие в экспозицию картины будут показаны в Москве впервые.
Олег Николаевич Целков живет в Париже с 1977 года и является единственным художником-эмигрантом, удостоившимся престижной независимой премии «Триумф». Неповторимый почерк и герои картин Целкова стали его визитной карточкой во всем мире. Однажды познакомившись с ними, Вы не забудете их никогда.
Произведения Олега Целкова - это узнаваемое и невероятно статусное искусство. После вынужденной эмиграции из СССР в 1977 году художник обосновался во Франции. Там он, ранее не интересовавшийся историей живописи, бросился изучать музейные коллекции, выставки, салоны, литературу… Все эти впечатления помогли ему еще больше уверовать в свет своей звезды. «Мой персонаж, родившийся в России, продолжает жить на чужбине, матерея», - высказался автор в одном из своих интервью.
Характеризуя собственное творчество, Олег Целков говорит: «...когда мне вдруг явилась эта рожа, мне стало понятно: это лицо не конкретного человека, а человечества вообще, в целом. То есть я, сам того не ведая, случайно стянул маску со всех лиц сразу. Я не ставил задачи “срывать маски”, да и увидел я не “плохое” или “хорошее”, а нечто более подлинное, подкожное. А то, что у каждого из нас под кожей, сближает нас всех. Я не могу иметь конкретных претензий ни к одному человеку, но я имею более чем конкретную претензию к массе людей, которые друг друга унижают, мучают, отправляют на тот свет. Эти претензии я вправе иметь и к прошлому, и к настоящему, и к будущему...» (М. Поздняев Олег Целков. «Я случайно сорвал маску с человечества» // Новые известия. 29 октября 2004).
С 2007 года начались многочисленные сенсационные продажи картин Олега Целкова на ведущих аукционах мира. Самой дорогой вещью нонконформиста оказались жгуче-фиолетовые плакатные «Пять лиц» (223 194 фунта) и работа «Мальчик с воздушными шариками» (238 406 фунтов) - такие результаты зафиксированы на аукционе MacDougall’s в 2007 и 2008 годах. Картины Целкова при видимой простоте практически невозможно подделать: повторение многочисленных тонкостей, нюансы перехода цвета и света, сложная фоновая палитра легко выдали бы чужую руку.
Творчество Олега Целкова не оставило равнодушными как специалистов, так и многих выдающихся деятелей литературы и искусства. По словам известного французского критика и теоретика искусства Андре Парино, «в построении композиций Целкова можно найти монументальный динамизм, ту первобытную силу, которая является наивной душой живописи».
Иосиф Бродский: «Олег Целков - самый выдающийся русский художник всего послевоенного периода».
Другой русский художник, Михаил Шемякин , набросал в 1986 году небольшой словесный портрет Целкова, прибегая к самым энергичным формулировкам: «Олег Целков - создатель удивительного коктейля XXI века. Это гремучая смесь из светотени Рембрандта, пышной плоти Рубенса, помноженных на русское безумие и мощь варварского духа».
Картины Целкова находятся в Государственной Третьяковской галерее и Государственном музее изобразительных искусств им. А. С. Пушкина (Москва), Государственном Эрмитаже и Русском музее (Петербург), музее Стеделийк (Амстердам), Музее Циммерли Рутгерского университета (Нью-Джерси, США); в коллекциях Евгения Евтушенко, Георгия Костаки, Артура Миллера, в многочисленных частных собраниях Франции, России, США.
Источник : пресс-релиз Арт-галереи «К35»
«Это гремучая смесь из светотени Рембрандта, пышной плоти Рубенса, помноженная на русское безумие и мощь варварского духа!» - так о живописи Олега Целкова высказался когда-то другой большой художник Михаил Шемякин.
Корифею нонконформизма восемьдесят два года, он давно живет во Франции и по-прежнему много работает. Почти шестьдесят лет Целков пишет своего бесшабашного персонажа - плосколицего Морда, которого одни называют рожей, другие совком, кто-то в нем видит современную икону, кто-то беса.
