Немая сцена вызвала в литературе о Гоголе самые разнообразные суждения. Белинский, не входя в подробный разбор сцены, подчеркнул её органичность для общего замысла: она «превосходно замыкает собою целость пьесы» .
В академическом литературоведении акцент ставился подчас на политическом подтексте немой сцены. Для H. Котляревского, например, это «апология правительственной бдительной власти»:.«Унтер, который заставляет начальника города и всех высших чиновников окаменеть и превратиться, в истуканов,- наглядный пример благомыслия автора» .
По мнению В. Гиппиуса, немая сцена также выражает идею власти и закона, но своеобразно трактованную: «Реалистически-типизированным образам местных властей... он <Гоголь> противопоставил голую абстрактную идею власти, невольно приводившую к ещё большему обобщению, к идее возмездия» .
A. Воронский, опираясь на выводы Андрея Белого (в книге «Мастерство Гоголя») о постепенном «умерщвлении жеста» гоголевских героев, считает немую сцену символическим выражением этого умерщвления: «Произошло всё это потому, что живые люди “Вечеров”, весёлые парубки, дивчины... уступили место манекенам и марионеткам, «живым трупам» .
По мнению М. Храпченко, появление жандарма и немая сцена представляют собою «внешнюю развязку». «Подлинная развязка комедии заключена в монологе Городничего, в его гневных высказываниях по своему адресу, по адресу щелкопёров, бумагомарателей, в его саркастических словах: “Чему смеётесь? над собою смеётесь!..”» . Эпизод с жандармом - лишь механический привесок к пьесе.
B. Ермилов, напротив, убеждён в психологическом правдоподобии финала комедии. «“Психологическая” причина остолбенения действующих лиц в финале комедии
понятна: пережив столько волнений и хлопот, надо всё опять начинать сначала, а ведь новый ревизор как раз и может оказаться особоуполномоченным лицом; и наверняка ему станет известна скандальная история со лжеревизором. Но не в этом, конечно, значение изумительного финала. Перед нами парад высеченной подлости и пошлости, застывшей в изумлении перед потрясшей её самое бездной собственной глупости» .
Можно было бы увеличить сводку различных высказываний о немой сцене. Но в основном все они сводятся к названным выше точкам зрения.
А как трактовал немую сцену сам Гоголь? Нам неизвестно, что говорил он по этому поводу до представления «Ревизора». После же представления писатель много раз подчеркивал, что немая сцена выражает идею «закона», при наступлении которого всё «побледнело и потряслось» (черновая редакция «Театрального разъезда...»). В окончательном тексте «Театрального разъезда...» «второй любитель искусств», наиболее близкий Гоголю по своим взглядам (ему, например, принадлежат высказывания об Аристофане, об «общественной комедии»), говорит, что развязка пьесы должна напомнить о справедливости, о долге правительства: «Дай Бог, чтобы правительство всегда и везде слышало призвание своё -быть представителем провиденья на земле - и чтоб мы веровали в него, как древние веровали в рок, настигавший преступления».
У нас нет никаких оснований сомневаться в искренности Гоголя, то есть в том, что мысль о законе, о защите правительством справедливости, на самом деле связывалась им с финалом комедии. Г. Гуковский неточен, полагая, что авторский комментарий к немой сцене возник в 40-е годы, когда писатель «скатился... в реакцию» . Набросок «Театрального разъезда...» сделан вскоре после премьеры комедии, а между тем гоголевское толкование финала в основном выражено уже здесь.
Но всё дело в том, что это не больше чем понятийное оформление одной идеи. Это так называемый «ключ», которым обычно хотят заменить цельное прочтение художественной вещи. Но Гоголь во второй редакции «Развязки Ревизора» вкладывает в уста первого комика такое замечание: «Автор не давал мне ключа... Комедия тогда бы сбилась на аллегорию». Немая сцена не аллегория. Это элемент образной мысли «Ревизора», и как таковой он даёт выход сложному и целостному художественному мироощущению. Словом, задача состоит в том, чтобы прочесть финал «Ревизора» как выражение художественной мысли.
Некоторые штрихи такого прочтения намечены в приведённых выше объяснениях немой сцены. Обращено внимание на то, что «идея власти» выражена в финале абстрактно в противовес полнокровной конкретности - бытовой, психологической, общественной - всей пьесы. Точнее говоря, Гоголь намечает некоторую конкретность, но доводит её до определённого рубежа. Тенденцию к конкретизации отчётливо обнаруживает творческая история финальной реплики. В первой черновой редакции: «Приехавший чиновник требует Городничего и всех чиновников к себе». В окончательной редакции: «Приехавший по именному повелению из Петербурга чиновник требует вас сей же час к себе». Новый ревизор несколько конкретизируется и повышается в своём ранге. Пославшие его инстанции определены четко: Петербург и царь. Даётся намек на срочность дела и, возможно, разгневанность прибывшего ревизора. Но далее Гоголь не идёт. О том, что предпримет ревизор и что грозит чиновникам, ничего не сообщается.
«Второй любитель искусств» говорил, что немая сцена должна заставить современников верить в правительство, «как древние веровали в рок...». Это напоминает ядовитое замечание Вяземского: «В наших комедиях начальство часто занимает место рока (fatum) в древних трагедиях» . Поводом для такого замечания послужил финал фонвизинского «Недоросля», где устами положительного персонажа (Правдина) сообщается персонажам порочным (Простакову): «Именем правительства вам приказываю сей же час собрать людей и крестьян ваших для объявления им указа, что за бесчеловечие жены вашей, до которого попустило её ваше крайнее слабомыслие, повелевает мне правительство принять в опеку дом ваш и деревни».
Но в том-то и дело, что финал «Ревизора» не сообщает ни о каких конкретных мерах, о наказании в прямом юридически-административном смысле этого слова.
Такого рода недоговоренность - характерное свойство художественной мысли Гоголя. «Изобразите нам нашего честного, прямого человека»,- призывал Гоголь в «Петербургской сцене...» и сам не раз покушался на эту задачу. Но до второго тома «Мертвых душ» он изображал «нашего честного, прямого человека» (в современности) только на пороге - на пороге ли честного дела, подобно некоему «очень скромно одетому человеку» в «Театральном разъезде...», или даже на пороге сознательной жизни: «Она теперь как дитя,- думает Чичиков о губернаторской дочке... Из неё всё можно сделать, она может быть чудо, а может выйти дрянь, и выйдет дрянь!» На полуслове прервана Гоголем и мысль в «Ревизоре». Она дана как намёк, как идея должного и желаемого, но не реального и осуществленного.
Но главное всё же не в этом. Мы уже говорили, что русскую комедию до Гоголя отличало не столько торжество справедливости в финале, сколько неоднородность двух миров: обличаемого и того, который подразумевался за сценой. Счастливая развязка вытекала из существования «большого мира». Её могло и не быть в пределах сценического действия (например, в «Ябеде» наказание порока неполное: Праволов схвачен и заключён в тюрьму; но чиновники ещё не осуждены), но всё равно она подразумевалась как возможность.
У Гоголя нет идеально подразумеваемого мира. Вмешательство высшей, справедливой, карающей силы не вытекает из разнородности миров. Оно приходит извне, вдруг и разом настигает всех персонажей.
Присмотримся к очертанию немой сцены.
В «Замечаниях...» Гоголь обращает внимание на цельность и мгновенность действий персонажей в немой сцене. «Последнее произнесённое слово должно произвесть электрическое потрясение на всех разом, вдруг. Вся группа должна переменить положение в один миг ока. Звук изумленья должен вырваться у всех женщин разом, как будто из одной груди. От несоблюдения сих замечаний может исчезнуть весь эффект».
Заметим дальше, что круг действующих лиц расширяется в конце пьесы до предела. К Городничему собралось множество народа - чрезвычайные события, увенчавшиеся «сватовством» Хлестакова, подняли, наверно, со своих мест и таких, которых, используя выражение из «Мёртвых душ», давно уже «нельзя было выманить из дому...» . И вот всех их поразила страшная весть о прибытии настоящего ревизора.
