Следственный комитет Петербурга шокировал мир искусства. В обмане при продаже серьезного полотна заподозрена Елена Баснер - первый специалист на международном рынке живописи авангарда, дочь культового советского композитора, написавшего любимую песню Владимира Путина «С чего начинается Родина». 31 января в камеру помещена ключевая фигура из абсолютного круга городской культуры. «Фонтанка» узнала, как многолетнее дело сдвинул глава СК Александр Бастрыкин и что под боем оказалась репутация Русского музея.

www.bukowskis.com

Следственный комитет Петербурга шокировал мир искусства. В обмане при продаже серьезного полотна заподозрена Елена Баснер - первый специалист на международном рынке живописи авангарда, дочь культового советского композитора, написавшего любимую песню Владимира Путина «С чего начинается Родина». 31 января в камеру помещена ключевая фигура из абсолютного круга городской культуры. «Фонтанка» узнала, как многолетнее дело сдвинул глава СК Александр Бастрыкин и что под боем оказалась репутация Русского музея.

С полудня 1 февраля телефоны большинства игроков на рынке антикварной живописи Петербурга, Москвы, Хельсинки, Амстердама, Лондона подверглись аномальному соединению внутри самих себя. Коллекционеры и посредники, владельцы салонов и организаторы выставок, эксперты и поддельщики созванивались, эмоционально обсуждая только одну новость. О многих широкая публика никогда не слышала, о некоторых знают на разных континентах. Новость .

По мнению Следственного комитета Петербурга, бывший эксперт Русского музея, сотрудник именитого аукционного дома в Финляндии Bukowskis, первый мировой эксперт по живописи русского авангарда участвовала в лукавой схеме продажи картины художника Григорьева серьезному петербургскому коллекционеру Андрею Васильеву.

С этого места необходимо вспомнить, что Елена Баснер не просто № 1, автор монографий и рецензий, специалист, которого приглашают читать лекции в Нью-Йорк, а в данную минуту в Амстердаме проходит выставка Харджиева, которой она давала оценку вступительной статьей в каталоге. Она не только дочь культового советского композитора Вениамина Баснера, чью мелодию «С чего начинается Родина», как известно, любит и лично исполняет Владимир Путин.

Баснер - своего рода наш петербургский символ, провозглашенный культурной столицей. Не Никита Михалков, конечно. Ведь у нас на севере и «труба пониже, и дым пожиже», а все же родилась Елена Баснер внутри самой настоящей культурной элиты. Там не только высокие потолки в просторной квартире с дубовыми буфетами. В гостях у ее отца засиживался Дмитрий Шостакович и другие, ставшие сегодня нашими «греческими богами».

С точки зрения классической, пусть и девальвированной в наше время интеллигенции, если Михалков, Розенбаум - ярые представители истеблишмента, то Елена Баснер стала неотъемлемой частью петербургского духа с его обязательным кодексом поведения. Таких всегда мало. Среди них историк Лев Лурье, арт-критик Александр Боровский и те, кого читатель вспомнит сам. Баснер - фигура, без которой и в «шахматы» сыграть нельзя, и создание мифа хромает. Вставлена в среду как в раму. Фактически она сама в себе несет клеймо качества.

Биография Баснер чрезвычайно правильная: из Академии художеств - в Русский музей. Ее конек - столпы авангарда Малевич и Гончарова. Вовлекается Баснер и в художественный рынок в качестве эксперта. Это очень типично, оправданно и не осуждаемо. Как советской портнихе шить на дому. Так становятся преуспевающими музейными работниками. Баснер всегда вызывает симпатию, весела и энергична.

Все же неправильно проводить аналогии, наподобие Баснер - «Пеле в футболе» или «Кумарин в организованных сообществах». Культура - не только мир больших денег, где честные и не очень занимаются продажами и выставками. Каждое государство имеет визуальную презентацию, и русская живопись - часть этого национального образа. Такой образ есть и в Анголе, но он стоит столько, сколько стоит Ангола. А наш мощнейший визуальный образ на полотнах мастеров, естественно, породил огромный рынок.

Но если в СССР авангард был на отшибе общественного сознания, а в 90-е его тащили за кордон и меняли на кроссовки, то сегодня живопись идет к нам оттуда и здесь же скупается за миллионы. Настоящей живописи мало, у новых героев денег много, а амбиций еще больше. Но если вокруг чего-то крутятся большие суммы, то коррупционная агрессия неминуема.

Посвященные знают, что и в Русском музее можно официально получить оценку живописи, и параллельно можно. Причем часто теми же экспертами. Только без знаковых печатей, а со штампом, к примеру, отдела кадров музея, который заверит, что такой искусствовед работает. Это как получить сумму серебром или ассигнациями. Но при всем уважении к праву умысел - внутреннее убеждение эксперта - мало кто мог опровергнуть.

Баснер давно покинула Русский музей. Она перешла в Дом Матюшина (музей петербургского авангарда), а потом настала формальная пенсия. Ее репутация позволила ей работать при серьезнейших домах, занимающихся бизнесом на искусстве.

В 2009 году началась банальная в этом мире история - петербургский коллекционер Андрей Васильев купил у классического посредника Шумакова работу непростого художника начала ХХ века Григорьева. Васильев брал ее с историей - из коллекции генерала Тимофеева - и за 250 тысяч долларов. Вскоре на выставке в Москве, куда он под телекамеры канала «Культура» отправил полотно, сообщили, что работа эта известна и вовсе это не Григорьев, а его недурная копия.

Пошли переговоры с посредником, он кивнул на Баснер. Баснер смущалась, но опровергала. Васильеву не дали выхода из ситуации, и он обратился в органы. Органы долго смотрели на незнакомую им конструкцию. Васильев трижды в суде выиграл редкие иски о незаконном бездействии, после чего следствие Петроградского УМВД все же возбудило дело по мошенничеству и передало материалы в ГСУ.

Самое грустное, еще выяснилось, что в Русском музее есть такая же картина Григорьева.

Когда вызвали Баснер, она пришла с адвокатом и кратко кивнула на гражданина Эстонии Аронсона. Мол, он нашел картину у себя в гараже во Всеволожском районе Ленобласти, показал Баснер, а эксперт ахнул и позже предложил Васильеву через посредника.

После чего детектив начал походить на фельетон. Проверка показала, что Аронсон четырежды судим, в Таллине торгует стеклотарой, а в Россию в это время не заезжал.

