Персимфанс (Первый симфонический ансамбль, оркестр без дирижера) был основан в 1922 году, в то время, когда в воздухе одна за другой возникали самые удивительные музыкальные идеи. Скрипач, профессор Московской консерватории Лев Цейтлин собрал единомышленников — музыкантов из разных ансамблей, и получившийся оркестр, участники которого разделяли идеи коллективизма и равноправия, исполнял самые разные произведения, от Баха до своих современников. Персимфанс просуществовал одиннадцать лет — в 1930-е годы от новаторского духа предыдущего десятилетия мало что осталось. Однако в 2009 году пианист Петр Айду воссоздал Персимфанс как один из компонентов реконструкции музыкальной среды 1920-х. Его друзья, энтузиасты из разных оркестров, порой были готовы репетировать по ночам — в единственное время, когда все они оказывались свободны от основных работ и других проектов. Оркестр концертировал нерегулярно, состав был нестабилен, однако репертуар постепенно пополнялся. Одним из первых произведений, исполненных Персимфансом, был сложнейший фортепианный концерт Александра Мосолова. Среди других сочинений — Третья симфония Бетховена, "Dumbarton Oaks" Стравинского, малоизвестный балет Прокофьева "Трапеция", "Механический балет" Джорджа Антейла для четырех фортепиано, ансамбля ударных, дверных звонков и пропеллеров, а также увертюра к моцартовской "Волшебной флейте" в специальной редакции для кино, клубов, радио, школ и эстрады. Исполнял новый Персимфанс и сочинения современного композитора — Павла Карманова, выступал вместе с группой "Вежливый отказ", ездил на гастроли в Норвегию с музыкантами из других городов. В этом сезоне в Рахманиновском зале абонемент в честь 90-летия Персимфанса открывается концертом-посвящением дирижеру и контрабасисту Сергею Кусевицкому, основателю Российского музыкального издательства, где впервые были опубликованы партитуры многих сочинений русских композиторов, эмигрировавшему в 1921 году пропагандисту новой музыки. Музыканты из основанного им в 1911 году первого симфонического оркестра в Москве составили костяк Персимфанса. Будут исполнены сочинения из репертуара Кусевицкого — Макс Брух, Вагнер в транскрипциях Пабло Касальса и Карла Таузига, Чайковский, Метнер, Рахманинов и сам Кусевицкий, а также "Черная месса" и "Сатаническая поэма" Скрябина, и Квинтет Прокофьева, написанный на материале упоминавшегося выше балета "Трапеция". В концерте участвуют Петр Айду, скрипачка Марина Катаржнова, альтист Александр Акимов, контрабасист Григорий Кротенко, гобоистка Ольга Томилова и кларнетист Евгений Бархатов. Айду и Кротенко играют на исторических инструментах — рояле 1900 года и контрабасе 1624 года (принадлежавшем самому Кусевицкому) соответственно.

Григорий Дурново

Итак, сегодня мы расскажем вам про рождение джаза в СССР.

Интерес к джазу, как к музыкальному направлению, возник в послереволюционные годы. Одним из первых, кто обратил внимание на этот стиль музыки, стал поэт Валентин Парнах. Именно он написал первые очерки на джазовую тематику и привлек к нему внимание советской публики. В 1922 году в столице появился первый джазовый ансамбль или, как было заведено говорить в то время, «джаз-банд». Дебют ансамбля прошел в одном из известных залов театрального искусства. Концерт прошел в октябре 1922 года и имел большой успех.

Огромную роль в становлении джаза сыграли два человека: москвич Леонид Варпаховский и харьковчанин Юлий Мейтус. Эти люди сформировали первые джазовые коллективы. Для республики Советов такой жанр музыки был в диковинку и не имел сложившихся традиций и правил. Репертуар джазовых коллективов того времени не носил какого-то определенного характера, поскольку главным ориентиром для музыкантов являлась музыка американских ансамблей Фрэнка Уитерса и Сэма Вудинга, гастролировавших в европейской части в 20-е годы. Новое направление вызвало бурные споры и жтвой интерес советской публики.

