Наверное, бывают трусливые летчики или веселые ростовщики. Но у людей иное представление об их характерах. И как правило, оно оправдывается. Не совсем ясно, то ли профессия лепит человека, то ли дело нравится только при определенном душевном складе, а может быть, сказывается и то и другое, но между работой и характером людей, как утверждал поэт, «есть тонкие властительные связи».

Любимый и традиционный жюль-верновский герой, самозабвенно охотящийся за бабочками, добрый и чудаковатый, смелый и наивный, набитый всевозможными знаниями, бескорыстный и увлеченный, дает точное представление о типаже систематика. Чем больше знакомишься с людьми этой профессии, тем чаще кажется, что систематик — это не просто профессия, а и черта личности, и что нельзя работать систематиком, им можно только быть.

Вклад отечественных систематиков в классификационную систему огромен. Отличительной чертой труда наших ученых является коллективный стиль. Трудно выделить кого-то персонально в замечательной армии таксономистов, но легко назвать учреждение, с которым связана мировая слава русской зоологической систематики,— это ЗИН. Научным институтом он стал только в годы Советской власти. До того он был просто Зоологическим музеем, а еще раньше — частью знаменитой петровской Кунсткамеры. Сейчас они, предок и потомок, расположены рядом в самой прелестной части Васильевского острова, у ростральных колонн, откуда так живописно просматриваются невские ансамбли, к красоте которых невозможно привыкнуть.

Сюда, к первому дому Университетской набережной, тянутся с утра два совершенно разных людских потока. Один, многочисленный и звонкоголосый, растекается по музейному этажу. Обходя костяк гигантского кита, школьники застывают перед цветовым великолепием коллекции тропических бабочек или чучелом огромной анаконды. Другой же поток, людей взрослых и целеустремленных, равнодушно минуя музейное великолепие, исчезает в бесконечном коридоре Зоологического института. Это научные сотрудники.

Наука «Систематика» имеет вполне определенный запах. Острый нафталинно-формалиновый дух пропитал навечно стены зоокоридора, плотно заставленные шкафами. В них хранятся коллекции, входящие в пятерку самых богатых в мире, и книги.

Вторая чисто внешняя особенность систематики — обилие старинных книг. Роскошные фолианты, в коже и марокене, с золотым тиснением и мраморным обрезом, делают учрежденческий коридор похожим на кабинет библиофила или музейное собрание раритетов. Дело в том, что книги по систематике не стареют. Бесконечно обновляясь и расширяясь, дисциплина эта хранит как рабочий материал все то полезное, что сделано предшественниками. В отличие от других наук, классические работы здесь не окаменевают, а сами являются сырьем для следующих этапов. Систематическое древо вечно зеленеет!

И может быть, чувство истории, преемственности особенно глубоко осознается в старом здании Петербургской таможни, приспособленном под Зоологический музей, именно потому, что ученые мужи прошлого и сегодня остаются соперниками в науке. С портретов, висящих в вестибюле, они внимательно следят за баталиями современных биологов, словно подзадоривают: «Вы, нынешние, ну-тка!». Среди них и Петр Паллас, хранитель коллекций Кунсткамеры, положившей начало Зоологическому музею.

Сын немца и француженки, свою настоящую родину Паллас обрел в России, куда был приглашен Екатериной II. Сразу после приезда новый член академии отправляется в длительное путешествие. Исследуя берега Волги и Яика, склоны Уральских гор и Алтай, отважный исследователь доходит до китайской границы. Вернувшись обратно через Кавказ, Паллас привез в столицу такое количество материалов, что для обработки их ему не хватило всей жизни. Он впервые описал кабаргу, росомаху, соболя... Новые виды птиц, пресмыкающихся, рыб, моллюсков, червей, зоофитов стали известны ученым Европы благодаря его трудам. Одни только грызуны доставили материала на целый том. Академик выпускает «Русскую флору» в двух толстенных томах и сразу принимается за «Русскую фауну». А ведь зоологические работы составляли не самую весомую часть его исследований. Статьи по географии, климатологии, этнографии выходят одна за другой. Паллас сотрудничает в топографическом отделе, утвержден историографом адмиралтейств-коллегий, занят изучением Крымского полуострова...

Слово о Палласе многоопытный Кювье закончил так: «Он жил всегда как настоящий ученый, занятый единственно изысканием истины, а на все остальное не обращавший большого внимания... Чем больше приобретаешь опытности, тем более убеждаешься, что это единственное средство сохранить и чистоту совести и спокойствие!»

Можно, пожалуй, утверждать, что неподдельный научный интерес и бескорыстие — профессиональные черты систематиков. Что заставляет человека, согнувшись над бинокуляром, изо дня в день изучать генитальные органы наколотых на булавочку бесчисленных жуков? Не предвидится ни шумного успеха, ни славы.

Заваленный работой Паллас так и не успел создать Зоологического музея, и в подвале Кунсткамеры, разрушаемые сыростью и молью, гибли коллекции, собранные экспедициями Лепехина и многих других землепроходцев.

В августе 1828 г. Академия наук назначает директором музея Карла Максимовича Бэра. В «Автобиографии» он так описывает свои впечатления об этом учреждении:

«Зоологический музей, расположенный в двух больших залах в здании старой Кунсткамеры, как ее называли, все еще производил впечатление прежнего кабинета редкостей. Огромные змеи и другие твари, прикрепленные к стенам и потолку, как будто бы ползли по ним, поражая посетителей... Моя первая мысль при осмотре Кунсткамеры была такова: убрать отсюда зоологические коллекции, так как здесь слишком глубоко укоренился тип старинного учреждения. Я еще более укрепился в этой мысли, увидев, что систематические названия млекопитающих, которые были прикреплены на подвижных подставках, были частью перепутаны. Расставив их как следует, я через два дня нашел их опять на прежних местах. Это было дело рук так называемого «смотрителя» музея, бывшего слуги Палласа, который имел некоторое представление о набивке чучел, но о зоологической систематике не имел понятия».

Прошло два года. Академик Бэр, так и не создав музея, покинул Петербург, а в кладовых гнили теперь и его собственные коллекции, собранные на севере России.

Официально Зоологический музей был открыт 4 июля 1832 г. Его основателем и первым директором был Федор Федорович Брандт. Почти год он занимался устройством музея, отдавая ему все силы и знания. Когда вновь назначенный директор впервые пришел в Кунсткамеру, налицо был явный прогресс музейного дела: вместо одного смотрителя в штате числились четверо служащих...

Экспонаты Кунсткамеры дали много полезного. Правда, были редкости, например ископаемый носорог, описанный Палласом, и мамонт, описанный самим Брандтом, но зато отсутствовали совершенно не экзотические, но необходимые виды.