К тому же журналисты . Баснер давала возмущенные интервью, ее адвокат Лариса Малькова обвиняла в подделке самого Васильева, а дело тем временем приостановили.

В августе прошлого года в стенах Следственного комитета Ленобласти на Торжковской улице, куда прибыл глава ведомства Александр Бастрыкин, начался следующий этап. Он похож на современный российский сериал «Как торжествует справедливость». Васильев оказался на приеме. По левую руку от Бастрыкина сидел руководитель СК Петербурга Клаус, по правую - СК области Лоскутов. Бастрыкин выслушал и вместо ущерба всмотрелся в глубину истории. Коллега Клаус согласился взять дело в свое производство.

В деле накопились десятки экспертиз. Криминалистических, независимых, судебных. Заключительная гласит: «Представленная картина является безусловно профессиональной подделкой».

За скобками этого эпизода остаются размышления о месте подделки. Заметим, что подделки были всегда. Даже при жизни мастеров Средневековья. Но для этого нужен подлинник. Если в Русском музее - Григорьев настоящий, а подделка профессиональна, то, вероятно, ее могли бы исполнить и внутри храма (конечно, главный процесс происходит не рядом с подлинником, в современных реалиях необходима предельно качественная фотография).

А это уже совсем другая история. Если у вас есть эталонная база и господин исполнитель, то у вас джокер. Кстати, настоящие поддельщики - не художники, а реставраторы. Это как хирург и патологоанатом.

Если следствие не остановится перед непреодолимыми факторами в лице моральных авторитетов, на свет может выйти и этот принципиальнейший ответ.

Для интеллигенции задержание Баснер - шок. Остальному антикварному миру это может подломить сложившиеся правила. С непредсказуемыми последствиями. Как для владельцев, так и для музейщиков.

Ранее мы слышали реакцию директора Русского музея Владимира Гусева на заявление Васильева. Он говорил, что скандал на совести коллекционера. Заместитель директора Евгения Петрова грозила подать на Васильева в суд за клевету.

Пока же следователи дают оценку тому, что обнаружили на обысках в течение двух последних дней.

2 февраля Елене Баснер должны избрать меру пресечения. «Фонтанка» пыталась поговорить с Андреем Васильевым.

О Баснер мне стало известно из вашей же публикации. Я ничего не хочу сейчас комментировать, - ответил он. На вопрос, знает ли, где и когда будет суд по мере пресечения, Васильев сказал: - Не знаю, но, если бы меня спросили, я был бы категорически против ареста. Что бы ни было в прошлом, но этого я Лене не желаю.

Елена Баснер - автор красивого запатентованного метода определения подделок живописи. В его основе лежит гипотеза, что до начала эры ядерных испытаний на планете Земля, то есть до Хиросимы, на полотнах не было «изотопов», которые появились после 1945 года.

Теперь история петербургской субкультуры антиквариата также будет делиться на «до ареста Баснер» и после него.

Евгений Вышенков, "Фонтанка.ру"

Следователи будут обжаловать приговор.

Эта история уходит корнями в 2009 год. Тогда, как считает следствие, некие неустановленные лица и гражданин Эстонии Михаил Аронсон решили продать копию картины авангардиста Бориса Григорьева «В ресторане». Экспертом должна была выступить известный петербургский искусствовед Елена Баснер. Посредником стал издатель Леонид Шумаков. Покупатель на полотно размером 50×70 см нашелся довольно быстро — им стал местный коллекционер Андрей Васильев. Сумма сделки составила около 8 млн рублей.

Три года спустя Васильев на выставке в Москве узнал от других экспертов, что картина не является подлинной, а оригинал произведения находится в запасниках Русского музея.

Факт подделки позднее подтвердили эксперты. По их мнению, красочный слой на картине Григорьева не совпадает с оригиналом, на полотне также были выявлены значительные поздние вмешательства. Удивило экспертов и использование карандашей вместе с пастелью.

В январе 2014 года петербургские следователи возбудили дело по факту мошенничества при продаже поддельной картины «В ресторане». Его фигурантами стали Михаил Аронсон и Елена Баснер. Если первому удалось избежать уголовной ответственности ввиду того, что он находился в Эстонии, то к искусствоведу судьба была не столь благосклонна. Баснер задержали и поместили под стражу.

По мнению следователей, искусствовед прекрасно знала, что оригинал картины хранился в запасниках Русского музея и, пользуясь своим авторитетом, решила принять участие в продаже подделки.

В ходе обыска в квартире у Баснер изъяли все компьютеры и ноутбук. Впоследствии их осмотрел следователь. На ноутбуке он нашел папку со словом «Григорьев», внутри — фотографию той самой картины.

Суд по делу Баснер неизменно сопровождался повышенным вниманием прессы, а также сообщества искусствоведов и коллекционеров. Перед судьей Анжеликой Морозовой стояло множество вопросов. Имеет ли эксперт право на ошибку? И, если допустил ее, сделал ли он это злонамеренно? Ведь, с одной стороны, Баснер — искусствовед с огромным опытом, с другой, как утверждали некоторые свидетели, картины Григорьева типологически похожи, а значит, их не так сложно спутать.

Сама Елена Баснер на слушаниях утверждала, мол, известие о том, что рисунок является поддельным, стало для нее настоящим ударом. Якобы она была уверена в подлинности картины, а произошедшее стало следствием обычной ошибки. По словам Баснер, картину ей привез лично Аронсон и полотно произвело на нее «прекрасное впечатление».

К тому же у искусствоведа сложилось ощущение, что она где-то видела это произведение. В своей ошибке Баснер убедилась лишь в кабинете у следователя, когда увидела обе работы — и подлинную, и поддельную.

Государственное обвинение и коллекционер Васильев настаивали — Баснер вовсе не ошиблась. Потерпевший на одном из заседаний заявил, что имя человека, стоявшего за продажей поддельной картины «В ресторане», было неизвестно до последнего момента.

«Я не знал, что за продажей стояла Баснер. Если бы я знал это, то совершенно точно не стал бы приобретать эту картину, поскольку у меня к ней не было доверия», — подчеркнул Васильев.

На оглашении приговора в здании Дзержинского районного суда Петербурга изначально ожидалось столпотворение. Предчувствие не подвело — корреспондент «Росбалта» насчитал в зале судьи Анжелики Морозовой около полусотни человек. Интрига держалась больше часа. Наконец, Морозова произнесла: «Оценив совокупность доказательств, суд приходит к мнению о невиновности Баснер Елены Вениаминовны». На лицах присутствующих заблестели улыбки, раздались хлопки, у пары человек на глазах проступили слезы. Судья же продолжала.