Следующим этапом в развитии джаза стало создание оркестра, который возглавил Александр Цфасман в 1927 году в Москве. Ответом столице стал ленинградский оркестр под управлением Леопольда Теплицкого, появившийся в эту же пору. Мастерство отечественных исполнителей джаза неуклонно росло. Костяк репертуара ансамблей составили зарубежные пьесы и транскрипции классических джазовых произведений, а также блюзов и госпелов. Наркомпрос принял решение отправить Теплицкого в штат Филадельфию, чтобы перенять опыт создания музыки для, популярных на то время, немых фильмов. Побывав в Нью-Йорке, руководитель советского коллектива был просто очарован творчеством Пола Уайтмэна и его оркестра, в дальнейшем получившее название «симфоджаз».

Немалый вклад в становление отечественного джаза внесла «Ленинградская джаз-капелла»- оркестр созданный Георгием Ландсбергом и Борисом Крупышевым в Ленинграде в 1929 году. Большим прорывом стало появление в репертуаре коллектива пьес начинающих советских авторов: Алексея Животова, Николая Минха, а так же Генриха Терпиловского и других, наряду с известными зарубежными пьесами. Их стилю была присуща академическая направленность. За шесть лет своего существования «Джаз-капелла» оказала огромное влияние на укрепление позиций джаза в стране Советов.

На фотографии фрагмент репетиции кантаты Даниила Хармса «Спасение» В оранжевом – Григорий Кротенко, на корточках – Пётр Айду

Это, безусловно, любопытная деталь сама по себе, достаточно ярко выглядевшая со стороны и несколько парадоксальным образом демонстрирующая тот факт, что оркестр без дирижёра является таким же шоу-объектом, как оркестр с дирижёром. Просто с другим знаком при ключе.

Ну хорошо, оркестр без дирижёра… Можно подумать, что оркестранты так уж часто смотрят в сторону дирижёрского подиума. На этом факте основано большое количество оркестровых баек и анекдотов, посвящённых тому, что музыканты даже и не знают, кто дирижировал концертом, потому что ни разу не подняли глаза в сторону маэстро. Как известно, в каждой шутке есть доля…

Но! За таким явлением, как Персимфанс, тянется целый шлейф смыслов.

Во-первых, эпоха Персимфанса – это время революционных экспериментов в искусстве Советской России. Каким-то странным, непонятным для меня образом параллельно существовали красный террор, голод, кромешная всеобщая нищета (хотя и в несколько смягчённом варианте после окончания Гражданской войны) – и расцвет экспериментов в архитектуре, живописи, литературе, музыке, кино. Всё это прекратилось практически мгновенно, сразу после того, как партия взяла управление искусством в свои руки, и Родченко, Эль Лисицкий, Мосолов вдруг остались навсегда в истории, ограниченной началом тридцатых годов.

Во-вторых (а все остальные смыслы будут продолжением первого), за созданием Персимфанса стояли музыканты такого уровня, что практически каждый из них оставил свой след в отечественной музыкальной культуре – в музыковедении, исполнительстве и педагогике. Достаточно посмотреть состав оркестра на программке концерта Персимфанса.

Состав Персимфанса 1922-1932

В-третьих, сама по себе идеология Персимфанса была продолжением революционной идеи равенства в её идеалистическом варианте, из чего непосредственно вытекало «в-четвёртых» – равная ответственность всех исполнителей за результат. Это очень точно сформулировано в Основных положениях, опубликованных Персимфансом в 1926 году. Не грех и процитировать отдельные фрагменты (заранее прошу прощения у некоторых современных действующих дирижёров с сопутствующей просьбой не принимать на свой благородный счёт):

«История музыки знала случаи, когда оркестр играл, не пользуясь указаниями дирижёра во время исполнения – потому ли, что дирижёр не в состоянии был давать оркестру точные указания (как это было в случае с глухим уже Бетховеном), или потому, что оркестр исполнял без дирижёра разученную с этим дирижёром программу в честь дирижёра, желая засвидетельствовать силу его воздействия».

«Признавая, что решающим моментом является тщательное предварительное изучение произведения, Персимфанс отрицает непогрешимость и неделимость власти дирижёра, отрицает необходимость его в момент исполнения, когда произведение уже разучено и подготовлено к исполнению».