В 1875 г., когда Н. М. Пржевальский обрабатывал орнитологический материал, полученный во время своего первого путешествия в Центральную Азию, ему для сравнения потребовался обычный воробей. Оказалось, что в коллекции Зоологического музея нет ни одного экземпляра воробья. Пришлось специально приготовить несколько воробьев, добытых в окрестностях Петербурга.

Для молодого музея трудно было подыскать лучшего директора, нежели Брандт. Он был ученым бескрайней эрудиции. Свою научную деятельность Федор Федорович начинал как медик, причем вполне успешно: он стал доктором медицинских и хирургических наук. Но потом его внимание привлекли поочередно ботаника, анатомия, зоология. Причем он не менял профессии, а расширял круг своей деятельности. Свои директорские хлопоты он совмещал с чтением лекций по зоологии в Главном педагогическом институте, курсом по анатомии при Медико-хирургической академии, инспекторской работой в Мариинском институте и президентскими обязанностями в Русском энтомологическом обществе.

Круг его интересов очертить довольно затруднительно, так как Брандт являлся членом свыше 70 научных учреждений, как русских, так и иностранных. За три года до смерти, когда отмечался 50-летний докторский юбилей, ему преподнесли печатный список его научных трудов. Он занял 52 страницы. Там было описание коллекций, собранных Ф. П. Литке, работы, о бобрах, монография об осетровых рыбах, труды по ботанике, палеонтологии, сравнительной анатомии, филологии и, конечно же, систематике.

Почти полвека, до самой смерти возглавлял Бранд Зоологический музей, пополняя и систематизируя его коллекции.

В лучах этой славы незаслуженно померкло скромное имя препаратора Зоологического музея Ильи Гавриловича Вознесенского. Отправленный Брандтом для сбора коллекций в Русской Америке, он в течение почти десяти лет исходил всю Аляску. Курильские острова, Камчатку. Вознесенский не был первопроходцем, но собранный им материал, как стало ясно позднее, явился подлинным открытием тех мест, куда приходил дотошный и трудолюбивый исследователь. Академик Брандт утверждал, что «нет зоологического труда о Восточной Сибири и наших бывших северо-американских колониях, в которых с благодарностью не упоминалось бы имя Вознесенского».

Собранные им коллекции становятся ценнее год от года. Сегодня на него ссылаются не только зоологи, но и историки, этнографы, ботаники, антропологи, геологи, демографы. Присланные в Академию сто пятьдесят ящиков этнографических материалов, около четырех тысяч животных, препарированных Вознесенским, новые четыреста видов, обнаруженные им,— это богатство, которое «превосходит всякое вероятие», как писал академик А. А. Штраух, сменивший Брандта на посту.

Летом лаборатории ЗИНа полупустынны: биологи отправляются в поле. Среди них и систематики, собирающие материалы по своей группе. Даже сегодня поле означает порой нелегкое путешествие, а в прошлом это было довольно опасное предприятие, и систематик часто шел с сачком в одной руке и с винтовкой в другой. Собирая коллекцию для музея, П. П. Семенов-Тян-Шанский проник удачливо в сердце Азии, но вот его предшественник Шлагинтвейн был казнен в Кашгаре, а Северцов попал в плен к юокандцам. Труд систематика нередко оказывался сродни работе геолога, топографа, охотника.

Когда в бесконечном коридоре ЗИНа раздавался резкий скрипучий голос Григория Ефимовича Грум-Гржимайло, известного специалиста по бабочкам, зоологи отрывались от своих бинокуляров и определителей и шли послушать рассказы о Бухаре, Памире или Западном Китае, по которым он бродил с 1885 по 1890 г. Знаменитый путешественник носил шутливое прозвище Нога европейца, так как он добирался в такую глухомань, куда до него не попадал ни один исследователь.

Не меньший переполох вызывало и появление тихого и скромного Григория Николаевича Потанина, всегда приходившего со своей маленькой и худенькой женой Александрой Викторовной, верной спутницей в его тяжелых походах. Она скончалась на руках мужа во время его четвертой экспедиции в Китай в 1892 г.

Многолетним сотрудником Зоологического музея был и Иван Дементьсвич Черский. Сосланный за участие в польском восстании в Сибирь, он полюбил этот суровый край и посвятил ему всю свою жизнь. Высокий, стройный, носивший неизменный старый пиджак и стоптанные залатанные сапоги, этот человек вызывал невольное уважение у всех и своим мужеством, и огромными знаниями в геологии, палеонтологии и географии, добытыми самостоятельно.

Быть может, существует Муза Систематики, близкая своим более знаменитым подругам. Иначе как объяснить, что среди людей, посвятивших себя этому делу, так много художественно одаренных личностей? Первым напечатанным в России произведением Карла Бэра была кантата в честь окончания Отечественной войны 1812 года. Н. Полежаев переводил Гейне, великолепно играл на рояле и писал популярные в свое время романсы. Профессор зоологии, член-корреспондент АН СССР Н. Холодковский, наверное, более известен как переводчик Мильтона, Байрона, Гёте. Его перевод «Фауста» остается непревзойденным. Сын знаменитого путешественника, многолетний сотрудник ЗИНа, описавший 800 видов и 100 родов, А. П. Семенов-Тян-Шанский писал стихи, перевел Горация, выпустил несколько статей о Пушкине. Он использовал свои специальные знания для анализа поэтических текстов, ведь многие мастера допускают ботанические ошибки. Например, у Лермонтова одновременно «волнуется желтеющая нива» и цветет ландыш. Старший брат ведущего энтомолога ЗИНа, сам крупный энтомолог, Алексей. Николаевич Кириченко был страстным фотографом, увлекался археологией и архитектурой. Он сделал обмеры и фотографии руин термезских памятников XI века до н. э. Число подобных примеров легко можно приумножить. Один из директоров ЗИНа академик Е. Н. Павловский даже написал на эту тему специальную книгу «Поэзия, наука и ученые».

Каждую неделю на длинный стол ЗИН"овской библиотеки вываливается цветная россыпь биологических журналов, и научные сотрудники роются в них, отыскивая свежие публикации «соперников».

Профессия систематика принадлежит к числу тех, с которыми трудно расстаться. Поэтому в ЗИНе всегда было много патриархов. Среди них следует назвать человека, отдавшего всю жизнь институту и скончавшегося в его стенах, ихтиолога Петра Юльевича Шмидта. Его именовали «средним» в отличие от «большого» — академика-палеонтолога Ф. Б. Шмидта, очень крупного и басовитого, и «малого» — библиотекаря Зоологического музея.