«Органы следствия исходят из допущения, что подсудимая безусловно была осведомлена о том, что оригинал находится в фондах Русского музея. Комиссия (около 20 лет назад) упаковала 366 рисунков, и один из реставраторов обратил внимание на картину, поскольку упаковка была деформирована. Баснер же, скорее всего, не знала о ее существовании. Непреложной истиной является и то, что Баснер не исследовала данный рисунок», — резюмировала Морозова.

Доказательства стороны обвинения, по мнению судьи, носят противоречивый характер. Баснер, которая не являлась инициатором продажи полотна, при оценке картины якобы руководствовалась субъективным впечатлением.

«Несомненно, сделка была выгодна для нее как для посредника, но следствие не представило доказательств того, что деньги ею были получены», — подчеркнула судья.

Баснер оправдана в связи с отсутствием в ее действиях состава преступления. В гражданском иске Васильеву на сумму 16 млн рублей отказано.

Как только чтение приговора было окончено, группа поддержки Баснер бросилась поздравлять оправданную. Но известного искусствоведа в зале уже не было. Елена Вениаминовна вовсю бежала по улице, вслед за ней — большая группа журналистов.

Известного искусствоведа, консультанта шведского аукционного дома Bukowskis обвиняют в мошенничестве: по версии следствия, Баснер, находящаяся в данный момент под домашним арестом, причастна к продаже коллекционеру Васильеву поддельной картины Бориса Григорьева. Однако большинство ее коллег уверены в невиновности Баснер. Мы отметили три основные версии этой запутанной истории.

Версия первая. Афера

Напомним версию, многократно изложенную в прессе Васильевым: почти пять лет назад он, известный арт-дилер и обладатель внушительной коллекции русского искусства начала XX века, купил у издателя и искусствоведа Леонида Шумакова картину Бориса Григорьева «В ресторане» за 7,5 миллионов рублей. Провенанс картины, представленный покупателю, был таков: раньше она будто бы находилась в коллекции генерала Тимофеева, в которую, в свою очередь, попала из знаменитого собрания Александра Бурцева, опубликовавшего репродукцию картины ровно сто лет назад в своем альбоме «Мой журнал для немногих». Через год с лишним, перед тем как отдать произведение на выставку, новый владелец, по его словам, внезапно выяснил, что еще до сделки эксперты Художественного научно-реставрационного центра имени Грабаря обнаружили на полотне «пигменты более позднего происхождения» и признали, что имеют дело с подделкой крайне высокого качества. А в 2011-м году в Русском музее случилась персональная выставка Григорьева: в каталоге к ней была опубликована репродукция картины «В парижском кафе», разительно похожая на приобретение Васильева. Дальше в васильевской версии появляется эксперт мирового уровня, в числе прочего ведущая специалистка по позднему Малевичу и создательница Музея истории петербургского авангарда Елена Баснер. После возбуждения уголовного дела по заявлению Васильева, Шумаков заявил, что выступил в сделке посредником, а картину получил именно от нее. Следствие, тянувшееся почти три года и в какой-то момент прекращенное по причине истечения искового срока давности, неожиданно возобновилось по прямому указанию начальника Следственного комитета РФ Бастрыкина. После ареста Баснер версия Васильева, объявляющего себя жертвой «организованной преступной группы», широко тиражировалась СМИ. Апофеозом стала передача публицистки Юлии Латыниной на радио «Эхо Москвы» и ее же последующая статья в «Новой газете»: журналистка, если резюмировать ее пространные рассуждения, утверждала, что речь идет ни больше ни меньше как о целой «музейной мафии», попутно упрекая либеральную интеллигенцию, вставшую на защиту находившейся на тот момент в СИЗО Баснер, в неразборчивости, когда дело касается «своих».

Версия вторая. Ошибка

Основным «козырем» истца, призванным доказать наличие у Елены Баснер преступного умысла, является тот факт, что она якобы прекрасно знала о том, что в запасниках РМ хранится та самая, будто бы подлинная картина Бориса Григорьева, попавшая в музей из другой обширной коллекции - Бориса Окунева: обвиняемая, мол, 30 лет назад собственноручно ее описывала - отсюда сторонники Васильева делают далеко идущие выводы, согласно которым изготовление фальшивых копий якобы происходит непосредственно в музее. Коллеги Баснер при этом уточняют, что искусствовед писала вводную статью к каталогу и, поскольку занималась только живописью, не занималась изучением и описанием картины «В парижском кафе», которая, будучи написанной темперой на картоне, числилась за отделом рисунка. Работа эта, к слову никогда не выставлялась, а по предположению некоторых сведущих, и вовсе может являться авторской версией той картины, которая явилась яблоком раздора.

Лев Лурье, историк, педагог: Надеюсь, что дело Елены Баснер не закончится для нее реальным сроком заключения. В любом случае, я думаю, что подсудимая будет не одна. Если следствию удастся доказать, что имело место реальное мошенничество, то я уверен, что Баснер не является его творцом. Я уверен, что Васильев купил дважды поддельную картину. Директор Эрмитажа Пиотровский был совершенно прав, сказав, что арест Елены - это «плевок всей интеллигенции России». Интеллигентную женщину не стоит сажать в тюрьму и избирать ей такую меру пресечения в виде изоляции. Я знаю Лену и хотел бы узнать, чтобы для нее все закончилось благополучно. Интересно узнать, кто и где изготовил фальшивую картину.

Версия третья. Месть или заказ

Версия «заказа» связана с изобретенным (совместно с другим экспертом по русскому авангарду Андреем Крусановым) и активно продвигаемым Баснер радиоуглеродным методом определения поддельных живописных полотен, причем написанных маслом и после 1945 года. Суть в том, что сразу же после Хиросимы и первых ядерных испытаний в 40-х в природе стали появляться новые изотопы цезий-137 и стронций-90. Как написал в своем Facebook журналист Александр Тимофеевский , эти вещества «накапливались и в растениях, в том числе во льне. Натуральное льняное масло используется как связующее вещество в масляных красках. В работах, написанных до 1945 года, таких изотопов нет и быть не может. Это сразу отсекает огромное число фальшивок, в том числе и тех, что узаконил рынок. Многие важные коллекции могут трагически поредеть, рынок – обвалиться. Понятно, что такое не прощают никогда». Советник председателя правления «Роснано» Михаил Слободинский выразился еще более определенно : «Дикая угроза рынку фальшивок. Огромному рынку. Криминальному. Лена после патента стала опасаться за себя и семью. Не зря». Другая конспирологическая версия, гораздо более туманная, состоит в том, что мы наблюдаем подготовительный этап некоей хитроумной атаки на Русский Музей вообще и на его нынешнее руководство в частности. Даже если вообразить, что эта версия имеет под собой реальную почву, о причинах и целях такой впечатляющей многоходовки пока остается только гадать.