«Персимфанс впервые расширил рамки этого вопроса, поставив его на принципиальную почву и утверждая, что ставшее совершенно обычным полное обезличение оркестрантов, приводящее к тому, что каждый из них интересуется только своей партией и не знает (и не имеет желания узнать) произведение в целом – крайне вредное в художественном смысле явление, которое не должно более иметь места».

На этом, пожалуй, я приостановлю свой исторический экскурс и перейду к событиям, происходящим в наши дни, то есть девять десятков лет спустя.

Во главе идеи воссоздания Персимфанса хотя бы и не на постоянной основе, а в качестве разового арт-проекта, стоят два замечательных музыканта – Пётр Айду и Григорий Кротенко. Подобный опыт у них уже был, Персимфанс XXI века собирается начиная с 2008 года.

В программе концерта, который состоялся 9 апреля в Большом зале консерватории, были заявлены произведения, отражающие ту эпоху, произведения, аутентичные духу и смыслу Персимфанса: Скрипичный концерт , симфоническая поэма С. Ляпунова «Гашиш» (1913), произведение, в сущности, являющееся калькой «Шехеразады» , оркестровая сюита «Днепрострой № 2» (1932) Юлия Мейтуса, украинского классика, «родившегося в бедной еврейской семье», как это принято писать в самых разных биографиях, написавшего первую классическую туркменскую оперу и кантату Даниила Хармса «Спасение» (1934) – драматическое произведение без нот для хора a capella о чудесном спасении в волнах двух юных дев. Исполняется оркестром с нескрываемым наслаждением. Хармс, конечно, не имел этого в виду, несмотря на то, что был музыкально образован, но по композиторской технике это произведение отсылает нас к временам домензуральным, музыкально-дописьменным, когда ритмика произведения определялась текстом, а звуковысотность вообще не оговаривалась особо. Что не исключает в кантате Хармса элементов канона и полифонической имитации.

Итак, о главном, то есть субъективном.

Коллега, пригласивший меня поучаствовать в этом действе (чьё имя я не буду раскрывать в целях его безопасности), сформулировал суть явления в следующих словах: «Будут ребята из лучших оркестров. Они бегут сюда от рабства».

Да, я увидел музыкантов, достойных тех имён, что были в оркестре того исторического Персимфанса. И пусть слово «ребята» в этом контексте вас не сбивает с толку – это действительно солисты ведущих оркестров страны и педагоги со всеми возможными почётными званиями. Ну, физиономии у них стали чуть потолще, а так-то ничего не изменилось. И, кроме них, в оркестре большое количество юных дев и отроков консерваторского и постконсерваторского возраста, у которых, будем надеяться, большое музыкантское будущее.

Оркестр собрался на репетиции в огромном зале, который Петру Айду предоставило ОАО «Алмазный мир» (спасибо им большое). Половина зала – репетиционная площадка, а вторая половина, что за загородкой с нарисованным Санта Клаусом, – заповедник музыкальных инструментов, собранных и привезённых сюда из самых разных мест и в любом состоянии, под названием «Приют роялей». Ладно, это достойно отдельного рассказа и показа, потому что это не музей, а огромный арт-объект большой эмоциональной силы.

Естественно, всем интересно, как же функционирует оркестр без дирижёра. Мне тоже, всё-таки, новый опыт.

Если попытаться сформулировать в самом общем виде, то здесь действуют те же законы, что и в камерном ансамбле, разница лишь в количестве участников: если в квартете участвует четыре человека, то здесь – девяносто. Вот и всё.

Всё прочее – это лишь решение коммуникативных и акустических вопросов. Для рассадки оркестра за основу были взяты наработки Персимфанса: группы инструментов, наиболее тесно взаимодействующие в партитуре, находятся в пределах видимости и слышимости друг друга. Так, сидящие в ряд гобои и кларнеты находятся лицом к лицу с фаготами и флейтами, напротив друг друга. Рядом, перпендикулярно, сидит группа валторн – у них, как правило, в оркестре больше общего с деревянными, чем с остальными медными, которые находятся позади струнных, расположенных большим полумесяцем. Зато контрабасы стоят так, чтобы их было видно всем, поскольку в оркестре они по сути исполняют роль ритм-секции (я не отрицаю их прочих достоинств), и почти метровые прыжки в высоту на репетициях концертмейстера группы контрабасов Григория Кротенко заметно облегчают ритмическую координацию оркестра.