В начале декабря в выставочном зале Vladey Space на «Винзаводе» прошла короткая недельная выставка его новых работ, ставшая поводом поговорить с мастером. О том, кем Целков считает своего персонажа, почему уехал во Францию и выбрасывал свои полотна, художник рассказал ARTANDHOUSES.
Photo: Nicolas Hidiro
Courtesy VLADEY
Недавно по российскому телевидению шел сериал по пьесе Василия Аксенова «Таинственная страсть». Насколько я знаю, многие герои пьесы были вашими друзьями. Действительно ли богема времен оттепели вела столь свободный образ жизни?
Они все были моими друзьями, но жили мы по-разному. Дело в том, что были люди, которые имели контакт с властью, власть разрешала им публиковаться и платила хорошие деньги. А я принадлежал к тем, кто с властью не желал иметь ничего общего, и денег от нее получать не собирался. Я жил как будто в углу и старался, чтобы власть меня не замечала, чтобы она не могла меня уничтожить. Их власть не уничтожала, а поощряла, любила и иногда журила. Хотя они критически ко многому относились, а я отрицал всё. Я скорее принадлежал к разряду людей вроде Иосифа Бродского, которые не имели контактов с властью, и за это власть отправила его в ссылку. Никакой свободы не было, это ошибочно показано.
Тем не менее к вам домой в Тушино приезжали такие талантливые и очень известные в мире люди, как писатель Артур Миллер, художники Давид Сикейрос, Ренато Гуттузо.
Да, но они как раз приезжали с моими друзьями - Евтушенко, Аксеновым. Им было интересно показать меня, а тем было интересно поглядеть. Если бы не друзья, все эти мировые знаменитости вряд ли обо мне узнали.
Даже Анна Ахматова как-то заезжала…
Мой близкий друг Анатолий Найман был ее секретарем.
«Бильярд»
2014
Фото: Николя Идиро
Courtesy VLADEY
В одном из интервью вы сказали, что в те годы начинали пить с восьми утра, как Черчилль. А кто был идеальным собутыльником для вас?
Собутыльники были у меня только в пивной. Я был большой любитель выпить. Был один собутыльник, очень известный человек - Ролан Быков. Потому что он любил, и я любил. Вот уже и интересно.
В 1977 году «по предложению» властей вы уехали во Францию. Чего вам больше всего не хватало в эмиграции?
Мне всего хватало, потому что я уехал, чтобы никого не видеть, никого не слышать и не иметь никаких контактов с властями. Франция и вообще Запад представляли полную противоположность Советскому Союзу. На Западе не говорят: «Иди работать! Где ты работаешь?», здесь вообще никому ничего не указывают. Государство не вмешивается в твою личную жизнь, в твою веру, в твои взгляды. Ты можешь и хвалить что угодно и писать что угодно. Гомосексуалисты могут голые по улице ходить. Это большинству не нравится, а они всё равно лезут в бутылку, хотят сказать, что они тоже люди. И между прочим, я с этим согласен.
Photo: Nicolas Hidiro
Courtesy VLADEY
Что вас поразило больше всего по приезде в Париж?
В Москве была постоянная толкотня в метро, все торопятся, проходу не дают друг другу. Здесь же люди спокойно стоят, если кто-то забыл выйти, его заботливо пропускают к выходу. Самое главное, что нет крика, хватит ли колбасы в очереди, не хватит. Здесь нет никаких бытовых проблем. Когда я снимал квартиру, спросил владельцев, можно ли поставить в каждой комнате телефон. Они даже удивились такому вопросу. И я еще спросил, а можно ли в коридоре тоже? Да, говорят, можно, хоть два в каждой комнате. Чтобы поставить телефон в Москве, я просил Владимира Высоцкого спеть на нашем телефонном узле. И Высоцкий мне дал согласие, но запил. Так я без телефона и уехал.
О чем-то вы всё же скучаете из русской жизни?
Нет, я вообще ни о чем не скучаю. Я занят своей живописью, своей жизнью очень простой и понятной. Я понимаю разговоры о ностальгии, но, как правило, их ведут совершенно никчемные люди.
«Пара с иглой»
2014
Фото: Николя Идиро
Courtesy VLADEY
Насколько вам важно много работать? Должен ли художник быть плодовитым?