Ирина Карасик , искусствовед, ведущий научный сотрудник Отдела новейших течений Государственного Русского Музея: В предъявленное обвинение не верю. И имею для этого все основания. Знаю Елену Вениаминовну давно и хорошо: большую часть жизни и почти весь путь в профессии мы прошли вместе. Версия Васильева для меня неубедительна – одни слова. Наличие «умысла» (продвижение Еленой Баснер заведомой подделки, снабженной придуманным провенансом, равно как и участие ее в какой-то преступной цепочке, в каком-то мошенническом сговоре) не подкреплено аргументами. Ссылка на то, что она намеренно скрыла знание об аналогичной (но не идентичной) композиции из ГРМ, происходящей из окуневского собрания, ничем не подтверждена. Более того, сведения о ее работе с коллекцией в процессе подготовки выставки 1986 года либо не точны, либо сознательно искажаются. Апелляция к сканам или фотографиям журнала Бурцева, где воспроизведена работа, близкая к васильевской, сделанным в 2007 году, смехотворна и ни о каких преступных целях свидетельствовать не может. Человеку, занимающемуся исследовательской и экспертной деятельностью, необходимо знать источники и иметь их под рукой, поэтому он, по возможности, формирует электронную базу каталогов и журналов. Что касается передачи Юлии Латыниной, а затем ее статьи в «Новой газете», то они тенденциозны, свидетельствуют о не слишком хорошем знании предмета и не имеют никакого отношения к объективной журналистике. Не хочу полемизировать с ней, отмечу только, что никто из выступивших в поддержку Баснер - напомню: она в это время находилась в СИЗО - не аргументировал свою позицию тем, что она дочь известного композитора (эту карту издевательски разыгрывала «желтая» пресса и сама Юлия Латынина) и не ограничивался констатацией того, что она титулованный эксперт. Известные историки искусства (среди них: А.Д. Сарабьянов, Н.В. Сиповская, А.В. Толстой, Е.А. Бобринская, Т.В. Горячева, И.А. Вакар, Н.А. Гурьянова, А.С. Шатских, Л.Г. Ковнацкая, Шарлотта Дуглас, Кристина Лоддер и др.) развернуто писали о ее профессиональных и человеческих качествах. Под петицией в интернете было собрано не 1000, как пишет Латынина, а 2400 подписей. Очевиден в этой ситуации наезд на Русский музей как институцию. Естественно, искусствоведческое сообщество продолжит работать и на искусствоведении как науке это никак не отразится. Но то, что сейчас к нашей деятельности, к нашей профессии, особенно к музейщикам, стягивается негативное внимание общества, ни к чему хорошему не приведет. В прессе уже появляются безумные сочинения о хранителях, скупающих дешевый антиквариат и заменяющих им распроданные из фондов подлинные вещи.

Пять лет назад коллекционер и психиатр Андрей Васильев купил за $250 тыс. картину Бориса Григорьева «В ресторане». Борис Григорьев — дорогой и хорошо известный в мире художник (в 1919 году он бежал из Советской России, в Европе работать Григорьеву никто не мешал, и он умер своей смертью в 1939-м), о себе он говорил так: «Сейчас я первый мастер на свете… Я не боюсь любого конкурса, любого заказа, любой темы, любой величины и любой скорости». 250 тысяч — для Григорьева не потолок. Васильеву картина понравилась, и он купил ее без письменного заключения экспертизы.

В 2010-м Васильев отдал картину на выставку русских художников, работавших в Париже (шел перекрестный Год России и Франции). Там ее увидела сотрудница Всероссийского художественного научно-реставрационного центр им. Грабаря Юлия Рыбакова, которая сообщила Васильеву, что совсем незадолго до покупки картина была у них на экспертизе и не получила положительного заключения. Владелец не придал большого значения информации: экспертная оценка подлинности — дело тонкое, опирается больше на вкус и «насмотренность», разногласия среди экспертов нередки. «Я сам себе эксперт!» — заявлял позже Васильев, объясняя, почему он пренебрег экспертизой при покупке.

В 2011-м Васильев все же отдал своего Григорьева (приобретенного, уточним, без сопроводительных документов и экспертных оценок) на официальную экспертизу в Государственный Русский музей. Рассказывает он об этом так: «Буквально через неделю все тамошние технологи заявили, что картина прекрасная и самая что ни на есть настоящая. Вещь была в Русском музее на исследовании с марта по начало июня 2011 года, и в это же время там открылась большая выставка Григорьева. Выходят каталоги, и — о, ужас! — я вижу в них собственную картину, которая, оказывается, находится в запасниках Русского музея с 1983 года. У меня возникает ощущение, что со мной играют в наперстки».

Самой гуаши «Парижское кафе», очень похожей на «В ресторане», только на несколько сантиметров меньше, не было на первой в России большой персональной выставке Бориса Григорьева весной 2011 года, она вошла только в каталог. Работа поступила в ГРМ в составе собрания ленинградского коллекционера Бориса Окунева. Каталогизацией дара занимались опытный искусствовед Елена Селизарова и молодой сотрудник музея Елена Баснер. Баснер, как говорит замдиректора по науке Русского музея Евгения Петрова, не имела отношения к графической части собрания Окунева, поскольку работала в отделе живописи и интересовалась «крутым авангардом типа Малевича» (через 15 лет Елена Баснер защитила кандидатскую диссертацию, основанную на новой датировке целого ряда работ Казимира Малевича). В 1986-м собрание Окунева показали зрителям и выпустили каталог, в котором было текстовое описание гуаши Григорьева с пометой «версия».