Произведения, между прочим, непростые, это вам не «Марш Радецкого» И. Штрауса, где дирижёр может спокойно бросить оркестр и кокетливо заняться хлопаньем в ладоши с залом. Это очень плотные многоуровневые партитуры с изменениями темпа и характера.

Чувство ответственности, разбуженное во мне этим проектом, поразило меня до глубины души, потому что весь жизненно-исторический опыт от этого предостерегает. Как правило, излишнее проникновение в материал на пользу не идёт. В этом же случае, когда я пришёл на первую репетицию, «Гашиш» С. Ляпунова я знал почти наизусть, прошёл его с партией, присланной мне по электронной почте, сделал массу карандашных пометок, до начала репетиции мы встретились с группой гобоев, договорились о деталях, построили сложные аккорды – и только после этого началась общая оркестровая работа. И это проделали все. Естественно, проблемы были, на то она и репетиция, но уже на первой репетиции все музыканты знали, с кем они в какой момент играют, на кого где ориентироваться визуально, кого где послушать. Программа делается фактически с четырёх репетиций, при том что кто-то приходит попозже, кто-то вынужден уйти пораньше, так как у всех работа, и, хотя репетиции формально назначены на то время, когда большинство музыкантов свободно, то есть в середине дня, всё же требуется немало времени просто на дорогу.

И ещё один очень важный момент – сочетание предельной доброжелательности и рационального подхода к проблемам. Понятно, что иначе и невозможно, и тем не менее это воспринимается как чудо. И один из вопросов, которые задаёшь сам себе: как удавалось сохранить эти взаимоотношения в историческом Персимфансе в течение десяти лет его существования при том, что там собрались такие яркие, неординарные личности с непростыми, а иной раз и с вполне авторитарными характерами?

Концерт, конечно, обещает быть праздником. Но не меньший праздник – то, что происходит в эти дни на репетициях к этому концерту: свободное музицирование свободных людей.

Владимир Зисман

Все права защищены. Копирование запрещено

Персимфанс на концерте в КЗЧ. Фото – Ира Полярная

Персимфанс – или Первый симфонический ансамбль, оркестр без дирижёра, был создан в 1922-м году.

Принявшие революционные идеи музыканты молодой свободной, как тогда казалось, Страны Советов, объединились в коллектив где «каждый оркестрант слушает другого и всех в целом».

За десять лет своего существования, вплоть до 1932 года, оркестр успел стать Заслуженным коллективом Республики в 1927-м.

Музыканты давали более 70 концертов за сезон, с ним выступали в качестве солистов звёзды тех лет: Ж. Сигети, К. Цекки, В. С. Горовиц, С. С. Прокофьев, А. Б. Гольденвейзер, К. Н. Игумнов, Г. Г. Нейгауз, М. В. Юдина, В. В. Софроницкий, М. Б. Полякин, А. В. Нежданова, Н. А. Обухова, В. В. Барсова и др.

В середине 1930-х, на фоне крепнущего «культа личности», оркестр без дирижёра показался подозрительно вольным, и был распущен.

Возрождение Персимфанса состоялось в 2008-м благодаря деловым стараниям и личному обаянию, привлекающему соратников, Петра Айду и Григория Кротенко.

Персимфанс 21 века – сборная команда лучших музыкантов из симфонических и оперных оркестров Москвы, Санкт-Петербурга, Перми и других городов России. «Последние из могикан» энтузиасты, готовые в свободное время, часто отпрашиваясь на основной работе, репетировать ради интереса, ради новой Музыки и радости сотворчества на равных.

Состав исполнителей обновляется каждый раз примерно на треть, и каждый предстоящий концерт таит вопрос –получится ли на этот раз?

Петр Айду. Фото – Ира Полярная

Но не только получается, становится Событием в столичной культурной жизни.

Вечер Персимфанса, состоявшийся в Концертном зале им. П. И. Чайковского 14 декабря 2017, был особым. Впервые наши музыканты объединились с артистами Düsseldorfer Symphoniker 7 и 8 октября в концертном зале Дюссельдорфа Тонхалле.