Видите, какая штука, художник никому ничего недолжен. И себе тоже. Всё очень просто. Должен ли человек с кривыми ногами бегать? Или играть в баскетбол? Не должен. Художник - это нечто непонятное. С этим надо родиться. Это нельзя воспитать! Никакие профессора не научат. Это врожденное. От Бога. Есть выражение: «Художник сам по себе ничего не выбирает, если он художник». А если он выбирает, придумывает, поехал туда учиться, потом еще куда, он не художник. Художник ничего не выбирает! Бог заставляет его заниматься своим делом, а не желание заработать. Сейчас же сплошь и рядом лжехудожники.
Давай поговорим про вашего персонажа, которого вы изображаете много лет. Его называют по-разному, пытаясь как-то определить: морда, рожа, совок. Вас не обижает несколько уничижительное отношение к вашему герою?
Я начал писать своего героя в начале 1960-х годов, значит, прошло почти шестьдесят лет. Меня ничто не обижает, и почти шестьдесят лет я сам никак не могу понять, что я делаю. Никак! Не понимаю! Он меняется. Возникает новый образ. Но понять, объяснить я не в силах!
«С вилами и свечой»
2014
Фото: Николя Идиро
Courtesy VLADEY
Он живет помимо вашей воли?
Точно так. Смотрю: «О! Какой новый уродился!» Всё время он меняется у меня в голове. И когда что-то такое говорят, рожа или не рожа… Может, и рожа, я врать не буду, не знаю. Может, и не рожа. Ответить вам не могу.
Как ваш герой меняется с годами?
Он меняется, но это тоже для меня загадка. Он у меня то молодеет, то седеет. А как, я не понимаю. Я не задумываюсь, потому что меня это вообще не задевает. Это вопрос не ко мне. Знаете, как дети получаются? Жена говорит: «А я беременна». Вот так и тут.
Раньше вы безжалостно уничтожали свои работы, выкидывали целые рулоны холстов. Вы всё также беспощадны к своим картинам?
Да, довольно много работ я выбросил. У меня была такая теория, что не надо захламлять землю плохим искусством. Может, что-то было неплохо, но ближе к плохому, а значит, надо уничтожить. А потом я смотрю, как заводы строят, загрязняют природу, и думаю: плевать, хламлю или не хламлю… Пусть потом разбираются после меня, кому это интересно, а кому нет.
Целков отдал жизнь на алтарь искусства: почти 60 лет пишет без выходных (найдутся ли еще такие?). Творчество не мешает ему жить с красавицей женой во Франции и выпивать каждый вечер бокал вина. За этим делом и застаю его в парижской квартире-мастерской. Присутствие художника выдают только его залитая краской одежда и мольберт с недописанной картиной.
— Олег Николаевич, почему без фартука работаете? Не жалко кашемировый кардиган? Весь в краске!
— Для меня одежда не имеет ценности. Что попалось под руку, то и надел. Об это же вытираю руки во время работы. Краска — не грязная, отстирается…
— Сейчас показывают ваши работы разных лет на выставках в парижской галерее и московском Новом Манеже. С 1990-х лица заметно мутировали, обзавелись дополнительными глазами… Это болезнь или прозрение?
— Я начал делать лица в 1960-м. Случайно. В поисках своего художественного пути нарисовал странное лицо. Не абстрактное, как у кубистов, разбитое кубиками. Человеческое, но ничье. Вдруг понял, что вижу в нем привлекательную загадку. Это человеческий портрет, но с искажениями. По сей день у меня нет ответа, что это за лица, что с ними происходит и какого они качества. Пишу их всю жизнь. Ежедневно.
— Порыв?
— Нечто наподобие полового влечения. Когда вы в кого-то влюблены, но не потому, что он самый красивый, а вас тянет именно к этому человеку. Как у Высоцкого: «Она ж хрипит,/Она же грязная,/И глаз подбит,/И ноги разные,/Всегда одета, как уборщица…/— Плевать на это —/Очень хочется!».
С женой Тоней в 1970-е. Из личного архива.