Работа Бориса Григорьева «Парижское кафе» из собрания Государственного Русского музея (кат. № 56. Вариант композиции «В ресторане»). 1913. Источник: art1.ru

Происхождение купленной Васильевым работы «В ресторане» в точности не известно. За $250 тыс. долларов он приобрел ее у книгоиздателя Леонида Шумакова. Шумаков узнал о том, что у Елены Баснер на экспертизе находится картина Григорьева, владелец которой заинтересован в продаже, и переслал Васильеву ее фотографию. Баснер, в свою очередь, картину принес некий Михаил Аронсон из Таллина. Аронсон, говорит Баснер, нашел ее телефон на сайте аукционного дома Bukowskiś, где она работает консультантом по русскому искусству. Он сообщил, что вещь происходит «из старого ленинградского собрания», и показал страницу альманаха «Мой журнал для немногих» с репродукцией картины «В ресторане» (альманах издавался в 1912-1914 годы петербуржским коллекционером и меценатом Александром Бурцевым). Собрание работ Бориса Григорьева приобрел у Бурцева психиатр Тимофеев, в доме которого бывала в середине 1980-х годов Елена Баснер. Она была уверена, что Аронсон имеет в виду именно это «старое собрание».

Продавец назвал цену: $180 тысяч. Шумаков привез Баснер 200 тысяч и забрал картину. Небольшие расхождения между репродукцией из «Моего журнала для немногих» и картиной не насторожили покупателя, который об участии в сделке Баснер и Аронсона осведомлен не был.

После выставки 2011 года, в каталоге которой Васильев увидел похожую на купленную им картину, он обратился в полицию. Дело вяло тянулось три года и прекратилось за истечением срока давности, но год назад, после личного обращения потерпевшего коллекционера к начальнику Следственного комитета РФ Александру Бастрыкину, Баснер, арестовали.

По распространенному мнению, примерно половина картин русских художников на рынке — фальшивки. Сама Баснер судит рынок более сурово: «Что-то около 70 процентов. Подделывают всех — от Репина до Анатолия Зверева». Емельян Захаров, совладелец галереи «Триумф», утверждает, что всего семь процентов на рынке подлинники, остальное — фальшивки (согласно весьма некомплиментарной к Баснер статье «Новой газеты»). При поддержке «Триумфа» и Россвязьохранкультуры вышли уже пять томов «Каталога подделок произведений живописи», и еще около тысячи заведомо поддельных картин не опубликованы. Многие фальшивки имели заключения ведущих экспертов крупных музеев о подлинности, впоследствии опровергнутые.

Картина, купленная Андреем Васильевым. Источник: kulturmultur.com

Хорошую подделку редко изготавливают с нуля. В общем случае массовая практика фальсификации требует принести в жертву относительно недорогую картину малоизвестного европейского художника. Меняется подпись и незначительные фрагменты (например, записывается финская избушка, вместо нее рисуется церковь), и готово — на рынке появляется новый Саврасов, Маковский или Шишкин по стоимости до сотни раз выше источника. От подделок страдают не только коллекции и репутации экспертов. Размывается история и русского, и европейского искусства, с течением времени в число эталонных работ входит черт знает что.

Десять лет назад ведущий эксперт Третьяковской галереи Владимир Петров отказался сразу от нескольких десятков своих заключений. Примерно в то же время были арестованы известные арт-дилеры супруги Преображенские, занимавшиеся перелицовкой европейских мастеров второго ряда. Дело получило резонанс, по слухам, фальшивая картина попала в Кремль. Доподлинно известно, что из 34 картин, проданных Преображенскими одному и тому же человеку, 15 оказались фальшивками, по пяти из них следствию удалось «отсмотреть» всю цепочку производства. В следующем году Росохранкультура запретила государственным музеям заниматься коммерческой экспертизой.

Эксперты крупнейших аукционных домов тоже не могут дать стопроцентной гарантии. В 2005 году на аукционе Christie"s поставила рекорд «Обнаженная в интерьере» (или «Одалиска») Константина Коровина. Ее купил фонд Виктора Вексельберга «Аврора» за без малого три миллиона долларов (£1688 млн) — более чем в семь раз выше эстимейта (предпродажной оценки). Провенанс у картины был отличный — продажа на том же Christie"s в 1989 году. К несчастью, в 2009-м она была опубликована в «Каталоге подделок произведений живописи» с отрицательными заключениями экспертиз Русского музея, Третьяковской галереи и научно-реставрационного центра им. Грабаря. По суду аукционный дом вернул покупателю три миллиона фунтов стерлингов — стоимость картины, премию и миллион фунтов издержек.

Емельян Захаров считает, что оборот рынка фальшивок в нулевые годы был не меньше, чем у наркоторговли. Большинство подделок, с экспертизой или без, долго сохраняют статус подлинника: проходит много лет, прежде чем работа из коллекции средней руки снова попадет на рынок. Спустя время происхождение такой работы установить очень трудно.

Поддельные картины не только путают историю искусства, так как «новые» работы больших мастеров появляются за счет уничтожения работ менее известных художников. Фальшивки, а также разоблачение ошибочных или подложных экспертиз вредят в первую очередь инвестированию в произведения искусства, которые стабильно растут в цене. Эстимейт доставшейся Вексельбергу «Одалиски» в 2005 году был около £200 тыс., а при первой продаже в 1989-м — около £20 тыс., в десять раз меньше. Кто и откуда принес ее на Christie"s в 1989 году — неизвестно.

Сравнение увеличенных фрагментов. Слева — репродукция работы Григорьева, опубликованная в альманахе «Мой журнал для немногих», справа — работа из собрания Государственного Русского музея. Источник: art1.ru

Также неизвестно, кто и когда мог скопировать картину Григорьева «Парижское кафе». Русский музей утверждает, что с 1984-го, когда она находилась в фондах ГРМ, сделать это было технически невозможно. Также невозможно выяснить, действительно ли похожая на нее картина была в собрании психиатра Тимофеева или нашлась в гараже как наследство от бабушки — такую версию предложил следствию гражданин Латвии Михаил Аронсон. Обманутого покупателя, впрочем, Аронсон не интересует. Он считает, что именно Баснер продала ему заведомо поддельную картину и должна быть наказана. В назидание всем недобросовестным экспертам.

Владимир Петров — не вполне понятно, в шутку или всерьез, — предлагал национализировать всю бесконтрольно ходящую старую живопись, чтобы можно было спокойно переатрибутировать и расчистить завалы неподлинных вещей. Кстати, такое большое число подделок именно русских художников объясняется не только тягой коллекционеров к отечественному, но и национализацией частных собраний в первые годы советской власти. В сравнении с западным искусством, большинство эталонных работ русских художников XIX века все-таки принадлежит государству. А нормальная ситуация для большого музея — два-три процента коллекции на экспозиции, остальное надежно укрыто в запасниках и доступно только специалистам. Как, например, никогда не выставлявшаяся злополучная картина Григорьева.