Однако как ни велика группа персонажей в заключительных сценах, тут нет «купечества и гражданства». Реальная мотивировка этому проста: они не ровня Городничему. Собрались только высшие круги города. В графическом начертании немой сцены (которое до деталей продумано Гоголем) также есть «иерархический оттенок»: в середине Городничий, рядом с ним, справа, его семейство; затем по обеим сторонам - чиновники и почётные лица в городе; «прочие гости» - у самого края сцены и на заднем плане.
Словом, немая сцена графически представляет верхушку пирамиды «сборного города». Удар пришелся по её высшей точке и, теряя несколько в своей силе, распространился на более низкие «слои пирамиды». Поза каждого персонажа в немой сцене пластически передает степень потрясения, силу полученного удара. Тут множество оттенков - от застывшего «в виде столпа с распростертыми руками и закинутою назад головою» Городничего до прочих гостей, которые «остаются просто столбами». (Характер персонажа и поведение во время действия также отразились в его позе; естественно, например, что Бобчинский и Добчинский застыли с «устремившимися движениями рук друг к другу, разинутыми ртами и выпученными друг на друга глазами».)
Но вот на лице трёх дам, гостей, отразилось только «самое сатирическое выражение лица» по адресу «семейства Городничего». Каково-то вам теперь будет, голубчики? - словно говорит их поза. Вообще, среди гостей, стремящихся (в немой сцене) «заглянуть в лицо Городничего», наверняка находились и такие, которым лично бояться было нечего. Но и они застыли при страшном известии.
Тут мы подходим к важнейшей «краске» заключительной сцены, к тому, что она выражает окаменение, причём всеобщее окаменение. В «Отрывке из письма...» Гоголь писал: «...последняя сцена не будет иметь успеха до тех пор, пока не поймут, что это просто немая картина, что всё это должно представлять одну окаменевшую группу, что здесь оканчивается драма и сменяет её онемевшая мимика... что совершиться всё это должно в тех же условиях, каких требуют так называемые живые картины» (В последнем случае - курсив Гоголя).
Окаменение имело в поэтике Гоголя давнее, более или менее устойчивое значение. Так как мы будем специально говорить об этом применительно ко всему творчеству Гоголя (в главе VII), то сейчас ограничимся буквально одним-двумя примерами. В «Сорочинской ярмарке» при появлении в окне «страшной свиной рожи» «ужас оковал всех находившихся в хате. Кум с разинутым ртом превратился в камень». В «Ночи перед Рождеством», когда в мешке вместо ожидаемых паляницы, колбасы и т. д. обнаружился дьяк, «кумова жена, остолбенев, выпустила из руки ногу, за которую начала было тянуть дьяка из мешка».
В обоих случаях окаменение выражает особую, высшую форму страха, вызванного каким-то странным, непостижимым событием. В «Портрете» (редакция «Арабесок») Гоголь так определил это ощущение: «Какое-то дикое чувство, не страх, но то неизъяснимое ощущение, которое мы чувствуем при появлении странности, представляющей беспорядок природы, или, лучше сказать, какое-то сумасшествие природы ...»
Итак, окаменение и страх (в её особой, высшей форме) связаны в художественном мышлении Гоголя. Это проливает свет на генезис немой сцены «Ревизора».
Вполне возможно, что немой сценой драматург хотел подвести к идее возмездия, торжества государственной справедливости. За это говорит не только авторский комментарий к финалу, но известная конкретизация самого образа настоящего ревизора. Однако выразил он эту идею средствами страха и окаменения.
Нет, немая сцена не дополнительная развязка, не привесок к комедии. Это последний, завершающий аккорд произведения. И очень характерно, что она завершает обе тенденции «Ревизора»: с одной стороны, стремление ко всеобщности и цельности, а с другой - элементы «миражности», «миражную интригу».
В немой сцене всеобщность переживаний героев, цельность человеческой жизни получает пластическое выражение. Различна степень потрясения - она возрастает вместе с «виной» персонажей, то есть их положением на иерархической лестнице. Разнообразны их позы - они передают всевозможные оттенки характеров и личных свойств. Но единое чувство оковало всех. Это чувство - страх. Подобно тому как в ходе действия пьесы страх входил в самые различные переживания героев, так и теперь печать нового, высшего страха легла на физиономии и позы каждого персонажа, независимо от того, был ли он отягощен личной «виной», преступлением или же имел возможность смотреть «сатирически» на Городничего, то есть на дела и проступки другого.
Потому что при всей раздробленности и распадении людей в современной жизни человечество,- считает Гоголь,- объединено единой судьбой, единым «ликом времени».
Далее. От всеобщности потрясения персонажей Гоголь перекидывал мостик ко всеобщности же переживаний зрителей. «Театр ничуть не безделица и вовсе не пустая вещь, если примешь в соображенье то, что в нём может поместиться вдруг толпа из пяти, шести тысяч человек, и что вся эта толпа, ни в чём не сходная собою, разбирая по единицам, может вдруг потрястись одним потрясеньем, зарыдать одними слезами и засмеяться одним всеобщим смехом» («О театре, об одностороннем взгляде на театр и вообще об односторонности»). Всеобщность реакции есть особый знак экстраординарности переживания зрителей, соответствующий значительности того, что совершается на сцене. Вместе с тем это указание на то, что только сообща люди могут противостоять лихолетью, подобно тому как - на сценической площадке - все персонажи вместе подвержены его губительному воздействию.
И тут мы должны вновь обратить внимание на те строки, которые уже приводились в начале разбора «Ревизора» - на отзыв Гоголя о «Последнем дне Помпеи». Говоря о том, что картина Брюллова «выбирает сильные кризисы, чувствуемые целою массою», писатель поясняет: «Эта вся группа, остановившаяся в минуту удара и выразившая тысячи разных чувств... - всё это у него так мощно, так смело, так гармонически сведено в одно, как только могло это возникнуть в голове гения всеобщего». Но не так ли и немая сцена «Ревизора» запечатлела «всю группу» её героев, «остановившуюся в минуту удара»? Не является ли это окаменение (как, по Гоголю, и окаменение героев Брюллова - своеобразный вариант немой сцены) пластическим выражением «сильного кризиса», чувствуемого современным человечеством?
Гоголь чутко улавливал подземные толчки, сотрясавшие XIX век. Он ощущал алогизм, призрачность, «миражность» современной ему жизни, делавшей существование человечества неустойчивым, подверженным внезапным кризисам и катастрофам. И немая сцена оформила и сконцентрировала в себе эти ощущения.
Какая страшная ирония скрыта в немой сцене! Гоголь дал её в тот момент, когда общность людей, вызванная «ситуацией ревизора», грозила распасться. Последним усилием она должна была удержать эту общность - и удержала, но вместо людей в её власти оказались бездыханные трупы.
Гоголь дал немую сцену как намек на торжество cпpaведливости, установление гармонии. А в результате ощущение дисгармонии, тревоги, страха от этой сцены многократно возрастало. В «Развязке Ревизора» один из персонажей констатирует: «Самое это появленье жандарма, который, точно какой-то палач, является в дверях, это окамененье, которое наводят на всех его слова, возвещающие о приезде настоящего ревизора, который должен всех их истребить, стереть с лица земли, уничтожить вконец - все это как-то необъяснимо страшно!»
В литературе о «Ревизоре» часто ставится вопрос: что предпримет Городничий и другие с появлением нового ревизора? Говорится, что с приходом жандарма всё стало на свои места и вернулось к исходной позиции, что Городничий проведёт прибывшего ревизора, как он проводил их и раньше, и что всё останется неизменным.
