Значение слова увертюра в словаре музыкальных терминов. Значение слова увертюра Что значит увертюра

  • , вступительный , предваряющая часть чего-либо
  • небольшое музыкальное произведение для а.
    • ru (муз.)
  • "Предисловие" к опере
  • "Пролог" в музыкальном произведении
  • (фр. ouverture от uvrir - открывать) музыкальное вступление к опере, балету, кинофильму и т. п
  • вводная балета
  • вступление
  • вступление к балету
  • вступление к опере, балету
  • ж. франц. музыка для оркестра, перед начало, открытием зрелища
  • какое открытие раньше должно было заманивать публику в театр, а сейчас просто помогает запоздавшим зрителям
  • музыкальное "предисловие"
  • музыкальное вступление
  • музыкальный "аперитив"
  • оперное вступление
  • оркестровое вступление
  • оркестровое вступление к опере, балету, спектаклю, самостоятельная музыкальная пьеса
  • самостоятельное музыкальное произведение для оркестра
  • симфоническое вступление
  • эта неотъемлемая часть любой современной оперы впервые появилась в опере "Орфей" в 1607 году
  • (фр. ouverture от uvrir - открывать) музыкальное вступление к опере, балету, кинофильму и т. п.
  • эта неотъемлемая часть любой современной оперы впервые появилась в опере «Орфей» в 1607 году
  • какое открытие раньше должно было заманивать публику в театр, а сейчас просто помогает запоздавшим зрителям?
  • музыкальное «предисловие»
  • музыкальный «аперитив»
  • «предисловие» к опере
  • «пролог» в музыкальном произведении
  • (фр. ouverture, от ouvrir - открывать). Симфония, служащая началом или как бы введением в оперу или балет.
  • вступительная часть какого-нибудь музыкального произведения (оперы, симфонии).
  • вступление, введение к.-н. крупного музыкального произведения.
  • франц. ouverture, от ouvrir, открывать. Введение в музыкальную пьесу.
  • (фр. ouverture от uvrir - открывать) 1) муз. вступление к опере, балету, кинофильму и т.д.; 2) самостоятельное муз. произведение для оркестра
  • 1. Инструментальное вступление к театральному спектаклю с музыкой, кантате или оратории, кинофильму. 2. Концертная пьеса с определенными образными и композиционными качествами
  • оркестровое вступление к опере, балету, спектаклю, самостоятельная муз. пьеса
  • Эта неотъемлемая часть любой современной оперы впервые появилась в опере «Орфей» в 1607 году.
  • Оркестровое вступление.
  • Синонимы к слову увертюра

      • прелюдия

    Гиперонимы к слову увертюра

      • музыка
      • начало
      • произведение
      • пьеса

    Увертюра (от фр. ouverture , вступление ) в музыке - инструментальная (как правило, оркестровая) пьеса, исполняемая перед началом какого-либо представления - театрального спектакля, оперы, балета, кинофильма и т. п., либо одночастное оркестровое произведение, часто принадлежащее к программной музыке.

    Увертюра подготавливает слушателя к предстоящему действию.

    Традиция возвещать о начале представления кратким музыкальным сигналом существовала задолго до того, как термин «увертюра» закрепился в творчестве сначала французских, а затем и других европейских композиторов XVII в. Вплоть до середины XVIII в. увертюры сочинялись по строго определенным правилам: их возвышенная, обобщенного характера музыка обычно не имела связи с последующим действием. Однако постепенно требования к увертюре изменялись: она все сильнее подчинялась общему художественному замыслу произведения.

    Сохранив за увертюрой функцию торжественного «приглашения к зрелищу», композиторы, начиная с К. В. Глюка и В. А. Моцарта, значительно расширили ее содержание. Средствами одной лишь музыки, еще до того, как поднимется театральный занавес, оказалось возможным настроить зрителя на определенный лад, рассказать о предстоящих событиях. Не случайно традиционной формой увертюры стала сонатная: емкая и действенная, она позволяла представить различные действующие силы в их противоборстве. Такова, например, увертюра к опере К. М, Вебера «Вольный стрелок» - одна из первых, заключающих в себе «вступительный обзор содержания» всего произведения. Все разнохарактерные темы - пасторальные и мрачно-зловещие, мятущиеся и полные ликования - связаны либо с характеристикой одного из действующих лиц, либо с определенной сценической ситуацией и впоследствии неоднократно появляются на протяжении оперы. Также решена и увертюра к «Руслану и Людмиле» М. И. Глинки: в вихревом, стремительном движении, словно, по выражению самого композитора, «на всех парусах», проносятся здесь и ослепительно жизнерадостная главная тема (в опере она станет темой хора, славящего освобождение Людмилы), и распевная мелодия любви Руслана и Людмилы (она прозвучит в героической арии Руслана), и причудливая тема злого волшебника Черномора.

    Чем полнее и совершеннее воплощается в увертюре сюжетно-философская коллизия сочинения, тем быстрее она обретает право на обособленное существование на концертной эстраде. Поэтому уже у Л. Бетховена увертюра складывается как самостоятельный жанр симфонической программной музыки. Увертюры Бетховена, в особенности увертюра к драме И. В. Гёте «Эгмонт», представляют собой законченные, предельно насыщенные развитием музыкальные драмы, накалом и активностью мысли не уступающие его большим симфоническим полотнам. В XIX в. жанр концертной увертюры прочно входит в практику западноевропейских (увертюра «Сон в летнюю ночь» Ф. Мендельсона по одноименной комедии У. Шекспира) и русских композиторов («Испанские увертюры» Глинки, «Увертюра на темы трех русских песен» М. А. Балакирева, увертюра-фантазия «Ромео и Джульетта» П. И. Чайковского) . В то же время в опере 2-й половины XIX в. увертюра все чаще преобразуется в краткое оркестровое вступление, непосредственно вводящее в действие.