Настоящих Григорьевых на всех не хватит. Оттого и подделки. Никакие регулятивные меры не смогут унять желание многих обладать растущим в цене «подлинником», даже в том случае, если подлинник не позволяет показывать публично плохая сохранность или Уголовный кодекс. А сделки на этом рынке происходят без участия государства и регулируются только доверием и репутацией.

Всенародная любовь к тому или иному художнику проявляется обычно через несколько десятков лет после его смерти. Вдруг встает очередь, растут цены, и из небытия возникают новые работы. Кроме Шишкина и Айвазовского, умельцы охотно изготавливают свежий русский авангард — тут требуется меньше живописного мастерства. В «Учебнике рисования» Максима Кантора описана целая артель по производству авангарда. Многие персонажи этого написанного практически с натуры романа продолжают работать в современном искусстве и сегодня, как-то не заметив, что все современное, что в нем когда-то было, давно улетучилось…

Предположим утопическую ситуацию. Поскольку нельзя разом выявить и запретить все до единой подделки, которые, случается, висят и в музеях, можно бы рынок фальшаков легализовать! На нем найдет себе работу множество невостребованных сегодня выпускников художественных ВУЗов. Не просто намалевать что-то сезаннистское, а сделать нового Сезанна, почти настоящего, — увлекательное дело! Наверняка работы неизвестного пока мастера подделок, который сумеет без фотошопа воспроизвести радиоактивную лунную дорожку Куинджи, пойдут нарасхват. А наиболее духовно богатые станут копировать самое трудное — Малевича, творчески воспроизводя кракелюры и микроскопические неровности красочного слоя, за которыми, как некоторые считают, скрывается переворот в искусстве.

«Черный квадрат» — в каждый дом! По Шишкину — каждой домохозяйке! Если такими лозунгами будут руководствоваться безвестные мастера культуры, состаривающие свеженаписанных ларионовых и григорьевых, и не более известные подмастерья совриска, изо всех щенячьих сил раз в год выдумывающие что-нибудь «актуальное» для подвальной галереи; если каждый обыватель сможет купить на базаре, а лучше в музее, настоящую, пахнущую свежим маслом недорогую копию Матисса — в спальню, Гончаровой — на кухню, Дейнеки — в кабинет, а в сортир — Рихтера, вот тогда искусство проявит свою истинную ценность. Не знаточескую, не инвестиционную, а простодушно-художественную.

Репродукция картины Бориса Григорьева в альманахе «Мой журнал для немногих». 1914

Современное искусство, облагороженное прошедшими с его расцвета десятилетиями, уйдет в DIY-сферу. Будут продаваться наборы «Сделай сам» в ассортименте: с герметичной баночкой — «Пьеро Мандзони», с алюминиевой кастрюлькой, мухой и трафаретом — «Илья Кабаков», с зеркальцем и одноразовой фотокамерой — «Франсиско Инфанте».

Но это лишь утопия. В заведомо поддельных григорьевых инвестировать не получится.

А на сегодня в сухом остатке — уничтоженная репутация Елены Баснер, автора безошибочного радиоуглеродного метода определения поддельных живописных полотен, написанных после 1945 года, потерявшая свою сумасшедшую цену подделка высшего качества «В ресторане» и не подвергаемый сомнению музейный статус ее возможного оригинала «Парижское кафе», которого так никто и не увидел: говорят, прямо из запасников Русского музея картину отправили на выставку куда-то в Аргентину.

«МК» стало известно, что к искусствоведу есть претензии не только по полотну «В ресторане»

В Петербурге развивается громкий криминальный скандал: известный искусствовед Елена Баснер обвиняется в мошенничестве в особо крупном размере. Причина — полотно, которое коллекционер Андрей Васильев купил как работу авангардиста Бориса Григорьева «В ресторане», на поверку оказавшееся фальшивкой. Когда Васильев обнаружил, что его обманули на $250 тысяч (столько стоила «пустышка»), решил разобраться во что бы то ни стало. Следы привели к Баснер. Однако, как выяснил «МК», не один Васильев держит зуб на именитого эксперта. Есть другие собиратели, которые по милости дочери известного композитора стали обладателями подделок.

Картина «В ресторане» лишь в деталях отличается от оригинала из Русского музея.

Вариант из небытия

Прежде чем перейти к другим «эпизодам», связанным с фальсификацией произведений искусства и именем бывшего сотрудника Русского музея, искусствоведа Елены Баснер, расставим все точки над «i» в деле Васильева.

С чего все началось? В 2009 году гендиректор издательства «Золотой век» Леонид Шумаков предложил врачу Андрею Васильеву купить картину Бориса Григорьева. Цены на авангардиста зашкаливают: как раз в 2009-м на Sotheby"s ушла акварель «Лики России» (из одноименного цикла)почти за миллион долларов, живопись котируется и того дороже. А холст «В ресторане» вроде бы и происходил из «хорошего дома» (генерала Николая Тимофеева), и «засветился» в 1914 году на страницах издания «Мой журнал для немногих», который выпускал купец 1-й гильдии, библиофил и собиратель Александр Евгеньевич Бурцев. И Васильев решился купить «картину с биографией» без экспертного заключения. Через год она отправилась на выставку в Москву, где ее увидела сотрудница Центра Грабаря Юлия Рыбакова. Эксперт, как выяснилось, еще раньше сталкивалась с ней и признала подделкой: экспертиза показала, что краски, использованные для создания полотна, появились уже после смерти Григорьева. Позже Васильев получил еще одно подтверждение тому, что ему всучили фальшивку, уже в Русском музее. Васильев кинулся к Шумакову, тот объяснил, что получил работу от Елены Баснер. Сама искусствовед, впрочем, не отрицала, что имела дело с такой картиной. Вот что она сказала «МК» в августе позапрошлого года (№26 020 от 21.08.2012): «Три года назад мне приносили работу, в подлинности которой я была абсолютно уверена. Но я даже не давала письменного заключения!».

А в апреле 2011 года в Русском музее открылась выставка Бориса Григорьева. Отлично помню тот вернисаж: море публики, лучшие, хрестоматийные работы Григорьева (далекие по красоте и мощи от приобретения Васильева) и дорогой увесистый каталог. В нем и обнаружился брат-близнец той самой картины, которую купил коллекционер. «Парижское кафе» (1913), картон, акварель, темпера, белила. 53,3х70,3. В собрании ГРМ» — узнаем из подписи. И вот что важно: «В ресторане» указывается как вариант опубликованной в издании работы. Здесь единственный раз упоминается предмет, происхождением которого сейчас так озаботился Следственный комитет Петербурга.