К ветеранам института относится и предшественник Шмидта по ихтиологическому отделу С. М. Герценштейн. Его эрудиция была неистощима. Предельно скромный, необыкновенно добрый, всегда готовый помочь каждому, кто обращался к нему с вопросом, он был общим любимцем. А вот внешность его была неказистая: сутулый, с огромным крючковатым носом. Профессор Никольский вспоминает, что однажды, когда Герценштейн в азарте переворачивал камни на берегу Белого моря в поисках прибрежных животных, проезжавшие рыбаки приняли его за черта и закричали: «Провались ты, нечистая сила!»

Но пожалуй, дольше всех поработал для ЗИНа Александр Александрович Штакельберг, более шестидесяти лет собиравший и систематизировавший мух, глава малярийной комиссии. Долгие годы он был редактором томов «Фауны СССР» и «Определителей», выпускаемых институтом. На его глазах изменился не только Зоологический музей, но и вся биологическая наука. В начале века все научные сотрудники музея собирались в перерыв «попить чайку». Было их около десятка. Да и всех зоологов в стране, как утверждает статистика, насчитывалось 406.

Сейчас /1990/ их больше только в одном ЗИНе. А всего зоологов в Союзе около пяти тысяч. И вот что любопытно. Несмотря на такой бурный рост, зоологи в общем числе научных работников биологического направления составляют долю, в десять раз меньшую, чем до революции. Значит, другие биологические дисциплины развиваются еще стремительней.

С 1907 по 1971 г. проработал в ЗИНе Александр Николаевич Кириченко. Ничто не мешало ему каждый день выполнять норму: определять 80-200 насекомых. В осажденном Ленинграде он оставался во главе ЗИНа. Кириченко описал 34 новых рода и 223 вида, один род и около 30 видов были названы в его честь. Его перу принадлежит около ста тридцати научных работ, среди которых фундаментальные — два тома «Фауна России» и настольная книга всех гемиптерологов «Определитель полужесткокрылых», продолжающий дело Ошанина. Благодаря стараниям Александра Николаевича фондовая коллекция клопов в ЗИНе является лучшей в мире. Чего только не делал Кириченко для ее пополнения! Он выменивал насекомых на марки, упрашивал дипкурьеров собирать их в экзотических странах, списывался с русскими людьми, волею судьбы заброшенными в разные уголки мира. Ф. Г. Добржанский собирал для Кириченко клопов в Северной Америке, А. Оглоблин — в Аргентине, Г. Олсуфьев — на Мадагаскаре. О его памяти в ЗИНе до сих пор ходят легенды...

Чеховская Т.П., Щербаков Р.Л. 1990 Ошеломляющее разнообразие жизни, 64-77

Предлагаю посмотреть на музеи нашей столицы не только как на хранилища экспонатов, но и как на архитектурные объекты. Начнем с одного из самых старых — Зоологического музея МГУ, расположенного на Большой Никитской, 2

Здание Зоологического музея

Официальную историю Зоологического музея принято отсчитывать с образования Кабинета натуральной истории в 1791 году. Основу первой коллекции положили пожертвования представителей династии Демидовых, потом были дары от Екатерины Второй, Александра Первого, княгини Дашковой. Почти всё бесценное собрание погибло в пожаре 1812 года, удалось спасти лишь часть морских раковин. За счёт многочисленных пожертвований коллекция была восстановлена заново. В течение XIX века она размещалась в разных университетских корпусах на Никитской улице, пока в 1898-1902гг не было построено специально для Зоологического музея отдельное здание

Фасад Зоологического музея МГУ, выходящий на ул.Большая Никитская

Автором проекта выступил академик архитектуры, главный архитектор Московского университета Константин Михайлович Быковский. Всего на Большой Никитской улице он построил несколько корпусов для университета. Стиль здания Зоологического музея можно охарактеризовать как сдержанную эклектику, основанную на классицизме. Первый этаж здания по всему фасаду выделен декоративной рустовкой, т.е. облицовкой четырехугольными, плотно пригнанными камнями, в данном случае — с пирамидальной обработкой поверхности

Здание в плане имеет форму угла и расположено одним рукавом вдоль Большой Никитской, а другим – вдоль Никитского переулка. Архитектор красиво решил задачу уравновесить фасады и главный вход разместил со срезанного угла. Под крышей по всему фасаду здания идет лепной фриз, в котором, помимо растительных гирлянд, можно разглядеть множество животных: белок, летучих мышей, разных пресмыкающихся, цапель, сов и других птиц, головы медведей, зайцев, волков, горных козлов и прочих парно- и непарнокопытных

На каждом из фасадов музея есть полукруглая ниша. Исходя из традиций классицизма, по которым было спроектировано здание, я не уверена, что в ней предполагалось окно, как то имеет место сейчас, но с гораздо большей степенью уверенности можно считать, что предназначалась ниша для статуи, скорее всего аллегорической, кого-либо из когорты богов-покровителей наук и знаний

Очень любопытно выглядит здание со двора: декор фасада выполнен так же тщательно, как и с улицы, только не оштукатурено и не окрашено

Интересно, что до 1953 года часть нынешних помещений музея была жилой, там размещались квартиры профессоров биофака МГУ. В гостях у профессоров бывали И. Мандельштам, М. Булгаков, В. Кандинский, Р. Фальк. Именно здесь, в стенах Зоологического музея, в 1931 году Мандельштам написал знаменитое: «Все лишь бредни, шерри бренди, ангел мой…». А профессор Алексей Северцов послужил Булгакову прототипом знаменитого профессора Персикова, героя повести «Роковые яйца». Здесь, в одной из скромных комнаток, летом 1940 года приютили Марину Цветаеву с сыном, которым некуда было деться после выселения из Голицыно.

Залы Зоологического музея

Всего в музее на двух этажах три зала экспозиций. Расположены залы в той части здания, что вытянута вдоль Большой Никитской. Вдоль Никитского переулка размещаются служебные помещения и кабинеты, не доступные для посетителей. В Нижнем зале представлены животные от одноклеточных до рептилий, здесь больше всего экспонатов. В Верхнем зале показаны птицы и млекопитающие. Также на втором этаже расположен зал сравнительной анатомии или Костный зал. Посмотрите, как эффектно смотрится колоннада центрального прохода Нижнего зала

Капители колон украшены завитками листьев-акантов, переплетенными змеями

Здесь сохранился старый пол, выложенный узорчатой метлахской плиткой. В проходах рисунок плитки стерся от ног многочисленных посетителей, но есть хорошо сохранившиеся участки с четко читаемым узором

Верхний зал сразу относит нас в эпоху модерна, строительства Эйфелевой башни и первых небоскребов, когда так любили подчеркивать конструктивные элементы

Ощутите этот ритм ступеней и перил, лаконичность орнамента балок, уместность заклепок

Лестница Верхнего зала, ведущая на балконы-галереи

Вдоль боковых стен Верхнего зала вторым этажом тянутся балконы-галереи, которые поддерживаются кронштейнами в стиле модерн

