В жизнеподобном изображении человека на одном полюсе располагается характер, на другом — тип. Полярности эти могут сближаться, они далеко не абсолютны. В литературном типе ярче выражено родовое или массовидное начало. В характере — индивидуальное. Тип психологически однострунен, в нем преобладает «одна, но пламенная страсть». Характер, как правило, многогранен и сложен. Однако в живом разнообразии человеческих судеб то и другое порою переплетено. В реальности нет типов, в которых бы общее исключало признаки индивидуального, и нет характеров, в которых неповторимое, даже если оно представлено в максимальном выражении, не заключало бы в себе родового, всечеловеческого. «Чем глубже копнуть в себе, тем общее»,— писал Лев Толстой, а это значит, что, погружаясь в себя, мы натыкаемся в конце концов на всечеловеческое, что пребывает в потаенных духовных слоях личности и как бы прикрыто покровом индивидуального. Замечательно уже и то, что слова эти сказаны художником, человеческая индивидуальность которого была поистине необъятна.
Говоря о типах, не лишне будет заметить, что совершенно напрасно понятие это прикрепляют лишь к сферам психологии и искусства, полагая, будто только они типизируют. Типизирует прежде всего сама жизнь, и она «трудится» над своими типами (в их массовидных прежде всего проявлениях) едва ли не с большим «усердием», чем над индивидуальным. В этом смысле жизнь — непревзойденный художник. Не само по себе типовое, а лишь «идеализация» типового: очищение от эмпирически случайного и оценка его с позиций идеала, вовлечение его в систему авторских представлений о мире и его преломление в этой системе — лишь это принадлежит исключительно литературе. Она создает типы не прежде, чем их начинает формировать сама реальность. И в этом отношении литературный тип отличается от характера: в характере может быть воплощено опережающее реальность, прогнозирующее представление о мире и человеке.
Но если нет «чистых» типов и «чистых» характеров в реальности, то тем более нет их в литературе. Почвою для их сближения здесь как раз и является это запечатленное в толстовском парадоксе движение в психологические глубины, на которых, как это ни странно, пребывает не столько индивидуальное, сколько именно всеобщее, родовое. Но путь в глубины, к первообразу человеческой души литература (но крайней мере последних столетий) пролагает, удерживая в этом движении всю полноту и прихотливую сложность индивидуального. В литературе тяготение к типам либо к характерам выражает себя лишь как тенденция, как влечение к преобладающему началу.

Типы и характеры у Гомера

Только ранние стадии культурной истории, когда индивидуальное в человеке было понижено в цене перед лицом мифа, рода и нации, отмечены явным господством типового в литературе. В поэмах Гомера нет характеров, несмотря на то, что в героях может доминировать та или иная душевная наклонность. Она представлена у Гомера как проявление родовой доблести. И если Ахиллес в «Илиаде» — «быстроногий», то этот признак, выделяющий его в кругу персонажей поэмы, — не что иное, как спроецированная в человеке ценность надличного, родового порядка, одно из проявлений героики и силы в глазах древних греков. Родовое, идеальное свойство как бы «прилипает» к персонажу, становится его «опознавательным» знаком. Отсюда устойчивые эпитеты: Ахилл — «быстроногий», Одиссей — «хитроумный».
Характерно, однако, смещение идеальной ценности в «Одиссее» из круга чисто физических доблестей в область духовную, в сферу преимуществ ума. Судьба Одиссея, конечно же, еще не личностная судьба: боги играют им как игрушкой. Но если в «Одиссее» нет и в помине противоборства с богами и судьбой, то есть уже дерзновенное желание героя воспользоваться их слабостями, как бы освящая их санкцией частную цель. Впрочем, и это, разумеется, не расходится с представлением о мифологических и «хоровых» устоях античного мироощущения. В нем было то, что позднее Ницше назовет любовью к року (amor fati), но в нем не было и тени соприродного христианству трепета перед божеством, воспринятым как высший этический идеал. С богами античности мифологический и литературный герой мог вступать в контакт почти интимный. Они и сами нарушали сакральную дистанцию, выказывая желание «подшутить» над смертными, втянув их в свою божественную игру. Уже в «Одиссее» на монолитную доминанту идеального свойства героя наслаивается некий психологический ореол.