В этих замечаниях верно то, что итог комедии Гоголя - не идеализация, а разоблачение основ общественной жизни и что, следовательно, новая ревизия (как и прежние) ничего бы не изменила. Но всё же художественная мысль Гоголя глубже. Нет сомнения, что Городничий обманул бы, если бы сохранил способность к обману. Но финал не отбрасывает героев к исходным позициям, а, проведя их через цепь потрясений, ввергает в новое душевное состояние. Слишком очевидно, что в финале они окончательно выбиты из колеи привычной жизни, поражены навечно, и длительность немой сцены: «почти полторы минуты», на которых настаивает Гоголь
Ермилов В. Гений Гоголя. М., Советский писатель, 1959. С. 301. Гуковский Г.А. Реализм Гоголя. С. 399. Вяземский П. Фон-Визин. СПб., 1848. С. 217. Ср. в IX главе «Мёртвых душ», когда загадка Чичикова и «мёртвых душ» взволновала всех: «Как вихорь взметнулся дотоле, казалось, дремавший город!» В «Отрывке из письма...» даже «две-три минуты». Исходя из всего сказанного, можно провести параллель между немой сценой и изображением Страшного суда в средневековом искусстве. «Иконографически изображение Страшного суда строилось как последняя живая картина исторического действия, навеки остановленная как «конец века», поэтому оно часто включало зримый образ самого этого конца. В русской иконе «Страшный суд» (XV в.) в правом верхнем углу представлены ангелы, сворачивающие свиток небес с луной и солнцем: «И небо скрылось, свившись как свиток». (Данилова И. От средних веков к Возрождению. Сложение художественной системы картины кватроченто. М., Искусство, 1975. С. 66.) Д.С. Лихачев разбирает другой «зримый образ» в композиции Страшного суда - изображение исполинской кисти руки на фреске Успенского собора XII века во Владимире - руки, сжимающей младенцев (материализация библейского выражения «души праведных в руце божией»). - См.: Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. Л., Наука, 1967. С. 165. Но в немой сцене «Ревизора» нет символических (точнее, аллегорических) знаков - они противоречат гоголевской манере; катастрофичность передана всем контекстом, всем исполнением «сцены». С другой стороны, мы можем рассматривать немую сцену и как завершающий, скульптурный образ амбивалентности, в её гоголевском, усложнённом варианте (см. об этом в I главе): в немой сцене многообразие, тонкость оттенков, линий совпадает с перерывом движения, остановкой; это динамика, перешедшая в статику.
Та же комната.
Явление I
Городничий , Анна Андреевна и Марья Антоновна .
Городничий . Что, Анна Андреевна? а? Думала ли ты что-нибудь об этом? Экой богатый приз, канальство! Ну, признайся откровенно: тебе и во сне не виделось просто из какой-нибудь городничихи и вдруг... фу ты, канальство!.. с каким дьяволом породнилась! Анна Андреевна . Совсем нет; я давно это знала. Это тебе в диковинку, потому что ты простой человек, никогда не видел порядочных людей. Городничий . Я сам, матушка, порядочный человек. Однако ж, право, как подумаешь, Анна Андреевна, какие мы с тобой теперь птицы сделались! а, Анна Андреевна? Высокого полета, черт побери! Постой же, теперь же я задам перцу всем этим охотникам подавать просьбы и доносы. Эй, кто там?Входит квартальный .
А, это ты, Иван Карпович! Призови-ка сюда, брат, купцов. Вот я их, каналий! Так жаловаться на меня? Вишь ты, проклятый иудейский народ! Постойте ж, голубчики! Прежде я вас кормил до усов только, а теперь накормлю до бороды. Запиши всех, кто только ходил бить челом на меня, и вот этих больше всего писак, писак, которые закручивали им просьбы. Да объяви всем, чтоб знали: что вот, дискать, какую честь Бог послал городничему, что выдает дочь свою не то чтобы за какого-нибудь простого человека, а за такого, что и на свете еще не было, что может все сделать, все, все все! Всем объяви, чтобы все знали. Кричи во весь народ, валяй в колокола, черт возьми! Уж когда торжество, так торжество!
Квартальный уходит.
Так вот как, Анна Андреевна, а? Как же мы теперь, где будем жить? здесь или в Питере?
Анна Андреевна . Натурально, в Петербурге. Как можно здесь оставаться! Городничий . Ну, в Питере так в Питере; а оно хорошо бы и здесь. Что, ведь, я думаю, уже городничество тогда к черту, а, Анна Андреевна? Анна Андреевна . Натурально, что за городничество! Городничий . Ведь оно, как ты думаешь, Анна Андреевна, теперь можно большой чин зашибить, потому что он запанибрата со всеми министрами и во дворец ездит, так поэтому может такое производство сделать, что со временем и в генералы влезешь. Как ты думаешь, Анна Андреевна: можно влезть в генералы? Анна Андреевна . Еще бы! конечно, можно. Городничий . А, черт возьми, славно быть генералом! Кавалерию повесят тебе через плечо. А какую кавалерию лучше, Анна Андреевна: красную или голубую? Анна Андреевна . Уж конечно, голубую лучше. Городничий . Э? вишь, чего захотела! хорошо и красную. Ведь почему хочется быть генералом? потому что, случится, поедешь куда-нибудь фельдъегеря и адъютанты поскачут везде вперед: «Лошадей!» И там на станциях никому не дадут, всё дожидается: все эти титулярные, капитаны, городничие, а ты себе и в ус не дуешь. Обедаешь где-нибудь у губернатора, а там стой, городничий! Хе, хе, хе! (Заливается и помирает со смеху.) Вот что, канальство, заманчиво! Анна Андреевна . Тебе все такое грубое нравится. Ты должен помнить, что жизнь нужно совсем переменить, что твои знакомые будут не то что какой-нибудь судья-собачник, с которым ты ездишь травить зайцев, или Земляника; напротив, знакомые твои будут с самым тонким обращением: графы и все светские... Только я, право, боюсь за тебя: ты иногда вымолвишь такое словцо, какого в хорошем обществе никогда не услышишь. Городничий . Что ж? ведь слово не вредит. Анна Андреевна . Да хорошо, когда ты был городничим. А там ведь жизнь совершенно другая. Городничий . Да, там, говорят, есть две рыбицы: ряпушка и корюшка, такие, что только слюнка потечет, как начнешь есть. Анна Андреевна . Ему всё бы только рыбки! Я не иначе хочу, чтоб наш дом был первый в столице и чтоб у меня в комнате такое было амбре, чтоб нельзя было войти и нужно бы только этак зажмурить глаза. (Зажмуривает глаза и нюхает.) Ах, как хорошо!Явление II
Те же и купцы .
Городничий . А! Здорово, соколики! Купцы (кланяясь) . Здравия желаем, батюшка! Городничий . Что, голубчики, как поживаете? как товар идет ваш? Что, самоварники, аршинники, жаловаться? Архиплуты, протобестии, надувалы мирские! жаловаться? Что, много взяли? Вот, думают, так в тюрьму его и засадят!.. Знаете ли вы, семь чертей и одна ведьма вам в зубы, что... Анна Андреевна . Ах, Боже мой, какие ты, Антоша, слова отпускаешь! Городничий (с неудовольствием) . А, не до слов теперь! Знаете ли, что тот самый чиновник, которому вы жаловались, теперь женится на моей дочери? Что? А? что теперь скажете? Теперь я вас... у!.. обманываете народ... Сделаешь подряд с казною, на сто тысяч надуешь ее, поставивши гнилого сукна, да потом пожертвуешь двадцать аршин, да и давай тебе еще награду за это? Да если б знали, так бы тебе... И брюхо сует вперед: он купец; его не тронь. «Мы, говорит, и дворянам не уступим». Да дворянин... ах ты, рожа! дворянин учится наукам: его хоть и секут в школе, да за дело, чтоб он знал полезное. А ты что? начинаешь плутнями, тебя хозяин бьет за то, что не умеешь обманывать. Еще мальчишка, «Отче наша» не знаешь, а уж обмериваешь; а как разопрет тебе брюхо да набьешь себе карман, так и заважничал! Фу ты, какая невидаль! Оттого, что ты шестнадцать самоваров выдуешь в день, так оттого и важничаешь? Да я плевать на твою голову и на твою важность! Купцы (кланяясь) . Виноваты, Антон Антонович! Городничий . Жаловаться? А кто тебе помог сплутовать, когда ты строил мост и написал дерева на двадцать тысяч, тогда как его и на сто рублей не было? Я помог тебе, козлиная борода! Ты позабыл это? Я, показавши это на тебя, мог бы тебя также спровадить в Сибирь. Что скажешь? а? Один из купцов . Богу виноваты, Антон Антонович! Лукавый попутал. И закаемся вперед жаловаться. Уж какое хошь удовлетворение, не гневись только! Городничий . Не гневись! Вот ты теперь валяешься у ног моих. Отчего? оттого, что мое взяло; а будь хоть немножко на твоей стороне, так ты бы меня, каналья, втоптал в самую грязь, еще бы и бревном сверху навалил. Купцы (кланяются в ноги) . Не погуби, Антон Антонович! Городничий . Не погуби! Теперь: не погуби! А прежде что? Я бы вас... (Махнув рукой.) Ну, да Бог простит! полно! Я не памятозлобен; только теперь смотри держи ухо востро! Я выдаю дочку не за какого-нибудь простого дворянина: чтоб поздравление было... понимаешь? не то чтоб отбояриться каким-нибудь балычком или головою сахару... Ну, ступай с Богом!Купцы уходят.
