Еруслан-Рыцарь , он же Еруслан Лазаревич (от тюрского, “Арслан”, лев), герой старинной русской сказки, известной в рукописи с Seicento .

“Сказка о сильном и славном витязе Еруслане Лазаревиче о его храбрости и о невообразимой красоте супруги его Анастасии Вахрамеевны”, создана на основе обработки рыцарских романов и образа богатыря Рустама - защитника правды и борца с демоническими силами (из тюркских преданий и Шах-Намэ)

Сказка эта повлияла на былины об Илье Муромце.

Бова

Бова-королевич , герой народной сказки, перешедшей из италийской ancien литературы.

Древнейшая редакция ее находится в поэме-хронике “Reali di Francia ” - “Французские короли” (тосканский “I reali di Francia” ) - рыцарский роман Андреа да Барберино, написанный на рубеже Trecento -Quatrocento .

Одна из распространенных народных книг у всех народов Европы, например ancien “французский” стихотворный роман Bueves d’Hanstone .

Бытует мнение в “науке”, что норманнская и французская группы текстов возникли почти одновременно, независимо друг от друга, и восходят к общему, не дошедшему до нас источнику.

Сюжет “итало - французского” романа о Бове типичен для рыцарского романа, построенного на воинских подвигах, приключениях и любовной интриге.

Сюжет развертывается по следующим основным направлениям:

• Дважды несправедливо изгнанный (сначала злодейкой-ма-терью, потом королем) молодой рыцарь Buovo борется за возвра-щение своего домена - города Antona .
• В романе по традиции отводится место борьбе с неверны-ми. Buovo посещает дальние страны, где вводит христианство igni et ferro . Среди его воинских подвигов видное место занимают сражения против полчищ неверных, которых он, в кон-це концов, всегда побеждает.
• Много места отводится фантастическому элементу. Buovo на пути своем встречает чудовищ - великанов, обращает в христи-анство кентавра Агопарта. В романе фигурируют чудесные пред-меты - яблоко, предотвращающее отравление, волшебные зелья, а также сны, видения etc.
• Авантюрный элемент - описание всевозможных приключе-ний - является одной из основных сюжетных линий. Buovo продан в рабство и служит простым конюхом, затем попадает в руки разбойников, не раз переодевается для того, чтобы не быть уз-нанным.
• С другой стороны, в произведении прекрасно использована типичная для рыцарского романа любовная интрига, Она по-строена здесь на следующих характерных мотивах эпоса huate époque :

• королевна (Drusiana ) любит простолюдина Bovo, не зная, что он проданный в рабство королевич (мотив кажущегося со-циального неравенства)
• на пути влюбленных Drusiana и Buovo встают всевозмож-ные препятствия, - судьба и злые люди их дважды разлучают (мотив разлуки влюбленных)
• полагая, что Drusiana умерла, Buovo собирается жениться на королеве города Сивель; на свадебный пир, узнав об этом, яв-ляется Drusiana в одежде жонглёрки, происходит узнавание (мо-тив - жена на свадьбе мужа).

Сплетение таких разнообразных сюжетных нитей придает произведению неослабный интерес на протяжении 13 000-16 000 стихов.

О нем упоминают слагатели целого ряда chansons de geste , о нём говорят и провансальские трубадуры в своих сирвентах:

Из сирвента Pierre Cardinal:

Chantarai de filhs N"Arsen
pro m"entendran li entenden
Et a l"autra gen bricona,
Chantarai de filhs N"Arsen
E de Bueves d"Antona.

Из сирвента Guiraut de Lus

Ges si tot miai volunt at fellona

No m lais, non chant el son Boves d"Antona.

Личные имена действующих лиц романа о Бове попадают и в другие произведения эпоса huate époque (Ges-tes de Doon de Mayence, Gestes de Beuves de Comarchis ).

Сти-хотворный роман о Бове распространяется по “Франции” в мно-гочисленных списках в течение всей huate époque , он оказы-вает значительное воздействие на развитие ры-царского романа (Daurel et Beton, Parise la Duchesse, Florence de Rome, Octavian etc .).

Позднее стихотворная форма сменяется прозой, и в этом виде роман о Бове неоднократно издается, начиная с 1502 AD

В настоящее время, известны 7 итальянских вариантов этого романа, часть из них-стихотворные, часть - прозаические; некоторые известны лишь в рукопи-сях, другие с Quatrocento -Сinquecento выходили многочисленными изданиями.