Тип и характер в фольклоре

Нет характеров и в фольклоре. И здесь абсолютизация родовых представлений о человеке и резкая разграничительная черта между добром и злом исключают самую возможность их появления. Фольклорный персонаж — всегда носитель одного какого-либо душевного свойства, укрупненного настолько, что в персонаже уже не остается простора для иных движений души.
В анималистическом фольклоре, где мир зверей являет собой метафору мира человеческого, лиса непременно хитрая, волк злой и жадный, заяц, трусливый, сова мудрая, лебедь белая — воплощение чистоты и непорочности и т. д. Редки случаи, когда господство одного душевного признака допускает психологические колебания и раздвоение оценки. Но все же они есть и в анималистическом фольклоре. Лиса в русской сказке хоть и хитра, и злонравна, а все-таки не лишена привлекательности: она и грациозно лукава, и обходительна, и красива (потому-то и Лисонька, и Лиса Патрикеевна). Медведь хоть и недальновиден, и на сообразительность не скор, а, однако же, добродушен, и барственно вальяжен, и снисходителен (потому-то и Мишенька, и Михайло Потапыч).

Характер и тип в былинах и сказках

Психологически «однострунны» и персонажи былинного эпоса. Но русский былинный триумвират (Илья Муромец, Добрыня Никитич, Алеша Попович) не есть ли уже своеобразный способ компенсации фольклорной односторонности человека? Речь ведь идет о тройственном союзе былинных героев, каждый из которых воплощает какую-то существенную, с точки зрения фольклора, грань национального характера. И не нацелено ли это триединство на более обширный охват русской души в ее героических проявлениях?
Психологическая однолинейность персонажей, влечение к типам, а не к характерам отличает и героев волшебной сказки. Но одно исключение есть и здесь: сказочный русский Иван-дурак. Впрочем, он исключение не в том смысле, что перед нами художественный характер. И это, конечно же, тип, но тип, устремленный в такую глубину народного сознания, столь резко выпадающий из типологии мирового сказочного эпоса, что все это ставит его в особое положение среди героев волшебной сказки. В сказочном представлении о человеке тут обнаруживается какой-то странный раскол, и кажется, двоится представление об однородных ценностях сказочного мира. Иванова «глупость» оборачивается умом, «ум» его братьев — глупостью. Все здесь неожиданно: «дурацкая» беззаботность Ивана, готовность обойтись малым и даже малым пренебречь, легкомысленное упование на случай, смирение перед судьбой, соединенное, однако, с неким добродушным озорством. Недосягаемость для обиды, великолепное, почти царственное равнодушие к обидчикам, точно «дурак» обладает чем-то, обо что разбивается любая неправедность чужого суда. Наконец, это радостное, но почти лишенное удивления узнавание Ивановой душой волшебства, как если бы оно было из той милой «отчизны», в которой бессознательно пребывает дух Иванов. И сказка ведь завершается как бы возвращением в эту «отчизну», где все встает на свои места, где нет больше «дурака» и «урода», печной сажей запачканного, а есть разумный и пригожий добрый молодец, а с ним и царевна прекрасная и «волшебные помощники» рядом.
За чертою этой «отчизны», которая ведь в русской сказке не запредельна, а всегда где-то рядом, оказываются кичливые «умники», ум которых — лишь хищный практический инстинкт. И поделом им: они видят явное, но не видят тайного, осязают лишь поверхность жизни, а не ее глубину. Дело совсем не в том, что ум Ивана живет под личиною глупости, дело скорее в том, что это совсем иной «ум», чем тот, которым кичатся практическое здравомыслие и сухой рассудок. Это ум, доверительно распахнутый навстречу всем стихиям жизни, верный лишь тайному инстинкту ее. В нем запечатлено естественное добро, корни которого идут в глубину натуры и которое вполне безотчетно, не видит и не знает себя. Потому-то в сказке Иван и оказывается избранником высших сил.
Впрочем, здесь следует остановиться, чтобы не слишком рационализировать простодушную фантазию сказки. Одно ясно: в персонаже этом воплотилось интуитивное прозрение народа, устремленное к устоям собственной души. Сказка, конечно же, не знает рефлексии, и миросознание народа не поднимается в ней на уровень самоанализа и самосознания, и то, о чем идет речь, воплощается здесь столь же невольно и стихийно, как невольно-стихийны лучшие душевные проявления ее оригинального героя, близкого к самой сердцевине народного характера.

