Усадьба в.г.перова «стрелково» клинского р-на московской области. студия художника в д. радов. Изразцовая скамья и «Царевна Лебедь»: Михаил Врубель

Иннокентий Анненский "Старая усадьба"

Сердце дома. Сердце радо. А чему?
Тени дома? Тени сада? Не пойму.

Сад старинный - все осины - тощи, страх!
Дом - руины… Тины, тины, что в прудах…

Что утрат-то!.. Брат на брата… Что обид!..
Прах и гнилость… Накренилось… А стоит…

Чье жилище? Пепелище?.. Угол чей?
Мертвой нищей логовище без печей…

Ну как встанет, ну как глянет из окна:
«Взять не можешь, а тревожишь, старина!

Ишь затейник! Ишь забавник! Что за прыть!
Любит древних, любит давних ворошить…

Не сфальшивишь, так иди уж: у меня
Не в окошке, так из кошки два огня.

Дам и брашна - волчьих ягод, белены…
Только страшно - месяц за год у луны…

Столько вышек, столько лестниц - двери нет…
Встанет месяц, глянет месяц - где твой след?..»

Тсс… ни слова… даль былого - но сквозь дым
Мутно зрима… Мимо… мимо… И к живым!

Иль истомы сердцу надо моему?
Тени дома? Шума сада?.. Не пойму…



Слышишь слова-русская усадьба- и первое, что приходит на ум -Пушкин, Михайловское, "Метель".А затем цепочка воспоминаний разворачивается,охватывая, пожалуй, наиболее важные исторические события и жизни наиболее значимых в нашей культуре людей.


Из "Романа в письмах" А. С. Пушкина:
" Отдыхаю от Петербургской жизни, которая мне ужасно надоела. Не любить деревни простительно монастырке, только что выпущенной из клетки, да 18-летнему камер-юнкеру - Петербург прихожая, Москва девичья, деревня же наш кабинет. Порядочный человек по необходимости проходит через переднюю и редко заглядывает в девичью, а сидит у себя в своем кабинете. - Тем и я кончу. Выйду в отставку, женюсь и уеду в свою саратовскую деревню>. - Звание помещика есть та же служба. Заниматься управлением> 3-х тысяч душ, коих всё благосостояние зависит совершенно от нас, важнее, чем командовать взводом или переписывать дипломатические депеши..."


В начале 20 века русская усадьба, как явление, переживала свой закат.В старинных усадьбах все еще хранились редкие книги дедовских библиотек, старые- иногда великолепные, иногда доморощенные портреты, предметы мебели и прикладного искусства.Но наступала другая эпоха с другими ценностями.Художники, деятели культуры начали предпринимать действия по спасению неизвестных сокровищ, объезжая старинные усадьбы, описывая их, покупая то, что имело художественное значение.Они группировались вокруг таких художественных журналов, как "Мир искусства", "Старые годы", "Аполлон".


Затем революции.Большая часть усадеб была обречена.Их грабили и сжигали с абсолютно ненужными на глаз крестьян библиотеками(судьба Шахматово, усадьбы А. А. Блока), ломанной мебелью 18 века, старинными тканями и кружевами.Бывшие жители усадеб, в основном, эмигрировали.Хотя, конечно, судьба различных усадеб была различной:ведь были усадьбы царские, усадьбы аристократические, усадьбы мелкого дворянства и относительно новые усадьбы фабрикантов, интеллигенции...

Но именно в эмиграции люди вспоминали свои дома, не только, как домашний очаг, но и как символ русской культуры.


Из воспоминаний князя Голицына:
Однажды, зайдя к Николаю Николаевичу Львову, князь Голицын застал его сидящим за какими-то набросками:
– Что это Вы зарисовываете так старательно? – обратился Голицын к Львову.
– А вот видите, я стараюсь с возможной точностью воспроизвести рисунок той домашней мебели, которая наполняла дом моей деревенской усадьбы и которую местное население под влиянием преступной анархической пропаганды, разграбило, сожгло, уничтожило, придав огню потом вообще всю усадьбу. И вы спросите: к чему это? На что я Вам отвечу: "помещичий быт отошел в вечность. Возродиться ему нет никакой возможности, но сохранить его облик до мельчайших подробностей – долг каждого, кто его пережил. Для потомства, для которого будет чрезвычайно важно воскресить этот своеобразный быт, который в конце концов, в XIX в. дал такие непревзойденные величины, как Пушкин, Лермонтов, Тютчев, Тургенев, Толстой. Этот быт был началом культуры, просвещения и прогресса среди моря невежества, грубости и отсталости, в которую была погружена остальная Россия"


В 20гг. в постреволюционной России образуются довольно многочисленные общества краеведов, пытавшихся спасти то, что еще уцелело.Музеи дворянского быта росли, как грибы, но так же быстро были уничтожены.

