Биография

Преподаватель истории искусств в Европейском университете (Санкт-Петербург) . В 1990 е гг. - член Правления Института Pro Arte (Санкт-Петербург). Автор более 600 научных и критических публикаций.

С 1991 по 2009 гг. был связан общей научной работой с голландским учёным Яном ван дер Ваальс .

С 1993 года - куратор многочисленных выставок классического и современного искусства, проходивших в Нью-Йорке, Риме, Венеции, Удине, Осло, Будапеште, Бильбао, Таллине, Москве и Санкт- Петербурге.

В 2002 году А. В. Ипполитов стал координатором проекта «Эрмитаж-Гуггенхайм». Наиболее известный выставочный проект этого времени - «Роберт Мэпплторп и классическая традиция: фотографии и гравюры маньеризма».

В 2004-2005 гг. эта выставка прошла в Музее Гуггенхейма в Нью-Йорке и в Бильбао.

В 2008 году вышел документальный фильм «Список кораблей» (режиссёр Алексей Гусев , композитор картины Леонид Десятников) , вдохновлённый лекцией А. В. Ипполитова.

В 2014 г. стал куратором выставки в Музее Коррер в Венеции , посвящённой русскому палладианству .

В 2016-2018 гг. стал куратором Ватиканского проекта - первого в истории Ватикана совместного проекта с Россией. Проект осуществлённый с Ватиканским музеем , основан на раскрытии русской идеи и русской соборности .

Проект Ипполитова предполагал единую совместную выставку - «Рафаэль и Иванов». Идея куратора получила одобрение Ватикана. В сентябре 2015 года по техническим причинам (невозможность транспортировать картину Александра Иванова) было принято решение разделить выставку на две . Проект показывает духовную связь Москвы и Рима, оформившуюся еще в XVI веке, взаимодействие двух культур: «культуры Рима, как воплощения европейскости, и культуры Москвы, как воплощения русскости» Первая часть проекта - «ROMA AETERNA» - прошла в Третьяковской галерее в 2016 г. Вторая часть проекта - «Русский путь. От Дионисия до Малевича» - прошла в 2018 г. в Ватикане.

Кураторская деятельность

Куратор многочисленных выставочных проектов в России и за рубежом.

Избранные проекты (Эрмитаж):

Избранные проекты в других музеях:

• «Барокко конца века. Круг Рубенса - круг Гринуэя ». 1993. Музей Санкт-Петербургской государственной художественно-промышленной академии имени А. Л. Штиглица . Каталог: СПб, 1993
• Passiones Luci («Золотой осёл»). 1995.Государственный Русский музей . Каталог: СПб, 1995
• «Ballet Royal. Арифметика идеального». 2006. Музей театрального и музыкального искусства , СПб
• «Modigliani в Фонтанном доме». 2008. Музей Анны Ахматовой в Фонтанном доме. Каталог: СПб, 2008
• «Pro Domo mea»(«Бес попутал в укладке рыться…»). 2009. Музей Анны Ахматовой в Фонтанном доме, при участии Государственного Русского музея , Музея театрального и музыкального искусства,музея Александринского театра , музея Театра марионеток им. Е. Деммени . Буклет: СПб, 2009
• Юрий Юркун . 2010. Музей Анны Ахматовой в Фонтанном доме. Буклет: СПб, 2010.
• Russia Palladiana. «Палладио в России . От барокко до модернизма». Музей Коррер , Венеция. 2014. Каталог: М. , 2014
• «Палладио в России». Царицыно (музей-заповедник) , Москва. 2015. Каталог: М, 2015
• «Палладио в России. Часть 2. Двадцатый век». Музей архитектуры имени А. В. Щусева , Москва. 2015. Каталог: М. 2015
• «Тузы, дамы, валеты. Двор и театр в карикатурах И. А. Всеволожского из собрания В. П. Погожева». Царицыно (музей-заповедник) , Москва. 2016.Каталог: М. 2016
• «ROMA AETERNA. Шедевры Пинакотеки Ватикана. Беллини, Рафаэль, Караваджо ». Государственная Третьяковская галерея , Москва. 2016. Каталог, М. 2016
• «В римском стиле. Маньеристическая графика из эстонских собраний». Кадриоргский художественный музей , Таллинн . 2017
• «Русский путь. От Дионисия до Малевича». Музеи Ватикана , Рим, 19. 11. 2018- 16. 2. 2019 . Каталог: М. 2018

Выставки

«Вечный Рим»

В название выставки 2016 года включено латинское выражение Roma Aeterna, «Вечный Рим». Подразумевалось под этим то культурное единство, каким стал Рим в истории человечества: «город в одно и то же время древний и современный, объединивший в единое целое столь различные эпохи, как Античность, Средние века, Возрождение и барокко. Рим - центр империи, центр религии и центр искусства: можно сказать, что понятие Roma Aeterna является одной из важнейших идей мировой культуры» .

Задачей куратора было представить дух Рима, великого города.

Выставка в Третьяковской галерее начиналась с образца римской школы XII века, образа «Христос Благословляющий», близкого к византийской живописи, показывающего единые корни итальянского и русского искусства. За этим образом, хранящим воспоминание о единстве христианства до схизмы, следовала работа Mаргаритоне д’Ареццо «Святой Франциск Ассизский » (XIII век): имя этого святого выбрал нынешний папа, ставший первым Франциском в истории Ватикана.

Среди произведений готических мастеров, крайне немногочисленных в русских собраниях, «Иисус перед Пилатом» Пьетро Лоренцетти, своеобразно перекликающийся со знаменитой картиной Николая Ге, и две пределлы, рассказывающие истории из жития Николая Чудотворца , равно почитаемого православной и католической церковью, стоят на границе готики и Возрождения. Наибольшего могущества папский Рим достиг в XVII веке, в эпоху барокко; шедевр этого времени на выставке - «Положение во гроб» Караваджо. К эпохе барокко также относятся произведения караваджистов и художников болонской школы (Лодовико Карраччи, Гвидо Рени, Гверчино), прекрасно представленных в папских собраниях. Выставка заканчивается серией картин XVIII века, - последнего века, когда папство играло государственную роль, - посвященных астрономическим наблюдениям и логически завершающих историю Lo Stato Pontificio, Папской области, вскоре прекратившей свое существование и превратившейся в Ватикан, Lo Stato della Citta del Vaticano.

«Русский путь»

Выставка «Русский путь. От Дионисия до Малевича» была открыта в ноябре 2018 г. Выставка экспонировалась в колоннаде базилики Святого Петра . Галерея, спланированная Бернини естественно «образует некий путь», что, по замыслу куратора, можно было назвать паломничеством, своеобразным Via Crucis .