    Смысл такого вступления (называемого также интродукцией или прелюдией) может заключаться в провозглашении самой существенной идеи - символа (мотив неизбежности трагедии в «Риголетто» Дж. Верди) либо в характеристике главного героя и одновременно в создании особой атмосферы, во многом предопределяющей образный строй произведения (вступление к «Евгению Онегину» Чайковского, «Лоэнгрину» Р. Вагнера). Иногда вступление носит одновременно символический и живописно-изобразительный характер. Такова открывающая оперу М. П. Мусоргского «Хованщина» симфоническая картина «Рассвет на Москве-реке».

    В XX в. композиторы успешно используют различные типы вступлений, в том числе и традиционную увертюру (увертюра к опере «Кола Брюньон» Д. Б. Кабалевского). В жанре концертной увертюры на народные темы написаны «Русская увертюра» С. С. Прокофьева, «Увертюра на русские и киргизские народные темы» Д. Д. Шостаковича, «Увертюра» О. В. Такт а-кишвили; для оркестра русских народных инструментов - «Русская увертюра» Н. П. Бу-дашкина и др.

    Увертюра Чайковского

    Увертюра 1812 года - это оркестровое произведение Петра Ильича Чайковского в память об Отечественной войне 1812 года.

    Увертюра начинается с мрачных звуков русского церковного хора, напоминая об объявлении войны, которое осуществлялось в России на церковных службах. Затем, сразу же, звучит праздничное пение о победе русского оружия в войне. Объявление войны и реакция народа на него была описана в романе Льва Толстого «Война и мир».

    Затем следует мелодия, представляющая марширующие армии, исполненная при помощи труб. Французский гимн «Марсельеза» отображает победы Франции и взятие Москвы в сентябре 1812 года. Звуки русского народного танца символизируют битву при Бородино. Бегство из Москвы в конце октября 1812 года обозначено нисходящим мотивом. Гром пушек отражает военные успехи при подходе к границам Франции. По окончании войны возвращаются звуки хора, на этот раз исполненные целым оркестром с отзвуками колокольного звона в честь победы и освобождения России от французской оккупации. За пушками и звуками марша слышна мелодия Российского национального гимна «Боже, Царя храни». Российский гимн противопоставлен французскому гимну, который звучал ранее.

    В СССР это произведение Чайковского редактировалось: звуки гимна «Боже, Царя храни» заменялись хором «Славься!» из оперы Глинки Иван Сусанин.

    Настоящая пушечная канонада, задуманная Чайковским, обычно заменяется басовым барабаном. Иногда, однако, используется пушечная канонада. Впервые такую версию записал Симфонический оркестр Миннеаполиса в 1950-х гг. Впоследствии подобные записи были сделаны и другими группами, использовавшими прогресс в звуковой технике. Пушечная канонада с фейерверком используется в представлениях оркестра Boston Pops, посвященных Дню независимости США, и проводимых ежегодно 4 июля на берегах реки Чарльз-Ривер. Также она используется на ежегодном выпускном параде австралийской академии сил обороны в Канберре. Хотя это произведение никак не связано с историей США (в том числе с англо-американской войной, начавшейся также в 1812 году), оно часто исполняется в США вместе с другой патриотической музыкой, особенно в День независимости.

    В некоторых странах оно сохранялось вплоть до конца XVIII века: ещё В. А. Моцарт в 1791 году называл «симфонией» увертюру к своей «Волшебной флейте » .

    История оперной увертюры

    Первой увертюрой принято считать токкату в опере Клаудио Монтеверди «Орфей », написанной в 1607 году . Фанфарная музыка этой токкаты переносила в оперу давно сложившуюся в драматическом театре традицию начинать представление призывными фанфарами .

    В XVII веке в западноевропейской музыке сложились два типа оперных увертюр. Венецианская состояла из двух частей - медленной, торжественной и быстрой, фугированной ; этот тип увертюры впоследствии получил развитие во французской опере, её классические образцы, и уже трёхчастные (крайние части в медленном движении, средняя - в быстром), создал Ж.-Б. Люлли . В первой половине XVIII века «французские» увертюры встречались и в сочинениях немецких композиторов - И. С. Баха , Г. Ф. Генделя , Г. Ф. Телемана , не только в операх, кантатах и ораториях, но и в инструментальных сюитах; увертюрой при этом иногда назывался весь сюитный цикл .

    Функции оперной увертюры уже в первой половине XVIII века вызывали споры; не всех устраивал её преимущественно развлекательный характер (исполняли увертюру обычно в то время, когда публика ещё только заполняла зрительный зал). Требование идейной и музыкально-образной связи увертюры с самой оперой, выдвинутое авторитетными теоретиками И. Маттезоном , И. А. Шайбе и Ф. Альгаротти , некоторым композиторам, в том числе Г. Ф. Генделю и Ж. Ф. Рамо , в той или иной мере удалось осуществить. Но настоящий перелом наступил во второй половине столетия .

    Реформа Глюка

    В реформаторских операх Глюка циклическая (трёхчастная) форма уступила место одночастной увертюре, призванной передать характер основного конфликта драмы и её господствующий тон; иногда увертюру предваряло короткое медленное вступление. Эта форма была воспринята и последователями Глюка - Антонио Сальери и Луиджи Керубини . Уже в конце XVIII века в увертюре иногда использовались музыкальные темы самой оперы, как, например, в «Ифигении в Авлиде» Глюка, «Похищении из сераля » и «Дон Жуане » В. А. Моцарта ; но широкое распространение этот принцип получил лишь в XIX веке .