Теперь 18 немецких коллег, в основном духовиков знаменитой германской школы, меньше струнников, заняли места за пультами в Персимфансе.

Организатор концерта в Москве – агентство Apriori Arts в лице независимого продюсера Елены Харакидзян в партнёрстве с немецким агентством Helikon Artists и дирекцией Tonhalle Düsseldorf при при поддержке Гёте-Института в Москве, МИДа Германии и Федеральной земли Северный Рейн-Вестфалия. Ну, как тут не вспомнить про «немецкий след» в событиях Октября 1917 года!

Кстати, как стало известно на брифинге перед началом, ни Министерство культуры РФ, ни комитет по культуре города Москвы, выражая заинтересованность российско-германским мероприятием на словах, реальной поддержки не оказали.

Программа концерта – по сути перформанс, объединивший музыку, кино, элементы пародии на революционный агит-театр. Здесь всё, вплоть до «каждый в своём» костюмов оркестрантов, с преобладанием белого, алого и оранжевого, имело смысл.

Вроде как академичное начало. Моцарт. Увертюра к «Волшебной флейте». И тут же мелким шрифтом: «в обработке 1930 года для кино, клубов и школ». Вышел ансамбль примерно из 10 человек, во главе с Петром Айду за роялем и по инструменту-двум от группы, стройно-весело начал давно знакомые пассажи. Но видеоряд!

Талантливая работа мультимедиа художника Платона Инфанте, сделавшего нарезку хроники начала 20 века и кинокадров Дзиги Вертова. Попадание марширующих, смеющихся, строящих новую жизнь чёрно-белых давно умерших человечков в темпо ритм Моцарта, в его диалектическую суть просто поразительно. Как сказал первый нарком иностранных дел Советской республики Георгий Чичерин: «У меня были революция и Моцарт»

«Образец заумной звуковой поэзии представителя дадаизма, конструктивизма, сюрреализма, экспрессионизма»

– если верить Википедии. Похоже, ритмичная перекличка разных как бы немецких слов, фраз, звуков, замедление и ускорение их, нравились музыкантам, как групповой тренинг, эдакая дурашливая разминка перед главным. Фальцетные соло Григория Кротенко вызывали неизменную улыбку.

«Продукт эпохи» любопытно один раз послушать. Укоротить бы в два раза.

И каким отдохновением для слуха стал следующий Квартет №1, соч.24 Александра Мосолова. Прекрасная и чистая, не похожая ни на кого музыка композитора, в двадцатые годы стоявшего вровень с Шостаковичем.

Впоследствии его уникальный дар сломали восемь лет в лагерях по статье «враг народа». Скрипачи Евгений Субботин, Ася Соршнева, Сергей Полтавский на альте и виолончелистка Ольга Дёмина проникновенно исполнили этот своеобразный Requiem загубленному поколению.

Алексей Воробьев и Персимфанс. Фото – Ира Полярная

После камерно-интимного в полутьме Квартета – опять контраст. Вышел полный состав оркестра уже с инструментами, все ждут. Через проход в партере под аплодисменты поднялся Он – В. И. Ленин собственной персоной!

Картинным жестом пожал руку первой скрипке, такой же вертикальной ладошкой дал знак гобою –«ля» для настройки.

Ильич под одобрительный смех в зале и на сцене прошёл на своё место, оказавшись контрабасистом Алексеем Воробьёвым. Усы и бородка клинышком свои, костюм-тройка, галстук в крапинку и правильная кепка – сценический имидж.

«советский и американский композитор, музыкальный педагог и музыковед, прежде всего известный своей системой музыкальной композиции Шиллингера».

Родился в Харькове, учился в Санкт-Петербурге, после 1929 жил в США, похоронен в Нью-Йорке в 1943-м.

Искренне и всерьёз писалась Шиллингером рапсодия «Октябрь» в 1927-м, почти накануне эмиграции, или момент издёвки над советским фольклором присутствовал в замысле, но переплетение «Вы жертвою пали», «Интернационала», «Смело, товарищи, в ногу» и особенно терпкое «Веди, Будённый, нас смелее в бой» в паре с «Цыплёнком жареным» в течение более 15 минут доставило среднему-старшему поколению, кто ещё помнит эти песни, изысканное веселье.