Где-то усадьбы, превращенные в дома отдыха, санатории или клубы сохранили свои здания.Где-то остались парки, не полностью, но планировка прежила десятилетия.
Где-то возникли новые музеи.
Тем ценнее воспоминания последних обитателей этого культурного символа старой России.

В эмиграции писались воспоминания.
И большинство из них начиналось с описания старинного усадебного дома. "Наш дом не был выдержан в каком-то определенном стиле, не был особенно красив", но балконы были усыпаны цветами, внутреннее убранство "картины, отделка – все создавало приятную атмосферу для любого вкуса. С незапамятных времен все эти фамильные вещи окружали нас и слились с семьей" , – писала в своих воспоминаниях Елизавета Исаакова Самые ранние воспоминания Елизаветы Исааковой были связаны с так называемыми "верхними" комнатами. Особенно привлекала внимание тогда еще маленькой Лизы "мамина" комната: с тяжелыми шелковыми портьерами и махагоновой мебелью. Красивое старое трюмо с позолотой завораживало своей таинственностью. Другая верхняя комната была вся выдержана в розовых и голубых тонах. В одном ее конце стоял большой диван. Напротив – висели папки для книг и игрушки. В центре стоял круглый стол. Окна, одно из которых было из цветного стекла, выходили на балкон, увитый плющом и диким виноградом.
Все комнаты верхнего этажа были светлые и просторные, со множеством стульев. Вниз спускались две деревянные лестницы, покрытые одна – красными коврами, другая – темными. На нижнем этаже находилась бальная зала с прекрасным паркетным полом. Между окон были расположены высокие зеркала, и во время праздников скользившие в танце пары – отражались в них. В будние дни большая зала была наполнена звуками фортепиано: хозяйка дома играла Шопена или дети разучивали новые "па" из чаконы или менуэта.
В библиотеке с камином семья обычно проводила время осенью, когда, собравшись вместе после охоты, согретые теплым дыханием огня, пили чай и ели пирожные за большим круглым столом

"Люблю цветные стекла окон и сумрак от столетних лип. Звенящей люстры серый локон. И половиц прогнивших скрип. Люблю неясный винный запах, из шифоньерок и от книг В стеклянных невысоких шкапах, Где рядом Сю и Патерик" – писал в 1906 г. И.Бунин

В.Набоков, живя в эмиграции, не отвечал на вопросы интервьюеров: "Почему при своих умопомрачительных доходах господин Набоков не покинет отель и не купит в частное владение дом?" . Скорее всего потому, что его Домом, был единственный дом, "наша Выра", имение под Петербургом. Все остальное – "временное пристанище". Эта мечта об утраченном объединяла всю эмиграцию. "Быть может, когда-нибудь, на заграничных подошвах и давно сбитых каблуках, – писал В.Набоков, – чувствуя себя привидением, и без видимых спутников, пешком, пройду стежкой вдоль шоссе с десяток верст до моего Дома."


И все же мы можем увидеть тот ушедший мир.На картинах.Одним из таких художников, запечатлевших жизнь русской усадьбы в конце 19 - начале 20 века, был Станислав Жуковский.

В начале 20-го столетия С. Ю. Жуковский - один из самых известных и популярных пейзажистов в России. В МУЖВЗ он считался наиболее талантливым учеником и прямым наследником И. И. Левитана. И действительно, сам великий пейзажист с особым интересом присматривался к работам еще совсем молодого студента. Уже в 1895 г. Жуковский участвует в выставках ТПХВ, позже он становится одним из членов-учредителей Союза русских художников.

Еще до выхода Жуковского из училища, в 1899 г., его картина "Лунная ночь" была приобретена в собрание Третьяковской галереи.