    Ученик Сальери и последователь Глюка Л. ван Бетховен усилил тематическую связь увертюры с музыкой оперы в своём «Фиделио », - таковы его «Леонора № 2» и «Леонора № 3»; тому же принципу программной , по сути, увертюры он следовал и в музыке к театральным постановкам (увертюры «Кориолан» и «Эгмонт ») .

    Оперная увертюра в XIX веке

    Опыт Бетховена получил своё дальнейшее развитие в творчестве немецких романтиков , которые не просто насыщали увертюру тематизмом оперы, но и отбирали для неё наиболее важные музыкальные образы, у Р. Вагнера и его последователей, в том числе у Н. А. Римского-Корсакова , - лейтмотивы . Порою композиторы стремились привести симфоническое развитие увертюры в соответствие с развёртыванием оперного сюжета, и тогда она превращалась в относительно самостоятельную «инструментальную драму», как увертюры к «Вольному стрелку » К. М. Вебера , «Летучему голландцу » или «Тангейзеру » Р. Вагнера .

    При этом итальянские композиторы, как правило, отдавали предпочтение старому типу увертюры, порою до такой степени не связанной ни с музыкальным тематизмом, ни с сюжетом, что Дж Россини мог в одной своей опере использовать увертюру, сочинённую для другой, как это было, например, с «Севильским цирюльником » . Хотя и здесь бывали исключения, такие как увертюры к операм «Вильгельм Телль » Россини или «Сила судьбы » Дж. Верди , с образцовым вагнеровским лейтмотивом .

    Но уже во второй половине столетия в увертюре идею симфонического пересказа содержания оперы постепенно вытесняло стремление подготовить слушателя к её восприятию; даже Р. Вагнер в конце концов отказался от развёрнутой программной увертюры. На смену ей пришло более лаконичное и уже не основанное на сонатных принципах вступление, связанное, как, например, в «Лоэнгрине » Р. Вагнера или «Евгении Онегине » П. И. Чайковского , с образом лишь одного из персонажей оперы и выдержанное, соответственно, в одном характере . Такие вступительные части, обычные в том числе и в операх Дж. Верди, уже и назывались не увертюрами, а вступлениями, интродукциями или прелюдиями . Аналогичное явление наблюдалось и в балете, и в оперетте .

    Если в конце XIX века с новой формой вступления ещё соперничали увертюры, выдержанные в сонатной форме, то в XX столетии последние встречались уже крайне редко .

    Концертная увертюра

    Оперные увертюры, которые в то время ещё чаще называли «симфониями», на рубеже XVII и XVIII веков нередко исполнялись и вне музыкального театра, в концертах, что способствовало их превращению, уже в первой трети XVIII века (около 1730 года), в самостоятельный вид оркестровой музыки - симфонию в современном понимании .

    Увертюра как жанр симфонической музыки получила распространение в эпоху романтизма и своим возникновением была обязана эволюции оперной увертюры - тенденции насыщения инструментального вступления тематизмом оперы, превращения его в программное симфоническое произведение .

    Концертная увертюра - всегда сочинение программное. Ещё на рубеже XVIII и XIX веков появились увертюры прикладного характера - «праздничные», «торжественные», «юбилейные» и «приветственные», приуроченные к конкретному торжеству. В России увертюры Дмитрия Бортнянского , Евстигнея Фомина , Василия Пашкевича , Осипа Козловского стали важнейшим источником симфонической музыки .

    В увертюрах прикладного характера использовался простейший - обобщённый, внесюжетный - тип программы, выраженной в названии. Встречался он и во многих сочинениях, не подразумевавших прикладную функцию, - например, в увертюрах Феликса Мендельсона «Гебриды» и «Морская тишь и счастливое плавание», в Трагической увертюре Иоганнеса Брамса , В эпоху романтизма широкое распространение получили симфонические произведения, в том числе и увертюры, с обобщенно-сюжетным и последовательно-сюжетным (отличающимся большей сюжетной конкретизацией) типом программы. Таковы, например, увертюры Гектора Берлиоза («Уэверли», «Король Лир», «Роб Рой» и другие), «Манфред» Роберта Шумана , «1812 год » П. И. Чайковского . В свою «Бурю» Берлиоз включил хор, но здесь, как и в увертюрах-фантазиях Чайковского «Гамлет» и «Ромео и Джульетта », концертная увертюра уже перерастала в другой любимый романтиками жанр - симфоническую поэму .

    В XX веке концертные увертюры сочиняли значительно реже; одна из наиболее известных - Праздничная увертюра Дмитрия Шостаковича .

    Напишите отзыв о статье "Увертюра"

    Примечания

    1. , с. 674.
    2. , с. 347-348.
    3. , с. 22.
    4. Аберт Г. В. А. Моцарт. Часть вторая, книга вторая / Пер. с нем., коммент. К. К. Саквы. - М .: Музыка, 1990. - С. 228-229. - 560 с. - ISBN 5-7140-0215-6 .
    5. 111 симфоний. - СПб: Культ-информ-пресс, 2000. - С. 18-20. - 669 с. - ISBN 5-8392-0174-X .
    6. , с. 343, 359.
    7. , с. 213-214.
    8. , с. 675.
    9. , с. 112.
    10. , с. 675-676.
    11. Кенигсберг А. К., Михеева Л. В. 111 симфоний. - СПб: Культ-информ-пресс, 2000. - С. 11. - 669 с. - ISBN 5-8392-0174-X .
    12. , с. 444-445.
    13. Соклов О. В. . - Нижний Новгород, 1994. - С. 17.
    14. , с. 676.