Уже хватит, пора на коду – вдруг возникло фугато отдельных групп, по всем правилам. А на десерт: «Мы кузнецы, и дух наш молод» плюс «Наш паровоз, вперёд лети!»

Написана партитура сложно, насыщенно. И ведь не разошлись без дирижёра! Хватило активной подачи головой, смычком концертмейстеров групп во главе с первой скрипкой Мариной Катаржновой.

Класс оркестра зануды и скептики могли проверить после антракта. Бетховен. Увертюра «Эгмонт». Дежурное блюдо симфонически-познавательных абонементов. И уже «визитная карточка» нового Персимфанса.

Придраться не получилось, всё было на месте– мощь и чистота духовых, монолитные струнные, нюансы, финальное ускорение, ощущение свободного полёта бетховенской мелодии.

Григорий Кротенко. Фото – Ира Полярная

После позднего классика – предтечи романтизма Бетховена, возлюбленного Лениным за «нечеловеческую музыку», ещё одно открытие. Камерный состав оркестра, усиленный тяжёлой медью и ударными по сравнению с «Волшебной флейтой», сыграл оригинальную музыку Эдмунда Майзеля для Берлинской премьеры 1926 года «Броненосца Потёмкина» Эйзенштейна.

Нам представили 5-й и 6-й акты фильма с авторской разметкой партитуры. От картины подавления беспорядков жестокой царской армией и казаками в Одессе 1905 года, через бунт на корабле, заканчивая проходом без выстрелов «Потёмкина» сквозь адмиральскую эскадру.

Затёртые до хрестоматийности кадры падающей коляски с младенцем или поднятия крашеного в красный флага на мачте восставшего броненосца смотрелись как впервые.

Графически строгая, сильная своей лапидарностью музыка Майзеля, звучащая здесь и сейчас, с имитацией пушечных залпов, подтвердила: кинофильм «Броненосец Потёмкин» не случайно признан шедевром мирового масштаба. Какие крупные планы!

Какой монтаж и динамика, при полном отсутствии технических трюков в то время. И пусть сценарий Эйзенштейна от исторической правды событий 1905 года в Одессе дальше, чем драма Гёте «Эгмонт» от судьбы реального графа из 16 века, жившего накануне буржуазной революции в Нидерландах – «над вымыслом слезами обольюсь».

Да и как иначе, если на дворе 14 декабря – дата Восстания Декабристов. Неудавшийся выход на Сенатскую площадь дворян-заговорщиков и потенциальных цареубийц или «молодых штурманов будущей бури», как нам внушали в детстве?

Потешив неисправимых романтиков, программа вечера отрезвила парой ёрнических номеров на грани капустника. Юлий Мейтус, известный более всего своей послевоенной оперой «Молодая гвардия», и в молодости ловко писал «датские» сочинения.

«Удары коммунара» – развёрнутый монолог для певца и фортепиано в трагическом стиле. Но пафос опуса обернулся издёвкой, благодаря своеобразному вокалу Григория Кротенко.

Контрабасист-виртуоз, даровитый музыкальный журналист и радиоведущий обладает недурным теноро-баритоном, или баритоно-тенором. Отдельные ноты прозвучали почти по оперному! Но поскольку вокальной школы у Кротенко нет, падение «трупом» под рояль к финалу романса стоявшего подле «Ильича» – логичный итог.

Андреq Цицернаки, Алексей Воробьев, Петр Айду, Григорий Кротенко. Фото – Ира Полярная

Мелодекломация «На смерть Ильича» над лежащим «телом Ленина» у драматического актёра Андрея Цицернаки, стильно исполнявшего весь вечер и роль ретро-конферансье, под скорбные аккорды фортепиано Петра Айду завершила эпизод «музыканты шутят».

Симфоническая сюита Юлия Мейтуса «На Днепрострое» (соч.1932 год) – финал программы. Задействован был наибольший состав оркестра, дополнена ударная установка. Сыграли яростно, громко, с наслаждением от собственной дерзости. На завершающих тактах все музыканты дули в трубы и махали смычками стоя, подчёркивая апофеоз «народной» стройки.