Переход от типов к характерам

Переход от типов к характерам в истории литературы непосредственно связан с возрастанием личностного начала в отношении к миру. Уже древнегреческая трагедия по сравнению с античным эпосом укрупняет все, что соотнесено с судьбою личности. Суть трагической вины героя в трагедиях Софокла и Еврипида совсем не в том, что она является следствием ошибки, вытекающей из незнания: неузнавание софокловым Эдипом матери своей снимает, в сущности, всякую тень вины перед богами. Трагическая вина скорее воспринималась как следствие некоей неумеренности личностного самоощущения персонажей, весьма сомнительной по сравнению с его полнотою и сложностью в литературе нового времени, но уже заметной на фоне живой еще в эпоху греческой трагедии памяти об универсальных ценностях рода и мифа, перекрывавших все горизонты личности. В трагической вине героя и проступает память о мифологическом универсуме и о всевластии рока, исключавших какое бы то ни было «самостоянье» личности.
Память о «старых богах» живет в античности долго. Покушение на их неприкосновенность Афины инкриминировали Сократу, а это ведь уже III век до н. э. Этика афинского демоса в эпоху Сократа все еще цеплялась за гетерономные устои рода и мифа, и на этом фоне самая непомерность сократовской личности и самостоянье ее выглядело в глазах демоса предосудительным и опасным. Античная лирика (особенно лирика Сафо) уже отчетливо окрашена личностным началом: человек обретает здесь свои хотя бы относительно суверенный мир, в котором индивидуальное воспринимается уже как ценность.

Типы и характеры у Гоголя

Если литературный тип тяготеет к устойчивому в реальности и в природе человека, то характер — скорее к динамическому в них. Изображая неподвижные и однородные страсти (скупость и только скупость, лицемерие и только лицемерие и т. д.), литература рискует навлечь на себя упреки в архаике, и упреки небезосновательные, ибо традиция почти уже исчерпала диапазон подобных страстей.
Никто уже не отваживался после Мольера на изображение, например, гипертрофированной скупости, навечно запечатленной в Гарпагоне. Пушкинский барон Филипп из «Скупого рыцаря» не просто скупец, а именно «скупой рыцарь», и это слияние скупости и рыцарского благородства немыслимо в кругу традиционных художественных типов. И если в творчестве Гоголя в эпоху господства характеров оживает влечение к типам, то только потому, что этому сопутствует открытие новой сферы реальности, в которой укореняются его типы и которая изменяет их эстетическую природу.
Эта реальность — мертвый духовный мир, своего рода душевный некрополис. Но это некрополис русской души, где каждая окаменевшая страсть намекает на нечто такое, что в живых своих проявлениях, не искаженных духовною смертью, отсылает нашу мысль к первородным началам национального характера. Ключ к этим типам — в гоголевском напоминании, что в изображении нравственного урода мы должны почувствовать «идеал того, чего карикатурой стал урод». Идеал, разумеется, присутствует в художественном изображении порока всегда и везде, если, конечно, искусство желает оставаться искусством, а не воплощением бесплодной мизантропической или натуралистической мысли. И напоминанием об идеале Гоголь, казалось бы, ничего решительно не открыл в только что упомянутой декларации. Но суть гоголевской мысли в другом: его типы — не просто нравственные уроды, а именно «карикатурные» изображения добрых (в истоках своих) начал русской души, тронутых тленом духовного распада, исказившихся почти до неузнаваемости. Дело именно в том, что идеал здесь пребывает не за предметом изображения (только в сфере авторской оценки и авторского пафоса), а в своеобразном, деформированном виде все-таки входит в этот предмет, подобно тому, как в карикатуру входят какие-то реальные приметы «прототипа» (иначе ведь карикатура была бы неузнаваемой).
С другой стороны, омертвевшая страсть совсем не то же, что страсть в ее живом, интенсивном проявлении, даже если она устремляется при этом в направлении к нравственному низу. Омертвение души опустошает и искажает страсть, распыляя ее до уровня ничтожности и пошлости. Василий Розанов чутко почувствовал испугавшее его смертоносное дыхание пустоты в художественном мире Гоголя. Но с обескураживающей нас сегодня непроницательностью Розанов усмотрел источник этого дыхания в самом авторе, в «пустоте» Гоголя.
Персонажи «Мертвых душ» Гоголя поражали и поражают воображение необычностью своей художественной природы, аналогии которой трудно найти в эстетическом опыте мировой литературы. Тот же Розанов, отчетливо понимая, что это совсем не характеры, склонен был видеть в них «кукол», а не живые лица. И они действительно не характеры, хотя, конечно же, и не «куклы», а именно типы: это искаженные пошлостью и духовным окостенением сколки некогда живых стихий русской души, чудовищно разросшиеся грани раздробленного целого, а такое дробление и есть, в глазах Гоголя, признак смерти.