28 ноября 2018 г. выставку посетил Папа Римский Франциск .

Первоначально выставка называлась «У ней особенная стать». Для объяснения своего замысла Ипполитов приводит строки Фёдора Тютчева «с плакатной выразительностью обозначающие внутреннюю константу русского духа» :

Умом Россию не понять
Аршином общим не измерить:
У ней особенная стать -
В Россию можно только верить.

Выставка была посвящена своеобразию склада русского художественного менталитета. Связь с иконописью, осознанная и подсознательная, так или иначе ощутима во многих великих произведениях русского искусства «послепетровского времени», сообщая ему то своеобразие, которое Тютчев определяет как «особенная стать», modo suo.

По замыслу куратора, выставка заканчивалась не произведением современного искусства, но иконой «О Тебе радуется », воплощающей

Идея „главной картины“ чисто русская, она отличается от европейского capolavoro, „шедевр“. Это не просто главная работа живописца и веха в художественной жизни, но глобальная веха на духовном пути нации. Иванов поставил перед собой задачу создать великий шедевр, который, основываясь на опыте западной живописи в лучших её проявлениях, в то же время был бы национальным по своей сути.

…Всю тебя, земля родная,
В рабском виде царь небесный
Исходил, благословляя.

Смысл этих строчек Тютчева связан Ипполитовым с обращением русских художников к образу Христа, как человека , для них были важны "размышления о сочетании божественного и человеческого в Иисусе Христе. . Особенно наглядно демонстрируют это «Христос в пустыне» Ивана Крамского , скульптура «Христос в темнице (Сидящий Спаситель)» неизвестного мастера конца XVIII века, картины живописца Николая Ге , являющиеся образцами русской христологии . Развернувшаяся вокруг работ Николая Ге полемика тут же сделала их «главными картинами», а разговор об образе Христа перерос в обсуждение проблем современности: «путь Христа - путь человечества - путь России - путь каждого человека».

Проект Ипполитова отличается от предшествующих крупных международных ретроспектив русского искусства, таких, как «Святая Русь» (Париж, Лувр , 2010 и «Россия!» (Нью-Йорк, Музей Соломона Гуггенхейма , 2005). Экспозиция строится не как диалог авангарда с иконописью, но как диалог иконописи и живописи XIX века, в первую очередь представленного живописью передвижников, и как единство русского искусства.

Современное искусство

Многие выставочные проекты Ипполитова посвящены актуальному искусству. Среди них можно особо выделить некоторые проекты, связанные с творчеством петербургских фотографов - (Борис Смелов , Александр Китаев , Евгений Мохорев , Ольга Корсунова) и с кругом художников, объединённых «Новой Академией в Санкт-Петербурге»: Тимур Новиков , Георгий Гурьянов , «Строгий юноша» Константин Гончаров.

Избранные проекты:

• «Улицы-лица, годы-дома». 2003. Государственный музей истории Санкт-Петербурга , при участии Государственного центра фотографии МК РФ
• «Егор Остров. Фрагменты». 2002. Галерея Марины Гисич , Петербург
• «Кесарь и Галилеянин ». 2003. Ольга Тобрелутс . Henie Onstad Kunstsenter , Oslo (Норвегия)
• «Конец второго тома». Илья Пиганов . Музей архитектуры им. А. В. Щусев , Москва, 2005
• «Птичий грипп». Белла Матвеева. 2006. Галерея Anna Nova, Петербург
• Георгий Гурьянов . 2007. Музей прикладного искусства Санкт-Петербургской государственной художественно-промышленной академии имени А. Л. Штиглица.
• «Семнадцать снов Иосифа Сталина . Дворец советов. Конкурс проектов». 2007. Галерея Anna Nova, Петербург
• «Новая Академия. Санкт-Петербург». 2011. Фонд культуры «Екатерина», Москва. Каталог: М.: 2011
• «Серебряный город. Петербургская фотография 20-21 веков». 2012. Галерея имени братьев Люмьер , Москва
• «Новые мифологии». Ольга Тобрелутс. 2012. Antico Ospebale dei Battuti, San Vito al Tagliamento, Italia. Каталог: Udine: Lithostampa, 2012
• «Коронация Поппеи ». Белла Матвеева. 2013. Rizzordi Art Foundation
• «Ландшафты небес». Ольга Тобрелутс . NameGallery. Санкт-Петербург
• «Книга Понтормо». Егор Остров. Городская усадьба А. Л. Кнопа . Москва, 2016
• «Римское время.» ГрафикаМаксима Атаянца . 2016-2017. ГМИИ им. А. С. Пушкина , Москва
• « Люди должны быть разными». 28 июня - 1 октября 2017. Царицыно (музей-заповедник) . Москва
• «Бар закрыт». Никола Самонов. Август - сентябрь 2017. Галерея «Борей», Санкт-Петербург.

Литературное творчество

Лауреат Гран-при литературного конкурса «Мой Петербург», посвящённого 300-летию Санкт-Петербурга. Новелла «Город в фарфоровой табакерке» опубликована в сборнике «Мой Петербург». М.: Вагриус, 2003.

Книги (избранное) :

Награды

Премия Андрея Белого 2012 г. за книгу «Особенно Ломбардия. Образы Италии XXI».

Семья

Первая жена (1982-1988 гг.) - итальянская писательница Карла Мускио (Carla Muschio),

Вторая жена (1989-1996 гг.) - Авдотья Смирнова . Сын от этого брака - Ипполитов, Данила Аркадьевич (род. 1990). Учился в футбольной школе «Зенит». Вратарь. Чемпион мира 2012 года по пляжному футболу в составе сборной России. . В 2015 году закончил спортивную карьеру . Окончил Государственный университет кино и телевидения (продюсерская мастерская Сергея Сельянова) . Работает продюсером компании « Среда».