    Литература

    • Крауклис Г. В. Увертюра // Музыкальная энциклопедия / под ред. Ю. В. Келдыша. - М .: Советская энциклопедия, 1981. - Т. 5 .
    • Конен В. Д. Театр и симфония. - М .: Музыка, 1975. - 376 с.
    • Хохлов Ю. Н. Программная музыка // Музыкальная энциклопедия / под ред. Ю. В. Келдыша. - М .: Советская энциклопедия, 1978. - Т. 4 . - С. 442-447 .
    • Штейнпресс Б. С. Симфония // Музыкальная энциклопедия / под ред. Ю. В. Келдыша. - М .: Советская энциклопедия, 1981. - Т. 5 . - С. 21-26 .

    Отрывок, характеризующий Увертюра

    – Mon prince, je parle de l"empereur Napoleon, [Князь, я говорю об императоре Наполеоне,] – отвечал он. Генерал с улыбкой потрепал его по плечу.
    – Ты далеко пойдешь, – сказал он ему и взял с собою.
    Борис в числе немногих был на Немане в день свидания императоров; он видел плоты с вензелями, проезд Наполеона по тому берегу мимо французской гвардии, видел задумчивое лицо императора Александра, в то время как он молча сидел в корчме на берегу Немана, ожидая прибытия Наполеона; видел, как оба императора сели в лодки и как Наполеон, приставши прежде к плоту, быстрыми шагами пошел вперед и, встречая Александра, подал ему руку, и как оба скрылись в павильоне. Со времени своего вступления в высшие миры, Борис сделал себе привычку внимательно наблюдать то, что происходило вокруг него и записывать. Во время свидания в Тильзите он расспрашивал об именах тех лиц, которые приехали с Наполеоном, о мундирах, которые были на них надеты, и внимательно прислушивался к словам, которые были сказаны важными лицами. В то самое время, как императоры вошли в павильон, он посмотрел на часы и не забыл посмотреть опять в то время, когда Александр вышел из павильона. Свидание продолжалось час и пятьдесят три минуты: он так и записал это в тот вечер в числе других фактов, которые, он полагал, имели историческое значение. Так как свита императора была очень небольшая, то для человека, дорожащего успехом по службе, находиться в Тильзите во время свидания императоров было делом очень важным, и Борис, попав в Тильзит, чувствовал, что с этого времени положение его совершенно утвердилось. Его не только знали, но к нему пригляделись и привыкли. Два раза он исполнял поручения к самому государю, так что государь знал его в лицо, и все приближенные не только не дичились его, как прежде, считая за новое лицо, но удивились бы, ежели бы его не было.
    Борис жил с другим адъютантом, польским графом Жилинским. Жилинский, воспитанный в Париже поляк, был богат, страстно любил французов, и почти каждый день во время пребывания в Тильзите, к Жилинскому и Борису собирались на обеды и завтраки французские офицеры из гвардии и главного французского штаба.
    24 го июня вечером, граф Жилинский, сожитель Бориса, устроил для своих знакомых французов ужин. На ужине этом был почетный гость, один адъютант Наполеона, несколько офицеров французской гвардии и молодой мальчик старой аристократической французской фамилии, паж Наполеона. В этот самый день Ростов, пользуясь темнотой, чтобы не быть узнанным, в статском платье, приехал в Тильзит и вошел в квартиру Жилинского и Бориса.
    В Ростове, также как и во всей армии, из которой он приехал, еще далеко не совершился в отношении Наполеона и французов, из врагов сделавшихся друзьями, тот переворот, который произошел в главной квартире и в Борисе. Все еще продолжали в армии испытывать прежнее смешанное чувство злобы, презрения и страха к Бонапарте и французам. Еще недавно Ростов, разговаривая с Платовским казачьим офицером, спорил о том, что ежели бы Наполеон был взят в плен, с ним обратились бы не как с государем, а как с преступником. Еще недавно на дороге, встретившись с французским раненым полковником, Ростов разгорячился, доказывая ему, что не может быть мира между законным государем и преступником Бонапарте. Поэтому Ростова странно поразил в квартире Бориса вид французских офицеров в тех самых мундирах, на которые он привык совсем иначе смотреть из фланкерской цепи. Как только он увидал высунувшегося из двери французского офицера, это чувство войны, враждебности, которое он всегда испытывал при виде неприятеля, вдруг обхватило его. Он остановился на пороге и по русски спросил, тут ли живет Друбецкой. Борис, заслышав чужой голос в передней, вышел к нему навстречу. Лицо его в первую минуту, когда он узнал Ростова, выразило досаду.
    – Ах это ты, очень рад, очень рад тебя видеть, – сказал он однако, улыбаясь и подвигаясь к нему. Но Ростов заметил первое его движение.
    – Я не во время кажется, – сказал он, – я бы не приехал, но мне дело есть, – сказал он холодно…
    – Нет, я только удивляюсь, как ты из полка приехал. – «Dans un moment je suis a vous», [Сию минуту я к твоим услугам,] – обратился он на голос звавшего его.
    – Я вижу, что я не во время, – повторил Ростов.
    Выражение досады уже исчезло на лице Бориса; видимо обдумав и решив, что ему делать, он с особенным спокойствием взял его за обе руки и повел в соседнюю комнату. Глаза Бориса, спокойно и твердо глядевшие на Ростова, были как будто застланы чем то, как будто какая то заслонка – синие очки общежития – были надеты на них. Так казалось Ростову.
    – Ах полно, пожалуйста, можешь ли ты быть не во время, – сказал Борис. – Борис ввел его в комнату, где был накрыт ужин, познакомил с гостями, назвав его и объяснив, что он был не статский, но гусарский офицер, его старый приятель. – Граф Жилинский, le comte N.N., le capitaine S.S., [граф Н.Н., капитан С.С.] – называл он гостей. Ростов нахмуренно глядел на французов, неохотно раскланивался и молчал.
    Жилинский, видимо, не радостно принял это новое русское лицо в свой кружок и ничего не сказал Ростову. Борис, казалось, не замечал происшедшего стеснения от нового лица и с тем же приятным спокойствием и застланностью в глазах, с которыми он встретил Ростова, старался оживить разговор. Один из французов обратился с обыкновенной французской учтивостью к упорно молчавшему Ростову и сказал ему, что вероятно для того, чтобы увидать императора, он приехал в Тильзит.
    – Нет, у меня есть дело, – коротко ответил Ростов.
    Ростов сделался не в духе тотчас же после того, как он заметил неудовольствие на лице Бориса, и, как всегда бывает с людьми, которые не в духе, ему казалось, что все неприязненно смотрят на него и что всем он мешает. И действительно он мешал всем и один оставался вне вновь завязавшегося общего разговора. «И зачем он сидит тут?» говорили взгляды, которые бросали на него гости. Он встал и подошел к Борису.
    – Однако я тебя стесняю, – сказал он ему тихо, – пойдем, поговорим о деле, и я уйду.
    – Да нет, нисколько, сказал Борис. А ежели ты устал, пойдем в мою комнатку и ложись отдохни.
    – И в самом деле…
    Они вошли в маленькую комнатку, где спал Борис. Ростов, не садясь, тотчас же с раздраженьем – как будто Борис был в чем нибудь виноват перед ним – начал ему рассказывать дело Денисова, спрашивая, хочет ли и может ли он просить о Денисове через своего генерала у государя и через него передать письмо. Когда они остались вдвоем, Ростов в первый раз убедился, что ему неловко было смотреть в глаза Борису. Борис заложив ногу на ногу и поглаживая левой рукой тонкие пальцы правой руки, слушал Ростова, как слушает генерал доклад подчиненного, то глядя в сторону, то с тою же застланностию во взгляде прямо глядя в глаза Ростову. Ростову всякий раз при этом становилось неловко и он опускал глаза.
    – Я слыхал про такого рода дела и знаю, что Государь очень строг в этих случаях. Я думаю, надо бы не доводить до Его Величества. По моему, лучше бы прямо просить корпусного командира… Но вообще я думаю…
    – Так ты ничего не хочешь сделать, так и скажи! – закричал почти Ростов, не глядя в глаза Борису.
    Борис улыбнулся: – Напротив, я сделаю, что могу, только я думал…
    В это время в двери послышался голос Жилинского, звавший Бориса.
    – Ну иди, иди, иди… – сказал Ростов и отказавшись от ужина, и оставшись один в маленькой комнатке, он долго ходил в ней взад и вперед, и слушал веселый французский говор из соседней комнаты.