Если говорить о внешних аналогиях, то в основу романа могли быть положены как предания персидского эпоса, в частности, Шах-Наме, так и мифы об Одиссее, Оресте и Клитемне-стре (сказания об изгнании героя)

В России роман стал известен, как целый комплекс текстов, от переводного рыцарского романа до народной сказки и рисованного лубка, объединенных общим героем-со второй половины Seicento .

Есть мнение (А.Н. Веселовский), что итальянская версия романа о Буово Антонском, основателе домов Кьярамонте и Монграны (Buovo d’Antone ) в Cinquecento , была переведена на сербский (в Дубровнике) и русский языки (в Литве) и стала известна в Московии.

В 1876 AD Альфред Рамбо (Rambaud ) в книге “La Russie épique ” (раздел “Epopée adventice ”) уделяет внимание сказке о Бове.

Проанали-зировав имела, указав на сходство их с именами “Reali di Francia” и западноевропейскую манеру рассказа, изложив затем содержа-ние, Рамбо приходит к выводу, что источником этой сказки яв-ляется французская chanson de geste о Бове Антонском

Первоначально имели хождение рукописные копии (списки), но уже в 60-х годах Seicento появились первые печатные издания Бовы , а с начала Settecento повесть о Бове становится сюжетом для лубочных картинок.

Рукописная переводная повесть о Бове в списках конца Seicento носит яркие следы воздействия русского фольклора.

С течением времени этот процесс углубляется, и западная рыцар-ская повесть постепенно превращается в русскую волшебную сказку, популярную в различных сословиях.

В процессе адаптации, от романа к сказке, текст претерпел значительные изменения: произошло изменение жанра, итальянские имена героев русифицировались: Бово (Buovo) стал Бовой, Друзиана (Drusiana) - Дружневной, Пуличане (Pulicane) - Полканом.

Произведение, события которого разворачиваются в условном пространстве, сочетает черты как рыцарского романа, так и богатырской сказки:

малолетний Бова Королевич из-за предательства своей матери Мелетрисы Кирбитьевны лишается отца и княжества, корабельщики продают его князю Зензевею.

Красавец Бова влюбляется в Дружневну, дочь Зензевея, и ради нее совершает множество подвигов.

В Бове воплощены черты русского былинного богатыря, удалого воина, с легкостью сокрушающего врагов (так, не имея меча, он побивает вражеское войско метлой), и доблестного рыцаря, следующего долгу и любви: оказавшись в плену у Султана Султановича, герой не изменяет христианской вере и прекрасной Дружневне, на которой, освободившись, женится.

Через какое-то время, когда Бова отправляется отвоевывать свое княжество, Полкан, младший названный брат героя, получеловек-полуконь -полупёс, охранявший жену и детей Бовы, погибает в битве с напавшими львами.

Бова, думая, что жена и дети погибли, решает жениться снова. Но Дружневна посылает к нему детей, которых тот с радостью признает, и семья воссоединяется.

Наряду с лубочными изданиями и литературными обработ-ками сказка о Бове с конца Settecento . становится известной и в устной традиции.

Кроме того, ряд героев этой сказки, некото-рые мотивы и даже целые эпизоды из нее рассеялись по мно-гим русским сказкам и былинам.

Полкан

Полкан , в русской мифологии - богатырь, кентавр –полуконь, кинокефал -полупёс, повлиял на образ младшего названного брата Бовы –королевича.

Альфред Рамбо в книге “La Russie épique” оста-навливается на вопросе о национальном своеобразии русской переделки европейского романа о Бове.

“В русскую сказку, - указывает Рамбо,- введены персонажи и мотивы из былинного творчества: девушка-Чернавушка, тяжесть богатырского сна, воин-ские подвиги с помощью оси тележной или другого хозяйствен-ного орудия, великан с головой “что пивной котел”, таинствен-ный образ старца-пилигрима, Полкан - полуконь-получеловек ... Интересно наблюдать,- пишет далее автор,- как русский гений полностью ассимилирует сказание, которое можно рассматри-вать как чисто западноевропейское..”