— Однако ваша любимая женщина — актриса. Да еще какая — Антонина Боброва!
— В первую же встречу позвал ее замуж. Я был пьян так, как умеет это русский человек, и устало глядел в телевизор. Вдруг на экране появляется женщина такой неземной красоты, что я выдал себе: «Это моя! Моя жена». Тоня была уже известной актрисой, играла в тот момент в пьесе Гончарова «Обрыв». Тем же вечером мы с друзьями пошли в гости к Белле Ахмадулиной — и Тоня оказалась там. Я подошел к ней, взял за руку и призвал в свидетели окружающих: «Вы ведь все знакомы с моей женой, не так ли?..» Актриса не подала удивления. Она последовала за мной. С того дня мы не расстаемся.
— Возникало желание изобразить любимую женщину?
— Если и возникало бы, то к моему творчеству это отношения никакого не имеет. Я могу параллельно и фокусы на улице показывать, но это не значит, что я одновременно и фокусник. Мое творчество — это только то, что меня влечет.
— Есть галеристы, которые имеют дело с вашим творчеством и позволяют говорить, что вы пишете лица, потому что ничего другого не получается…
— Что говорят галеристы — для меня неважно. Это не профессионалы, а случайные люди. У них другой профессии не случилось, и они стали открывать галереи, думая, что вот тут-то найдут сладкую жизнь и деньги. Чтобы говорить о творчестве художника, надо его знать. И не просто общаться и две картины увидеть, а знать детально: от начала до конца. Тогда можно делать выводы. Вот когда я посмотрел книгу со всеми картинами Архипа Куинджи, то могу сказать, что это художник несостоявшийся, но с задатками к гению.
С внуком Максимом в своей парижской квартире. Из личного архива.
— Изучив живопись по книге, можно делать такие выводы?
— Да, хотя я не искусствовед, не критик и не посетитель выставок, поэтому размышлений по поводу творчества других художников у меня быть не должно.
— В каких музеях вас можно встретить?
— Ощущаю себя проклятым художником. Этот термин родился у французских поэтов ХIХ века, так как они везде были не ко двору. Со мной — так же. Выставлять меня неприятно, я мешаю, многим не нравлюсь. Как художник. Говорю только о картинах. Их никуда не берут. Постоянно они нигде не висят.
— Вас в Москве частенько выставляют. Подделки тоже бывают…
— Меня подделывают порядка 20 лет. Несколько подделок мне привезли друзья. Думаю, эти вещи не имеют коммерческого успеха, потому что они плохие. Серьезный фальсификатор на моем пути не встречался. Это ребятишки, которые, видимо, думают, что сделают несколько работ и заработают случайно большие деньги. Ведь они видят, за сколько на аукционах, например в Лондоне, уходят мои картины («Мальчик с воздушными шариками» ушел на MacDougall’s за £238,4 тыс. — «МК»).
— Тем не менее был случай, когда даже специалисты не смогли определить, подделка перед ними или ваш подлинник.
— Понимающих и знающих людей мало. Со мной тоже такое было в 20 лет, когда я жил в Питере и пришел на выставку Сезанна. Не на открытие, когда ничего не видно, а когда в зале — ни души. Я был очень оскорблен тем, что увидел. С моей точки зрения, Сезанн был тогда наивысшей дрянью. Дураком я был, что с меня взять. Ничего не знал о художнике, не понимал, как смотреть… Имеющий глаза в большинстве случаев слеп. Имеющий уши — глух. Имеющий голос — не певец.
"Портрет с вилками" 2002 года. Из личного архива.
— Это из Библии известно.
— Это и без Библии известно. Увиденное должно наложиться на опыт, понимание, чувствование… Когда я переехал во Францию, начал ездить по сотням городов мира. Ни одной площади, ни одного дома не помню, а смотрел глазами. Так и картины: посмотрел — и забыл. Чтобы сказать, что ты что-то видел, надо вникнуть в это и попытаться разобраться. Чтобы смотреть потом Сезанна, мне пришлось приложить уйму усилий. Для начала — унять возмущение. Я ведь решил, что меня за идиота принимают, гадость показывают…
— Что сейчас о Сезанне думаете?