Термин « », введенный Карлом Леонгардом ещё в 60-х годах XX века, означает выраженное усиление отдельных особенностей характера или их совокупности, не достигающее степени психопатии. Акцентуированные личности, в отличие от больных психопатией, хорошо ориентируются в большинстве социальных ситуаций, достаточно адаптированы к жизни в обществе.

Конфликтные ситуации и яркие проявления характерологических особенностей у них возможны только в небольшом количестве ситуаций, называемых «местом наименьшего сопротивления». При этом в других сферах жизни они могут быть даже более приспособленными, чем не акцентуированные личности.

«Описана «психопатическая триада» признаков, которые характерны только для тяжелых нарушений личности и позволяют отличить акцентуацию личности от психопатии. Это неизменность проявлений характера во всех жизненных ситуациях, его постоянство во времени и нарушение социальной адаптации.»

Часто максимальные проявления акцентуации характера приходятся на подростковый возраст и сглаживаются по мере взросления. традиционно разделяют на явные и скрытые. Явная акцентуация характера – крайняя граница нормы, сопровождающаяся постоянными проявлениями акцентуированных черт, но не приводящая к социальной дезадаптации. Люди со скрытой акцентуацией могут вообще не проявлять характерных черт в обычной жизни. Скрытая акцентуация становится явной только в кризисных ситуациях, затрагивающих уязвимые стороны личности. Эти типы акцентуаций могут переходить один в другой в зависимости от жизненных ситуаций.

Чистые типы акцентуации характера встречаются редко, в большинстве случаев проявления нескольких типов смешиваются, формируя индивидуальную картину личности. Подробнее с характеристиками акцентуированных личностей вы можете ознакомиться в нашей статье на эту тему.

В связи с тем, что вопросом акцентуированных личностей занималось множество психологов, существует несколько вариантов их типологий. У нас наиболее распространена типология А.Е. Личко. Типология Карла Леонгарда используется немного реже. Выяснить, имеется ли у вас акцентуация и какого типа поможет соответствующий тест. Тип акцентуации характера в разных классификациях может иметь разное название, однако его характеристики и «места наименьшего сопротивления» будут неизменны. В зависимости от полученных результатов вы сможете выбрать способы более эффективного реагирования в неблагоприятных ситуациях.