Примечания

1. Почему Италия? // Российская государственная библиотека, 7 сентября 2018 года
2. Сфера научных интересов: итальянское искусство XV-XVII веков, античная и христианская иконография, зарубежное искусство XX века, история мирового кинематографа. Архивированная копия (неопр.) (недоступная ссылка) . Дата обращения 9 марта 2012. Архивировано 2 октября 2008 года.
3. P. Fuhring. Jan van der Waals // Print Quarterly. 2006. Vol.26. no.3. P.300-302.
4. «Роберт Мэпплторп и классическая традиция: фотографии и гравюры маньеризма». 2004-2005. Нью-Йорк, Петербург, Бильбао, Москва. Каталог: Нью-Йорк, 2004
5. Аркадий Ипполитов: Russia palladiana. Палладио в России - Аркадий Ипполитов - #09 (74) сентябрь 2014 - Хроники (архив) - Сноб
6. Русский путь. М. : Третьяковская галерея, 2018
7. http://www.theartnewspaper.ru/posts/5796/
8. http://www.museum.ru/N63990
9. https://tvkultura.ru/article/show/article_id/158153/

Аркадий Ипполитов. Только Венеция. Образы Италии XXI May 17th, 2016

Книгу Ипполитова я случайно увидел в питерском доме книги как только она вышла . Стоила она как-то круто, была толстенной, а у меня уже и так к тому времени накопилось наверно кило под десять купленных, в ту поездку книг. В общем, наступил на горло собственной песне и не купил. О чем сейчас, после прочтения, жалею. На сегодняшний день это лучшее, что я прочел о Венеции.

Причем сам Ипполитов, как человек, производит довольно отталкивающее впечатление. Позже, когда я немного посмотрел его биографию, стало понятно почему. Да-да, это та самая «интеллигенция»:



На фото: Леонид Десятников, Борис Мессерер, Белла Ахмадуллина, Аркадий Ипполитов, Полина Осетинская, Дуня Смирнова , Александр Тимофеевский, Ирина Любарская, Сергей Дубровский, Владимир Напарин, Ирена Пастухова, Андрей Самадуга. 1991 г.

Но вначале я этого ничего не знал, и потому с удивлением прочел о встрече автора с Венецией:

«Я первый раз был в Италии и первый раз за границей и оказался в ней по приглашению моих друзей Данило Паризио и Марики Морелли, с которыми познакомился в Петербурге, где Данило оформлял как дизайнер и архитектор выставку современного итальянского искусства. Они пригласили меня вместе с Дуней Смирновой , на которой я тогда был женат , из личной симпатии, а также в знак уважения моих исключительных - так им казалось - знаний итальянского искусства.»

«Теперь, когда я вспоминаю об этом моём первом физическом контакте с Венецией, то чувствую странное раздвоение: это, конечно, я сижу на корме катера, таращусь на Венецию, как на новые ворота, и реву бараньими слезами, крупными и молчаливыми , но и всё тот же я, как будто со стороны, вижу здорового тридцатилетнего бугая, сидящего на корме катера и ревущего как баран .»

«Ревел же я на корме катера так, как никогда больше в жизни . «Ревел» - неправильное слово, так как оно предполагает некий звук, я же делал это беззвучно. Не потому что окружающих стеснялся, хотя и поэтому тоже, а потому что слёзы, не являясь выражением некоего душевного переживания, были просто следствием конденсации набившегося в мой череп тумана, то есть, подобно бараньим слезам, проявлением чистой физиологии, - и текли они обильно и непроизвольно . »

«Дуня, например, не рыдала, а только смотрела на меня с сочувственным удивлением, слезам моим вполне сопереживая и принимая их к сведению без всякого осуждения, но не пытаясь их, так сказать, разделить, что было бы смешно и ложно : предположим, она бы уселась рядом, взяла бы меня за руку и тоже принялась беззвучно слезами течь, как луком намазанная, - то-то была бы картинка!»

Вообще, я думаю, две трети или три четверти книги не о Венеции, а авторские эссе «о себе на фоне мира». Но, примерно к середине книги это уже перестало раздражать. Временами Ипполитов этим напоминал мне Бродского в «Набережной Неисцелимых». Но есть и существенное отличие. Если Бродский уж совсем о себе и о своем, где Венеция лишь фон, то для Ипполитова рассказ о городе - все же основная цель, просто делает это он вместе с рассказом о себе. Ведь:

«А впрочем: о чем может говорить порядочный человек с наибольшим удовольствием?
Ответ: о себе.
Ну так и я буду говорить о себе.

Ф.М.Достоевский. Записки из подполья»

Но как бы там ни было то, что Ипполитов рассказывает о Венеции - лучшее, что я читал об этом городе. В том-то, как мне думается, и трагедия России, что, с одной стороны, «интеллигенция» — словно сошедшая со страниц «Записок из подполья», а с другой, никто, кроме нее, о «Венеции» рассказать не может.

1. О чем книга
Немного своеобразный, но прекрасный путеводитель по Венеции. Достаточно логично построенный. Места описываются так, что я их узнаю по тексту, читаю, а перед глазами встают картины. Причем, о многом из того, что меня интересовало, но было непонятно, где искать информацию, Ипполитов рассказывает, да не просто так, а в контексте истории, литературы, музыки и живописи. Возникает целостная картина, благодаря чему, возможно, и происходит узнавание города.

Венеция 2016. Дом с верблюдом, глядя на который я сказал, что вот бы здорово узнать историю его и верблюда. Sigma SD1 Sigma SA AF 17-50mm f/2.8 EX DC OS HSM

Хотя, конечно, в тексте есть и подвохи, и закладки, и подмены смыслов, весь интеллигентский набор нелюбви к «этой стране». Альтернативы вот только подобным книгам нет, и это грустно.

Аркадий Викторович Ипполитов - родился в 1958 г. в Ленинграде. В 1989 г. окончил исторический факультет ЛГУ (кафедра истории искусств). С этого же года работает в Государственном Эрмитаже хранителем итальянских гравюр. Куратор выставок в Эрмитаже: «Шедевры западноевропейской гравюры XV-XVIII вв.» (1998), «Младенец Иисус» (2000), «Роберт Мэпплторп и классическая традиция. Искусство фотографии и гравюры маньеризма» (2004-2005) и др. Печатается в изданиях: «КоммерсантЪ», «Русский телеграф», «Пинакотека», «Сеанс» и др. Преподает историю искусств в Европейском университете (Санкт-Петербург) и в СПбГУКиТе.

Автор книг: «Барокко конца века. Круг Рубенса — круг Гринуэя» (1992), «Золотой осел» (1995), «Венеция» (2001), «Вчера. Сегодня. Никогда» (2008) и «Особенно Ломбардия. Образы Италии-21» (2012). Член экспертного совета петербургского института PRO ARTE. Эксперт, руководитель раздела «Изобразительное искусство», автор ряда статей издания «Новейшая история отечественного кино. 1986-2000». Член редколлегии издательства «Сеанс». ()

3. Чем и кому полезна
Всем, кто был или собирается в Венецию, стоит прочесть эту книгу. Ничего лучше я пока не встречал. Да, отпечаток личности автора затрудняет чтение, но его эрудиция, образность и связанность, на мой взгляд, это компенсируют.