Явление III
Те же , Аммос Федорович , Артемий Филиппович , потом Растаковский .
Аммос Федорович (еще в дверях) . Верить ли слухам, Антон Антонович? к вам привалило необыкновенное счастие? Артемий Филиппович . Имею честь поздравить с необыкновенным счастием. Я душевно обрадовался, когда услышал. Анна Андреевна! (Подходя к ручке Марьи Антоновны.) Марья Антоновна! Растаковский (входит) . Антона Антоновича поздравляю. Да продлит Бог жизнь вашу и новой четы и даст вам потомство многочисленное, внучат и правнучат! Анна Андреевна! (Подходит к ручке Анны Андреевны.) Марья Антоновна! (Подходит к ручке Марьи Антоновны.)Явление IV
Те же , Коробкин с женою , Люлюков .
Коробкин . Имею честь поздравить Антона Антоновича! Анна Андреевна! (Подходит к ручке Анны Андреевны.) Марья Антоновна! (Подходит к ее ручке.) Жена Коробкина . Душевно поздравляю вас, Анна Андреевна, с новым счастием. Люлюков . Имею честь поздравить, Анна Андреевна! (Подходит к ручке и потом, обратившись к зрителям, щелкает языком с видом удальства.) Марья Антоновна! Имею честь поздравить. (Подходит к ее ручке и обращается к зрителям с тем же удальством.)Явление V
Множество гостей
в сюртуках и фраках подходят сначала к ручке Анны Андреевны, говоря: «Анна Андреевна!» потом к Марье Антоновне, говоря: «Марья Антоновна!»Бобчинский и Добчинский проталкиваются.
Бобчинский . Имею честь поздравить! Добчинский. Антон Антонович! имею честь поздравить! Бобчинский . С благополучным происшествием! Добчинский. Анна Андреевна! Бобчинский. Анна Андреевна!Оба подходят в одно время и сталкиваются лбами.
Добчинский . Марья Антоновна! (Подходит к ручке.) Честь имею поздравить. Вы будете в большом, большом счастии, в золотом платье ходить и деликатные разные супы кушать; очень забавно будете проводить время. Бобчинский (перебивая) . Марья Антоновна, имею честь поздравить! Дай Бог вам всякого богатства, червонцев и сынка-с этакого маленького, вон энтакого-с (показывает рукою) , чтоб можно было на ладонку посадить, да-с! Все будет мальчишка кричать: уа! уа! уа!..Явление VI
Еще несколько гостей
, подходящих к ручкам, Лука Лукич с женою . Лука Лукич . Имею честь... Жена Луки Лукича (бежит вперед) . Поздравляю вас, Анна Андреевна!Целуются.
А я так, право, обрадовалась. Говорят мне: «Анна Андреевна выдает дочку». «Ах, Боже мой!» думаю себе, и так обрадовалась, что говорю мужу: «Послушай, Луканчик, вот какое счастие Анне Андреевне!» «Ну, думаю себе, слава Богу!» И говорю ему: «Я так восхищена, что сгораю нетерпением изъявить лично Анне Андреевне...» «Ах, Боже мой! думаю себе, Анна Андреевна именно ожидала хорошей партии для своей дочери, а вот теперь такая судьба: именно так сделалось, как она хотела», и так, право, обрадовалась, что не могла говорить. Плачу, плачу, вот просто рыдаю. Уже Лука Лукич говорит: «Отчего ты, Настенька, рыдаешь?» «Луканчик, говорю, я и сама не знаю, слезы так вот рекой и льются».
Городничий . Покорнейше прошу садиться, господа! Эй, Мишка, принеси сюда побольше стульев.Гости садятся.
Явление VII
Те же , частный пристав и квартальные .
Частный пристав . Имею честь поздравить вас, ваше высокоблагородие, и пожелать благоденствия на многие лета! Городничий . Спасибо, спасибо! Прошу садиться, господа!Гости усаживаются.
Аммос Федорович . Но скажите, пожалуйста, Антон Антонович, каким образом все это началось, постепенный ход всего, то есть дела. Городничий . Ход дела чрезвычайный: изволил собственнолично сделать предложение. Анна Андреевна . Очень почтительным и самым тонким образом. Все чрезвычайно хорошо говорил. Говорит: «Я, Анна Андреевна, из одного только уважения к вашим достоинствам...» И такой прекрасный, воспитанный человек, самых благороднейших правил! «Мне, верите ли, Анна Андреевна, мне жизнь копейка; я только потому, что уважаю ваши редкие качества». Марья Антоновна . Ах, маменька! ведь это он мне говорил. Анна Андреевна . Перестань, ты ничего не знаешь и не в свое дело не мешайся! «Я, Анна Андреевна, изумляюсь...» В таких лестных рассыпался словах... И когда я хотела сказать: «Мы никак не смеем надеяться на такую честь», он вдруг упал на колени и таким самым благороднейшим образом: «Анна Андреевна, не сделайте меня несчастнейшим! согласитесь отвечать моим чувствам, не то я смертью окончу жизнь свою». Марья Антоновна . Право, маменька, он обо мне это говорил. Анна Андреевна . Да, конечно... и об тебе было, я ничего этого не отвергаю. Городничий . И так даже напугал: говорил, что застрелится. «Застрелюсь, застрелюсь!» говорит. Многие из гостей . Скажите пожалуйста! Аммос Федорович . Экая штука! Лука Лукич . Вот подлинно, судьба уж так вела. Артемий Филиппович . Не судьба, батюшка, судьба индейка: заслуги привели к тому. (В сторону.) Этакой свинье лезет всегда в рот счастье! Аммос Федорович . Я, пожалуй, Антон Антонович, продам вам того кобелька, которого торговали. Городничий . Нет, мне теперь не до кобельков. Аммос Федорович . Ну, не хотите, на другой собаке сойдемся. Жена Коробкина . Ах, как, Анна Андреевна, я рада вашему счастию! вы не можете себе представить. Коробкин . Где ж теперь, позвольте узнать, находится именитый гость? Я слышал, что он уехал зачем-то. Городничий . Да, он отправился на один день по весьма важному делу. Анна Андреевна . К своему дяде, чтоб испросить благословения. Городничий . Испросить благословения; но завтра же... (Чихает.)Поздравления сливаются в один гул.
Много благодарен! Но завтра же и назад... (Чихает.)