“..Полкан или Полехан существовал полуконем и получеловеком. В честь его еще и поныне некоторые из рязанских и владимирских простолюдинов имеют ка-кое-то торжество. Оно бывает, кажется, около Ильина дня, в других ме-стах- ранне, именно тогда, когда совсем убирается сено..”

“..Европейцы, разумею французов, германцев или немцев, англичан и итальянцев и пр., - гораздо беднее нас своими сказоч-ными выдумками; их волшебное почти всегда постижимо; их гиганты не люди, не наши богатыри; их красавицы очаровательны, но не красные деви-цы; у них нет ни Яги, ни Кащея, ни Полкана, ни даже хотя одного Ивана Царевича..”

Макаров 1833 AD “Телескоп”

“..Полканы сходны с греческими кентав-рами. Кто читывал сказку о Бове-королевиче, тот верно имеет понятие о Пол-коне или Пол-кане.

Из других сказок видно, что Пол-конь был умный, красивый, могучий богатырь и великий наездник, обращенный за что-то ка-ким-то сильным же колдуном в лошадь с прекрасною человеческою головою. От власти Пол-коня зависели все сивки, бурки и вещие каурки..”

П.Георгиевский

Он же Святой заступник (атрибут - Христос –лита)

Бова герой русск. сказок; пришло из романа о Буово д"Антона, франц.-ит. Bovo (см. ZfromPh 36, 29).

Этимологический словарь русского языка. - М.: Прогресс . М. Р. Фасмер . 1964-1973 .

Смотреть что такое "Бова" в других словарях:

Коммуна Бова Bova Страна ИталияИталия … Википедия

БОВА - Василий Иванович Бова, дьячек, св. 1692, 1697. Викторов. Каталог славянорусских рукописей Д. В. Пискарева, с. 51. Опис. II, No 18. Бова Гаврилов, стрелецкий казак, посланный из Терского города в Москву. 1590. См. ст. Лихачева в Библиографе 1893 г … Биографический словарь

бова - (фр. boue) закотвено буре во вода (во езеро или море) за врзување на бродови и како ознака за длабочината на водата … Macedonian dictionary

Бова королевич. Роспись на крышке сундука. Великий Устюг, XVII век. Бова Королевич герой русского фольклора, богатырской повести, а также многочисленных лубочных произведений ХVI века. Повесть явля … Википедия

Бова (итал. Bova) многозначный термин. Бова коммуна в Италии, располагается в регионе Калабрия, подчиняется административному центру Реджо Калабрия. Бова, Бен (р. 1932) американский прозаик. Бова, Ефим Ермолаевич (1919 1943) Герой… … Википедия

Герой русской волшебной богатырской повести XVII в., а в XVIII в. лубочных сказок (см. Лубочная литература). * * * БОВА КОРОЛЕВИЧ БОВА КОРОЛЕВИЧ, герой русской волшебной богатырской повести, а с кон. 18 в. лубочных сказок (см. Лубочная… … Энциклопедический словарь

Бова королевич. Роспись на крышке сундука. Великий Устюг, XVII век. Бова Королевич герой русского фольклора, богатырской повести, а также многочисленных лубочных произведений. Повесть восходит к средневековому французскому роману о подвигах… … Википедия

Герой русской волшебной богатырской повести, а с кон. 18 в. лубочных сказок (см. Лубочная литература) … Большой Энциклопедический словарь

Бен Бова Benjamin William Bova Бен Бова в 1974 году Имя при рождении … Википедия

Коммуна Бова Марина Bova Marina Страна ИталияИталия … Википедия

Книги

• Бова-королевич , Андрей Усачев , Поэтическая трактовка русской волшебной богатырской повести о доблестном рыцаре Бове Гвидоновиче. Убежав из дому от злой матери Милитрисы и отчима короля Дадона, Бова попадает к королю… Категория: Русская поэзия Издатель: Росмэн-Пресс ,
• Бова-королевич , Усачев И. , Старинное сказание о храбром королевиче Бове, о его дядьке Симбалде, о хане Салтане и богатыре Полкане, о Милитрисе - королеве и прекрасной Дружневе, о славном короле Видоне и подлом Дадоне и… Категория: Современные сказки для детей Серия: Книги А. Усачёва Издатель:

Нет, это не герои пушкинской сказки. Это ее предки. Известно, что имена Салтана, Гвидона, Дадона поэт заимствовал из «Сказки о Бове Королевиче» — старинного рыцарского романа, переведенного или пересказанного по-русски еще в XVII веке и прочно вошедшего в русскую лубочную литературу, в простона-родное чтение. «Бова» был напечатан типографским способом очень поздно — уже в самом конце XVIII века. Но портреты героев сказки, полюбившихся простодушным читателям ее много-численных списков и слушателям устных пересказов, задолго до этого гравировались на дереве, раскрашивались от руки и продавались вразнос у Спасских ворот в Москве и дальше по всей стране.
Бова Королевич и Королевна Дружневна, Салтан и Гвидон были любимыми персонажами народной картинки XVIII века, так же, как персонажи других подобных повестей, и русских, и пере-водных.

Центром производства лубочных картинок была Москва, их создателями — московские ремесленники, а основными потреби-телями — небогатые горожане, люди не очень грамотные, но много чего навидавшиеся и наслышавшиеся, живущие бок о бок с «большой» дворянской культурой, которая развивалась, начиная с петровских времен, в тесном контакте с европейской культур-ной традицией. Простодушному и жизнерадостному народному мастеру эта традиция не очень понятна, но кажется экзотиче-ской, заманчивой. Он тоже усваивает ее, но вприглядку, переос-мысливая и дополняя своей фантазией, наивно русифицируя, переводя на понятный язык. Так Бовэ д"Анстон становится королевичем Бовою из города Антона; так в изображениях витязей на вздыбленных конях или в овальном портрете «прек-расной королевы Магилены» с цветком в руке угадываются традиционные схемы европейского парадного портрета; так пер-сонажи сказок наряжаются то в фантастически преображенные древние панцири, то в современные дворянские костюмы, лишь недавно появившиеся в России и тоже достаточно еще чудные на народный взгляд. Это ощущение экзотической странности типич-ного для середины XVIII века богатого барского костюма очень ясно звучит в лубочных гравюрах.

Королевна Магилена

Конечно, и тексты сказок, вошедшие в лубок, совсем не те, что записывались позднее фольклористами в далеких от город-ского влияния деревнях. Крестьянская сказочная традиция вы-теснялась в них сюжетами европейских фаблио и рыцарских романов.
Для культурных людей пушкинского времени лубочная кар-тинка — предмет грубый, низменный. Она «и в нравственном, как и художественном отношении не стоит внимания образованного человека» — так отзывается о лубках, украшающих стены почто-вой станции, молодой офицер, герой одного из прозаических набросков Пушкина (Пушкин А.С. Записки молодого человека // Полн. Собр. Соч.: В 10 т. - М.; Л., 1949. - С. 577-578). А между тем взаимодействие лубка с «высокой» культурой было в XVIII — начале XIX века не только активным, но и двусторонним. Лубочные картины в дворянском доме на стены, конечно, не вешали. Разве что у коменданта Белогорской крепости, в далекой Оренбургской степи висели «лубочные картинки, представляющие взятие Кистрина и Очако-ва, также выбор невесты и погребение кота» (Пушкин А.С. Капитанская дочка // Там же. - С. 417.) — но это как раз признак его глубокой провинциальности и простоты. Однако лубочная сказка — неотъемлемый элемент русского быта, в том числе и дворянского. Ее рассказывает скучающей барыне специ-альный дворовый сказочник, ею тешат барчука нянюшки и мамушки. И Пушкин, как все его сверстники, слышал эту сказку с раннего детства, вырос в ее мире, под ее обаянием:

Ах! Умолчу ль о мамушке моей,
О прелести таинственных ночей,
Когда в чепце, в старинном одеянье
Она, духов молитвой уклоня,
С усердием перекрестит меня
И шепотом рассказывать мне станет
О мертвецах, о подвигах Бовы...