Эти боковые балконы не доступны для посетителей, но иногда в Дни музеев экскурсантов проводят вот на этот мостик, переброшенный от одной стены к другой

Пол в Костном зале вот такой веселенький

В Костном зале ещё следует обратить внимание на живописный фриз на тему истории живого мира Земли. Это работа основоположника российской анималистики, художника Василия Ватагина, тридцать лет работавшего в Зоологическом музее и стоявшего также у истоков Дарвиновского музея

Ценность творчества В.Ватагина в исключительно правильном биологическом рисунке, в мастерстве научной иллюстрации, максимально приближенной к оригиналу и в то же время обогащенной художественным замыслом. В те времена, когда искусство и техника фотографии не достигло еще нынешних высот, когда не было компьютерных программ обработки изображений, биологический рисунок был практически составной частью фундаментальной науки. Оказывается, до сих пор художественные иллюстрации, например, в определителях птиц, имеют гораздо большую ценность, чем фотографии, потому что крайне мало фотографий имеют ракурс, позволяющий видеть все необходимые определительные признаки.

Работы Ватагина можно встретить практически по всей экспозиции Зоологического музея. Огромные живописные панно, изображающие жизнь живой природы, встречают посетителей уже в фойе и являются настоящей визитной карточкой музея

Картины В.Ватагина в фойе Зоологического музея МГУ

Фонды и экспозиция Зоологического музея

Сразу надо сказать, что при нынешнем уровне передачи и сохранения изображения и при возможности путешествовать по всему миру экспонаты музея не производят ошеломляющего впечатления и кажутся иногда примитивными. Но неизмеримая научная ценность музея определяется не зрелищностью, а уникальностью его фондов. В залах представлено всего 14 тысяч экспонатов, тогда как научные фонды включают порядка 8-10 МИЛЛИОНОВ (!!!) единиц хранения. Собрание Зоологического музея МГУ в настоящее время является вторым по объему в России (после Зоологического института и музея РАН в Санкт-Петербурге), а в мире занимает примерно 13-е место.

Причем развитие науки не умаляет, а только повышает ценность накопленного. Например, недавно австрийские ученые обращались в музей за образцами, привезенными экспедицией Пржевальского, для генетического сопоставления с нынешними обитателями азиатских степей.

В Зоологическом музее практически все экспонаты - натуральный биологический материал. Музей принципиально не выставляет пластиковые макеты. Исключений лишь два. Это модель одноклеточных животных, которых нельзя рассмотреть без микроскопа — радиолярий, и слепок латимерии – редчайшего, считавшегося вымершим животного, коего во всех музеях мира насчитывается в пределах 100 экземпляров, а у нас в стране есть единственный экземпляр в Институте океанологии. Формы хранения включают как классические – сухое и влажное консервирование, так и новые – пробы тканей для ДНК-анализа, различные расшифровки молекулярного уровня (генотипы, кариотипы, сиквенсы и т.п.), криоколлекции, аудиозаписи голосов и др. Во влажном хранилище на стеллажах хранятся сотни тысяч банок, пузырьков и прочих сосудов толстого стекла с притертыми пробками, дополнительно загерметизированные пленками из бычьих пузырей или более современных материалов. Несмотря на все ухищрения спирт из пузырьков и банок постепенно испаряется, поэтому его приходится регулярно доливать

Среди научных помещений есть так называемый «кожеедник» или, по-научному, «дерместариум», где скелеты животных очищают насекомые-кожееды и куда вход запрещен даже сотрудникам. У здания Зоологического музея обширные подвалы. В том подвале, что под Никитским переулком, было бомбоубежище с высокой степенью автономности: герметичные стальные двери с засовами, как в бункере. В другом направлении подземелье идет в сторону Кремля, но недалеко: проход заложен кирпичной кладкой. Описанные подвалы, хранилища и помещения для научных работников недоступны посетителям, но дальше я хочу рассказать, на что в залах музея стоит обратить внимание. Вот в этом узком коридоре второго этажа не пройдите мимо одного из самых необычных экспонатов

Это изображение герба российской империи, которое на первый взгляд кажется вышитым разноцветными бусами и бисером, а на самом деле выложено из более чем из 5500 экземпляров жуков и 20 видов бабочек. Этой картине-аппликации почти 180 лет, она была подарена самобытным словенским ученым-энтомологом Фердинандом Йожеф Шмидтом. В советское время герб прятали в запасниках. Картину трижды реставрировали, подбирая утраченных насекомых одинакового размера и цвета, и если изначально она состояла из экземпляров этнофауны Балкан, то теперь практически полностью из российских видов

Не только научную, но и историческую ценность представляет собой чучело носорога, вернее, носорожихи. Само животное было куплено в 1862 году в Калькутте и перевезено в Москву. Назвали её Семирамидой, а присматривавший за ней служитель постепенно переименовал её в Моньку. Примечателен рассказ о том, как Монька-Семирамида прошла по Москве с полкилометра, когда нужно было перевести её из временного места на постоянное в Зоосад. Жандармы перекрыли движение, человек 20 работников собрали для удержания носорожихи на цепи, к цепи ещё привязали тяжелое бревно. Но Монька побежала, оборвала цепь и её остановили только куском хлеба. Так, скормив ей порядка 11 кг хлеба, её и довели до Зоосада. Там она прожила 24 года, а после смерти подарила Зоологическому музею целых два экспоната: чучело в Верхнем зале и скелет в Костном. Раньше чучело стояло в проходе и до сих пор существуют легенды, что через него прыгали — причем не поперек, а вдоль (!) — не только студенты, но и светила отечественной науки

Вообще множество обитателей Московского зоопарка попало после смерти в экспозицию музея: это и большие панды, и индийский слон, и лев (подарок И.Сталину от Д.Неру), несколько видов обезьян и птиц

А чучело бегемота, скорее всего, было изготовлено прямо в выставочном зале, так как из-за своих габаритов оно не проходит в дверь, ведущую в зал. Этот экспонат был задействован в фильме Эльдара Рязанова «Гараж» — именно на нем спал «самый везучий» член кооператива в исполнении режиссера

От себя лично я бы посоветовала обратить внимание на витрину с птицами средней полосы России. Вы удивитесь, увидев видовое разнообразие самых привычных нам пернатых: воробьев, синиц, овсянок. А ещё здесь можно узнать, как называются птахи, живущие рядом с нами, в городских сквериках и аллеях

У всех, конечно, свои симпатии в животном мире, но я, как поклонница насекомых, не могу не привлечь ваше внимание к стендам с бабочками

Вообще-то из полутора миллионов известных нам видов животных Земли до миллиона составляют насекомые – так что это их планета)). Посмотрите на этих красавцев жуков – так и хочется взять в руки, чтоб ощутить их тяжесть, твердые литые тельца и восхищаться безупречным совершенством творений природы

Как попасть в Зоологический музей МГУ

Официальный адрес Зоологического музея МГУ – улица Большая Никитская, дом 2 (бывший дом 6). Это в самом центре Москвы, на углу Большой Никитской и Никитского переулка, в 6-7 минутах ходьбы от метро Охотный ряд (выход на ул.Тверская, к театру Ермоловой):

На минуту дольше идти от станций Библиотеки Ленина, Александровский сад и Арбатской Арбатско-Покровской линии:

Работает музей с 10 до 18 часов, в четверг – до 21 часа, но посетителей прекращают пускать за час до закрытия. Понедельник – выходной. Последний вторник месяца – санитарный день. Стоимость билетов: полная – 300 рублей, для школьников, студентов, пенсионеров – 100 рублей.