Частного пристава . Здравия желаем, ваше высокоблагородие! Бобчинского . Сто лет и куль червонцев! Добчинского . Продли Бог на сорок сороков! Артемия Филипповича . Чтоб ты пропал! Жены Коробкина . Черт тебя побери! Городничий . Покорнейше благодарю! И вам того ж желаю. Анна Андреевна . Мы теперь в Петербурге намерены жить. А здесь, признаюсь, такой воздух... деревенский уж слишком!.. признаюсь, большая неприятность... Вот и муж мой... он там получит генеральский чин. Городничий . Да, признаюсь, господа, я, черт возьми, очень хочу быть генералом. Лука Лукич . И дай Бог получить! Растаковский . От человека невозможно, а от Бога все возможно. Аммос Федорович . Большому кораблю большое плаванье. Артемий Филиппович . По заслугам и честь. Аммос Федорович (в сторону) . Вот выкинет штуку, когда в самом деле сделается генералом! Вот уж кому пристало генеральство, как корове седло! Ну, брат, нет, до этого еще далека песня. Тут и почище тебя есть, а до сих пор еще не генералы. Артемий Филиппович (в сторону) . Эка, черт возьми, уж и в генералы лезет! Чего доброго, может, и будет генералом. Ведь у него важности, лукавый не взял бы его, довольно. (Обращаясь к нему.) Тогда, Антон Антонович, и нас не позабудьте. Аммос Федорович . И если что случится, например какая-нибудь надобность по делам, не оставьте покровительством! Коробкин . В следующем году повезу сынка в столицу на пользу государства, так сделайте милость, окажите ему вашу протекцию, место отца заступите сиротке. Городничий . Я готов с своей стороны, готов стараться. Анна Андреевна . Ты, Антоша, всегда готов обещать. Во-первых, тебе не будет времени думать об этом. И как можно и с какой стати себя обременять этакими обещаниями? Городничий . Почему ж, душа моя? иногда можно. Анна Андреевна . Можно, конечно, да ведь не всякой же мелюзге оказывать покровительство. Жена Коробкина . Вы слышали, как она трактует нас? Гостья . Да, она такова всегда была; я ее знаю: посади ее за стол, она и ноги свои...Явление VIII
Те же и почтмейстер впопыхах, с распечатанным письмом в руке.
Почтмейстер . Удивительное дело, господа! Чиновник, которого мы приняли за ревизора, был не ревизор. Все . Как не ревизор? Почтмейстер . Совсем не ревизор, я узнал это из письма... Городничий . Что вы? что вы? из какого письма? Почтмейстер . Да из собственного его письма. Приносят ко мне на почту письмо. Взглянул на адрес вижу: «В Почтамтскую улицу». Я так и обомлел. «Ну, думаю себе, верно, нашел беспорядки по почтовой части и уведомляет начальство». Взял да и распечатал. Городничий . Как же вы?.. Почтмейстер . Сам не знаю, неестественная сила побудила. Призвал было уже курьера, с тем чтобы отправить его с эштафетой, но любопытство такое одолело, какого еще никогда не чувствовал. Не могу, не могу! слышу, что не могу! тянет, так вот и тянет! В одном ухе так вот и слышу: «Эй, не распечатывай! пропадешь, как курица»; а в другом словно бес какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!» И как придавил сургуч по жилам огонь, а распечатал мороз, ей-Богу мороз. И руки дрожат, и все помутилось. Городничий . Да как же вы осмелились распечатать письмо такой уполномоченной особы? Почтмейстер . В том-то и штука, что он не уполномоченный и не особа! Городничий . Что ж он, по-вашему, такое? Почтмейстер . Ни се ни то; черт знает что такое! Городничий (запальчиво) . Как ни се ни то? Как вы смеете назвать его ни тем ни сем, да еще и черт знает чем? Я вас под арест... Почтмейстер . Кто? Вы? Городничий . Да, я! Почтмейстер . Коротки руки! Городничий . Знаете ли, что он женится на моей дочери, что я сам буду вельможа, что я в самую Сибирь законопачу? Почтмейстер . Эх, Антон Антонович! что Сибирь? далеко Сибирь. Вот лучше я вам прочту. Господа! позвольте прочитать письмо! Все . Читайте, читайте! Почтмейстер (читает) . «Спешу уведомить тебя, душа Тряпичкин, какие со мной чудеса. На дороге обчистил меня кругом пехотный капитан, так что трактирщик хотел уже было посадить в тюрьму; как вдруг, по моей петербургской физиономии и по костюму, весь город принял меня за генерал-губернатора. И я теперь живу у городничего, жуирую, волочусь напропалую за его женой и дочкой; не решился только, с которой начать, думаю, прежде с матушки, потому что, кажется, готова сейчас на все услуги. Помнишь, как мы с тобой бедствовали, обедали нашерамыжку и как один раз было кондитер схватил меня за воротник по поводу съеденных пирожков на счет доходов аглицкого короля? Теперь совсем другой оборот. Все мне дают взаймы сколько угодно. Оригиналы страшные. От смеху ты бы умер. Ты, я знаю, пишешь статейки: помести их в свою литературу. Во-первых: городничий глуп, как сивый мерин...» Городничий . Не может быть! Там нет этого. Почтмейстер (показывает письмо) . Читайте сами. Городничий (читает) . «Как сивый мерин». Не может быть! вы это сами написали. Почтмейстер . Как же бы я стал писать? Артемий Филиппович . Читайте! Лука Лукич . Читайте! Почтмейстер (продолжая читать) . «Городничий глуп, как сивый мерин...» Городничий . О, черт возьми! нужно еще повторять! как будто оно там и без того не стоит. Почтмейстер (продолжая читать) . Хм... хм... хм... хм... «сивый мерин. Почтмейстер тоже добрый человек...» (Оставляя читать.) Ну, тут обо мне тоже он неприлично выразился. Городничий . Нет, читайте! Почтмейстер . Да к чему ж?.. Городничий . Нет, черт возьми, когда уж читать, так читать! Читайте всё! Артемий Филиппович . Позвольте, я прочитаю. (Надевает очки и читает.) «Почтмейстер точь-в-точь департаментский сторож Михеев; должно быть, также, подлец, пьет горькую». Почтмейстер (к зрителям) . Ну, скверный мальчишка, которого надо высечь; больше ничего! Артемий Филиппович (продолжая читать) . «Надзиратель над богоугодным заведе...и...и...и...» (Заикается.) Коробкин . А что ж вы остановились? Артемий Филиппович . Да нечеткое перо... впрочем, видно, что негодяй. Коробкин . Дайте мне! Вот у меня, я думаю, получше глаза. (Берет письмо.) Артемий Филиппович (не давая письма) . Нет, это место можно пропустить, а там дальше разборчиво. Коробкин . Да позвольте, уж я знаю. Артемий Филиппович . Прочитать я и сам прочитаю; далее, право, все разборчиво. Почтмейстер . Нет, всё читайте! ведь прежде все читано. Все . Отдайте, Артемий Филиппович, отдайте письмо! (Коробкину.) Читайте! Артемий Филиппович . Сейчас. (Отдает письмо.) Вот, позвольте... (Закрывает пальцем.) Вот отсюда читайте.Все приступают к нему.