— Не думаю о нем, так как не искусствовед. Но понимаю его и чувствую. Рассказать картину, как и музыку, невозможно. «Анну Каренину» — тоже. На такой сюжет 100 писателей могут написать роман, но Толстой будет один. Не переплюнешь Льва Николаевича, как и Пушкина, в литературе. Это такая высота! Они с этим родились. «Академиев не кончали», как говорил Чапаев. Маяковский приехал в Москву, спустившись с Кавказских гор. Все детство прожил там, слышал кавказскую речь, а приехал русским поэтом. Необязательно изучать язык. Можно его изучать — и все равно не уметь писать. Это врожденное. Маяковский уже в первых произведениях был гениален, хотя это не было понятно сразу. Когда он умер, Демьян Бедный написал про него: «Жил как хулиган и умер как хулиган».
— Вас тоже считают хулиганом…
— Элементы хулиганства во мне есть.
— По-вашему, художниками рождаются?
— Я родился. Если ты настоящий художник, в тебе просыпается твой стиль. Этому не научить. У меня и не было учителей, я не жил рядом с Третьяковкой, чтобы в нее ходить в детстве. Впервые попал туда в 15 лет, когда поступал в художественную школу. Год там прокрутился и стал творить. Мне велят рисовать гипс, а я не могу. Неинтересно. Знаменитый педагог Павел Чистяков, учивший Сурикова и Репина, говорил: «Пока он на лавке в длину — можно пороть; когда он уже поперек — надо кончать это дело». Обычно лет в 15 уже поздно учить. Это, конечно, условно. Вон Нуреев приехал из Казани и занялся балетом в 10 лет. Немыслимо!
— Эрик Булатов жил рядом с Третьяковкой — и...
— Это другой тип художника. Он приехал ко мне в деревню с альбомчиком и тремя цветными карандашами. Посидел в саду и говорит: «Я твою розочку нарисовал». Он склонен к учебе, теоретизированию, к пониманию того, что делает. Я бы тоже хотел понимать, что я делаю, но не получается.
С Эриком Булатовым и Оскаром Рабиным. Из личного архива.
— Вас, как Эрика Владимировича, тянет постоянно в музеи?
— Меня никогда в музей не тянет. Хотя были художники, перед которыми я провел много-много лет. Учился в художественной школе — кстати, вместе с Булатовым, — и был бесплатный вход в Третьяковку. Она прям напротив школы была. Я почти каждый день смотрел только «Боярыню Морозову» Сурикова, «Пустынника» и «Видение отроку Варфоломею» Нестерова. По сей день считаю эти картины великими живописными шедеврами мирового масштаба.
— А копировали Малевича...
— Никогда его не любил. Не могу внутри себя ввести Малевича в разряд художников. Он для меня — деятель искусства, который в силу ряда обстоятельств, им не придуманных, попал в самую точку мирового искусства ХХ века. В этой точке могло быть очень много художников, даже поважнее Малевича. Он вообще при жизни не считался великим художником.
— Зачем же его копировали?
— Как ученик художественной школы договорился с хранительницей Русского музея посмотреть в запасниках его работы. Мне было около 19. Всех заодно тогда там посмотрел. Никакого впечатления не произвел Кандинский, ни малейшего, Шагал, так, комическое, а Малевич, который мне совсем не понравился, привлек мое самое большое внимание. Объяснения не имею. Нет, вспоминаю… Тогда я как будто бы от него услышал или даже сам себе сказал его голосом: «Олег, ни у кого не учись, никому не подражай, делай только свое». И я вышел окрыленным. И совсем окрыленным продолжил свою жизнь. Тогда же я сделал копию маслом, чтобы почувствовать Малевича ближе.
— Где эта копия?
— Недавно мне ее показали в Русском музее. Сказали, что не атрибутирована. Я говорю: «Может, это моя. Я ее тайно делал и недоделал. Могу подписать». Гвозди свои узнал, здоровенные. Тоненьких в магазине не было, да и крупные с трудом доставали. Холст тоже мой: грубый такой, льняная бортовка — такую портные использовали. Холсты тогда были только для художников из Союза. Нам, ученикам и всяким с улицы, вход туда был закрыт.