4. Недостатки
Поначалу, пока не привык, и автор сильно раздражал, все поля исчерканы пометками, но позже, как-то смирился, или научился фильтровать и черкать поля перестал. Поэтому, недостатки с примерами будут лишь из самого начала книги.

1. Как уже писал, многословно местами и особенно там, где автор о себе рассказывает. Временами это становится цветасто, пошло и пусто. Вот, например, фрагмент про Набережную Неисцелимых:

«Нет никакой Набережной Неисцелимых и в помине, она ни в одном путеводителе не упоминается, но Бродский называет своё эссе «Фондамента дельи Инкурабили», «Неисцелимые» для него важны, и текст его «Дзаттере», «Плотами», никак не может быть обозначен, что за глупость. Конечно, эссе Бродского и есть Фондамента дельи Инкурабили, то есть cosa in sè, рождённая лишь субъективными свойствами самого Иосифа, поэтому в гидах её может и не быть, однако если вы пороетесь в архивах и антикварных лавках, то на очень старых венецианских картах, пылящихся там, выцветших, как смытые ветрами и дождями фрески с фасадов старых дворцов, вы сможете найти надпись Fondamenta degli Incurabili.

Набережная Неисцелимых является как привидение: картами уже давно никто не пользуется, они бесполезны, как искусство, но карты доказывают, что Фондамента дельи Инкурабили есть, она на какой-то грани действительности и воображаемого, как и всё в Венеции. Но она существует, совершенно точно, это именно то место, где я поскользнулся, и расположено оно как раз около Понте деи Инкурабили и напротив Оспедале деи Инкурабили. Теперь и я могу это подтвердить, так как камни набережной врезались в меня во всей апдайсковской кристаллической полноте и Неисцелимые обступили меня со всех сторон. Столь внятный ушиб я получил, конечно, на Фондамента делле Дзаттере, но упал-то я в метафизичность Фондамента дельи Инкурабили, то есть в бродскую Набережную Неисцелимых, и именно там и растянулся, а не посреди какой-то Набережной Плотов, чётко отмеченной на визитных карточках реальности, которыми пользуются «хронические туристы». В Венеции с объективностью всё не просто»

Ну а вот табличка с наименованием набережной:

Венеция 2016. iPhone

А вот памятная доска:

Венеция 2016. iPhone

2. Лукавство двойных стандартов. Есть прекрасные эльфы и для них нормально:

«Кампо Санто Стефано, например, вы изучили досконально, до мельчайших подробностей, уже пообедать там успели и в многочисленных её кафе посидели не раз »

А есть орки, страдающие потреблятством:

«Набери теперь в интернете «карпаччо», так выскочит:

— карпаччо из говядины
— карпаччо из лосося
— карпаччо из свеклы
— карпаччо из курицы

и только где-то на последнем месте проблеснёт «карпаччо витторе», ибо наша эпоха потреблятства - «потреблятство» очень удачный перевод термина affluenza , являющегося миксом из affluence, «изобилие», и influenza, «грипп», изобретенного де Графом, Ванном и Нейлором и поставленного в заглавие их нашумевшей книги Affluenza: The All-Consuming Epidemic 2001 года, по-русски звучащее как «Потреблятство. Болезнь, угрожающая миру» - совсем уж всё в жральню превратило. Блюдо «карпаччо» стало гораздо известнее, чем художник, своё имя блюду отдавший, - о да, это всё так, и, дорогой читатель «со вкусом», меня от глупого восхищения Венецией воротит так же, как и тебя, но мой трёхкопеечный Карпаччо выскакивает из эпохи, потреблятства начисто лишённой.»

3. Вольное использование смысла слов , например, в авторском понимании суггестия - это:

« воздействие на разум и воображение человека посредством ассоциаций, укоренённых в подсознании, и слово это я лично не слишком люблю, так как с юности помню защиту одной диссертации, на которой рецензент сказал о диссертанте, что «суггестивность» прилипла к кончику его пера»

Но вообще-то суггестия это:

«Внушение (лат. suggestio — сугге́стия) — психологическое воздействие на сознание человека, при котором происходит некритическое восприятие им убеждений и установок. Представляет собой особо сформированные словесные (но иногда и эмоциональные) конструкции, часто также называемые внушением»

И такого в тексте довольно много. Вот, например, как используется термин фашизм:

«В конце XV века, после принятия Гранадского эдикта 1492 года, предписавшего насильственное изгнание под страхом смертной казни всех иудеев из Испании, подписанного королём Фердинандом Арагонским, а инспирированного королевой, Изабеллой Кастильской, получившими за свои богоугодные дела подобного рода прозвище Католических и бывших самыми настоящими фашистами , то есть после исторического начала европейского Холокоста в Венецию хлынула масса испанских евреев, образованных, способных и богатых»

Интересно, а кем тогда автор считает Иисуса Навина , приказавшего вырезать Иерихон полностью. Ну и так далее. Как говорил Козьма Прутков:

«Специалист подобен флюсу, полнота его односторонняя »

Вот и Ипполитов, стоит ему чуть-чуть отойти от зоны компетенции начинает напоминать журнал Сноб в плане содержательности.

5. Вердикт
И тем не менее, еще раз повторю: прекрасная книга о Венеции. Лучшая из того, что я прочел. Ларс фон Триер говорил о таком: «Умереть-как-мифологично сделано» .

АРКАДИЙ ИППОЛИТОВ

© "Русский Телеграф" 19 сентября 1998 года Последние два столетия Европа была несправедлива и жестока к Италии. После наполеоновских войн просвещенные северяне стали рассматривать Апеннинский полуостров как континентальный парк отдыха и культуры. В своей гордости и своих предубеждениях европейцы прогрессировали очень быстро. Если в начале прошлого века Стендаль неподдельно восхищался нравом и характером живых итальянцев, то Томас Манн уже воспринимал местное население как навязчивых представителей местной фауны, досадно портящих окружающий культурно-исторический пейзаж.

Александр Блок и другие русские путешественники начала века рассмотрели в современной Италии лишь пыль да выхлопные газы, оставив все свое восхищение истории.

Для восприятия прошлого столетия Италия отжившая была определенно лучше Италии современной. Тот же Стендаль, искренне восхищаясь красотой миланских дам, не без надменности указывал на скудость их туалетов, передававшихся по наследству.

Скука пыльной провинциальной жизни, нарушаемая лишь появлением иностранцев, стала уделом великой нации. Ни о каком итальянском стиле не могло быть и речи, он был ограничен национальным костюмом и плясанием тарантеллы, то есть для приличных людей он был годен лишь во время карнавала. Высший итальянский свет зависел от французской моды; те золотые дни, когда венецианки и флорентийки были образцом для подражания всей Европы и Елизавета Английская выписывала туалеты из Италии, канули в прошлое.