Эта «мамушка» — говорят биографы Пушкина — не крестьянка, няня поэта, а его бабушка, М. А. Ганнибал (Пушкин А.С. Сон // Там же. Т.1. - С. 480).
Устная сказка смыкается со сказкой литературной. Уже в XVIII веке она существует не только в виде гравированных листов. В печатных сборниках мотивы рыцарских романов столь же беззаботно переплетаются с подлинным фольклором. А из сборников полусочиненных, полусоставленных Чулковым, Левшиным, Поповым, как и из рассказов собственных мамушек, широко черпали и сюжеты, и самую атмосферу волшебно-рыцарской сказки авторы «богатырских поэм» рубежа XVIII и XIX веков, в том числе — Карамзин и Радищев. За ними следует и молодой Пушкин, не только в юношеском «Бове», но даже в первой своей зрелой поэме — «Руслан и Людмила» («не Еруслан ли?» — с негодованием откликался критик-классицист на само имя героя).
Лубочный Еруслан, в самом деле, был отсюда недалеко. Это один из непосредственных источников пушкинской поэмы. Но сказочный материал очищался в ней, до некоторой степени, от лубочных наивностей, поднимался высокой стихотворной фор-мой, перекладывался на литературный язык, по-новому освещал-ся то пафосом, то иронией поэта.
В сказках Пушкина, написанных десятилетием позже, близкие мотивы разрабатывались совершенно иначе. Там поэт использо-вал по-своему лишь сырой сюжетный материал лубочной сказки, здесь он делал предметом художественного освоения весь ее образный мир. Пушкинисты много сделали для выявления источ-ников пушкинских сказок. Они оказались различными — сказки няни и Вашингтон Ирвинг, братья Гримм и авантюрный роман в его русском лубочном варианте... Но как в лубке, охотно вовлекавшем в свой рассказ и удивительно легко переплавляв-шем в однородное целое самые разнохарактерные элементы, так и в сказках Пушкина все эти различные мотивы соединились удивительно крепко (гораздо крепче, чем в порядком еще эклектичном «Руслане»).
О Руслане нам непосредственно рассказывал молодой Пуш-кин, его живой интонацией были проникнуты стихи. В сказках же между Пушкиным и миром «царя Салтана» есть еще одно лицо, ни разу не названное в тексте, — сказочник. Он-то и придает недостижимую прежде цельность сказочному миру. Вспомним, как начинается «Сказка о царе Салтане». В ней сразу говорится о важных событиях — женитьбе царя и мотивах его выбора, о предстоящем рождении наследника. Между тем серьезный рассказ так и светится юмором:

И в светлицу входит царь,
Стороны той государь.
О все время разговора
Он стоял позадь забора...

Здравствуй, красная девица,—
Говорит он,— будь царица
И роди богатыря
Мне к исходу сентября.
А царица молодая,
Дела вдаль не отлагая,
С первой ночи понесла.

Ирония Пушкина относится к самому рассказу, к простодушию сказочника, не подозревающего, что его драматическое пове-ствование может показаться забавным. И дальше, до конца будет окрашивать сказку эта особая пушкинская нота, то полускрытая за перипетиями сюжета, то опять ясная и звонкая — ироническое любование наивностью сказочника, любование ни на минуту не забываемой автором игрушечностью всего сказочно-го мира:

Ветер по морю гуляет
И кораблик подгоняет;
Он бежит себе в волнах
На раздутых парусах...

Уменьшительное «кораблик», совершенно не оправданное сюжетом, удивительно хорошо ложится в стилистику сказки. Кажется, Пушкин и видел перед собой не живое море с кораблями, а маленькую ярко раскрашенную картинку. В самом деле, это сказочное море много раз фигурирует в лубочных иллюстрациях к «Бове Королевичу» и другим подобным сюжетам. Не в этих ли листах увидел поэт и другие, столь же законченно зрительные, сказочно декоративные картинки, рассыпанные в его сказках?

Видит город он большой,
Стены с частыми зубцами,
И за белыми стенами
Блещут маковки церквей
И святых монастырей.

Видит, весь сияя в злате,
Царь Салтан сидит в палате
На престоле и в венце
С грустной думой на лице;
А ткачиха с поварихой,
С сватьей бабой Бабарихой
Около царя сидят
И в глаза ему глядят.

Это все — «Царь Салтан», самая нарядная, самая лубочно-картинная сказка. Но вот — из «Сказки о золотом петушке»:

Войско в горы царь приводит,
И промеж высоких гор
Видит шелковый шатер.
Все в безмолвии чудесном
Вкруг шатра; в ущелье тесном
Рать побитая лежит...