Звучит версия, что «Парижское кафе» поступило в Русский музей в 1980-х вместе с другими произведениями из коллекции Бориса Окунева. Профессор баллистики завещал свое собрание ГРМ, и его дочь исполнила последнюю волю отца. Он и правда мог купить работу в каком-нибудь комиссионном магазине, куда вещь действительно могла попасть из собрания Александра Бурцева. Издатель сыграл немаловажную роль в судьбе художника. Когда еще никому не известный Григорьев учился в Академии художеств, Бурцев стал привлекать его к оформлению фольклорных и этнографических сборников. Опыты в журнале Бурцева отозвались в самых известных циклах Григорьева: «Расея» (1918) и «Лики России» (1923-1924). Считается, что именно в «бурцевский период» (1910-1912) зарождается григорьевский гротеск, который и отличает его гениальную манеру письма. У Бурцева, очевидно, хранилась не одна работа Григорьева. Но потом все его капиталы и имущество были национализированы во время революции.

Однако кто видел полотно «Парижское кафе», кроме сотрудников Русского музея? Коллекцию Окунева принимала на хранение в ГРМ Баснер, и каталог по нему тоже она составляла. «Парижское кафе» на недавний вернисаж в Русском музее не попало и никогда прежде не выставлялось. Что касается каталога 2011 года, то там нет подписи Елены Баснер. В авторах издания бывшие коллеги искусствоведа — Ирина Вакар, Владимир Круглов, научный руководитель — Евгения Петрова. К последней фамилии еще вернемся.

После обнаружения клона своей покупки в каталоге Русского музея Андрей Васильев обратился в полицию — до этого надеялся, что работа все же настоящая. Заявление подал в июне 2011 года, но хода делу не дали. Подал иск на Шумакова, с которым, кстати, знаком 30 лет, но он не был удовлетворен за истечением срока давности. Написал в Министерство культуры: обещали устроить проверку Русского музея, но «не нашли серьезных оснований, чтобы направлять комиссию». И вот дошел до главы Следственного комитета РФ Александра Бастрыкина. Упорный врач оказался — видно, немало нервов, сил и средств вложил.

Елену Баснер арестовали на следующий день после возвращения из Хельсинки — 31 января. Она провела пять дней в СИЗО, сейчас находится под домашним арестом. Все электронные носители (компьютер, фотоаппарат, флешки) изъяты. Параллельно прошли обыски у других антикваров, которые могут иметь отношение к делу. Но следствие сейчас, должно быть, разрабатывает другого фигуранта дела — эстонца Михаила Аронсона. По словам Андрея Васильева, Баснер в разговоре с ним сказала, что именно он владелец картины, а она лишь посредник. Коллекционер же выяснил, что тот — неоднократно судимый уголовник. Баснер же заявила (через адвоката Ларису Малькову), что Аронсон принес картину в аукционный дом Bukowskis, где она работает, так картина и оказалась у нее.

Куда тянутся ниточки этого преступления? Сколько фигур задействовано в темной истории? Могла ли, как утверждает Васильев, «чья-то незримая рука» тормозить процесс так сильно, что делу мог дать ход только Бастрыкин?

Но презумпцию невиновности еще никто не отменял: а что если Баснер действительно ошиблась, приняв работу, которую ей показали, за чистую монету? Как-никак, из ее уст мы пока никаких признаний не слышали. Вот и ее коллега Ирина Шалина утверждает, что Баснер «живет совсем небогато, как все». Могла ли Елена Баснер сама стать марионеткой в чьей-то хитрой игре? В защиту искусствоведа собрано около 2000 подписей — среди поддержавших весь художественный Петербург, и не только. Кого они защищают?

Радиоактивный эксперт

Есть такая негласная гильдия под названием «уважаемые люди». Елена Баснер вошла в нее очень давно. Дочь культового советского композитора Вениамина Баснера, автора мелодий «С чего начинается Родина» и «На безымянной высоте», росла в лоне искусства и посвятила ему себя. Специальностью выбрала авангард, объясняла так: привлекла его таинственность, запретность. Закончила Ленинградский институт живописи, скульптуры и архитектуры и в 1978 году устроилась в Русский музей. Со временем стала старшим научным сотрудником отдела живописи второй половины XIX — XX века. Именно Баснер передатировала многие работы Казимира Малевича и курировала первую международную выставку, посвященную творчеству художника (1988-1991 годы, Москва-Ленинград-Амстердам-Вашингтон-Лос-Анджелес-Нью-Йорк). Вдруг в 2003 году уволилась по собственному желанию и ушла на «вольные хлеба» — экспертом в шведский аукционный дом Bukowskis, потом, с 2006-го, ведущим научным сотрудником в Музей петербургского авангарда (Дом Матюшина).

Положительная экспертиза Баснер на работу Сапунова, оказавшуюся фальшивкой.

А через пару лет Елена Вениаминовна сделала сенсационное заявление: она нашла способ безошибочного анализа живописных произведений ХХ века. В 2008 году, за год до начала истории со злосчастной подделкой Григорьева, запатентовала ноу-хау. Секрет решения главной проблемы экспертизы, по мнению Баснер, кроется... в радиации. Способ предполагает измерение уровней изотопов цезия-137 и стронция-90. Если таковых много, значит, картина написана после 1945 года. Точка отсчета не случайна: впервые ядерный взрыв прогремел в Нью-Мексико в июле 45-го. Со времен Хиросимы и Нагасаки в мире было проведено более двух тысяч ядерных испытаний, так что выброшенные ими радиоактивные элементы теперь повсюду. В животных, деревьях, растениях, почве. И в красках, которые делаются из органических материалов, тоже. Логика такова: если картина довоенная — радиоактивных изотопов в красках нет.

Несколько экспертиз подтвердило, что этот эскиз не имеет отношения к Сапунову. Вот одна из них.