Ранние пейзажи художника написаны в духе левитановской традиции. Мастерски исполненные, мягкие и поэтичные, они во всех смыслах легче пейзажей учителя.

Жуковский не был философом. Он был влюбленным в жизнь и красоту мира человеком и стремился запечатлеть неповторимую прелесть каждого мгновения, каждого природного состояния. Он работал стремительно, писал большие пейзажи прямо с натуры, часто за один два сеанса. Свежесть непосредственного восприятия, столь ценимая в конце XIX - начале XX в., очень важна и для Жуковского.

В середине 1900-х гг. манера его несколько меняется, краски становятся ярче - сказывается влияние импрессионистов, мазок делается более выраженным и энергичным, усиливается декоративность. Так Жуков ский пишет и в дальнейшем.


Особенно известны его усадебные – пейзажные и интерьерные – мотивы, переливчато-живые по колориту и в то же время проникнутые элегической тоской.

Однако для Жуковского это не просто дань моде. Детство его прошло в родовом имении отца Старая Воля в Западной Белоруссии. Он знал и прелесть усадебной жизни, и чувство утраты привычного уютного мира. Отец художника был лишен дворянства и имущественных прав за участие в Польском восстании 1863 г. и жил с семьей в собственном имении на правах арендатора. Да и сам художник отправился в 1892 г. в Москву учиться живописи против воли отца, чем не только обрек себя на крайне тяжелое (в материальном смысле) существование, но и потерял на долгие годы возможность вернуться в родные места.

После Октябрьской революции 1917 состоял в Комиссии по охране памятников искусства и старины, по заданию отдела ИЗО (Коллегия по делам изобразительных искусств) Наркомпроса обследовал частные собрания Москвы и Подмосковья.


В 1923 эмигрировал в Польшу, где продолжал плодотворно работать как живописец, по-прежнему уделяя особое внимание историческим пейзажам, дворцовым и усадебным интерьерам.

В годы европейского экономического кризиса конца 1920-х - начала 1930-х гг. друзья-художники, а среди них влиятельнейший И. И. Бродский, настойчиво уговаривают Жуковского вернуться в СССР. На словах он соглашается, однако ограничивается продажей в советские собрания ряда своих работ. Умер художник в лагере для высланных нацистами после Варшавского восстания жителей польской столицы. Во время восстания погибли и многие его картины.

Бывшая купеческая усадьба Дугино находится в поселке Мещерино Ленинского района. Ей владел фабрикант и художник Николай Васильевич Мещерин. Тринадцать лет провел в Дугино известный живописец, искусствовед и реставратор Игорь Эммануилович Грабарь. Он дружил с Николаем Васильевичем, а позже породнился с ним, женившись на племяннице Валентине Михайловне Мещериной. Сегодня главный дом и усадьба заброшены. В 2014 году бывший дом Н.В. Мещерина сильно пострадал от пожара.

Отец Николая Васильевича Мещерина был разбогатевшим крестьянином из Калужской губернии. Василий Ефремович Мещерин занялся мелкой торговлей в Москве, скопил денег, и в 1867 году смог выкупить старинную суконную фабрику в Даниловской слободе. На тот момент фабрика находилась в упадке, но Василий Мещерин за короткий срок наладил производство. Он оснастил предприятие паровыми машинами и новыми ткацкими станками. Меньше чем за десять лет число рабочих на фабрике выросло с двухсот до тысячи человек. Благодаря коммерческим талантам Василий Мещерин смог войти в купеческое сословие.

Будучи уже богатым фабрикантом Василий Ефремович Мещерин подобрал на одной из московских улиц татарского мальчика-сироту и воспитал в своей семье. Он крестил его по православному обряду и дал свою фамилию. Внук этого приемного мальчика Вячеслав Валерианович Мещерин стал известным советским музыкантом-экспериментатором. В 1957 году он организовал ансамбль электромузыкальных инструментов, в котором звучали терменвокс, электроорган, электробаян, клавиалина и другие необычные для тех времен электроинструменты.