Музей предлагает десятки экскурсий для разных возрастов. Их тематику и порядок оформления можно узнать на официальном сайте Зоологического музея МГУ . При музее работает биолекторий и кружок юных натуралистов.

Всего 16 фото

Сегодня у нас на очереди - Зоологический музей МГУ. И акцент в теме будет не в плане экспозиции этого великолепного музея, а в качестве примечательного архитектурного объекта Старой Москвы. У Зоологического музея МГУ имени Ломоносова славная история. А кроме того, именно, в этом музее работал Владимир Ипатьевич Персиков - главный герой фантастической повести Михаила Булгакова «Роковые яйца». Не оставим мы и истории - и также осмотрим этот архитектурный шедевр как с Большой Никитской, так и со двора МГУ.

Научно-исследовательский зоологический музей Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова - один из крупнейших музеев естественно-исторического направления в России. По объёму научных фондов он входит в число первых десяти крупнейших музеев мира данного профиля, занимает второе место в России. Его научные фонды в настоящее время включают более 8 млн. единиц хранения. Ежегодный прирост научных коллекций - около 25-30 тыс. ед. хранения. Наиболее обширные коллекции - энтомологические (около 3 млн.), коллекция млекопитающих (более 200 тыс.) и птиц (157 тыс.). В современной экспозиции выставлено около 7,5 тыс. экспонатов: два зала отведены под систематическую часть, один - эволюционно-морфологический. Ежегодно музей посещает более 150 тысяч человек.
02.

Музей основан в 1791 году как «кабинет натуральной истории» при Императорском Московском университете. Ещё в 1759 году при московском университете был образован естественнонаучный музей, называвшийся тогда Минералогическим кабинетом. После того как среди его экспонатов появились биологические, в 1759 году из них был создан «кабинет натуральной истории».

В 1802 году Павел Григорьевич Демидов, имевший собственный естественнонаучный музей, включавший прекрасные коллекции, составленные по трём царствам природы (включая минералы) и великолепную библиотеку, выразил желание передать его московскому университету и предварительно внёс в сохранную казну 100 тыс. рублей, с тем, чтобы проценты от пожертвованной суммы шли на содержание музея и на жалование тому особому профессору образуемой кафедры натуральной истории, который стал бы хранителем коллекций.
03.

Специально приглашённый в Москву, в 1803 году, Г.И. Фишер фон Вальдгейм, в 1804 году занялся устройством и описанием университетских коллекций и музея П.Г. Демидова. Первая опись коллекций была им выполнена в 1806-1807 годах.
04.

В московском пожаре 1812 года бесценное научное богатство музея почти полностью погибло. Фишеру, остававшемуся в Москве, удалось спасти только часть конхиологической коллекции (моллюсков). Фишер передав в музей все свои личные собрания и библиотеку, стал привлекать многих естествоиспытателей и частных коллекционеров к активному комплектованию новых фондов и заботам по восстановлению музея и уже в 1814 году в возрождённом музее насчитывалось 6 тысяч единиц хранения. В описи коллекций восстановленного музея, опубликованной Г.И. Фишером в 1822 году, значилось почти 10 тысяч предметов. Зоологическое и минералогическое собрания были окончательно разделены - даже территориально. Возрождённый зоологический музей разместился во флигеле нового аудиторного корпуса. К началу 1830-х годов Г.И. Фишеру удалось довести объём коллекции до 25 тысяч предметов. Первоначально коллекция служила преимущественно учебным целям. C 1866 года музей стал общедоступным. Здание на Большой Никитской улице было специально построено для музея по проекту К. М. Быковского (в 1892-1902 годах) в стиле эклектики. В 1930-е годы музей был введён в состав Биологического факультета МГУ.
05.

Зоологический музей состоит из двух корпусов, поставленных под прямым углом вдоль Большой Никитской улицы и Никитского переулка. На месте стыка на углу располагается полуротонда в высоту первого яруса с порталом, обрамленным тосканскими полуколоннами. В декоративных элементах используется анималистический и растительный мотивы.
06.

Теперь, заглянем во двор Зоологического музея и, заодно, МГУ...
07.

Перед нами институт радиотехники и электроники.
08.

Справа - здание института стран Азии и Африки.
09.

Левее - НИИ и кафедра нормальной физиологии.
10.

А это здание Зоологического музея со двора.
11.

Зоологический институт стал местом действия фантастической повести Михаила Булгакова «Роковые яйца». Именно здесь профессор Персиков изобрел некий красный луч,что способствал быстрому развитию животных организмов. Рептилии тогда заполониили столицу и близлежащие области, наступила катастрофа... Повесть воспринималась современниками как пасквильная сатира на коммунистическую идею: за Владимиром Ипатьевичем Персиковым виделась фигура Владимира Ильича Ленина, а красный луч - символ социалистической революции в России, которая совершалась под лозунгом построения лучшего будущего, а принесла террор и диктатуру.

Разгадка - Театральный дом January 14th, 2017

Театральный дом, а сейчас дом под № 13, стоящий на изгибе Зоологической улицы, был построен по эскизу художника В.Д. Поленова. С 1904 по 1918 год Поленов жил в старинной усадьбе на Садово-Кудринской улице, 7. В 1915 году художник приметил по соседству пустующий участок крестьянина Миронова. Покупателем участка выступило Московское общество народных университетов, в котором Поленов руководил Секцией содействия устройству деревенских, фабричных и школьных театров.

Здание было спроектировано архитектором О.О. Шишковским и открыто 29 декабря 1916 года в присутствии А.А. Бахрушина, С.И. Мамонтова, Г.С. Бурджалова, самого Поленова и многих других известных деятелей культуры. В этом доме располагались мастерские декорационные и костюмерные, склады декораций, бутафории, реквизита, театральная библиотека и зал для показательных спектаклей, которые шли в декорациях самогó Василия Дмитриевича Поленова.
На чрезвычайном собрании Секции содействия устройству деревенских и фабричных театров было постановлено выразить благодарность за щедрый дар, просить художника "разрешить наименовать будущее здание Секции Домом имени академика Василия Дмитриевича Поленова". Сам художник продолжал его называть просто Секцией.