Почтмейстер . Читайте, читайте! вздор, всё читайте! Коробкин (читая) . «Надзиратель за богоугодным заведением Земляника совершенная свинья в ермолке». Артемий Филиппович (к зрителям) . И неостроумно! Свинья в ермолке! где ж свинья бывает в ермолке? Коробкин (продолжая читать) . «Смотритель училищ протухнул насквозь луком». Лука Лукич (к зрителям) . Ей-Богу, и в рот никогда не брал луку. Аммос Федорович (в сторону) . Славу Богу, хоть, по крайней мере, обо мне нет! Коробкин (читает) . «Судья...» Аммос Федорович . Вот тебе на! (Вслух.) Господа, я думаю, что письмо длинно. Да и черт ли в нем: дрянь этакую читать. Лука Лукич . Нет! Почтмейстер . Нет, читайте! Артемий Филиппович . Нет уж, читайте! Коробкин (продолжает) . «Судья Ляпкин-Тяпкин в сильнейшей степени моветон...» (Останавливается.) Должно быть, французское слово. Аммос Федорович . А черт его знает, что оно значит! Еще хорошо, если только мошенник, а может быть, и того еще хуже. Коробкин (продолжая читать) . «А впрочем, народ гостеприимный и добродушный. Прощай, душа Тряпичкин. Я сам, по примеру твоему, хочу заняться литературой. Скучно, брат, так жить; хочешь наконец пищи для души. Вижу: точно нужно чем-нибудь высоким заняться. Пиши ко мне в Саратовскую губернию, а оттуда в деревню Подкатиловку. (Переворачивает письмо и читает адрес.) Его благородию, милостивому государю, Ивану Васильевичу Тряпичкину, в Санкт-Петербурге, в Почтамтскую улицу, в доме под нумером девяносто седьмым, поворотя на двор, в третьем этаже направо». Одна из дам . Какой репримант неожиданный! Городничий . Вот когда зарезал, так зарезал! Убит, убит, совсем убит! Ничего не вижу. Вижу какие-то свиные рыла вместо лиц, а больше ничего... Воротить, воротить его! (Машет рукою.) Почтмейстер . Куды воротить! Я, как нарочно, приказал смотрителю дать самую лучшую тройку; черт угораздил дать и вперед предписание. Жена Коробкина . Вот уж точно, вот беспримерная конфузия! Аммос Федорович . Однако ж, черт возьми, господа! он у меня взял триста рублей взаймы. Артемий Филиппович . У меня тоже триста рублей. Почтмейстер (вздыхает) . Ох! и у меня триста рублей. Бобчинский . У нас с Петром Ивановичем шестьдесят пять-с на ассигнации-с, да-с. Аммос Федорович (в недоумении расставляет руки). Как же это, господа? Как это, в самом деле, мы так оплошали? Городничий (бьет себя по лбу) . Как я нет, как я, старый дурак? Выжил, глупый баран, из ума!.. Тридцать лет живу на службе; ни один купец, ни подрядчик не мог провести; мошенников над мошенниками обманывал, пройдох и плутов таких, что весь свет готовы обворовать, поддевал на уду. Трех губернаторов обманул!.. Что губернатор! (махнул рукой) нечего и говорить про губернаторов... Анна Андреевна . Но это не может быть, Антоша: он обручился с Машенькой... Городничий (в сердцах) . Обручился! Кукиш с маслом вот тебе обручился! Лезет мне в глаза с обрученьем!.. (В исступлении.) Вот смотрите, смотрите, весь мир, все христианство, все смотрите, как одурачен городничий! Дурака ему, дурака, старому подлецу! (Грозит самому себе кулаком.) Эх ты, толстоносый! Сосульку, тряпку принял за важного человека! Вон он теперь по всей дороге заливает колокольчиком! Разнесет по всему свету историю. Мало того что пойдешь в посмешище найдется щелкопер, бумагомарака, в комедию тебя вставит. Вот что обидно! Чина, звания не пощадит, и будут все скалить зубы и бить в ладоши. Чему смеетесь? Над собою смеетесь!.. Эх вы!.. (Стучит со злости ногами об пол.) Я бы всех этих бумагомарак! У, щелкоперы, либералы проклятые! чертово семя! Узлом бы вас всех завязал, в муку бы стер вас всех да черту в подкладку! в шапку туды ему!.. (Сует кулаком и бьет каблуком в пол. После некоторого молчания.) До сих пор не могу прийти в себя. Вот, подлинно, если Бог хочет наказать, так отнимет прежде разум. Ну что было в этом вертопрахе похожего на ревизора? Ничего не было! Вот просто ни на полмизинца не было похожего и вдруг все: ревизор! ревизор! Ну кто первый выпустил, что он ревизор? Отвечайте! Артемий Филиппович (расставляя руки) . Уж как это случилось, хоть убей, не могу объяснить. Точно туман какой-то ошеломил, черт попутал. Аммос Федорович . Да кто выпустил вот кто выпустил: эти молодцы! (Показывает на Добчинского и Бобчинского.) Бобчинский . Ей-ей, не я! и не думал... Добчинский . Я ничего, совсем ничего... Артемий Филиппович . Конечно, вы. Лука Лукич . Разумеется. Прибежали как сумасшедшие из трактира: «Приехал, приехал и денег не плотит...» Нашли важную птицу! Городничий . Натурально, вы! сплетники городские, лгуны проклятые! Артемий Филиппович . Чтоб вас черт побрал с вашим ревизором и рассказами! Городничий . Только рыскаете по городу да смущаете всех, трещотки проклятые! Сплетни сеете, сороки короткохвостые! Аммос Федорович . Пачкуны проклятые! Артемий Филиппович . Сморчки короткобрюхие!Все обступают их.
Бобчинский . Ей-Богу, это не я, это Петр Иванович. Добчинский. Э, нет, Петр Иванович, вы ведь первые того... Бобчинский . А вот и нет; первые-то были вы.Явление последнее
Те же и жандарм .
Жандарм . Приехавший по именному повелению из Петербурга чиновник требует вас сей же час к себе. Он остановился в гостинице.Произнесенные слова поражают как громом всех. Звук изумления единодушно излетает из дамских уст; вся группа, вдруг переменивши положение, остается в окаменении.
Немая сцена
Городничий посередине в виде столба, с распростертыми руками и закинутою назад головою. По правую сторону его жена и дочь с устремившимся к нему движеньем всего тела; за ними почтмейстер, превратившийся в вопросительный знак, обращенный к зрителям; за ним Лука Лукич, потерявшийся самым невинным образом; за ним, у самого края сцены, три дамы, гостьи, прислонившиеся одна к другой с самым сатирическим выраженьем лица, относящимся прямо к семейству городничего. По левую сторону городничего: Земляника, наклонивший голову несколько набок, как будто к чему-то прислушивающийся; за ним судья с растопыренными руками, присевший почти до земли и сделавший движенье губами, как бы хотел посвистать или произнесть: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!» За ним Коробкин, обратившийся к зрителям с прищуренным глазом и едким намеком на городничего; за ним, у самого края сцены, Бобчинский и Добчинский с устремившимися движеньями рук друг к другу, разинутыми ртами и выпученными друг на друга глазами. Прочие гости остаются просто столбами. Почти полторы минуты окаменевшая группа сохраняет такое положение. Занавес опускается.Это произведение перешло в общественное достояние. Произведение написано автором, умершим более семидесяти лет назад, и опубликовано прижизненно, либо посмертно, но с момента публикации также прошло более семидесяти лет. Оно может свободно использоваться любым лицом без чьего-либо согласия или разрешения и без выплаты авторского вознаграждения.
Комедия Н. В. Гоголя «Ревизор» в свое время стала одним из наиболее новаторских произведений драматургического искусства. Множество приемов, использованных автором, ранее никогда не применялись драматургами и не были воплощены на театральной сцене. К таким новаторским приемам относится и вышеупомянутая «немая сцена» , которой заканчивается финальная часть комедии «Ревизор» . Чего же хотел добиться автор, завершая произведение немой сценой? Какого эффекта ожидал? Считается, что немая сцена, завершающая комедию «Ревизор» , была введена в произведение писателем под впечатлением от известной картины русского художника Карла Брюллова «Последний день Помпеи» . Именно эта картина поражает человека, рассматривающего ее, силой и выразительностью застывшей эмоции. Изображение неподвижно, статично, но в то же время лица людей, изображенных на картине, их фигуры, позы, которые они принимают, свидетельствуют об их внутреннем состоянии лучше всяких слов. Красноречивость статичных сцен, их выразительность - именно эти свойства были тонко подмечены Н. В. Гоголем и позже с успехом использовались писателем. Ведь «Ревизор» - далеко не единственное произведение писателя, в котором есть «немая сцена» (в другом чрезвычайно популярном произведении - повести «Вий» - автор также применяет этот прием) . Если рассмотреть художественные приемы, используемые Н. В. Гоголем, более подробно, можно заметить определенную закономерность: прием «омертвения» , своеобразного «окаменения» закладывается в основу изображения многих характерных гоголевских персонажей (например, тех же помещиков в «Мертвых душах») . В «Ревизоре» же немая сцена - это кульминационный момент, и он должен быть наиболее красноречивым. Замирание в выразительной позе (при этом позы всех персонажей отличаются, что подчеркивает их индивидуальные личностные качества) - это настоящая пантомима. Городничий, члены его семьи, почтмейстер, Земляника, Лука Лукич - все они становятся на какое-то время мимами, актерами в «театре мимики и жеста» . И слова здесь не нужны, может быть даже излишни. Поза, выражение лица могут выразить несравнимо больший всплеск эмоций, чем слова. Тем более что немая сцена в «Ревизоре» является еще и массовой - все стоят, как громом пораженные, а это обстоятельство лишний раз подчеркивает, насколько шокирующим и ошеломляющим стало для всех персонажей известие о том, что «…приехавший по именному повелению из Петербурга чиновник требует вас сей же час к себе» . Гоголь стал первым русским драматургом, использовавшим прием паузы, который после него успешно применяли многие режиссеры, сценаристы и писатели. Сегодня прием паузы - это один из наиболее часто используемых драматических приемов.