    Ростов приехал в Тильзит в день, менее всего удобный для ходатайства за Денисова. Самому ему нельзя было итти к дежурному генералу, так как он был во фраке и без разрешения начальства приехал в Тильзит, а Борис, ежели даже и хотел, не мог сделать этого на другой день после приезда Ростова. В этот день, 27 го июня, были подписаны первые условия мира. Императоры поменялись орденами: Александр получил Почетного легиона, а Наполеон Андрея 1 й степени, и в этот день был назначен обед Преображенскому батальону, который давал ему батальон французской гвардии. Государи должны были присутствовать на этом банкете.
    Ростову было так неловко и неприятно с Борисом, что, когда после ужина Борис заглянул к нему, он притворился спящим и на другой день рано утром, стараясь не видеть его, ушел из дома. Во фраке и круглой шляпе Николай бродил по городу, разглядывая французов и их мундиры, разглядывая улицы и дома, где жили русский и французский императоры. На площади он видел расставляемые столы и приготовления к обеду, на улицах видел перекинутые драпировки с знаменами русских и французских цветов и огромные вензеля А. и N. В окнах домов были тоже знамена и вензеля.
    «Борис не хочет помочь мне, да и я не хочу обращаться к нему. Это дело решенное – думал Николай – между нами всё кончено, но я не уеду отсюда, не сделав всё, что могу для Денисова и главное не передав письма государю. Государю?!… Он тут!» думал Ростов, подходя невольно опять к дому, занимаемому Александром.
    У дома этого стояли верховые лошади и съезжалась свита, видимо приготовляясь к выезду государя.
    «Всякую минуту я могу увидать его, – думал Ростов. Если бы только я мог прямо передать ему письмо и сказать всё, неужели меня бы арестовали за фрак? Не может быть! Он бы понял, на чьей стороне справедливость. Он всё понимает, всё знает. Кто же может быть справедливее и великодушнее его? Ну, да ежели бы меня и арестовали бы за то, что я здесь, что ж за беда?» думал он, глядя на офицера, всходившего в дом, занимаемый государем. «Ведь вот всходят же. – Э! всё вздор. Пойду и подам сам письмо государю: тем хуже будет для Друбецкого, который довел меня до этого». И вдруг, с решительностью, которой он сам не ждал от себя, Ростов, ощупав письмо в кармане, пошел прямо к дому, занимаемому государем.
    «Нет, теперь уже не упущу случая, как после Аустерлица, думал он, ожидая всякую секунду встретить государя и чувствуя прилив крови к сердцу при этой мысли. Упаду в ноги и буду просить его. Он поднимет, выслушает и еще поблагодарит меня». «Я счастлив, когда могу сделать добро, но исправить несправедливость есть величайшее счастье», воображал Ростов слова, которые скажет ему государь. И он пошел мимо любопытно смотревших на него, на крыльцо занимаемого государем дома.
    С крыльца широкая лестница вела прямо наверх; направо видна была затворенная дверь. Внизу под лестницей была дверь в нижний этаж.
    – Кого вам? – спросил кто то.
    – Подать письмо, просьбу его величеству, – сказал Николай с дрожанием голоса.
    – Просьба – к дежурному, пожалуйте сюда (ему указали на дверь внизу). Только не примут.
    Услыхав этот равнодушный голос, Ростов испугался того, что он делал; мысль встретить всякую минуту государя так соблазнительна и оттого так страшна была для него, что он готов был бежать, но камер фурьер, встретивший его, отворил ему дверь в дежурную и Ростов вошел.
    Невысокий полный человек лет 30, в белых панталонах, ботфортах и в одной, видно только что надетой, батистовой рубашке, стоял в этой комнате; камердинер застегивал ему сзади шитые шелком прекрасные новые помочи, которые почему то заметил Ростов. Человек этот разговаривал с кем то бывшим в другой комнате.
    – Bien faite et la beaute du diable, [Хорошо сложена и красота молодости,] – говорил этот человек и увидав Ростова перестал говорить и нахмурился.
    – Что вам угодно? Просьба?…
    – Qu"est ce que c"est? [Что это?] – спросил кто то из другой комнаты.
    – Encore un petitionnaire, [Еще один проситель,] – отвечал человек в помочах.
    – Скажите ему, что после. Сейчас выйдет, надо ехать.