У Василия Ефремовича были и родные дети: трое сыновей и одна дочь. Старший сын Николай Васильевич Мещерин возглавил управление Даниловской фабрикой после смерти отца. По воспоминаниям друзей Николай был человеком «лирического склада» и тяготился коммерческой деятельностью. Сына успешного купца и фабриканта больше тянуло к художественному творчеству. Николай Васильевич сдружился с художниками и начал писать сам. В Практической академии коммерческих наук Николай Мещерин учился вместе Василием Васильевичем Переплетчиковым - еще одним художником, вышедшим из купеческой среды. У него Николай Васильевич брал первые уроки рисования. Художественное творчество легко давалось Николаю Мещерину, хотя он занялся им в возрасте уже тридцати лет. Скоро этюды Мещерина заметил и оценил Исаак Левитан, а журнал «Мир искусства» поместил некоторые из них на своих страницах.

Друг Николая Мещерина Игорь Грабарь в автобиографии «Моя жизнь» вспоминал художника таким: «Он был женат и бездетен. Когда я с ним познакомился, ему было лет сорок. Среди художников он выделялся своей патриархальной большой бородой-лопатой, черной, слегка тронутой проседью. Был он, как, впрочем, и вся семья, жесточайшим неврастеником, ложился под утро, вставал после полудня, иногда даже в два и три часа дня, ел только самые легкие блюда, не тяжелее одной куриной котлетки, главным же образом питался икрой и яйцами всмятку. Зато уничтожал невероятное количество чая, и самовар в Дугине не сходил со стола ни днем, ни ночью». Грабарь также вспоминал, что Николай Васильевич был осторожен, мнителен в отношении здоровья и постоянно советовался с докторами. Его родной брат Михаил Васильевич Мещерин, который часто приезжал в Дугино поохотиться, наоборот, казался жизнерадостным, веселым и не признавал врачей. Как раз на дочери Михаила Васильевича Игорь Грабарь женился в 1913 году.

Игорь Эммануилович Грабарь родился в городе Будапеште. Его отец участвовал в русинском движении в Закарпатье и Галиции, бывших в то время частью Австро-Венгрии. Когда Игорю было пять лет, отец переехал жить в Российскую империю. Он поселился в подмосковном городе Егорьевске, а спустя время перевез туда всю семью. Игорь Грабарь в 1880-1882 года учился в Егорьевской прогимназии, а продолжил учебу в Москве и Санкт-Петербурге. Подмосковное Дугино стало для Грабаря на многие годы родным местом и источником вдохновения.

Грабарь познакомился с Николаем Мещериным на художественной выставке в декабре 1903 года. Мещерин уговорил Грабаря погостить в подмосковной усадьбе Дугино, куда незадолго до него приезжал Левитан. Грабарь согласился и вскоре отправился в имение нового знакомого. Усадьба находилась в двадцати восьми верстах от Москвы на высоком холме, с которого открывались живописные виды на окрестные деревни и русло реки Пахры. Грабарь ехал в Дугино на санях по снежной дороге и, восхищаясь видами, подумал: «Вот она, типичная подмосковная природа!» Художнику не терпелось писать этюды пейзажей.

В усадьбе Дугино побывали все знаменитые московские художники того времени. Грабарь вспоминал, как к Мещерину приезжали Илья Остроухов и Валентин Серов. Исаак Левитан однажды оценил работы Николая Мещерина, на которых тот изображал деревенские сараи. Вдохновившись сараями Мещерина, Левитан вскоре создал серию собственных сараев.

Первый приезд Грабаря в Дугино растянулся на несколько месяцев. Он писал зимние, а затем и весенние этюды усадьбы и ее окрестностей: Чурилково, которую прозвал шутливо Чурилкендорф, Комкино, Колычево. Дугинский период своей жизни Грабарь оценивал так: «Конечно, я застрял и на вторую зиму, на второй, третий, четвертый и на тринадцатый год, превратившись в одного из дугинских аборигенов. Эти тринадцать лет были самыми кипучими как в моей художественной деятельности, так и в деятельности литературной, архитектурно-строительной, и в значительной степени в музейной».