Стилистические особенности дома, его необычная объемно-пространственная структура позволяют предположить, что в основу архитектурного проекта были положены эскизы В.Д. Поленова. В первоначальных формах здания чувствуется свойственная ранним проектам художника любовь к западноевропейскому средневековому зодчеству.

В.Д. Поленов. Дом театрального просвещения в Москве. Осуществленный проект здания. Музей-заповедник В.Д. Поленова

За многие годы дом лишился своего оригинального фасада, большая плоскость которого оживлялась тремя высокими готическими окнами и балконом. Теперь балкона нет, пробили много новых окон, старые заложили. Раньше он имел своё собственное выразительное лицо, теперь в реестре памятников истории и культуры он значится как ценный градоформирующий объект.

В советское время здесь располагался Центральный Показательный театр ТЕО Главполитпросвета, для которого в 1921 году Сергей Эйзенштейн совместно с Сергеем Юткевичем оформил спектакль "Макбет" по пьесе Вильяма Шекспира. Премьера спектакля состоялась 25 апреля 1922 года.

В 1928 году в здании произошел пожар, уничтоживший поленовские декорации и почти все театральное имущество. В 1930-х годах в здании разместилось промышленное предприятие.

Здание сильно пострадало при перестройке, однако на фасадах и теперь читаются основные композиционные членения и отдельные архитектурные элементы декора - угловая башня с фрагментами декора, городчатый карниз, наличники заложенных оконных и дверных проемов.

В 2009 году над Театральным домом нависла угроза уничтожения - на его месте собирались возвести Федеральный Музей современного искусства. "Поленовский" дом должен был войти в состав нового комплекса, сохранив лишь часть своих фасадов.

Музей современного искусства в составе государственного центра современного искусства. Версия до 2012 г. Зоологическая ул., вл. 13

Кончилось тем, что теперь здесь располагается Государственный центр современного искусства.

Этот центр занимает и соседнее здание по Зоологической улице - "Театральный дом".

Изначально Зоологическая улица называлась Медынка. Полагают, что здесь в XVII веке находился медовый двор дворцового села Воскресенское. Однако местность в районе улицы называлась как Медынка, так и Медынцевы горы. Поэтому возможно, что название местность получила по фамилии землевладельцев - купцов Медынцевых.

Современное название улица получила после основания поблизости в 1864 году Зоологического сада, современного Зоопарка. Она протянулась от Большой Грузинской до улицы Красина. В 1951 году в состав улицы были включены Бубнинский и Кабанихинский переулки, возникшие в начале XX веке на месте речек Бубна и Кабаниха, заключённых в подземные трубы. Теперь на Зоологической улице рядом с театральным домом находится служебный вход в Московский зоопарк.

Источники информации:
Википедия,

Указом Президента РСФСР от 18.12.1991 N 294 музей объявлен особо ценным объектом культурного достояния страны

Телевизионная программа (Россия, 2007).
Режиссер Евгений Хмелев.
Художественный руководитель Лев Николаев.

Олеся Семенова
«Прекрасен фасад Политехнического музея…»
(в сокращении, полностью - по заголовку-ссылке)
"Наше Наследие" № 99 2011

Музейное здание — не просто «внешний футляр учреждения», это его лицо, которое отражает индивидуальные особенности, отличает от многих других подобных учреждений; с него начинается контакт посетителя с музеем, оно само по себе является важнейшим экспонатом, особенно в таком музее, как Политехнический.

Центральный фасад Политехнического музея с южным и северным крыльями. Чертеж И.А.Монигетти.
Архив Политехнического музея

Здание Политехнического принадлежит к числу заметных построек в самом центре Москвы, является памятником архитектуры, упоминается во многих архитектурных словарях, справочниках, монографиях, в том числе в связи с именами зодчих, которые принимали участие в его проектировании или строительстве.

Еще до открытия Политехнической выставки Комитет ИОЛЕАиЭ (Императорское общество любителей естествознания, антропологии и этнографии) рассматривал некоторые варианты размещения будущего музея: на месте дома бывшего Горного управления на Воздвиженке, на университетском дворе напротив Манежа, на Театральной площади.

Решение вопроса ускорилось, когда он был передан на обсуждение в Московскую Думу. По мнению думской комиссии, «местность, предназначаемая для такого учреждения, как музей, должна соответствовать двум условиям: во-первых, она не должна быть удалена от центра города для удобства посещения его публикой, и во-вторых, она должна быть достаточно обширна для возможности расширения музея в будущем…». В качестве такой местности предлагалась Лубянская площадь, «имеющая значительное протяжение и близкая к центральным частям города».

8 февраля 1872 года было принято решение о безвозмездной уступке на Лубянской площади территории, необходимой для постройки здания. Также решено было ассигновать из государственного казначейства от 400 до 500 тыс. рублей для будущего музея.

Первоначально привлекательной казалась мысль о монументальном, многоэтажном здании, которое могло бы постоянно расти и увеличиваться, а по архитектуре и стилю служило бы украшением столицы, памятником веку. Затем, основываясь на предложении президента ИОЛЕАиЭ профессора А.П.Богданова, решено было разделить музейный фонд на две части, причем для естественно-исторической его части устроить павильоны в первом Александровском саду. Комитету по устройству музею удалось получить территорию в Александровских садах в свое распоряжение, были составлены проекты зданий для зоологического, сельскохозяйственного и других «естественных» отделов музея, но нехватка средств не позволила осуществить эти планы. В 1897 году музей возвратил территорию в Александровском саду Дворцовому ведомству.

10 июня 1874 года Московская городская дума передала Комитету 2504 квадратных сажени земли вдоль каменной стены Китай-города, между Лубянской площадью и Ильинскими воротами. Таким образом решился вопрос относительно места для будущего здания музея.

Из-за проблем, прежде всего, с финансированием, строительство проходило в три очереди. Объемно-пространственная структура здания формировалась более тридцати лет.

Центральный корпус музея. Фотография конца XIX века.
Архив Политехнического музея

В 1877 году был выстроен центральный корпус, через десять лет приступили к строительству южного крыла, а спустя тридцать три года после начала стройки — завершены работы по возведению правого крыла.