    Увертюра

    Это статья о музыкальном термине. О стихотворении Северянина см. статью Ананасы в шампанском (стихотворение)

    В истории оперы увертюры писались поначалу для того, чтобы дать публике время занять места в зале. Во времена Моцарта традиция изменилась, и увертюра стала полноправной частью композиции. Многие композиторы использовали в увертюре мелодии из оперы, для которой увертюра писалась. Рихард Вагнер и Иоганн Штраус-младший делали свои увертюры программными, то есть передавали в них, вкратце, сюжет последующего драматического действия.

    Ссылки


    Wikimedia Foundation . 2010 .

    Синонимы :

    Смотреть что такое "Увертюра" в других словарях:

      увертюра - ы, ж. ouverture f., > нем. Ouvertüre. 1. един., воен. Незанятое противником пространство; промежуток, проход. Кавалерия правого крыла имеет быть постирована от Флемгудена к Швартенбергу и Кронсгагену, дабы она у Кварнбека через увертуру… … Исторический словарь галлицизмов русского языка

      - (фр. ouverture, от ouvrir открывать). Симфония, служащая началом или как бы введением в оперу или балет. Словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка. Чудинов А.Н., 1910. УВЕРТЮРА вступительная часть какого нибудь музыкального… … Словарь иностранных слов русского языка

      См … Словарь синонимов

      УВЕРТЮРА, увертюры, жен. (франц. ouverture, букв. открытие) (муз.). 1. Музыкальное вступление к опере, оперетте, балету. 2. Небольшое музыкальное произведение для оркестра. Концертная увертюра. Толковый словарь Ушакова. Д.Н. Ушаков. 1935 1940 … Толковый словарь Ушакова

      увертюра - УВЕРТЮРА, ы, ж. Сверхурочная работа. Крутить увертюру работать сверхурочно. Возм. от общеупотр. «увертюра» оркестровое вступление к опере, балету и т. п., одночастное музыкальное произведение; Возм. также окказиональное наложение англ. overtime… … Словарь русского арго

      - (французское ouverture, от латинского apertura открытие, начало), оркестровое вступление к опере, балету (смотри Интродукция), оперетте, драматическому спектаклю, оратории. В 19 20 вв. также оркестровая пьеса, близкая симфонической поэме … Современная энциклопедия

      - (франц. ouverture от лат. apertura открытие, начало), оркестровое вступление к опере, балету, драматическому спектаклю и т. п. (часто в сонатной форме), а также самостоятельная оркестровая пьеса, обычно программного характера … Большой Энциклопедический словарь

      - (иноск.) начало (намекъ на увертюру введеніе, начало оперы). Ср. Ну, вотъ, и разскажите всю эту увертюру (вашей жизни): какого вы роду и племени и что вы занапрасно терпѣли. Лѣсковъ. Полунощники. 3. Ср. Въ увертюрѣ замѣтно притязаніе живописать… … Большой толково-фразеологический словарь Михельсона (оригинальная орфография)

      УВЕРТЮРА, ы, жен. 1. Оркестровое вступление к опере, балету, драматическому спектаклю, фильму. Оперная у. 2. Одночастное музыкальное произведение (обычно относящееся к программной музыке). | прил. увертюрный, ая, ое. Толковый словарь Ожегова. С.И … Толковый словарь Ожегова

      Жен., франц. музыка для оркестра, перед начало, открытием зрелища. Толковый словарь Даля. В.И. Даль. 1863 1866 … Толковый словарь Даля

      - «УВЕРТЮРА», Украина, АЭРОСИСТЕМЫ/АВГУСТ, 1994, цв., 45 мин. Фильм балет. Балетная феерия на темы зарождения стихий в начале времен. В ролях: Софья Штейнбак, Юлия Штейнбак, Яна Штейнбак, Зиновий Гердт (см. ГЕРДТ Зиновий Ефимович), Махмуд Эсамбаев… … Энциклопедия кино

    Книги

    • Увертюра No. 2, Op. 6 , А. Глазунов. Репринтное нотное издание Glazunov, Aleksandr`Overture No. 2, Op. 6`. Жанры: Overtures; For orchestra; Scores featuring the orchestra. Мы создали специально для Вас, используя собственные…

    Из чего состоит опера: увертюра. Фото – Юрий Мартьянов

    Опера непонятна, смехотворна, абсурдна, противоестественна.

    В век сериалов и YouTube рассказывать зрителю о замшелых страстях и тяжеловесных перипетиях путем пения - что может быть страннее?