— Вам пытались дать звание?
— Никаких званий у меня нет. Зато есть правила: нигде не работать, не иметь званий, орденов. Что это за слова такие — народный художник Украины? Пикассо хохотал бы, если его назвали бы «народный художник Франции» или «академик Пикассо». Художники все равны. У них не должно быть звездочек и званий. У них может быть или не может быть только успех у публики. Это от художника не зависит. Публика выбирает. Например, я не считаю Айвазовского величайшим художником, но, судя по публике, он, безусловно, таким является. Эти бутафорские моря по сей день считаются прелестными. Сколько им уже лет, а они все никак не постареют, потому что почти всем подходят. Со мной — иначе. Как-то один режиссер купил мою картину и повесил ее над кроватью сына. Мальчик скоро пожаловался: «Папа, я возле нее спать не могу». Я сказал этому режиссеру: «Какое ты право имел над сыном вешать эту серьезную вещь? Это что, елка тебе?! Дурак ты, а не отец!»
У Артура Миллера в 1980-е. Из личного архива.
— Легко расстаетесь с работами?
— Абсолютно. Первым моим покупателем на Западе стал Артур Миллер (драматург, муж Мэрилин Монро. — «МК»). Его привел Евгений Евтушенко в мою московскую мастерскую. Она была настолько крохотная, что приходилось пользоваться перевернутым биноклем, чтобы взглянуть на свои картины хотя бы с небольшого расстояния… Миллер присмотрел работу и попросил назвать цену. Я тогда, даже если ничего не продавалось, принципиально брал дорого и попросил пятьсот. Миллер удивленно спросил: «Рублей?» Я нахально ответил: «Ну не копеек же!». Коллекционер имел в виду доллары…
— Писали на заказ?
— Никогда. Это самое главное, что я освоил от Малевича: никогда не зарабатывай живописью деньги, то есть не пиши на заказ.
— Вы чаще здесь работаете или в деревне?
— Полгода живу здесь, полгода — там. В квартире вещи небольшие, чтоб можно было выносить. Главное — повернуться на лестнице. Когда-то сам это делал, теперь — грузчики. В деревенском доме самые большие картины — 3 на 4 метра.
— Что-нибудь выращиваете в деревне?
— Нет, иначе окрестные крестьяне будут приводить своих детей не на картины смотреть, а смешить их моей картошкой…
— Они к вам ходят как к художнику?
— Все. Я там знаменитый. Мэр просит сделать выставку. Это деревушка Шампань-Арденны на востоке Франции, где произошла битва около Арденн в Первую мировую. Снаряды летели и крошили людей. «Рыцари» сражались на конях, кричали «ура!» и оставляли за спинами мясорубку… Здесь же стоит завод, на котором изготовлялись все металлические решетки для Парижа. Сейчас там нет цивилизации, забытый Богом край.
— Вам там не одиноко?
— Нет, ведь я не один: жена, дети, внуки. Товарищи приезжают, крестьяне в гости заходят. У меня большая бочка вина стоит, стаканы. Кто бы ни зашел — всех угощаю. Вино — как лекарство. Хотя сейчас пью мало, старый уже…
— Устроите в деревне выставку?
— Не хочу. Эти вещи культурным людям непонятны. А что вы хотите от французских крестьян?!
— Скажите что-нибудь, чтобы мы их лучше поняли.
— Все, что скажу, — вранье. Не потому что я врун, а потому что у меня нет ответа и трактовки. Этим должны заниматься искусствоведы. У меня нет прародителей. Хотя перед моими глазами стояли массивные художники. Я опирался на мощь Рубенса, на заветы Малевича…
— Когда я зашла, вещал Первый канал. Так следите за происходящим в России?
— Слежу, потому что не могу с утра до вечера только и делать, что писать картины как сумасшедший.
— У вас прекрасная библиотека!