Факторы формирования акцентуаций характера

В формировании акцентуированного характера несомненно влияние врождённых особенностей личности и наследственных факторов. Однако даже при наличии генетической предрасположенности акцентуация возникает далеко не всегда. На появление выраженных личностных особенностей оказывают влияние следующие факторы:

• Характеристики социального окружения. Особенно важно это в детстве, когда ребёнок слепо копирует поведение взрослых, перенимая свойственные им способы реагирования.
• Условия воспитания. К деформирующим типам воспитания можно отнести гиперопеку и недостаточное уделение внимания, избыточность требований к ребёнку, жестокое отношение, недостаточность эмоционального контакта с ним, выполнение всех прихотей ребёнка, создание «культа болезни», противоречивые требования в воспитании.
• Кризис общения у подростков. В этом возрасте широта взаимодействий с окружающими значительно превосходит психологическую компетентность личности, что может приводить к психологическому дискомфорту и его компенсации путём акцентуации характера.
• Невозможность удовлетворения личных потребностей. Препятствия в их достижении, авторитарный стиль управления в школе или семье повышают вероятность появления акцентуаций.
• Дисгармоничные представления о себе. К ним относятся несформированность мнения о себе, комплекс неполноценности, неадекватный уровень требований.
• Отсутствие интересов, целей, отсутствие сформулированных идей о потребностях и социальных нормах, а также способах их достижения. Этот фактор очень актуален в подростковом возрасте.
• Состояние здоровья. Хронические заболевания, особенно патология нервной системы, врождённые или приобретённые физические дефекты.
• Профессиональная деятельность также может оказывать сильное влияние на особенности личности. Часто замечают профессиональные деформации характера у врачей, педагогов, актёров, военных.

Акцентуации характера на примере литературных персонажей и героев фильмов

С самых давних времен русский народ удивлял все народы мира силой своего духа и характера. Недаром среди многих народов ходили легенды о том, что победить русский народ практически невозможно, что русские воины бесстрашны и никогда не отступают перед лицом опасности.

Вспомним хотя бы героев памятника древнерусской письменности - «Слова о полку Игореве». Автор «Слова о полку Игореве» отходит от объективно-исторической последовательности событий и как художник разворачивает яркую панораму поэтических картин и образов. Он не столько рассказывает об отдельных фактах похода Игоря, сколько размышляет над судьбой родной земли, витая над прошлым и будущим - «от старого Владимира до нынешнего Игоря». Центральными образами «Слова» являются Русская земля и русский народ. О чем бы ни писал и о ком бы из князей ни вспоминал автор, он не забывает своего отечества. Идя за войском Игоря, он несколько раз провозглашает: «О Русская земля, уже за шеломянемь еси!» Таким образом автор пытается подчеркнуть, что именно родная земля является для русских воинов главной ценностью, именно за нее они готовы отдать свою жизнь, а она, в свою очередь, защищает их от беды. Может быть, именно в таком святом отношении к родной земле и состоит сила русского характера? Но попробуем последовать дальше за автором в поисках ответа на свой вопрос.

После трагической битвы на реке Каяле «черная земля под копытами была костьми усеяна, а кровью полита: тоской изошлася вся Русская земля!», а храбрые русичи «полегли за землю Русскую». После этого, по словам автора, «тоска розлилась по Русской земле, печаль неизбывная потекла средь земли Русской». Узнав о поражении, киевский князь Святослав в своем «золотом слове», смешанном со слезами, несколько раз заклинает соотечественников постоять «за землю Русскую, за раны Игоря». Таким образом, мы еще раз убеждаемся в ценности и значимости для русичей защиты Руси от напасти, в единстве в этой борьбе.

Одновременно в поэме проявляется образ русского народа: народа-ратая, народа-воина, народа - защитника родной земли. Князь Всеволод с гордостью говорит о своих дружинниках, что они под трубами были «спеленуты», под шлемами «взрощены», с кончика копья вскормлены. Они выходят в поход не как завоеватели. Для них половецкое богатство ничего не стоит, к трофеям они относятся пренебрежительно. Воины бесстрашно гибнут за Русскую землю. Автор с печалью говорит об этом, сетуя на княжеские раздоры, которые влекут за собой смерть и разорение.