Южный фасад музея. Вид с Ильинской площади. Литография начала ХХ века.
Архив Политехнического музея

В результате, при сохранившемся общекомпозиционном решении здания, принятом в первоначальном проекте И.А.Монигетти, в процессе стройки возникали стилистические изменения в исполнении его составных частей. Правая часть здания, выстроенная в тех же, казалось бы, традициях «русского стиля», приобретает новые черты — композиционные элементы фасада «растянуты», сокращены декоративные элементы, смещен уровень этажей. Левая часть — яркий образец стиля модерн в его национальном исполнении. Асимметричное построение композиции боковых фасадов подчеркивает доминирующее значение центрального корпуса, а трехчастный северный фасад с выступающим аттиком выявляет главенствующее по отношению к окружающей застройке положение Политехнического и достойно замыкает Лубянскую площадь с юга.

9 сентября (22 сентября по новому стилю) 1904 года в газете промелькнуло короткое сообщение о том, что «…состоялась закладка левого крыла здания Политехнического музея, воздвигаемого инженером Г.И.Макаевым…» с Большой аудиторией. Кроме помещений Большой на третьем этаже располагались еще две изолированные аудитории на 200 человек, так называемые, «Малые аудитории», а также химическая и физическая лаборатории. На последнем этаже помещалась метеорологическая станция. В стеклянном фонаре на крыше была помещена физиологическая теплица. Все это — «для устройства лекций образовательного порядка». Строительство растянулось до 1908 года. По мнению Г.Е.Медведевой, другие здания, в которых бы сохранилась «подлинная лаборатория с обстановочным комплексом в полном сборе <имеется в виду лаборатория при химической аудитории XIX века, где готовились демонстрационные реактивы и приборы>, — нам не известны»

Двухсветная аудитория, оборудованная системой вентиляции, перекрытая плоским потолком без единой промежуточной опоры, со световым фонарем в центре сооружалась по проекту и под наблюдением инженера А.А.Семенова, и сразу же творение удостоилось похвал. Хотя основной инженерно-архитектурный план, задуманный автором проекта, остался до наших дней прежним, начиная с 1948 года интерьеры Большой аудитории постоянно менялись. Прежде здесь вместо нынешних кресел стояли березовые скамейки, на сцене, позади трибуны лектора, находилась стеклянная камера (вытяжной шкаф) для химических опытов, а над ней таблица с изображением Периодической системы элементов Менделеева. В центре потолка имелось застекленное пространство размером 8Ч4 метра, через которое падал дневной свет. Общая площадь Аудитории равнялась 122,8 квадратным саженям, в ней было 842 нумерованных и 60 ненумерованных места. Стоимость полного оборудования составила 50000 рублей. Первая лекция была проведена 11 октября 1907 г. Обществом Народных университетов.

Слушатели сразу оценили безукоризненную акустику, расчеты которой провел А.А.Семенов. Профессор Д.Н.Анучин отмечал в отчете за 1910 год, что «новая Большая аудитория Политехнического музея является лучшей аудиторией в Москве». Комитет Политехнического музея постановил в честь авторов проекта поместить в аудитории мемориальную доску с надписью: «Аудитория сооружена в 1907-1908 годах по проекту и под наблюдением инженера Анатолия Александровича Семенова, при ближайшем сотрудничестве архитектора И.П.Машкова, 3.И.Иванова и инженера путей сообщения Н.А.Алексеева». За свои труды по устройству Большой аудитории Политехнического музея он был награжден чином Действительного Статского Советника. Возглавлял Семенов и специально созданную Комиссию Политехнического музея, следившую за строительством левого крыла.

Увы, ни эта мемориальная доска, ни память о Действительном статском советнике Семенове не сохранились. А между тем вклад этого военного инженера в создание Политехнического музея и в целом, как увидим в дальнейшем, музейного дела в Москве — огромен.

Имена архитекторов принято указывать в путеводителях и специальной литературе, а об инженерах, создававших наравне с ними памятники архитектуры, вспоминают не всегда. Алексей Семенов (1841-1917) родился в Вятской губернии, сначала учился в Константиновском военном училище, затем окончил по первому разряду курс в Николаевской инженерной академии, а позже работал в инженерном управлении Московского военного округа. В течение первых семи лет удостоился трех наград: ордена святого Станислава 3-й и 2-й степеней и ордена святой Анны 3-й степени. Летом 1871 года вышел в отставку и принял участие в организации Севастопольского отдела Политехнической выставки. Воспоминания о Крымской войне 1853-1856 годов тогда были свежи, и возникла идея «представить по возможности полную картину славной обороны Севастополя, как в боевом, так и в военно-санитарном отношении, и тем самым распространить в народе верное понимание той памятной эпохи». Павильон Севастопольского отдела не уступал Морскому и располагался в Кремле на площади перед Николаевским дворцом. Еще в декабре 1871 года главный устроитель отдела Н.И.Чепелевский выдвинул идею создать для собранных к Севастопольскому отделу материалов постоянное хранилище — Русский национальный музей: «Этот храм, воздвигнутый во славу вековой жизни русского народа, — писал он в докладе, представленном цесаревичу, — должен собрать воедино со всех концов земли русской заветные святыни народа, памятники и документы всего русского государства, изобразить в образах и картинах имена великих подвижников и деятелей и замечательнейшие события». И уже 9 февраля 1872 года император повелел строить таковой в Москве, ставший Историческим музеем. Архитектор В.О.Шервуд, по проекту которого возводилось здание, взял А.А.Семенова в соавторы «по технической части». Шервуд полагал, что «приходит момент ясного народного сознания, и от этого момента зависит вся наша будущность. Народу нужен ясно воплощенный образ его собственного чувства, нужен идеал, к которому стремиться». Этой исторической потребности должно было отвечать и здание Исторического музея. «Необходимо строить в России по-русски!»

А.А.Семенов активно участвовал в этой стройке. Более поздние его работы: храм во имя святителя Тихона Задонского в Сокольничьей роще (1875, воссоздание; первоначальный несохранившийся проект П.П.Зыкова); Петровско-Александровский пансион-приют дворянства (с 1945 года — НИИ нейрохирургии им. Н.Н.Бурденко); жилой дом (там же) для врачей и воспитателей с лазаретом; главный корпус (там же) с храмом во имя святителя Николая Чудотворца (все эти постройки начала 1900-х годов) и многие другие.

Кроме блока помещений, относящихся к Большой аудитории (вход, вестибюль, лестницы, «раздевальни»), вся остальная площадь крыла была занята торговыми помещениями. По поперечной оси, соединяющей Большой Лубянский и Китайский проезды был устроен двухсветный пассаж, то есть, на него выходили витрины и окна первого и антресольного этажей. Из пассажа был свободный выход на оба проезда. Впрочем, по условиям застройки во всем комплексе здания подвальный, первый и антресольный этажи сдавались в аренду под торговые помещения.

Северный фасад Политехнического музея

Уличные фасады Политехнического музея сохранили свой первоначальный декор и дошли до нашего времени лишь с незначительными изменениями, обусловленными ликвидацией торговых помещений.