Характерно, что многие из этих картинок открываются словом «видит». Пушкин рисует замкнутый, законченно зрительный образ и показывает его как бы со стороны, издали, глазами одного из персонажей. Мы заметили, что «высокая» культура начала XIX века охотнее и легче осваивала лубочную литературу, чем слишком уж, на ее взгляд, «примитивную» картинку. Но в стилистике пушкинских сказок можно предполагать воздействие не только чисто литературного, но и «лицевого», изобразительно-повествовательного лубка. (Ту же мысль о воздействии на поэзию Пушкина, в частности на его сказки, изобразительного луб-ка — повторила недавно А. Г. Сакович (Художник. 1987. № 2). Авторитетное мнение большого знатока русской народной графики подтверждает таким образом мою давнюю гипотезу. Но затерянная в старом номере «Детской литерату-ры» (1974. № 6) моя статья, види-мо, не попалась на глаза автору, размышляющему на близкие темы. Уже высказанную однажды мысль ей пришлось изобретать заново).

Оно сказывается и в статичной декоративности только что процитированных отрывков, и в строгом ритме повторяющихся эпизодов «Сказки о рыбаке и рыбке». В самом деле, эта сказка прямо воспроизводит структу-ру лубочного листа, распадаясь на серию однотипных сценок — как бы подписей к предполагаемым картинкам. Нам такая структура сказки кажется естественной, хорошо знакомой, она обычна в сегодняшней детской книге: к каждому четверостишию, а то и двустишию — страница-картинка. Но в пушкинские времена подобных книжек еще не было, они появились много десятилетий спустя. Только рыночный лубок издавна развивал этот принцип. И сама «Сказка о рыбаке и рыбке», прежде чем за нее взялись настоящие художники, была издана в форме лубочного листа в середине XIX века. Одновременно несколько раз издавалась подобным образом и «Сказка о попе и работнике его Балде» (с сильно испорченным текстом).
Лубок всегда умел приспособить к своим потребностям «высо-кую» литературу, умел найти в ней свое и ввести в собственную, совершенно иную, чем в оригинале, художественную систему. Между тем сам лубок XIX века был уже совсем не таков, как в XVIII. Менялась и техника лубка, и вкусы его создателей и потребителей. Деревянную и медную гравюру вытесняла литогра-фия, а волшебно-рыцарскую сказку — городской анекдот и песня, романтическая баллада и «жестокий» романс. Поэтому и у Пушкина заимствовали прежде всего не сказки, вышедшие из самого же лубка прежних времен, а чувствительные и романтиче-ские баллады — «Под вечер осенью ненастной», «Черная шаль» и юмористического «Гусара». И в сказках Пушкина привлекает народных рисовальщиков не их декоративная фантастика, иду-щая от старинного «Бовы», а скорее анекдот, бытовая сатира. Поэтому и выбирались сказки, ближе связанные с реальным бытом, поэтому с особенной наглядностью передавались сюжет-ные конфликты, отношения персонажей: старуха, прогоняющая старика, старик, склоняющийся перед ней, и старик удивляющий-ся, широко разводя руками, в последней сцене... Они похожи на марионеток — подчеркнутый и схематичный жест придает им кукольную подвижность и кукольную выразительность. Потом в пестрых хромолитографиях второй половины века будут еще мелькать эпизоды сказок о Золотой рыбке, о царе Салтане, о мертвой царевне. Но эти издания «для народа», выпускавшиеся с коммерческими или просветительскими целями, уже не насто-ящий лубок. Они выполнялись профессиональными, хотя часто слабыми художниками, и к теме народного понимания пушкин-ской сказки имеют лишь косвенное отношение.
Не удивительно, что современные иллюстраторы, вообще нередко склонные к стилизации, привлекают приемы лубка, иллюстрируя сказки Пушкина. Не всегда, однако, это получается убедительно, может быть, потому, что художникам не хватает столь точного у Пушкина чувства дистанции. Ведь Пушкин не стилизатор. Его умная ирония и поэтическое любование наивной красочностью условного, сказочного мира, отчетливо противосто-ящие простодушному взгляду и голосу народного сказочника, и создают художественную глубину и богатство сказок. Вот этого-то двойного зрения часто нет в стилизованных иллюстрациях. Художник как бы притворяется лубочным мастером, хочет повторить лубок, а не оттенить его своим взглядом, собственным восприятием мира, совсем иным, чем у создателей лубка.

(из книги: Герчук Ю.Я. Художественные миры книги. - М., 1989. - С. 76-81)

Лубочные картинки к сообщению взяты из вышеназванной книги Ю. Герчука и книги: Русские народные картинки. Собрал и описал Д. Ровинский. - СПб., 2002.