Игорь Эммануилович Грабарь намного пережил своего друга. В 1916 году Николай Васильевич Мещерин умер, когда ему было пятьдесят два года. Художника похоронили недалеко от усадьбы Дугино в Лукинском Крестовоздвиженском монастыре. Вскоре после революции Даниловскую фабрику национализировали. В советские годы она стала называться «Московской хлопчатобумажной фабрикой имени М.В. Фрунзе». Вдова художника Мещеринова Лидия Ивановна осталась без прежних средств, и ей пришлось продавать картины, в том числе и некоторые работы Грабаря, созданные в Дугино. Николай Васильевич Мещеринов был скромным художником, и в истории он остался в тени знаменитых гостей своей усадьбы.

Не знаю как Вы, а я люблю разглядывать картины, с другой, с незнакомой мне жизнью среди природы. Вот когда начинаешь понимать, откуда в нас страсть, любовь к загородной жизни, к жизни на пресловутых шести сотках. Подборка из совсем небольшого количества картин, но и цели показать развёрнуто и популярно у меня не было, так для общего видения: русская усадьба, дореволюционная, довоенная и современная дачная жизнь на картинах художников.

До начала XIX века дачная жизнь была частью придворной жизни и считалась роскошью. «Дача» была государственной наградой. Не многим известно, что сам термин «дача» возник от слова «давать». Награждённый получал земельный надел за городом, но в непосредственной близости от столицы, чтобы всегда быть по первому зову государя. На земельных наделах строились роскошные дворцы и особняки, непременной обязанностью царевых дачников становилось украшение наделов садами, парками, лесами. Вот так начиналось зарождение русской усадьбы.

Русская усадьба. Достаточно сказать эти два слова, и в памяти всплывает двухэтажный дом с колоннами, светлеющий на фоне парка, темные липовые аллеи, уединенная беседка и сонный пруд. Образ очень поэтичный, близкий нашему уму и чувству, но это образ ушедшей красоты и поэтому для меня -печальный. Это забытая частица России. Когда смотришь такие картины, такие русские, даже сердце сжимается. Кажется, что жила именно там, именно тогда — а не в современном мире

Или вот. Загородный дом, утопающий в зелени, роскошный сад и уютные, наполненные ласковым солнцем интерьеры, высокие окна, открытые в свежесть липовых аллей, гостиные с нотами на рояле…

И всё ж, мне кажется, что больше всего тревожат пейзажи природы. Усадьбы, даже если они на переднем плане, только их составная. Вот, например, с этой картины так и веет сумраком от столетних лип.

А вот жёлто-зеленый пейзаж. Самая малость осеннего золота на берёзах. Вершин многих деревьев не видно, они «срезаны», что усиливает впечатление от их высоты. Небо голубыми осколками проглядывает среди ветвей. Чувствуется, что это, один из последних осенних дней так называемого «бабьего лета», следом за которыми приходят холода и затяжные дожди.

Светлые дома, с колоннами, в тенистой чаще деревьев. Сонные, пахнущие тиной пруды с белыми силуэтами лебедей, плавно покачивающихся на тёплой воде. Старые нянюшки, снимающие пенки с варенья. Я обожаю картины изображающие « про жизнь в имениях и усадьбах». Здесь и домысливать то особо и не надо, надо только повнимательней поразглядывать, порассматривать, почувствовать настроение. А картины сами расскажут нам тысячью самых разнообразных голосов, о своей жизни, плетя кружево историй и сказок.

Вот хотя бы дворянские усадьбы художника Владимира Первунинского. Где так и читается атмосфера загородных владений: охота, верховая езда, пешие прогулки, чай с вишнёвым вареньем, праздники с музыкой и фейерверками.

Усадьба- тип жизни, который обеспечивал хозяину и его семье особую, полную довольствия, жизнь на лоне природы.

Здесь мне сразу в глаза бросаются цветущие кусты сирени. Сирень в России всегда росла в старинных помещичьих усадьбах. А когда наступала весна, эти сады заливало море цветущей и благоухающей сирeни, как и на этой картине.

Далекий и уже почти совсем забытый, но волнующий воображение 19 век, со своим неповторимым бытом, размеренным ритмом, чуть наивный, но такой восхитительный и прекрасный. Картины несут в себе трогательные нотки ностальгии, по той имперской России, о которой теперь можно узнать лишь из книг, мемуаров, исторических хроник.

Мне ещё нравятся картины с размеренно текущим временем. Как вот на этой картине: проводящие свободное время элегантные дамы. Они читают. Прекрасная и уютная, так сказать картина. Лето здесь показано весьма привлекательно. Кусочек старины, радующий глаз в наш век тотальной урбанизации.