Какой бы фантастической на первый взгляд не казалась идея, она имеет право на существование. Да, радиоактивные изотопы рассеяны по земле — где-то их содержание больше, где-то меньше, но они есть везде. Причем не только те, что появились на планете в результате ядерных взрывов, но и те, которые существуют в природе безо всякого человеческого вмешательства. Кстати, изучение последних с помощью радиоуглеродного анализа помогло ученым в 1990-х годах исследовать Туринскую плащаницу и доказать, что она создана не ранее ХIII века. И то результаты пересматривались несколько раз, не один год подряд. Но одно дело — радиоуглеродный анализ, он апробирован (хоть и дает сбои), другое — способ Елены Баснер. Обладает ли она прибором, который способен проводить подобные анализы? Каков процент погрешности? Все эти вопросы остаются повисшими в воздухе — ни сотрудники реставрационных мастерских, ни специалисты по радиации не смогли подтвердить «МК», что такой аппарат существует и способен давать точные результаты. Правда, и ни одной экспертизы, проведенной посредством такого анализа, не удалось обнаружить.

На этом месте стоит пояснить, из-за чего так встрепенулось искусствоведческое сообщество. Больше того — испугалось. Дело в том, что к работе экспертного сообщества давно накопилось много вопросов. Российский рынок переполнен подделками: называются разные показатели «загрязненности» — от 40 до 90%! А судопроизводства по случаям махинаций с произведениями искусства — никакого. Дело Преображенских если только вспомнить. Да, владельцев галереи, торговавших подделками, осудили, но, говорят, только после того, как они умудрились всучить фальшак в коллекцию Владимира Путина.

— Я пять лет занимался каталогами подделок, и у меня осталось более 1000 неопубликованных случаев. Антикварный рынок заполнен ими! — уверен издатель Владимир Рощин, чьи совместные с Росохранкультурой издания привели к обличению экспертов Третьяковской галереи. Искусствоведы признали больше 100 ошибочных заключений за собой. После скандала ГТГ перестала выдавать экспертизы частным клиентам.

— Раньше эксперты боялись быть замеченными в скандалах такого рода. Каталоги подделок развязали руки экспертам, они говорят: человеческий фактор, бывает, ошибся, — продолжает Рощин. — Сегодня эксперты — это каста неприкосновенных. Это единственная профессия, где ты можешь брать колоссальные деньги за свою работу. Конечно, не стоит клеймить всех. Но в случае ошибки эксперты не несут никакой ответственности. Пока арт-аферы не прекратятся, рынок не станет цивилизованным. Задержание Баснер — революция! Может быть, после этого эксперты станут бояться одурачивать. После этой истории пострадавшие встанут в очередь с исками против экспертов.

Сколько коллекционеров держат зуб на экспертов Третьяковки? Кто проверял отсутствие мотивов для этих ошибок? Коллекционеры сплошь молчат — знают, что правду сыскать ох как сложно. Большинство и не пытается. С другой стороны, эксперт — всего лишь человек. А кто не ошибается?

— Мы тоже люди! — вступается за коллег искусствовед, сотрудник Русского музея Ирина Шалина. — Знание предмета и провенанс — это важно, но есть то, что лежит за пределами понимания, на уровне интуиции. Экспертиза — не математика. Никто никогда не изобретет способ однозначной идентификации, всегда найдется два человека, один из которых будет «за», другой «против».

Ошибки или аферы?

Баснер чаще бывала «за».

Так, картину армянского художника Мартироса Сарьяна «Вид на гору Арарат» она определила как подлинник. Баснер выставила работу на аукцион Bukowskis, где Елена сейчас работает, за $50-70 тысяч. Однако пейзаж никто не купил. Позже московский коллекционер Виктор Шпенглер приобрел работу за 120 тысяч долларов. В отличие от Васильева — с письменным заключением за подписью замдиректора ГРМ Евгении Петровой (которая как раз значится в руководителях каталога Григорьева) и Елены Баснер. А через некоторое время коллекционер провел несколько дополнительных экспертиз: в Научно-реставрационном центре имени Грабаря и Научно-исследовательской независимой экспертизе имени Третьякова. Оказалось, полотно поддельное. Летом 2012 года дело возбудили, но потом закрыли.

Об этом «эпизоде» писали некоторые СМИ. О следующем — никто и никогда. Сразу оговорюсь: коллекционер, который в 2007 году купил эту подделку через Bukowskis за 40 тысяч евро, пока не готов открыть свое имя. Однако — через Владимира Рощина — в «МК» попали материалы, подтверждающие еще одну ошибку петербургского искусствоведа. Она касается работы, которая приписывалась театральному художнику Николаю Сапунову — живописцу, ученику Коровина и Серова, сценографу, утонувшему в 1912 году. Баснер посчитала, что «эскиз выполнен в характерной для художника стилистике, с соблюдением основных композиционных принципов...». Сомнений у искусствоведа вещь не вызвала, она вынесла вердикт: «Обладает высоким художественным достоинством и неоспоримой коллекционной ценностью». Однако через некоторое время наш аноним отправился в другие экспертные институции и везде получил противоположный ответ. Эксперты ГосНИИР, лаборатории технической экспертизы «Арт Колсалтинг», Института геологии и геохронологии РАН пришли к одному выводу не сговариваясь. Причем исследовали не на глаз, а делали «химию» и рентген. И установили, что работа не могла быть сделана раньше второй половины ХХ века. «По мотивам работы С.Ю.Судейкина «Сад Арлекина» из собрания Саратовского государственного художественного музея», — уточняет самая авторитетная из этих организаций — ГосНИИР. Согласитесь, все это выглядит подозрительно. Кажется, что авторитет Елены Баснер рассыпается как карточный домик. Но вопрос здесь даже не в ней и не в ее обвинителе.

Дело в системе. Она по своей природе фальшива. По идее, каждый акт купли-продажи, будь это покупка жвачки или Рубенса, должен фиксироваться документально. Но кто в антикварном мире сегодня оформляет чеки и контракты? У Васильева его нет, как и у тысяч других коллекционеров тоже. Все на словах. Антикварный рынок давно находится на полулегальном положении. По инерции движется с советских времен. А в СССР можно было, конечно, купить произведение искусства в комиссионном магазине, но редко когда стоящее. Самые актуальные авторы — те же авангардисты — были под запретом, значит, присутствовали на черном рынке, как и иконы и все остальное. Прошло больше 30 лет — но из тени рынок не вышел. Проблема в том, что нет отдельного ведомства, которое контролировало бы эту среду. Росохранкультуру распустили, а в Минкультуры вопросом занимаются три с половиной человека. Правоохранительные органы толком не знают, как действовать: практики в расследовании подобных дел почти нет. А сейчас вот дело Баснер. Действительно, революция.