Бова Королевич, он же — Бова Гвидонович, он же — Бюэве, он же — Бово из Антона (Buovo d’Antona). Сегодня это имя (имена) вряд ли о чем-то скажет даже поклонникам русского фольклора.

А всего столетие назад Бова Королевич был одним из самых «культовых» персонажей, который по популярности у народа далеко обходил других «эпических» богатырей Илию Муромца, Добрыню Никитича и Алешу Поповича.

Лубочные сказки о «пречюдном богатыре» выходили сотнями изданий с XVIII по XX века. Это был «Бэтмен» своего времени. Сказку о Бове Королевиче Арина Родионовна читала Александру Сергеевичу Пушкину. Поэт потом напишет «Сказку о царе Салтане», частично заимствовав сюжет и имена героев этой поэмы. Более того, Александр Сергеевич даже сделает наброски поэмы «Бова», но смерть помешает ему закончить произведение.

Французская родословная

Бова Королевич был не только самым популярным героем русской народной литературы, но и самым загадочным. Так, в отличие от «доморощенных» Ильи Муромца и Добрыни Никитича, Бова Гвидонович имел «иноземное» происхождение. Прототипом этого витязя был французский рыцарь Бово де Антон из знаменитой поэмы-хроники Reali di Francia, написанной аж в XIV века.

Главная тайна, какими путями французский рыцарь попал на Русь и стал здесь всенародно любимым героем. Причем среди простого народа, никогда не слышавшего даже о существовании Франции и куртуазных рыцарей. Интересно, что русская версия рыцарского романа претерпела незначительные изменения в сюжете. Из персонажей был добавлен только богатырь Полкан. Имена героев были изменены незначительно. Герцог Гвидо стал королем Гвидоном, возлюбленная рыцаря Друзиниана превратилась в Дружевну и т.д. Многие французские герои получили в русском варианте довольно причудливые отчества.

Невероятные приключения Бовы Королевича

Сюжет сказки следующий: Бова Королевич убегает из дома от злой матери Милитрисы Кирбитьевны и отчима короля Додона. Судьба приводит его к королю Зензивию Андроновичу, где богатырь влюбляется в его дочь Дружевну. В честь ее он совершает чудеса храбрости, побеждает один целые рати претендентов на руку Дружевны - королей Маркобруна и Лукопера Салтановича. Благодаря козням одного завистливого царедворца Бова Королевич попадает в ряд опасных приключений, спасается благодаря лишь своей храбрости, мечу-кладенцу и богатырскому коню, на которого никто, кроме Бовы, не решается сесть.

В сказке Бова выступает как ревностный поборник Православной Веры. Даже когда ему угрожает смерть, он не хочет отказаться от Православия и уверовать в «латинскую веру и Бога Ахмета». В конце концов, Бова освобождают Дружевну от Маркобруна и женится на ней. После женитьбы он едет мстить королю Додону за убийство отца своего; в это время Дружевна скрывается у дочери короля Салтана, Минчитрисы. Бове же, решив, что супруга погибла, собирается жениться на Минчитрисе, которую он обратил в христианство. Но Дружевна оказывается в живых, Бова возвращается к ней и к своим двум сыновьям, Минчитриса же выходит замуж за сына Личарды, верного слуги Бовы.

Исчезновение

Вероятно, при определенной адаптации «Бова Королевич» мог бы сегодня конкурировать с фэнтези-бестселлерами, вроде «Властелина Колец». Но после революции рыцарь-богатырь также загадочно исчез из народного эпоса, как и в свое время появился. Это очень странно, поскольку никто не запрещал Бову Гвидоновича. Почему же в один прекрасный момент в деревнях и посадах вдруг перестали пересказывать его невероятные приключения?

Одна из самых фантастических версий говорит, что Бову Гвидоновича завезли и популизировали на Руси легендарные офени. Именно они изначально перевели французский рыцарский роман в русский лубок и разнесли по стране. Якобы в «русифицированном» сюжете сказки содержалось какое-то тайное знание русских коробейников. После же революции, вероятно, распространение этой «офеньской каббалы» потеряло свою актуальность, поэтому Бова Королевич тихо растворился в новых информационных потоках.