Зал неистовствовал, заряжённый молодой энергетикой, не отпускал. На бис прозвучал фортепианный концерт Мосолова. Пётр Айду ещё раз показал не только лидерский, но и пианистический класс.

Такая революционная панорама в концерте была немыслима не только во времена СССР, но и сразу после распада Союза, когда в одночасье всё великое и святое стало страшным и позорным. В 1992-м внезапно запевшему в центре Москвы «Интернационал» «потому что музыка нравится» французскому другу хотелось прикрыть рот, чтоб его не побили.

Средний возраст участников Персимфанса – 30+. Это поколение уже не носило пионерских галстуков, не штудировало «Историю КПСС» и не пело про «комиссаров в пыльных шлемах». Может быть, именно их взгляд на 1917-й более объективен?

100 лет достаточный срок, чтобы понять и принять факты во всей их многогранности. Когда ушли в мир иной последние живые свидетели и написаны все мемуары очевидцев появляется возможность отметить знаменательную дату торжественно-озорным концертом с элементами хулиганства «Нечеловеческая музыка».

Татьяна Елагина

Barni , огромное спасибо за рип! :zvety_krasn:
Могу лишь добавить информацию с официального буклета:

Персимфанс был создан выдающимся скрипачом, профессором Московской консерватории Львом Цейтлиным в 1922 году. В первые годы советской власти Персимфанс стал символом торжества коллективизма и музыкального просвещения трудовых масс, реализовав на практике утопию равноправной творческой инициативы без диктата дирижёра-монарха. Достигая порой до 150 человек, состав оркестра был образован из музыкантов ведущих ансамблей того времени, из крупнейших педагогов и консерваторской профессуры. В разное время солистами концертов Персимфанса были С.Прокофьев и А.Рубинштейн, Э.Петри и Ж.Сигети, И.Козловский, В.Горовиц, А.Гедике и многие другие. Репертуар оркестра включал как европейскую и русскую классику, начиная с Баха и заканчивая Скрябиным, так и сочинения современных композиторов: Равеля, Бартока, Стравинского, Мосолова и др. Концерты Персимфанса были знамениты тем, что проходили не только в концертных залах, но и на фабриках и в рабочих клубах, привлекая к академической музыке пролетариат, видевший на сцене сидевших в круге музыкантов, которые без дирижёра, но самостоятельно и слаженно исполняли сложнейшие симфонические произведения, тем самым воплощая идеалы нового общества. Когда подлинно социалистические идеи самоорганизации коллектива начали противоречить авторитарным доктринам тоталитаризма, в 1933 году деятельность ансамбля была вынужденно прекращена.
В зимнем и весеннем сезонах 2009/2010 г. Персимфанс с успехом провел ряд концертов, на которых были исполнены Увертюра к “Волшебной флейте” Моцарта в специальной редакции 1930 г. «для кино, клубов, радио, школ и эстрады», почти забытый балет С.Прокофьева Трапеция, Концерт № 1 для фортепиано Александра Мосолова, а также Третья “Героическая” симфония Бетховена – произведение исполненное Персимфансом на своём первом концерте в 1922 г. Таким образом, репертуар Персимфанса включает в себя известные концертные сочинения, малоисследованную советскую музыку 1920-х гг. (одним из концертных открытий должна стать практически не исполнявшаяся симфоническая сюита Ю.Мейтуса “На Днепрострое”), но также и музыку современных композиторов.
В плане реконструкции музыкальной среды 20-х гг. создан шумовой оркестр с самодельными аутентичными инструментами и музыкальным репертуаром, соответствующим оригинальным шумовым коллективам 20-х гг. Кроме того, симфонические концерты Персимфанса нередко включают в себя также хор, балетную и цирковую труппу, киномонтаж и литературный монтаж, каждый из которых представляет собой самостоятельный номер, включённый в общий ансамбль действа.
Таким образом, Персимфанс является творческой и исследовательской лабораторией, объединившей людей из различных областей искусства, и воплощающей собой принцип равноправного, разностороннего и живого творческого диалога.
Ссылки:
http://www.vedomosti.ru/newspaper/article/179135/
http://www.musiccritics.ru/?id=3&readfull=5281