При всем безразличии, граничащем с неприязнью, к итальянской современности, что сквозит в отзывах европейских путешественников, Италия все-таки оставалась для всей Европы воплощением красоты. Сочетание южной природы и великих памятников прошлого превращало эту вполне реальную страну в своего рода фантом - вроде бы она и существует, так как ее реальность дана нам в наших ощущениях, но с другой стороны, ее как бы нет, так как все итальянские переживания оказываются тесно переплетенными с тем, что уже было прочувствовано прошлым. И понять, что же на самом деле вызывает восхищение - реальные руины Древнего Рима или знания, почерпнутые из литературы и истории о его величии и великолепии, - оказывалось невозможно. Ощущать прошлое, т.е. то, что не существует, - занятие необычайно субъективное, и Италия оказалась приютом для различного рода идеалистов - народа привлекательного, но вздорного. Реалисты Италию не жаловали; блестящим примером такого рода критического отношения к ней является описание Львом Николаевичем Толстым путешествия в Италию Карениной и Вронского. Толстовская трезвая критичность совершенно непохожа на восторженные любовные излияния Гоголя, любителя всего идеального и фантастического.

Прошлое тяжелым грузом легло на плечи итальянцев. В начале века, когда всех или почти всех так или иначе охватила мания передового во всех его проявлениях и во всех областях, как в политике, так и в искусстве, эта зависимость вообще стала восприниматься как нечто страшно компрометирующее. О какой моде могла бы идти речь в стране, где все задавлено руинами, - казалось, что Италия обречена быть провинциальной. Шумные выходки футуристов только подчеркивали итальянскую дремучесть: оголтелость всегда свойственна захолустью, так как только там она может обратить на себя внимание.

Одним из проявлений комплекса провинциальности стал стиль итальянского фашизма, когда дуче решил поженить махровый национализм, свойственный недавно объединенному Итальянскому королевству, с футуристическими утопиями.

Муссолиниевские кварталы в Риме получились в общем-то даже и ничего, особенно если учесть то, что ими не стали обременять Палатин или Капитолий, а воздвигли в некотором отдалении от Великого Города, так что теперь они превратились в своего рода Диснейленд для интеллектуалов. В них определенно даже чувствуется стильность - обнаженные лыжники под южным солнцем и упрощенные аркады, напоминающие о Колизее, гладиаторских боях и замученных христианах, способны произвести впечатление, и если забыть о политических преступлениях, то и несколько развлечь усталый вкус. Впрочем, так они воспринимаются только сегодня, после того как несколько сверхэлегантных современных архитекторов пропели дифирамбы тоталитарной архитектуре. В тридцатые годы к ним относились иначе, и Рим в это время никак нельзя было назвать модным городом.

Резкое изменение произошло в 60-е годы нашего века. Пережив период гордости своей прекрасной нищетой, отсталостью и второсортностью во времена неореализма, Италия вдруг стала самой фешенебельной страной Европы. После "Земля дрожит" Висконти снимает "Туманные звезды большой медведицы", Пазолини после "Мама Рома" создает "Теорему", а "Дорога" Феллини приводит к "Сладкой жизни". Можно, конечно, рассуждать о последствиях экономического бума, о процветании алюминиевой промышленности и развитии производства пластмасс, которое привело к тому, что Италия стала страной самых элегантных в мире телефонов, но это надо делать достаточно осторожно. Скандинавия также стала процветать в результате бума 60-х, но финский дизайн, при всех его очевидных достоинствах, стал образцом только для владельцев дач вокруг Санкт-Петербурга, считающих верхом изыска кроссовки и спортивные костюмы веселеньких расцветок. В Италии и в итальянской культуре содержалось нечто, что смогло снова покорить весь мир и снова, как и в XVI веке, заставить всех модников и модниц поклоняться этой прекрасной стране.

Среди бесчисленных определений стиля самым верным до сих пор является данное Бюффоном в речи при избрании во Французскую академию: "Стиль - это человек".

Оно означает, что стилем является так или иначе оформленная совокупность проявлений некой индивидуальности. Чем более осознанным будет это проявление и чем более яркой будет индивидуальность, с тем большим основанием стиль может претендовать на звание стиля. Любой период времени оказывается оформленным в нечто, что можно назвать "духом времени" благодаря совокупности различных индивидуальных поступков и действий, объединенных чем-то общим, так что любое десятилетие - даже если оно декларативно бесстильно или разностильно - имеет свой собственный стиль. То же самое можно сказать и о каждой нации.

Такие определения, как "плохой" или "хороший", по отношению к стилю явно не работают. Ведь стиль кроссовок и тренировочных костюмов может быть очень даже хорош, а стиль Дольче и Габбана вполне может быть плох, как стал плох стиль Армани и Валентино, годный теперь разве что для бандитов. Более того, стиль тренировочных костюмов вполне может стать стильным, дело только в аранжировке.

Вот здесь итальянцы не знают себе равных, так как их великая страна накопила столь много стилей и индивидуальностей, что итальянцу даже не требуется вкус в выборе, он может себе позволить просто следовать одной или нескольким многочисленным линиям, намеченным родной культурой, - будь то античный классицизм, нежное кватроченто, пышная Византия, красочный Восток, неореалистическая нищета или религиозный кич. Более того, обращаясь к той или иной теме, итальянец, используя накопленный за века опыт образования стилей, совершенно не боится вторичности и остается свободным от строгих законов хорошего вкуса, так как только нарушая их и можно делать стиль. Для любого художественно одаренного итальянца существуют два ориентира: эпоха Возрождения - первый европейский стиль, декларативно вторичный и созданный на основе переработки великого прошлого и покоривший всю Европу, - и Караваджо, первый художник, смело опрокинувший сложившуюся систему вкусов, что было принято считать хорошей, и тоже завоевавший всю Европу.

В XIX веке и первой половине XX, когда царила наивная вера в прогресс человечества и всего, что с ним связано, например искусства, эта блистательная способность итальянского духа оказалась невостребованной. Итальянский стиль был не замечен, так как ему претило требование тотальной новизны и он предпочитал dolce far niente французской суетливости и английскому эксцентризму. Но сегодня, разуверившись в социальных и художественных утопиях, любой европеец, желающий быть или слыть элегантным, даже если он родился в Америке или Японии, а его родители - негры, индейцы или китайцы, готов взойти на костер со словами: "Нет другого стиля, кроме итальянского!" и погибнуть за утверждение этой очевидной истины. Превосходство итальянского стиля столь же непреложно, как то, что Италия омывается водами Средиземного моря, и говорить об этом в общем-то излишне. Ибо стиль английский - это только стиль жизни, то есть добротность и удобство.