В «Слове» ярко представлены образы древнерусских князей. Наиболее четко выписаны образы мужественных братьев-воинов Игоря и Всеволода. О них автор говорит с симпатией, восторгается их храбростью, но одновременно нарекает на их своеволие и славолюбие, на несогласованность их действий с политикой других князей, киевского князя.

Автор отступает от исторической правды, идеализируя и героизируя образ великого киевского князя Святослава, но делает это с определенной политической целью, поскольку рассматривает Киев как центр объединения русских княжеств в единое феодальное государство. Образ Святослава - мудрого, уравновешенного правителя и полководца, грозного для половцев, опечаленного «отца» разбитых русичей, - раскрывается в его символическом «темном» сне и «золотом слове», «со слезами смешанном», который является центральной частью поэмы. Этот традиционный художественный прием дает автору возможность оценить деятельность русских князей ХI-ХII веков.

Яркими являются и женские образы поэмы - Ярославна, оплакивающая на валу в Путивле поражение и пленение своего мужа, нежная Глебовна, жена Всеволода, которые являются воплощением верности и вечности жизни, ожидания, освященного любовью, непреложности добра на залитой кровью земле. И мы можем увидеть, что русские женщины так же сильны, как и воины, но сила их состоит в верности, преданности своим избранникам, что и придает тем уверенности в их борьбе. В русской классической литературе женские образы не раз становились воплощением лучших черт национального характера. Среди них Катерина А. Н. Островского, Дарья и Матрена Тимофеевна Н. А. Некрасова, княжна Марья Болконская и Наташа Ростова Л. Н. Толстого, Ольга Ильинская И. А. Гончарова, выразительные образы героинь многих произведений И. С. Тургенева, И. А. Бунина. Несмотря на безусловные различия в жизненных обстоятельствах, все героини произведений русских писателей обладают, несомненно, главной общей чертой. Их отличает способность любить глубоко и самозабвенно, раскрываясь как личность с глубоким внутренним миром. И первыми в этом ряду стоят героические женские образы «Слова о полку Игореве».

Автору древнерусского памятника удалось подняться выше эгоистичных интересов князей, их корыстолюбивой и честолюбивой политики и выразить интересы всего русского народа, его стремление к единству и миру, желание сохранить свою целостность и культуру.

Новым словом в науке стали филологические труды М. В. Ломоносова «Риторика», «Грамматика», трактат «О пользе книг церковных в российском языке». При этом его собственное литературное наследие достаточно разнообразно и охватывает все жанры и направления. Величественная, торжественная и глубоко проникновенная поэзия Ломоносова была полностью подчинена духовным и материальным нуждам народа.

Михаил Ломоносов стал основателем первого русского университета. Этот университет находится в Москве и носит его имя.

Таким образом, мы видим, как сын простого рыбака исключительно благодаря силе своего характера добился осуществления мечты. Воспитательную роль его жизни и личности отмечал в свое время известный критик В. Г. Белинский: «Юноши с особенным вниманием и особенной любовью должны изучать его жизнь, носить в душе своей его величавый образ», потому что всю свою энергию, знания и талант М. В. Ломоносов направил на борьбу за новую, просвещенную, могучую и величественную родину, прославляя в своих произведениях русских героев «от земледельца до царя». Вся его жизнь и деятельность - прекрасный пример преданного служения отечеству.

Биография еще одного человека может послужить примером исключительной силы русского характера.

Академик С. П. Королев - известный ученый и основатель практической космонавтики. Он был главным конструктором первых спутников Земли и космических кораблей. В 1923 году, еще мальчиком, Сергей Королев вступил в планерный клуб, где научился конструировать планеры. В 1925 году Королев поступил в политехнический институт, где изучал авиацию и математику, но по вечерам ему необходимо было зарабатывать деньги. Он был строителем, работал на почте, исполнял маленькие роли в фильмах. Переехав в Москву, Королев днем работал на авиазаводе, по вечерам учился в Московской высшей технической школе, а после лекций работал дома, проектируя новые летательные аппараты. Он прикладывал невероятные усилия, чтобы добиться своей цели, осуществить прекрасную детскую мечту и мечту всего человечества - летать. В Московской технической школе Королев познакомился с идеями космических полетов Циолковского и с его ракетой.