— Книги уже только листаю. Считаю, что читать их труднее, чем смотреть картины. Я очень мало книг прочел, зато по 34 раза. Зощенко знаю всего наизусть — феноменальный прозаик! Он, как и я, не собирал архив. Каждый раз переправлял рассказы и не фиксировал эти изменения, на память рассчитывал. Его тексты немного разные. Лет десять назад решил перечитать «Преступление и наказание». И что же? На первой странице я начал перечитывать по нескольку раз первый абзац. Обдумывал — в том числе сами слова, как они вяжутся, где стоят знаки препинания… И понял, что для настоящего прочтения этого романа мне нужно отдать всю жизнь. Это я сделать не могу, да оно и не нужно.
— Почитываю своего приятеля Юза Алешковского, который в книжках говорит по одному, а по телефону — только матом. Иосифа Бродского, с которым был дружен. У Евгения Евтушенко есть замечательные стихи. Сергея Довлатова, у которого есть штук пять смешных обо мне вещей. Я столкнулся с ним в Вене, когда он тоже уезжал за границу. Не знал, что он писатель. В тот момент слышал, что он большой пьяница и страшный любитель подраться. Он был жутко огромный парень. Но еще большим драчуном был его брат. Он был выше ростом и меньше весом, но сильнее Сергея. Чтобы его развеселить, я рассказывал ему байки, в том числе как Евтушенко привлек ко мне коллекционера. Все это — за рюмкой водки. Я пил, а он — нет, ему тогда было нельзя. Он тогда выходил из кафе, чтобы записать все в записную книжку, и сделал потом юмористическую стройную новеллку.
— А вас что вдохновляет?
— Точно не быт. Я им никогда не интересовался, как и жизнью других людей, Москвы или Парижа… Мне совершенно неинтересно, что происходит вокруг. Даже если я не успевал сбегать на большую интересную выставку, не сильно переживал. Мне как художнику это ничего не дает. Вообще, я человек, который с 15 лет живет только со своими картинами. В окружении семьи и товарищей. С таким же успехом, как в Париже, мог бы жить в любой другой стране. Меня сюда судьба забросила.
— Вы здесь больше 40 лет. Думали вернуться?
— Нет. Мне было плохо в СССР. Как только перелетел границу, наконец вздохнул. Вылетал с филькиной грамотой. Прожил здесь 40 лет без паспорта. По всему миру мотался. Вот ведь как живешь! Прелесть! Квартиру снял без документов, дом купил — все официально. Никто не докучает. Нет милиционеров, которые валяют дурака и просят проследить за соседями. Тут полицейские за порогом стоят, если что-то случается, потому что им запрещено входить…
С женой Тоней, художником Андреем Бартеневым и дочерью Ольгой.
— Вы счастливы?
— Очень! Я счастливец, отмеченный Богом. Посудите сами. С 15 лет попал на свою дорогу. Вырос в самой простой семье. Никогда интеллектуалом не был. Сразу сказал себе: картины для денег не делать. Хотя не знал тогда, что такое картины. Я сейчас мучаюсь, пытаюсь понять, откуда эта принципиальность. Но уже тогда понял, что функционировать в обществе никак не буду: ни в Союзах художников, ни на собраниях. Так что ко мне относятся стихи Пушкина: «Ты царь: живи один./Дорогою свободной/Иди, куда влечет тебя свободный ум,/Усовершенствуя плоды любимых дум,/Не требуя наград за подвиг благородный./Они в самом тебе. Ты сам свой высший суд;/Всех строже оценить умеешь ты свой труд./Ты им доволен ли, взыскательный художник?»
Справка «МК»
Родился в 1934 г. в семье экономистов, работавших на авиационном заводе. С 1949 по 1953 гг. учился в МСХШ. Год проучился в Минском художественном институте, еще год — в Академии художеств им. Репина в Ленинграде, был исключен. С 1977 г. живет в Париже. Работы находятся в собраниях Третьяковской галереи, Русского музея, Эрмитажа, Музея Стеделийка (Амстердам), Музея Циммерли Ратгерского университета (Нью-Джерси) и др., входят в коллекции Михаила Барышникова, Артура Миллера, Игоря Цуканова. Крупнейшая в России частная коллекция работ Целкова принадлежала Евгению Евтушенко.