Деталь центрального фасада

Фонари советского времени, вписавшиеся в облик северного фасада

Начальные исследования цветового решения фасадов показали, что они не были монохромными как сегодня, а поверхности стен представляли сочетание белого и охристого цветов. Специалисты считают, что вероятна и более сложная окраска, характерная как для эпохи модерна, так и для эпохи эклектики. На фасаде северного крыла в трех архивольтах видна пострадавшая от времени, но укрепленная и законсервированная монументальная живопись. Исследователи приписывают ее эскизную разработку архитектору князю Г.И.Макаеву, одновременно с проектированием основавшему фонд, на средства которого и было построено крыло.

Фресковый триптих в архивольтах северного фасада

Триптих выполнен в технике фрески, которая, вообще говоря, для эпохи модерна характерна, однако в Москве не привилась: здесь чаще в фасадах использовали майолику. Так что фреска на фасаде северного крыла Политехнического — редчайший памятник.

Акварельные эскизы этих фресок без подписи автора хранятся в отделе письменных источников Политехнического музея. Они символизируют поэтику человеческого труда в образах крестьянина, вспахивающего поле, и двух рабочих в кузнице, а также знание, которое олицетворяется книгой в руках ребенка в семейной группе на фоне лучей восходящего солнца. С определенной вероятностью можно утверждать, что в создании фресок принял участие художник Илья Павлович Машков, брат архитектора Ивана Павловича Машкова, участвовавшего в проектировании Большой аудитории.

Во внутреннем убранстве музея важное место занимает парадная лестница. Первоначально она «предполагалась из четырех маршей, ведущих только в 1 эт<аж>, а из 2 эт<ажа> в верхний две особые лестницы, но по непредвиденным обстоятельствам эта лестница была заменена более шикарной, но для ходьбы не совсем удобной». Сегодня сохранился лишь эскиз светильников парадной лестницы с автографом Шохина и разрез лестницы, подписанный им же, но ни одного подписанного чертежа найти не удалось. Парадная лестница украшена декоративными элементами, символизирующими древнерусские формы.

Гипсовые балясины парадной лестницы

Архитектурно-декоративное оформление центрального корпуса сохранилось в вестибюлях, в экспозиционных залах стены и потолки оформлены профилированными тягами, геометрическим лепным орнаментом, лепными плафонами.

Интерьеры залов музея

Присутствуют система разнообразных сводов; полуциркульные вверху двух - и четырехстворчатые двери с оригинальным орнаментом в филенках и латунными ручками-скобами; лестницы с чугунными литыми балясинами сложной формы; фигурные лестничные ограждения; чугунные ступени и перила винтовых лестниц; напольное покрытие (кафельная плитка, паркет, металлические плиты, метлахская плитка); кафельные печи; мебель; зеркала. Интерьеры Политехнического музея пострадали больше всего в зонах, не использовавшихся под музейные цели. «При расчистках стен под 20-25 слоями краски обнаружена первоначальная отделка — гипсовая штукатурка, имеющая специфическую пропитку, внешне делающая ее похожей на искусственный мрамор. Поверх нее накладывались очень тонко градированные колера. Подобную систему покраски еще предстоит изучить. Что касается самих лестниц, то первые расчистки поручней показали здесь наличие искусственного мрамора».

Не только уникальные коллекции, которые видят посетители, но и практически все элементы, образующие внутренние пространства музея — стены, полы, лестницы, плафоны, светильники, — являются подлинными экспонатами. И даже если в результате грядущей реконструкции музея их по причинам естественной ветхости не удастся сохранить на своих местах, образцы их могут войти в фонд ныне, увы, не существующего, однако бывшего в начале ХХ века Архитектурного отдела музея.

Архитектурный отдел музея. Фотография конца XX века.
Архив Политехнического музея

Помимо хорошо известных, в Политехническом музее множество внутренних лестниц, недоступных посетителям, причем все они не похожи друг на друга. Например, у лестницы в подвальной части даже самые простые марши монументальны: крашеное литье, доломитовые ступени, колонки с кубическими капителями — это стилистические русско-византийские элементы, проходящие через многие помещения музея.

Перила и балясины крашеного чугунного литья музейной лестницы

Уникальные гипсовые торшеры парадной лестницы

До самого последнего времени торшеры парадной лестницы были окрашены привычной для современных посетителей белой краской. Сегодня они предстают в соответствующем стилю ярком облачении, как, считают реставраторы, они и были замыслены. Исследования показали, что сделаны торшеры из гипса, что является беспрецедентным для предметов декоративно-прикладного искусства конца XIX века.

В интерьерах сохранились подлинные стеклянные плафоны; керамические полы и паркетные, из колотого дуба. Есть и редкие элементы советского периода, достаточно удачно вписанные в исторические интерьеры.

На здание Политехнического музея долгое время не обращали должного внимания. Лишь в конце 1990-х годов оно было внесено в список вновь выявленных объектов культурного наследия. «Политехнический — современник Исторического музея. Но если здание последнего общепризнанно уникальным памятником архитектуры федерального значения, то, что касается Политехнического, федеральный статус памятника имеет только его Большая аудитория».

Большая аудитория Политехнического музея

Политехнический музей — одно из первых в России зданий общественного назначения, внутренняя и наружная отделка которого была выполнена в русском стиле. Он открыл целую серию построек подобного рода в центре Москвы. «Спутник зодчего по Москве» за 1895 год сообщал: «Можно надеяться, что возрождение русского зодчества, начатое Москвою, будет продолжаться и постепенно прогрессировать; первыми из общественных зданий, построенных в русском стиле, являются Политехнический и Исторический музеи, позднее театры Корша и Парадиз, Городская дума, Верхние и Средние городские торговые ряды».

Хочется привести совершенно справедливые слова И.П.Машкова, относящиеся к архитектуре первопрестольной последних десятилетий XIX века: «В рассматриваемый период времени Москва значительно изменила свою физиономию, вследствие множества появившихся новых зданий, как общественных, так и частных. В это сравнительно короткое время некоторые части города стали совершенно неузнаваемы; между прочим, появилось несколько грандиозных зданий, которые по значению и размерам своим, являются одними из выдающихся зданий Европы».

Одно из них — здание Политехнического музея на Лубянской площади — и в наши дни зримо свидетельствует о таланте и высоком профессионализме отечественных зодчих, сумевших в конце XIX — начале ХХ века украсить древний город прекрасным архитектурным памятником, требующим от нас, людей XXI века, заботы и внимания.

PS :
В ближайшие шесть лет здание музея планируют существенно перестроить . За него возьмётся японский архитектор Джунио Ишигами, победивший в конкурсе проектов в октябре минувшего года.
Подробнее - Прикультуренное место
"Аргументы недели" , 05.04.2012