Во время Великой Отечественной войны Королев создал реактивный двигатель для самолетов и ракет, а 4 октября 1957 года был запущен первый искусственный спутник Земли. Этот спутник стал результатом тридцатилетнего упорного труда многих людей, а Королев был его главным конструктором. Потом в космос полетели собаки. И только после многих экспериментов в"космос полетел первый космонавт мира Ю. А. Гагарин - на космическом корабле «Восток». Это было 12 апреля 1961 года. Ю. А. Гагарин - также замечательный пример силы русского национального характера, стремления к достижению цели, служения своему отечеству. Люди всегда будут помнить имена тех, кто открыл новую эру в завоевании космоса.

Таким образом, сила и красота характера русского народа проявляется прежде всего в преданной любви к своей земле, в стремлении сделать ради нее все возможное, в вере в свои силы и желании постоянно двигаться вперед, а также в безграничной отваге и человеколюбии.

Характер

Характер (с гр. - букв, черта) - это совокупность психологических свойств, из которых складывается образ литературного персонажа. Отдельные детали образа, проявляющиеся в действии, поведении, в тех или иных обстоятельствах, создают многоплановый мир героя.

Понятие «характер» относится к категории содержания произведения. Употреблять этот термин уместно в том случае, когда дается анализ идеи произведения, определяется его пафос. В широком значении этого термина все образы и герои любого текста неизбежно носят типический характер.

В современной литературе характер - это склад личности, образуемый индивидуальными и типологическими чертами и проявляющийся в особенностях поведения, отличительных свойствах натуры. В античности, наоборот, характер - это «штамп», «застывшая маска». Однако общий взгляд культуры античности на личность сводится, как правило, к маске, и изображение человека никогда не дается в процессе становления его характера.

Литературный тип - образ человеческой индивидуальности, наиболее возможной, типичной для определенного социума.

Категория типического характера оформилась в римском «эпосе частной жизни» именно как ответ на потребность художественного осмысления жизненных типов и классификации героев в их отношении к окружающей реальности.

В каждом литературном направлении - классицизме, романтизме, сентиментализме, реализме, экзистенциализме - обнаруживаются свои устойчивые типы героев и характеров.

Реалистический характер формируется в эпоху Ренессанса. Шекспировский Шейлок («Венецианский купец») - скупец особого рода. Это презираемый в христианском обществе еврей, к которому обращаются только тогда, когда нуждаются в деньгах. Находясь в условиях жестокой борьбы за существование, он не может обойтись без «сметливости», это свойство характера помогает ему сколачивать капитал. Его «остроумие» помогает устоять в ситуациях безвыходных, позволяет ему проявить чувство собственного достоинства. «Чадолюбие» определяется его заботой о детях, для которых и копится состояние. Ненависть к христианам порождает «мстительность». Но «скупость» решительно преобладает, она является ведущей чертой, подчиняя остальные, она определяет весь сложный характер данного персонажа.

На связь между характером и обстоятельствами обратил внимание Пушкин в своих наблюдениях над творчеством Шекспира: «У Мольера Скупой скуп - и только; у Шекспира Шейлок скуп, сметлив, мстителен, чадолюбив, остроумен». Именно эти качества определяют основные черты характера героя, выявляют четкие причинно-следственные связи, позволяют преодолеть прямолинейность мотивации поступков персонажей, свойственной произведениям классицистов.

Дорогие одногруппники! Здесь только ОДИН конспект. Вы помните, что преподавательница говорила нам на каждую тему делать ДВА конспекта из разных источников. Здесь ОДИН конспект из ВСЕХ возможных и невозможных источников. Даже из «Википедии». И вообще отовсюду. Поэтому рекомендую делать так – при переписывании первого конспекта кое-что опустить, не писать. А второй конспект делать так – просто переписать первые своими словами и приписать опущенные моменты.