Значение немой сцены в комедии Н.В.Гоголя «Ревизор». Анализ эпиграфа к произведению
Спокоен и грозен Великий пост.
христианин; оглянись на жизнь свою»
Н.В. Гоголь
Цели урока: раскрыть значение немой сцены, смысл эпиграфа комедии.
Задачи: совершенствовать умение учащихся вести аналитическую беседу; доказать учащимся, что необходимо быть ответственным за свои поступки.
Методические приёмы: чтение, беседа, сообщение, индивидуальные задания.
Оборудование: портрет Н.В. Гогля, кинофрагмент «Не может быть!» («Ревизор».
1. Вступительное слово учителя:
Мы живём в удивительное и трудное время-время переоценки ценностей, время болезненных перемен в общественной жизни, время мучительных поисков духовных ориентиров. В этом контексте необычайно важно для нас духовное явление Н.В. Гоголя.
«Гоголь,-по словам прот. В. Зеньковского,-первый пророк… православной культуры».
«Старайтесь видеть во мне христианина и человека, чем литератора»,-писал Гоголь матери в 1844. Действительно, жизнь Гоголя с первого его рождения была устремлена к Богу.
2. Что вы знаете о его рождении?
(Сообщение ученика о «вымоленном» ребенке и религиозности его родителей.)
3. Да, мать писателя была набожной женщиной. В письме к ней в 1833 г. он вспоминал: «Я просил Вас рассказать мне о Страшном суде, и Вы мне, ребёнку, так хорошо, так понятно, так трогательно рассказали о тех благах, которые ожидают людей за добродетельную жизнь, и так разительно, так страшно описали вечные муки грешных, что это потрясло и разбудило во мне самые высокие мысли». Этими «высокими мыслями» делится писатель с праведниками и грешниками в своих произведениях.
На протяжении нескольких уроков мы анализировали комедию «Ревизор», говорили о «грешках» и грехах её героев.
4. Давайте вспомним, что является развязкой комедии.
(Появление почтмейстера с письмом.)
Верно, появление жандарма, извещающего о прибытии из Петербурга «по именному повелению» ревизора, уже настоящего, «…поражает как громом всех, говорится в авторской ремарке. Звук изумления единодушно излетает из дамских уст; вся группа, вдруг переменивши положение, остаётся в окаменении».
Итак, венчает пьесу немая сцена.
5. Чтение описания немой сцены и просмотр кинофрагмента.
(Сообщение ученика о первой постановке и о том впечатлении, которое она произвела на зрителей и драматурга.)
Действительно, Гоголь писал, что «…последняя сцена не будет иметь успеха до тех пор, пока не поймут, что это просто немая картина, что всё это должно представлять одну окаменевшую группу…»
Между прочим, Ю.В. Манн, один из исследователей творчества Гоголя, обращает внимание на то, что композиция немой сцены во многом напоминает многоплановость «Последнего дня Помпеи» Карла Брюллова.
Давайте взглянем на репродукцию картины. Сколь выразительны жесты и мимика персонажей! «Брюллов первый из живописцев, у которого пластика достигла верховного совершенства»,-искренне восхищался Гоголь.
Ужасом дышит каждое движение несчастных жителей Помпеи. Но это фигуры «прекрасны при всём ужасе своего положения».
Конечно, группа чиновников, застывших от ужаса, не вызывает восхищения. Да автор и не стремился к этому, у него была другая задача. Да автор и не стремился к этому, у него была другая задача. Зритель должен ужасаться, а не пребывать в восхищении от увиденно. Почему?
(Перед нами парад высоченной подлости и пошлости, застывшей в изумлении, напоминание о греховности человеческой натуры и о приближающейся расплате.)
7. А теперь расскажите, пожалуйста, какими вы представляете чиновников в последней сцене.
(Учащиеся (2-3 чел.) выходят по очереди к доске, на которой расположены их рисунки, и рассказывают, как и почему изобразили немую сцену.)
8. Кстати, В.Э.Мейерхольд в своей постановке 1926 года выставил на сцену манекены. Помимо кукол для наглядности ему понадобились ещё и вещи, которые должны были создать реальную атмосферу внезапно оборвавшейся жизни гоголевского города. Кто-то наливал вино из бутылки в бокал, кто-то ел фрукты, у кого-то на блюдечке мороженое, какая-то гостья держала в руках букет цветов, пьяных офицер танцевал с дамой вальс, лакей с подносом предлагал угощение. Только что всё это жило и двигалось и вдруг внезапно застыло.
9. Как вы думаете, для чего Мейерхольд использовал вещи и манекены?
(Чрезмерная вещественность, материальность представленной режиссёром композиции призвана была подчеркнуть отсутствие духовного начала.)
10. Страшное потрясение, которое произвело на всех известие о прибытии истинного ревизора, объединяет героев, но это уже не единство живых людей, а единство бездыханных окаменелостей. Их немота и застывшие позы показывают исчерпанность героев в их бесплодной погоне за миражом, ввергнувшим их в пучину греха.
11. Почему выражение лица и поза у каждого героя разные?
(Выслушав мнение учеников, учитель цитирует Гоголя: «Испуг каждого из действующих лиц непохож один на другой, как непохожи и характеры и степень боязни и страха, вследствие великости наделанных каждым грехов».
12. Каких двух героев нет в немой сцене? Почему?
(Правильно, Хлестакова и вновь прибывшего чиновника. «Так исчезают ложные кумиры, -комментирует Е. B . Грекова, -уступая место подлинным ревизорам-инкогнито-совести и страху Божьему»).
13. О них, настоящих ревизорах, честных и беспристрастных, писал Гоголь: «Что ни говори, страшен тот ревизор, что ждёт нас у дверей гроба. Будто не знаете, кто этот ревизор? Что прикидываться? Ревизор-это наша проснувшаяся совесть, которая заставит, нас вдруг и разом взглянуть во все глаза на самих себя. Перед этим ревизором ничто не укроется, потому что по Именному Высшему повеленью он послан и возвестится о нём тогда, когда уже шагу нельзя будет сделать назад. Вдруг откроется перед тобою, в тебе же, такое страшилище, что от ужаса подымется волос. Лучше ж сделать ревизовку всему, что ни есть в нас, в начале жизни, а не в конце её»
14. И этой «ревизовке» не обойтись без зеркала-зеркала самосознания, стыда, душевного очищения и душевной исповеди.
Вспомните эпиграф к произведению. Когда и почему русская пословица появилась перед текстом комедии?
Как вы понимаете народную мудрость?
Какое значение имеет эпиграф?
(За 1,5 минуты(именно столько длится немая сцена) зритель, посмотрев в зеркало, должен был ужаснуться от созерцания своих пороков, осознать неизбежность надвигающийся катастрофы. А вслед за ужасом должно было последовать желание его избежать и вступить на путь раскаяния и самосовершенствования.)
15. А теперь давайте обратимся к эпиграфу нашего урока. Как вы понимаете слова Гоголя? Почему именно их я выбрала в качестве эпиграфа?
(Как мы живём? Сообразна ли наша жизнь с житием Христовым? Об этом справшивает Гоголь у своих читателей и зрителей, об этом должен задуматься каждый человек.)