В Европе из рода в род, много столетий, переходят и хранятся имения и сокровища предков. В России же наперечёт несколько поместий, находящихся двести лет в одной семье. И нет ни одного примера дошедшей до нас целиком сохранившейся помещичьей усадьбы 17 в.

А вот разруху старого, невнимание и нелюбовь к тому, что должно украшать жизнь, наблюдать можно. И все же мы ещё можем увидеть тот, ушедший от нас мир. На картинах. Иногда, кажется, мы так далеко ушли от всего этого, а какая же это прелесть, всё настоящее, красивое и наполнено душой!

Кто не знает знаменитой картины Василия Дмитриевича Поленова «Бабушкин сад».

Старая дворянская усадьба, знававшая лучшие времена. Большой дом. Его желтоватый цвет воспринимается эквивалентом золотого. Кровлю поддерживают белые колонны и украшенный лепниной фронтон. Когда-то торжественный вход с лестницей ведущей сразу на второй этаж, большие окна, чугунная решетка перил. Всё говорит о его былой красоте. Вокруг дома лужайки и цветники. И все это тонет в зелени сада. Сад, может быть вишнёвый, может быть яблоневый, всё равно. Старая хозяйка вышла на прогулку с внучкой, пройтись по знакомым дорожкам, посыпанным песком. Понятно, бабушка уже старенькая, сад зарос, но всё равно можно увидеть какие-то высокие многолетние цветы и уж точно лилейник… только что разглядела цветы в горшках на ступенях. Эта усадьба для меня- ностальгия по «дворянскому гнезду», где кошка греется на окошке, а на лужайке у пруда, растянулся пёс, в доме пахнет вареньем, а в саду флоксами и жасмином. А тёплой летней ночью – прогулки под луной и романсы под гитару.

Или вот картина Василия Максимовича Максимова «Все в прошлом».

Запущенная усадьба, запущенный дом. А ведь это могло быть когда-то красивым местом. Картина, это — всего лишь капля, но в ней виден весь океан жизни. На неё хочется долго смотреть, задаваясь вопросом: как же всё здесь выглядело, когда бабушка была молода, когда усадьба была в расцвете?

С приходом Советской власти исчезли барские усадьбы, так же как и богатые дачные дома, а значит и так называемая «простая» усадебная жизнь или совсем не простая, но связанная с жизнью самой природы. Оттого, на картинах, она иногда немножко сказочная, иногда совсем будничная, но это целый мир открытый художником для нас.

Дом-усадьба Борисова – один из самых небольших музеев Архангельской области, посвященный живописцу с мировым именем. Борисов известен тем, что он первым из российских художников «освоил» русский север в своих картинах и запечатлел монументальность и дикую красоту здешней природы. В благодарность за такие достижения местные власти открыли в доме, в котором долгое время жил и творил художник, музей его памяти. Сегодня на волне интереса к российской живописи в это уютное здание наведывается все больше посетителей.

Александр Алексеевич Борисов – это российский художник, известный и почитаемый не только на отчизне, но и за границей. Борисов был учеников таких корифеев, как Иван Шишкин и Архип Куинджи, и именно у этих художников он почерпнул умение запечатлевать на холсте природу с невероятной точностью и искусностью. Большинство своих самых знаменитых шедевров он написал в доме, в котором сейчас располагается музей: это и цикл картин "Зима на Северной Двине", и произведения соловецкого цикла, и его полотна с изображением природы заполярья. Прожил в этом доме художник с 1909 по 1934 год.

Сам же музей был основан на этом месте в 2002 году. Тогда же здание музея было включено в комплекс "Художественная культура Русского Севера". К 2016 году здесь планируют провести реставрационные работы в честь 150-летия со дня рождения художника.

Особенности

Интересно, что многие туристы посещают этот музей не с целью просмотра картин великого художника, а для того, чтобы полюбоваться самой усадьбой. Она и правда великолепна: это двухэтажный особняк, построенный еще в конце 19 века, выполненный в стиле «эклектика» и украшенный резными балкончиками, парадным крыльцом и небольшой верандой в стиле русских народных сказок.