Также после конспекта следует написать источники. Внизу указано, какие источники писать для первого, а какие для второго.

Сил наших нет на эти конспекты! Что за дурацкое задание!

3. Характер в литературе

1. Характер как литературоведческая категория .

ХАРА́КТЕР литературный - образ человека, очерченный с известной полнотой и индивидуальной определенностью, через к-й раскрываются как обусловленный данной общественно-историч. ситуацией тип поведения, так и присущая автору нравственно-эстетич. концепция человеч. существования. Лит. Х. являет собой худож. целостность, органическое единствообщего , повторяющегося ииндивидуального ;объективного исубъективного (осмысление прообраза автором). В результате лит. Х. предстает «новой реальностью», художественно «сотворенной» личностью, к-я, отображая реальный человеч. тип, идеологически проясняет его. Именно концептуальность лит. образа человека отличает понятие Х. в лит-ведении от значений этого термина в психологии, философии, социологии.

Представление о Х. литературного героя создается посредством внешних и внутр. «жестов» персонажа, его внешности (Портрет ), авторскими и инымихарактеристиками , местом и ролью персонажа в развитиисюжета . Соотношение в пределах литературного произведения Х. иобстоятельств составляет худож.ситуацию . В реальной жизни человек и широко понимаемая среда неразрывны, поэтому адекватность Х. и обстоятельств в мире произведения явл-ся существеннейшим требованием реализма. Противоречия между человеком и обществом, между классами или отд.

2 .Характер в реалистической литературе. Социальная обусловленность характера-типа. Человек и вещь.

Характер в реалистической литературе. Социальная обусловленность характера-типа.

Воссоздание индивидуального X. как исторически неповторимого взаимоотношения личности и среды стало открытием критич. реализма 19 в. В практике реалистич. лит-ры постоянно присутствует саморазвивающийся X.- незавершенная и незавершимая, “текучая” индивидуальность, определяемая ее непрерывным взаимодействием с исторически конкретными обстоятельствами, но в то же время -“сама себе закон ” (А. А.Блок ) и потому порой вступающая в противоречие с первонач. замыслом автора.

В реалистич. лит-ре 19-20 вв. X. воплощают различные, порой противоположные авторские концепции человеческой личности. У О. Бальзака, Г. Флобера, Э. Золя первоосновой индивидуальности выступает понимаемая в духе антропологизма общечеловеческая природа, а ее “текучесть” объясняется незавершимостью внеш. воздействий среды ‘на первооснову, мерой к-рых и “измеряется” индивидуальность личности. У Ф. М. Достоевского или А. П. Чехова индивидуальность воспринимается на фоне детерминизма обстоятельств как мера личностного самоопределения, когда X. героя остается неисчерпаемым средоточием индивидуальных возможностей. Иной смысл “незавершенности” X. у Л. Н. Толстого:потребность “ясновысказать текучесть человека, то, что он,один и тот же, тозлодей , тоангел , томудрец , тоидиот , тосилач , то бессильнейшее существо” (Полн. собр. соч., т. 53, с. 187), объясняется стремлением открыть в индивидуальности, отчуждаемой от другихлюдей обществ, условиями жизни, общечеловеческое, родовое, “полного человека”.

Человек и вещь.

В литературном произведении вещь выступает как элемент условного, художественного мира. И в отличие от реальной действительности границы между вещами и человеком могут быть зыбкими. Русские народные сказки дают много примеров очеловечивания вещей. Эту традицию продолжает русская и зарубежная литература..

Одна из важнейших функций вещи в литературе – характерологическая . В произведениях гоголя показана интимная связь вещей со своими владельцами, недаром Чичиков так подробно рассматривает жилища в «Мертвых душах». Вещи могут выстраиваться в последовательный ряд. Но охарактеризовать персонажа может и одна деталь (банка с надписью «кружовник», приготовленная Фенечкой в Отцах и детях) на фоне литературной традиции может стать значимым и отсутствие вещей.

Вещи часто становятся знаками, символами переживаний человека (Блок. О доблестях, о подвигах…)