Подготовиться к практической работе по комедии Н.В.Гоголя «Ревизор»
Какова роль немой сцены в комедии Ревизор? Подскажите пожалуйста, очень надо!!!
- Последняя, немая сцена в комедии «Ревизор» была очень важна для самого Гоголя.
Он уделял ей очень много внимания и считал ее ключевой в понимании общего смысла комедии. Герои остаются на сцене в застывшем состоянии очень долго – «почти полторы минуты» , что позволяет зрителю хорошенько рассмотреть всех по отдельности, а также получить общее впечатление от ситуации.
Автор этой сценой хочет раскрыть перед зрителем каждого героя, ведь именно в момент бездействия можно увидеть сущность каждого из них.
Сквозь череду различных событий происходящих в пьесе не всегда можно уловить индивидуальные черты присущие героям. А немая сцена как раз и оставляет зрителя наедине с каждым героем.
В финале комедии на сцене оказываются все герои, действовавшие ранее, за исключением Хлестакова.
Все собираются, чтобы произнести поздравления в адрес семьи городничего, после чего удары судьбы начинают сыпаться на них один за другим. Сначала на сцене появляется почтмейстер, который приносит весть, поразившую всех. После прочтения письма наступает период всеобщего возмущения и негодования, который неожиданно обрывается сообщением о приезде настоящего ревизора.
«Произнесенные слова поражают всех как громом, …вся группа, вдруг переменивши положение, остается в окаменении» .
Эта ремарка, относящаяся к немой сцене, позволяет многое понять из авторского замысла. Во-первых, выражение «как громом» , на мой взгляд, создает впечатление высшего, божественного наказания.
То, что Гоголь хотел создать у зрителя комедии впечатление окаменения, также представляет интерес. Это не только позволяет читателю и зрителю наблюдать первую реакцию героев, но и заставляет задуматься об «окаменении» душ людей, о фальшивости их чувств.
Если обратить внимание на те позы, в которых застывают герои комедии, сразу бросается в глаза их неестественность и комичность. Причем, несмотря на это, все позы как нельзя лучше выражают настроение героев, их поведение в течение всей пьесы. Очень большое значение для пьесы имеют позы городничего и его смысл.
Лука Лукич, «потерявшийся самым невинным образом» , точно так же «терялся» во время общения с остальными героями, особенно с Хлестаковым. Почтмейстер, который постоянно боится высказывать собственное мнение и за все время задает больше вопросов, нежели утверждает, в итоге пьесы просто превращается «в вопросительный знак» .
«Услужливый и суетливый» Земляника, которого Гоголь в самом начале пьесы характеризует как проныру и плута, как бы прислушивается к чему-то, словно хочет найти лазейку, чтобы в очередной раз как-нибудь избежать неприятности.
Помимо этого, в немой сцене участвуют еще и другие герои – Коробкин, три дамы, гостьи, открыто выражающие здесь свою насмешку над чужим комичным положением, тогда как в течение всей пьесы они его тщательно скрывали.
Таким образом, немая сцена является, наверное, самой правдивой сценой во всей комедии. Она олицетворяет эмоциональную зависимость героев и тем самым подсказывает зрителю идею произведения.
Герои не имеют возможности ничего говорить, более того, они не двигаются, вынужденные застыть в момент их первой реакции. Таким образом, будучи не в состоянии лгать, они поневоле выглядят правдиво.По сути, это кульминационный момент произведения.
- Финал пьесы Н. В. Гоголя «Ревизор» – необычное и удивительное явление в русской драматургии. Так называемая немая сцена, которой заканчивается комедия, следует после того, как жандарм… объявил о прибытии в город настоящего ревизора. Потрясенные чиновники застыли в ожидании неминуемой расправы. Городничий стоит столбом посреди сцены; почтмейстер превратился «в вопросительный знак, обращенный к зрителям» ; судья присел почти до земли и словно хотел сказать: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! » Кто поражен, кто изумлен, кто злорадствует, – все чиновники составляют весьма живописную и выразительную группу. И эту немую сцену, служащую важным завершением комедии, и зрители, и критики, и литературоведы трактовали по-разному.
Сам Н. В. Гоголь говорил, что немая сцена выражает идею «закона» , при наступлении которого все «побледнело и потряслось» . То есть финал комедии – это мысль о наступающем возмездии. В. Г. Белинский говорил об ограниченности немой сцены, но большинство критиков согласны все же с автором. Так, В. Гиппиус считал, что немая сцена выражает идею власти и закона, В. Ермилов видел в немой сцене «парад высеченной подлости» . Особая точка зрения у М. Храпченко: он видел в немой сцене внешнюю развязку, а подлинную развязку – в словах Городничего: «Чему смеетесь? Над собой смеетесь!.. »
Но, пожалуй, самую интересную точку зрения высказал Ю. Мани, литературовед, много труда посвятивший гоголевскому творчеству. Он считал, что немая сцена – это завершающий аккорд произведения, в ней переживания героев получают пластическое выражение, как бы обобщая события человеческой жизни. В результате данный Гоголем намек на торжество справедливости усиливает ощущение тревоги, страха. Действительно, страх, возникший в начале сцены, а затем благополучно растаявший, когда чиновники откупились от «ревизора» и успокоились, вернулся. Но теперь чувство тревоги возрастает многократно – чиновники оказываются в еще худшей ситуации, чем в начале пьесы. Ведь бросив все силы на угождение Хлестакову, они так и не удосужились навести в своих делах хотя бы внешний порядок.
Вот почему появление настоящего ревизора приводит героев к немой сцене.
- Комедия Н. В. Гоголя «Ревизор» в свое время стала одним из наиболее новаторских произведений драматургического искусства. Множество приемов, использованных автором, ранее никогда не применялись драматургами и не были воплощены на театральной сцене. К таким новаторским приемам относится и вышеупомянутая «немая сцена» , которой заканчивается финальная часть комедии «Ревизор» . Чего же хотел добиться автор, завершая произведение немой сценой? Какого эффекта ожидал?
Считается, что немая сцена, завершающая комедию «Ревизор» , была введена в произведение писателем под впечатлением от известной картины русского художника Карла Брюллова «Последний день Помпеи» . Именно эта картина поражает человека, рассматривающего ее, силой и выразительностью застывшей эмоции. Изображение неподвижно, статично, но в то же время лица людей, изображенных на картине, их фигуры, позы, которые они принимают, свидетельствуют об их внутреннем состоянии лучше всяких слов. Красноречивость статичных сцен, их выразительность - именно эти свойства были тонко подмечены Н. В. Гоголем и позже с успехом использовались писателем. Ведь «Ревизор» - далеко не единственное произведение писателя, в котором есть «немая сцена» (в другом чрезвычайно популярном произведении - повести «Вий» - автор также применяет этот прием) . Если рассмотреть художественные приемы, используемые Н. В. Гоголем, более подробно, можно заметить определенную закономерность: прием «омертвения» , своеобразного «окаменения» закладывается в основу изображения многих характерных гоголевских персонажей (например, тех же помещиков в «Мертвых душах») . В «Ревизоре» же немая сцена - это кульминационный момент, и он должен быть наиболее красноречивым. Замирание в выразительной позе (при этом позы всех персонажей отличаются, что подчеркивает их индивидуальные личностные качества) - это настоящая пантомима. Городничий, члены его семьи, почтмейстер, Земляника, Лука Лукич - все они становятся на какое-то время мимами, актерами в «театре мимики и жеста» . И слова здесь не нужны, может быть даже излишни. Поза, выражение лица могут выразить несравнимо больший всплеск эмоций, чем слова.
Тем более что немая сцена в «Ревизоре» является еще и массовой - все стоят, как громом пораженные, а это обстоятельство лишний раз подчеркивает, насколько шокирующим и ошеломляющим стало для всех персонажей известие о том, что «…приехавший по именному повелению из Петербурга чиновник требует вас сей же час к себе» .
Гоголь стал первым русским драматургом, использовавшим прием паузы, который после него успешно применяли многие режиссеры, сценаристы и писатели. Сегодня прием паузы - это один из наиболее часто используемых драматических приемов.