Стиль французский - это только вкус и умение выбирать и сочетать, а ни в коем случае не творить. Стиль немецкий (да простит бог за кощунственное упоминание нации, часто претендовавшей на мировое господство и очень редко на стиль) - это образ мышления, при котором забываешь во что одет твой собеседник. Стиль испанский - это образ поведения, и он исчерпывается черным костюмом и белым воротником испанских грандов и мантильей Кармен. Стиль американский - это образ правления, заботящегося о здоровье и благосостоянии нации, а стиль русский - это перманентное восхищение английской жизнью, французским вкусом, немецким мышлением, испанским поведением, американским правлением и великим итальянским стилем, то есть прекрасными творениями Растрелли, Кваренги, Росси, Армани, Версаче, Миссони, Дольче и Габбаны.

Земной рай в центре производства мерседесов Выставка Поля Гогена в Штутгарте Аркадий ИППОЛИТОВ © "Русский Телеграф", 1 августа 1998 года Одна из важнейших тем культуры ХХ столетия - бегство от цивилизации, поиски первозданной чистоты и невинного счастья. В различные периоды желание отказаться от всех благ и всех несчастий современности охватывало различных художников и заставляло их устремляться в отдаленные точки земного шара. Подлинным пиком этого культурного импульса стало движение хиппи, доведших отказ от цивилизации до такого совершенства, что по сути он стал отказом и от грамотности. Подобная радикальность к концу столетия себя несколько скомпрометировала, и сейчас от цивилизации убегать почти перестали. К тому же и бежать уже некуда - везде, где интеллектуалы и художники искали отшельничества, понастроили курортов, и рискованные романтические путешествия превратились в дорогостоящие респектабельные круизы.

На фешенебельных курортах, устроенных в местах, где ранее лучшие представители человечества мечтали наслаждаться одиночеством, особенно много немцев. С древних времен эта нация рвалась туда, где "лавр цветет и апельсины зреют", и тоска по югу, солнцу и ясной простоте южного пластицизма стала одним из признаков германского духа, столь же характерным, как и его сумрачность. Гете придал этому желанию культурную форму, оказавшуюся столь выразительной, что и в современном суетном оживлении аэропортов в отпускное время можно различить отзвуки песни Миньоны. Выставка, недавно прошедшая в Штутгарте, как нельзя более естественна для Германии. Тема ее - "Гоген на Таити" - в июне-июле воспринимается как реклама рейсов "Люфтганзы" на тихоокеанские острова.

Поль Гоген - безусловный отец тенденций эскапизма в ХХ столетии. Он не только теоретически вожделел земного рая, что делали многие и до него, но и в реальности осуществил подобную затею. Его паломничество на Таити не осталось смутным желанием, а воплотилось в жизнь. Его отъезд произошел под бурные аплодисменты литературной элиты символизма, однако никто его примеру не последовал. Подтверждая свою врожденную тягу к южным землям, немцы подражали Гогену в большей степени, чем французы. Практически ни один большой художник французского авангарда начала века дальше французских колоний в Алжире и Марокко не уехал, в то время как немецкие экспрессионисты, вдохновленные таитянскими работами Гогена, совершали поездки на острова Тихого океана.

На выставке в Штутгарте бегство Гогена на Таити воспринимается не как проявление индивидуальной воли, а как культурная закономерность развития европейской художественной мысли. Экспозицию гогеновских картин предваряют произведения северных художников, начиная от Лукаса Кранаха и кончая Эдвардом Мунком.

Гогеновская поездка на Таити ставится таким образом в определенный контекст, прослеживаемый начиная с XVI века, и становится чем-то гораздо большим, чем поступок гениального одиночки. Соответственно по-новому воспринимаются и сами картины, раньше трактовавшиеся как опыты по преодолению культурности и поиски антиклассических путей развития европейского искусства, а на этой выставке выглядящие как упоительный сон о новой классике.

В Штутгарте Гогена окружают картины северных мастеров. Случайное ли это проявление национализма немецких кураторов или осознанный жест, почти не имеет значения. Гоген, как это ни покажется парадоксальным на первый взгляд, по существу чужд французской культуре. Его постоянное желание вырваться за ее рамки и полная невозможность для него пребывания в Париже - не просто естественное следствие бедственного материального положения. Конфликт Гогена и окружавшего его общества не только и не столько социальный, сколько психофизический. Ему с его характером и манерой себя держать подошло бы больше жить в Скандинавии и общаться с Гамсуном и Мунком, чем с парижской богемой.

Для французской культуры стремление в дальние края кажется столь же естественным, как и для немецкой. Говоря о тяге Гогена к тропикам, почти всегда вспоминают Делакруа, Фромантена и романтическую любовь к Востоку. В дальнейшем бодлеровское восхищение "черной Венерой" и бегство Артюра Рембо сделали подобные настроения обязательными для парижанина-декадента. Однако и ориентализм Делакруа, и стихи Бодлера, и призыв "Бежать, бежать!" Стефана Малларме были скорее не проявлениями эскапизма, а тягой жителей мировой столицы к экзотической роскоши, любовью потребителя к разнообразию впечатлений. По сути своей весь французский ориентализм XIX века оранжереен, и очевидно, что фантомы "Пьяного корабля" вырастают из опиума и абсента, потребляемых на диване или за столиком парижского кафе. Французская культура всегда осознает себя истиной в последней инстанции и, даже себя критикуя, не может собой не любоваться - другие культуры для нее лишь экзотика, дорогая пряность, украшающая национальную кухню. Это чувствуется даже в отношении французов к Италии, самой, может быть, для них уважаемой национальной культуре, которую они воспринимают просто как часть своей собственной с некоторыми этническими вариациями. Самодостаточность французской культуры, столь идеально выраженная в романе Гюисманса (где оказывается: чтобы почувствовать диккенсовскую Англию или голландскую специфику, не стоит уезжать из Парижа), отличает ее от английской, немецкой или русской, всегда ощущающих свою неполноценность. Усилия по компенсации этой неполноценности, принимающие самые разнообразные формы, часто вели к наивысшим достижениям. Примеры тому - Байрон, Гете, Гоголь. Французы же всегда оставались наблюдателями, как Шатобриан, Стендаль, маркиз де Кюстин.

Гоген все время пытался преодолеть самодостаточность французской культуры. Его конфликт с импрессионизмом объясняется в первую очередь именно этим.