    Однако напрасно думать, что для такого вопроса возникли основания только сейчас. В новом проекте Weekend Сергей Ходнев будет рассказывать, из каких компонентов состоит опера, почему они появились и чем интересны современному слушателю.

    Даже в самые, как нам кажется, великолепные для нее времена опера так и ходила в странных явлениях, которые непонятно как соотносятся с жизнью.

    Интеллектуалы XVII, XVIII, XIX, XX веков смотрели на современную им оперную сцену и пожимали плечами: что это, зачем это? И повторяли на разные лады что-нибудь такое:

    “Тот, кто идет в оперу, должен оставить здравый смысл дома” (Иоганн Кристоф Готшед, 1730) .

    Но именно благодаря этому пожиманию плечами и недоумевающему взгляду опера - не театр кабуки, не что-то застывшее в одних и тех же эстетических формах. С ней всегда что-то происходит, и то, что нам кажется моментами ее благополучия, великолепия, массовейшей востребованности,- на самом деле периоды очередных поисков, споров, экспериментов.

    Собственно ей, которую Державин называл “сокращением всего зримого мира”, на роду было написано отображать и концентрировать все актуальное, что было присуще западной культуре в определенный момент - оставаясь при этом не оранжерейным артхаусом, а нарядным времяпрепровождением.

    С одной стороны, теперешний общеупотребительный репертуар оперных театров - торжество ретроспекции: в нем мирно и на равных правах с современными уживаются произведения столетней, двухсотлетней, трехсотлетней давности. С другой - это не музей, не “галерея старых мастеров”, а вечно обновляющаяся художественная реальность: меняется интерпретация, меняется театр.

    Эти изменения на поверку волнуют на удивление обширный для столь абсурдного искусства круг. Мало кто из первых встречных станет запальчиво говорить о положении дел, допустим, в современной академической музыке.

    Но зато многие охотно поддержат беседу о том, что в опере нынче развелось охальников, которые заставляют героев Верди и Чайковского выходить на сцену в джинсах, в тоталитарных шинелях или вовсе голышом.

    И все равно встреча с оперой, даже такой, продолжает восприниматься как нечто чинное, важное, бонтонное, все равно партер наряден, а ложи блещут, все равно на премьеры в капища вроде Зальцбурга или Байрейта стекаются главы государств и прочие знатные особы.

    Значит, все-таки есть вполне себе постижимая структура, в которую встраиваются все новые комбинации вкусов, ожиданий, пристрастий. Как эта структура устроена, что в нее входит, когда и для чего появились ее отдельные элементы?

    Разобраться в устройстве оперы - задача более посильная, чем с непривычки отсидеть четырехчасовое действо, где поют, поют и поют без умолку. Зато, разобравшись, можно от этого действа испытывать более осознанное удовольствие (или неудовольствие).

    Увертюра

    Увертюра - инструментальное вступление, музыка, звучащая, по замыслу композитора, перед поднятием занавеса. За время существования оперного жанра получала и разную смысловую нагрузку, и разные наименования: помимо французского термина “увертюра”, утвердившегося в XVII веке, могла называться также, например, интродукцией, прелюдией, симфонией (sinfonia - созвучие) и собственно вступлением.

    Впредь в придворном театре должны звучать только оперы с увертюрой одного-единственного рода - “итальянской увертюрой” - такое предписание издал в 1745 году Фридрих II, король Пруссии.

    Это все-таки не герцог из захаровского “Мюнхгаузена”, а великий полководец, пусть и большой охотник до игры на флейте; 1745-й - год перелома в войне за австрийское наследство, и вот между битвами и переговорами король находит нужным директивно высказаться о том, какая увертюра лучше.

    Так что это такое - увертюра, зачем она? Если опера есть “действие, пением отправляемое”, то каково музыке без пения выступать перед этим самым действием?

    Скажем сразу: ей на этом переднем крае не так уж и уютно, и споры о том, какой должна быть правильная увертюра, в каком виде она необходима, статистически возникали даже чаще, чем дискуссии о существе оперы как таковой.

    Но только те первые оперные прологи - это почти всегда именно что сцены с пением, а не самостоятельные инструментальные номера. Приоритет слова и нарратива казался очевидным; условные персонажи вроде Трагедии, Гармонии или Музыки в изысканной форме анонсировали публике сюжет предстоящего действа. И напоминали, что именно от древности перенята сама эта затея - recitar cantando, “разговаривать пением”.

    Со временем затея эта утратила острую новизну и в столь возвышенной апологетике нуждаться перестала, но прологи никуда не девались десятилетиями. Нередко в них возникало вдобавок прославление того или иного монарха: за исключением Венецианской республики, опера XVII века оставалась прежде всего придворным увеселением, тесно связанным с официальными празднествами и церемониями.

    Полноценная увертюра возникает в 1640-е годы во Франции. Введенная Жан-Батистом Люлли модель так называемой “французской увертюры” - это стальная формула: медленная и помпезная первая часть в узнаваемом пунктированном ритме (эдакий подскакивающий ямб), быстрая вторая с фугированным началом.

    Она тоже связана по духу со строгим порядком двора Людовика XIV, но стала необычайно популярной во всей Европе - даже там, где французскую оперную музыку в целом встречали в штыки.

    Итальянцы со временем ответили собственной формулой: увертюрой в трех частях, быстро-медленно-быстро, менее церемонной, уже без ученых затей вроде фугато - это та самая “итальянская увертюра”, которой требовал Фридрих Великий. Соперничество этих двух увертюр на самом деле очень показательно.

    Увертюра французская к середине XVIII века вышла из употребления, но до того успела перерасти оперный контекст: изобретение Люлли без труда опознается во вступлениях хоть оркестровых сюит Баха, хоть “Музыки для королевских фейерверков” Генделя.