Импрессионисты нашли в сиюминутной французской действительности подлинный рай и неустанно его воспевали, желая им овладеть и им распоряжаться. В конце концов это им удалось, и только скепсис Дега отравлял импрессионистический триумф - недаром именно с Дега у Гогена дольше всех сохранялись хорошие отношения. Гоген же все время повторял, что все вокруг него дрянь, дрянь и еще раз дрянь. По многочисленным свидетельствам современников, он был высокомерным, самодовольным и заносчивым, но другим он и не мог быть. Гогену, родившемуся в Перу и всегда остававшемуся инородцем во французской среде, чтобы не сойти с ума, как Ван Гог, ничего другого не оставалось, как только настаивать на собственной самодостаточности, чтобы противопоставить ее самодостаточности французов. Делал он это с подлинно французским упорством.

О жизни Гогена на Таити написаны сотни книг, и каждый его шаг на острове исследован с наивозможнейшей тщательностью. Сам Гоген описал свое пребывание в Полинезии не только своими живописными полотнами, но и в романах. В "Ноа-Ноа" он создал образ нежнейшей земли из благоуханий тропических цветов, женских волос и древних преданий. Жизнь на этой земле проста, как общение со звездами. Законы на ней не нужны так же, как и каждодневный труд, ее обитатели невинны, так как не знают слова "порок", и в этом они сродни цветам, плодам и птицам. Только там возможно единение с природой, ибо только там она щедра и добра, и существование на этом острове возможно безо всякой борьбы.

Читая книгу Гогена "Ноа-Ноа", понимаешь, что его описание Таити - не что иное, как повесть об обретении Золотого века в конце XIX столетия. В дальнейшем исследователи доказали, что никакой идиллии на Таити не существовало, что Техура не могла рассказывать Гогену предания о таитянских духах и что питался Гоген не плодами, а тушенкой из колониальной лавки. Таити Гогена абсолютно выдуман, никогда ничего подобного в реальности не было, и все рассказы о таитянской мифологии - лишь компиляция по книге Муренхута о религии полинезийцев.

На выставке Таити Гогена сопоставлен с кранаховским изображением райского сада.

Вряд ли кто-нибудь сейчас серьезно станет утверждать, что Кранах изобразил райский сад неправильно - это было бы довольно рискованно. Рай Гогена столь же реален, как и вечная мечта человечества о Золотом веке. Со времен Гесиода казалось, что это благословенное время полного счастья утрачено и, изображая его, художники всегда подразумевали прошлое. Гоген - единственный, нашедший Золотой век в современности и воплотивший его в зримых образах. Их условность - не декоративный прием, а мифотворческая сила, и Гоген велик тем, что подарил человечеству веру в возможность обретения утраченного. Долгое время люди верили, что грехопадение навсегда лишило их возможности быть счастливыми. Условный Таити Гогена доказал, что счастье возможно и для сыновей Адама, а его живопись превратила культурные грезы в реальность. Гогену удалось то, о чем мечтали поэты и художники со времен античности, - познать райскую свободу в пределах земного существования. Ее можно обрести в гогеновских картинах, создавших образ Таити, и уже не имеет значения, что было на самом деле.

Искусство: новая зрительность родилась, но еще в колыбели

Из книги Эссе 1994-2008 автора Ипполитов Аркадий Викторович

Аркадий Ипполитов В Париже открылась выставка года Статьи в Коммерсанте, Сеансе Номер 186 от 01-10-94 Самый актуальный художник Европы родился 400 лет назадСегодня в "Гран Пале", выставочном зале Лувра, открывается посвященная четырехсотлетию со дня рождения Никола

Из книги Мастера и шедевры. Том 3 автора Долгополов Игорь Викторович

Аркадий Ипполитов. Статьи в Русском Телеграфе Выставка в Лондоне опровергает расхожее представление о "малых голландцах" Великие, но не средние Аркадий ИППОЛИТОВ © "Русский Телеграф" 27 июня 1998 года При упоминании о голландской живописи XVII века перед глазами сразу

Из книги Тайный русский календарь. Главные даты автора Быков Дмитрий Львович

Из книги Мастера исторической живописи автора Ляхова Кристина Александровна

Из книги автора

АРКАДИЙ ИППОЛИТОВ © "Русский Телеграф" 19 сентября 1998 года Последние два столетия Европа была несправедлива и жестока к Италии. После наполеоновских войн просвещенные северяне стали рассматривать Апеннинский полуостров как континентальный парк отдыха и культуры. В

Из книги автора

АРКАДИЙ ИППОЛИТОВ «Русский Телеграф». 29 декабря 1997 года Старое искусство умерло… Изобразительность умерла… Абстракция умерла…Живопись умерла… Кубизм умер, футуризм умер, дадаизм умер, поп-арт, оп-арт, кинетизм, леттризм… Наше столетие было очень щедрым на смерти. И,

Из книги автора

АРКАДИЙ ИППОЛИТОВ «Русский Телеграф». 10 октября 1997 года В прошлую пятницу вся прогрессивная общественность Санкт-Петербурга была взбудоражена сообщением об открытии Академических залов Русского музея. Это событие, относящееся к области скучного музейного официоза,

Из книги автора

АРКАДИЙ ИППОЛИТОВ «Русский Телеграф». 6 октября 1997 года "Эпоха Рудольфа II, когда Прага была центром Священной Римской империи, была уникальна для Чехии. Прага в это время была культурной и духовной столицей Центральной Европы. Именно сейчас, когда мы пытаемся включиться

Из книги автора

Аркадий Александрович Пластов (1893–1972) Вернувшись в родное село после трех лет обучения в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, Пластов трудился наравне со своими земляками, помогая им во всем. На живопись оставалось совсем немного времени, но крестьяне,

По случаю юбилея Государственного Эрмитажа «Бумага» поговорила с одним из самых известных сотрудников музея Аркадием Ипполитовым - куратором и хранителем итальянских гравюр, преподавателем Европейского университета и автором книг «Барокко конца века. Круг Рубенса - круг Гринуэя», «Золотой осел», «Венеция».

Искусствовед рассказал, какова роль историко-культурного музея и «Блудного сына» Рембрандта в сегодняшней реальности, как сотрудники музея влияют на культуру одним своим существованием, меняется ли зритель и зачем Эрмитажу современное искусство.

Аркадий Ипполитов

Искусствовед

О функциях современного музея

Круг деятельности любого музея достаточно широк, и в ней надо выделить три главных, по-моему, направления. Первое - деятельность хранительская: музей должен обеспечивать неприкосновенность и сохранность вверенных ему сокровищ, дабы донести их до потомков в наилучшем виде и состоянии. Второе - деятельность просветительская: музей должен популяризировать свое достояние, но, не ограничиваясь этим, через образцы прекрасного (или ужасного - как в Артиллерийском музее, например) в своей коллекции сеять разумное, доброе, вечное, воспитуя и указуя. Третье направление - деятельность социокультурная: музей должен объединять культуру и социум на всех уровнях, от духовного до бытового.