    Увертюра итальянская (ее, как правило, называли sinfonia) в оперном контексте жила подольше, но куда важнее совсем другая ее жизнь - ее превращение в последней трети века из оперной увертюры в самостоятельное произведение, из sinfonia в симфонию.

    А с чем осталась опера? Опера в лице Глюка и его современников меж тем задумывалась о том, что хорошо бы увертюре быть тематически и эмоционально, органически связанной с материалом самой драмы; что не стоит поступать, как прежде - когда по одной и той же схеме склепанные вступления писались к операм любого содержания.

    И так появились одночастные увертюры в сонатной форме, так появились невиданные прежде цитаты из тематического материала самой оперы.

    Отход от жестких схем сделал XIX век столетием знаменитых увертюр. Пестрых, парадных, презентующих сразу букет цепких мотивов - как “Сила судьбы” или “Кармен”. Лиричных, деликатных, экономных в цитировании - как “Евгений Онегин” или “Травиата”.

    Симфонически обильных, сложных, томительных - как “Парсифаль”. Но, с другой стороны, увертюре эпохи романтизма в рамках театрального события тесно - иные увертюры превращаются в важные симфонические шлягеры, утверждается жанр “концертной увертюры”, уже совсем не связанной с оперой.

    А затем, в ХХ веке, и увертюра оперная нечувствительно превратилась в анахронизм: нет увертюр ни в “Саломее” Рихарда Штрауса, ни в “Воццеке” Берга, ни в “Леди Макбет Мценского уезда” Шостаковича, ни в “Войне и мире” Прокофьева.

    Будучи для оперы своего рода рамой, функционально увертюра воплощает идею порядка - потому король Пруссии и был так к ней внимателен. Порядка, во-первых, в этикетном смысле, но и в смысле более возвышенном тоже: она - средство разграничить будничное человеческое время и время музыкального действа.

    Вот только что это была просто толпа, случайный набор более или менее нарядных людей. Раз - и все они уже зрители и слушатели. Но этот самый момент перехода успел и помимо всякой музыки обрасти ритуальными предисловиями - гаснущий свет, чинный выход дирижера и так далее,- которые во времена Фридриха II были просто-напросто немыслимы.

    Сегодняшнему слушателю важнее не все эти то ритуальные, то идеологические соображения, а исполнительская сторона дела. Увертюра - визитная карточка дирижерской трактовки той или иной оперы: у нас есть возможность именно в эти первые минуты, пока певцы еще не появились на сцене, попробовать понять, как дирижер воспринимает композитора, эпоху, эстетику, какие подходы к ним он старается найти.

    Этого бывает достаточно для того, чтобы ощутить, насколько огромные перемены происходили и продолжают происходить в нашем восприятии музыки. Даже притом что увертюры Глюка или Моцарта сами по себе величина постоянная, разница между тем, как они звучали у Фуртвенглера в начале 1940-х и у современных дирижеров,- внушительное доказательство того, что существование оперных партитур в культурном и вкусовом поле оказывается не закостеневшим фактом, а живым процессом.

    Увертюра с церемонией. «Орфей» Клаудио Монтеверди (1607)

    Пролог своего “Орфея” Монтеверди предварил самостоятельной инструментальной “токкатой”. При ликующе-торжественном духе она проста и даже архаична: по сути, это трижды повторенная фанфара, какими тогда сопровождались церемониальные события (так композитор хотел приветствовать своего главного зрителя - герцога Винченцо Гонзага).

    Тем не менее фактически именно ее можно назвать первой оперной увертюрой, да и для самого Монтеверди это была не просто “музыка на случай”, судя по тому, что позже он использовал ее в своей “Вечерне Пресвятой Девы”.

    Увертюра с трагизмом. «Альцеста» Кристофа Виллибальда Глюка

    В предисловии к “Альцесте” Глюк писал, что увертюра должна подготавливать зрителя к событиям оперы. Это была революция по меркам не только более раннего XVIII века, но и самого реформатора - увертюра к его “Орфею и Эвридике” (1762) никак не готовит слушателя к последующей сцене оплакивания Эвридики.

    Зато мрачно-взволнованная ре-минорная увертюра к “Альцесте”, образец “бури и натиска” в музыке, наконец-то органически соотносится с конкретной оперой, где все, по Руссо, вращается “между двумя чувствами - скорби и страха”.

    Увертюра с барабанами. «Сорока-воровка» Джоаккино Россини (1817)

    Долгое время первому аккорду увертюры в сигнальных целях полагалось быть громким, но увертюра к “Сороке-воровке” оказалась в этом смысле одним из рекордов. Это пространная сонатная композиция с типичными россиниевскими беззаботностью, мелодической привязчивостью и огненными крещендо, но открывается она оглушительно-эффектным маршем с участием двух военных барабанов.

    Последнее было настолько неслыханным новшеством, что некоторые из первых слушателей, возмущенные “немузыкальным варварством”, грозили застрелить композитора.

    Увертюра с атональностью. «Тристан и Изольда» Рихарда Вагнера (1865)

    “Напоминает старинную итальянскую картину с мучеником, чьи кишки медленно наматывают на валик”,

    Писал о вступлении к “Тристану” ядовитый Эдуард Ганслик.

    Прелюдия, открывающаяся знаменитым “Тристан-аккордом”, вопиюще нарушает классические представления о тональности.

    Но дело не в трансгрессии, а в почти физическом ощущении великого томления, глубинного, но неутолимого желания, которое создается в результате. Недаром многие консервативные критики ругали “Тристана” вовсе не за чисто музыкальное бунтарство, а за упоение “животной страстью”.