Музей должен популяризировать свое достояние, но, не ограничиваясь этим, через образцы прекрасного (или ужасного - как в Артиллерийском музее, например) в своей коллекции сеять разумное, доброе, вечное

Уже одним своим существованием любой музей, большой или маленький, знаменитый или скромный, являет собой форпост духа. Каждый музей есть не только собрание предметов, но и сгусток интеллектуальной энергии. Интеллектуальная энергия создается как духовной аурой, являющейся неотъемлемой частью произведений, в музее хранящихся, так и деятельностью самого музея, который есть не только собрание предметов, но и сообщество людей, как сотрудников музея, так и зрителей.

Что касается изменений: никто не будет возражать, что «Блудный сын» Рембрандта уже одним фактом своего существования в Эрмитаже, даже если он просто висит на стенке, воздействовал, воздействует и будет воздействовать не просто на зрителей музея, но на город, в котором музей находится, на страну, и, в конце концов, на весь окружающий мир.

О музейных служащих и зрителях

Сотрудники музея, так же как и посетители, участвуют в создании ноосферы культуры. Сотрудники - своей деятельностью, выставками, публикациями, да и просто одним своим существованием. Посетители же, которых мы объединяем безличным определением «публика», на самом деле личностны и многообразны, есть среди них как бездари, так и гении. Каждый воспринимает музей по-своему, но как-то воспринимает.

Музей определяет сознание личности, пусть даже личность музей и отрицает и a priori влияет на общество гораздо больше, чем общество на него. Чем крупнее музей, тем это влияние сильнее. Поэтому принципиальных изменений функции музея в последнее время не произошло. «Блудного сына» уже кардинально не изменишь, могут меняться только его интерпретации. Да, теперь все большее значение приобретает социокультурная деятельность, но задачи сохранения и просвещения (а также многочисленные другие, мною не упомянутые) никуда не делись.

Музей определяет сознание личности, пусть даже личность музей и отрицает и a priori влияет на общество гораздо больше, чем общество на него

Зритель есть зритель, и роль его определена на все времена: его дело зрить, вот он и зрит, как на римских триумфах, которые многие считают прообразами современных больших музейных выставок, так и на «Манифесте». Но он стал активнее и требовательнее, свободнее и взыскательнее.

Изменилась не роль зрителя, а изменился сам зритель. Вот, например, я какое-то время тому назад (лет пятнадцать как) заметил, как ребята из школьного кружка Эрмитажа сидели прямо на полу в то время, как им рассказывали. Я умилился, поразился и отметил про себя. Я тоже ходил в кружок Эрмитажа после школы, мне это страшно нравилось, но, конечно, несмотря на весь энтузиазм, дети были уставшие; помню, как одна девочка грохнулась в обморок. Но помыслить о такой раскованности - усесться на пол - даже никто и не мог, а теперь как все прекрасно, и даже знаменитые эрмитажные смотрительницы не ворчат, а благосклонно на это взирают. Теперь это стало повсеместной практикой, и эти ребята - новый зритель.

Что касается последнего времени, что ж, музеи, влияя на общество, его и отражают. В закрытом обществе СССР музей был чуть ли не единственной дырочкой, в которую можно было на мир посмотреть. Теперь же, когда все свободно ездят и видят, это не так, и это выдвигает новые требования к деятельности музея.

Об Эрмитаже

У Эрмитажа есть все необходимые атрибуты первоклассного музея, но для музея такого масштаба не хватает одного - денег. Он чем был, тем и остался - первым музеем России и одним из десяти величайших музеев мира. Он адекватен России со времен Екатерины и всегда будет ей адекватен. Актуальность, то есть важность для современности, в любом музее заложена a priori. Сохранение, кстати, очень актуальная задача сегодня. Эрмитаж, ее выполняя, при этом является еще и полноправным игроком на поле современного художественного процесса благодаря проектам, связанным с искусством как XX, так и XXI века.

Совместный опыт Петербурга и «Манифесты» оценила сама публика, посещаемость ее для музея была рекордной. И Петербургу, и Эрмитажу просто необходимо непосредственно участвовать в процессе современного искусства: чем качественнее и интенсивнее, тем лучше.

Эрмитаж адекватен России со времен Екатерины и всегда будет ей адекватен

Аркадий Ипполитов (2006) Аркадий Викторович Ипполитов (род. 26 марта 1958, Ленинград) российский искусствовед. Окончил исторический факультет Ленинградского университета по кафедре истории искусств. С 1989 г. работает в Государственном Эрмитаже … Википедия

- … Википедия

Ипполитов русская фамилия. Известные носители Ипполитов, Аркадий Викторович (р. 1958) российский искусствовед. Ипполитов, Василий Афанасьевич (1892 1957) российский и советский конькобежец, тренер; брат… … Википедия

Аркадий Ипполитов (2006) Аркадий Викторович Ипполитов (род. 26 марта 1958, Ленинград) российский искусствовед. Окончил исторический факультет Ленинградского университета по кафедре истории искусств. С 1989 г. работает в Государственном Эрмитаже … Википедия

Аркадий Ипполитов (2006) Аркадий Викторович Ипполитов (род. 26 марта 1958, Ленинград) российский искусствовед. Окончил исторический факультет Ленинградского университета по кафедре истории искусств. С 1989 г. работает в Государственном Эрмитаже … Википедия

В Википедии есть статьи о других людях с такой фамилией, см. Монастырский. Андрей Монастырский … Википедия

Юрий Викторович Чайников (1950) – российский переводчик полонист. Биография Закончил экономический факультет МГУ (1972). Работал и работает по сей день в Институте научной информации по общественным наукам (ИНИОН), на радио. Литературные труды… … Википедия

Эта страница информационный список. См. также основную статью: Новодевичье кладбище Содержание … Википедия

Сталинская премия за выдающиеся изобретения и коренные усовершенствования методов производственной работы форма поощрения граждан СССР за значительные заслуги в техническом развитии советской индустрии, разработки новых технологий, модернизации… … Википедия

Книги

• Только Венеция. Образы Италии XXI , Аркадий Викторович , Ипполитов , Уникальная книга о невероятном городе. Венецианское прошлое не исчезло, вечная красота свежа, как «высокая вода», с моста Риальто слышны голоса куртизанок и крики николотти, дерущихся с… Категория: