План рассказа ночевала тучка золотая. Методические рекомендации по проведению урока внеклассного чтения по повести А. Приставкина «Ночевала тучка золотая. Как показан мир взрослых в повести

Анатолий Игнатьевич Приставкин является представителем поколения «детей войны». Причем не просто живущих в своих семьях среди военной разрухи, а детей из детдома, где каждый с малолетства сам за себя. Писатель вырос в условиях, в которых легче было погибнуть, чем выжить.

Эта горькая детская память и породила ряд щемяще-правдивых произведений, описывающих нищету, бродяжничество, голод и раннее взросление детей и подростков того жестокого времени. Одним из них и явилась повесть «Ночевала тучка золотая», анализ которой будет рассмотрен ниже.

Проза А. И. Приставкина в мировой литературе

Произведения Приставкина в разные годы издавались в Германии, Болгарии, Греции, Венгрии, Польше, Франции, Чехии, Финляндии. В декабре 2001 года он стал советником президента Российской Федерации. Писатель является СССР, а также ряда литературных российских и зарубежных наград. Приставкину была присуждена национальная германская премия за юношескую литературу.

Его автобиографическая проза близка и понятна юному читателю. В современных школах с детьми прорабатывается не только анализ произведения «Ночевала тучка золотая». В круг юношеского чтения включаются и другие рассказы: «Портрет отца», «Между строк», «Звёзды», «Осколок», «Родня Малышка», «Врачиха», «Шаги за собой», «Шурка» и др. Все они щемящие, лирические, раскрывающие человека с самой глубокой, иногда самой неожиданной стороны.

Тематика произведения

В 1981 году А. Приставкин создаёт свое самое известное произведение, которое дошло до массового читателя лишь в 1987 году. Анализ рассказа «Ночевала тучка золотая» проводится на уроках его изучение включено во многие авторские программы по литературе для средней школы. Наряду с общей темой войны писатель ведёт разговор о суровом и тяжёлом детстве военного поколения, размышляет о дружбе и товариществе, о любви к родной земле.

Самое яркое ощущение трагичности жизни и постоянная воля к её преодолению просматриваются именно в повести «Ночевала тучка золотая» (Приставкин). Анализ произведения проводится в контексте драматизма тяжёлых детдомовских лет, военного времени, где, несмотря ни на что, кроется огромный заряд оптимизма, веры в человека, его силу, стойкость, разум, вера в добро. Повесть включала развитие темы беспризорного детдомовского детства, что впоследствии принесло Приставкину широкую известность.

Главные герои повести

Главные герои повести, Сашка и Колька Кузьмины, воспитанники детского дома. Они отправляются на Северный Кавказ, где впоследствии оказываются втянутыми в страшные, даже трагические реалии массового переселения северокавказских народов. Оно было предпринято в нашей стране в 1943 - 1944 гг. Вот как начинается описание мальчиков в повести «Ночевала тучка золотая» (Приставкин), анализ которой и следует ниже: «…Братьев звали Кузьмёныши, им было по одиннадцать лет, и жили они в подмосковном детдоме. Там жизнь ребят крутилась вокруг найденной мёрзлой картофелинки, гнилых картофельных очистков и, как вершины желания и мечты, хлебной корочки, чтобы только лишь просуществовать, чтобы вырвать у судьбы лишний военный день».

Тема переезда и дороги

В начале повести директор детского дома предлагает братьям ехать на Кавказ, только что освобождённый от немцев. Естественно, парней манили приключения, и они не упустили такой возможности. И вот братья едут через войну, вконец разрушенную и не успевшую еще подняться после фашистских набегов землю на удивительном, безумно весёлом поезде.

Тему дороги в своем произведении совсем не случайно затрагивает А. Приставкин. «Ночевала тучка золотая», анализ которой включает проблематику дороги и жизненного пути героев, - это повесть-воспоминание. Автор сетует: «Нас же полтыщи в том составе было! Сотни потом прямо на моих глазах уже начали пропадать, попросту гибнуть на той далекой новой земле, куда в то время нас привезли».

Ещё в дороге братьев-близнецов на Кавказ состоялась странная, зловещая встреча - на соседних путях на одной из станций обнаружил Колька Кузьмёныш вагоны. Из зарешеченных окошек смотрели детские черноглазые лица, тянулись руки, слышались непонятные крики. Колька, не поняв толком, что просят попить, протягивает кому-то ягоды терновника. На такой трогательный, искренний порыв способен только брошенный всеми мальчонка-беспризорник. Описание рвущейся на части детской души проходит через всю повесть, дополняя ее литературный анализ. «Ночевала тучка золотая» (Приставкин) - это повесть-противоречие, где проведены параллели между противоположными по сути явлениями.

Наука выживания: военные реалии глазами детей

В военные годы голод настигал и детей, и взрослых, но для таких, как Кузьмёныши, детдомовских сирот, еда была главной доминантой жизни. Голод движет поступками братьев, толкает их на воровство, на отчаянные и хитроумные поступки, обостряет чувства и воображение.

Кузьмёныши постигают науку выживания, поэтому система ценностей у них особая - отсчитывается «от жратья». И контакт со взрослыми начинается с этого: не отнял, а накормил, значит, хороший, можно довериться. В повести «Ночевала тучка золотая» анализ строится на видении детскими глазами военной реальности и людей в ней.

Драматический поворот в судьбе героев

Кузьмёнышам трудно было разобраться в том, что происходило вокруг, чему они оказались очевидцами. Когда случилось с Колькой самое страшное (увидел он брата убитого, повешенного за подмышки на острия забора, и от потрясения заболел), то место Сашки, занял такой же одиннадцатилетний сирота Алхузор - чечен.

Колька называет его своим братом сначала, чтобы спасти от русских солдат, а потом по более глубокому чувству, когда Алхузор спас Кольку от направленного на него чеченского ружья. Это братство детей и возносит А. Приставкин.

«Ночевала тучка золотая»: анализ

Основной лейтмотив произведения - дружба одиноких детей, которым отовсюду грозит опасность, но которые всеми силами души защищают своё право на любовь и привязанность. Колька и Алхузор не одни такие были и в детприёмнике, куда их доставили, подобрав полумёртвыми в горах. Там уже жили и крымский татарин Муса, и немка Лида Гросс «с большой реки», и ногаец Балбек. У всех у них была общая горькая и страшная доля.

Дети-детдомовцы, войной заброшенные в далёкие от их родных мест кавказские края, трагически сталкиваются с тем, что понять, взять в толк они ещё не в состоянии - с попыткой тоталитарной системы истребить жизнь целых народов. Вот что «красной нитью» проходит через повесть, дополняя ее анализ.

«Ночевала тучка золотая» (Приставкин) - это повесть, в которой постоянно голодные, оборванные, не знающие тепла и домашнего уюта мальчишки на собственном горчайшем опыте познают цену жесткой социальной несправедливости. Они познают уроки душевной теплоты, черной человеческой ненависти и нечаянного милосердия, жестокости и великого духовного братства. История Томилинского детского дома - лишь малая часть этого трагического и бесчеловечного процесса. Но и в таких жестоких условиях колонисты получали уроки вечных ценностей: нравственности, добра, справедливости, сострадания.

Связь времен

Главные герои повести, Сашка и Колька Кузьмины, проходят через множество приключений и трудностей. В них - беспризорных детях - проявляются черты раннего взросления, столь свойственного всему поколению детей 1940-х годов, столкнувшихся с совсем не детскими проблемами. Повесть оставляет ощущение нерасторжимого единства ребёнка с взрослым миром.

Если более глубоко коснуться произведения «Ночевала тучка золотая» (Приставкин), анализ повести следует завершить, указав главную идею. В своей повести Анатолий Приставкин пытается показать, что война и все, что с ней связано, не поросло быльем. «Не скрою, — пишет автор, — приходила не раз такая мысль, что ведь живы, что ведь где-то существуют все эти люди, которые без мысли и страха от Его (Сталина) имени творили Его волю».

Вывод

Высказав правду, оголив ее во всем ужасном обличье, писатель, возможно, снял часть груза с души собственной, но души читательские точно не облегчил. Хотя в этом и есть весь А. Приставкин («Ночевала тучка золотая») - анализ его произведений у каждого свой, этого автор и добивался. По мнению писателя, смысл настоящей литературы - не усладить слух, не «навеять сон золотой», а всячески призвать читателя подумать, прочувствовать, сострадать и делать выводы. Книга побуждает к душевной работе, к рождению сомнений внутри себя, к переоценке привычного мира. Она служит не просто описанием «того настоящего», но и предостережением будущему.

Автобиографическая повесть «Ночевала тучка золотая» Приставкина, написанная в 1981 году, является самой сильной книгой писателя, пережившего тяжелые военные годы в детском доме. Долгое время произведение числилось в списках запрещенной литературы, и было опубликовано только во времена Перестройки.

Главные герои

Сашка и Колька Кузьмины (Кузьменыши) – братья-близнецы, детдомовцы, никогда не знавшие семьи.

Регина Петровна – воспитательница колонии, вдова, мать двоих детей, самый близкий человек для Кузьменышей.

Алхузур – чеченский мальчик, названый брат Кольки.

Другие персонажи

Петр Анисимович – честный и ответственный директор детской колонии.

Илья – проводник поезда, скользкий тип с криминальным прошлым.

Демьян – одноногий фронтовик, лишившийся семьи.

Главы 1-6

Братья-близнецы Колька и Сашка Кузьмины – Кузьменыши – выживают в непростое военное время в детдоме лишь благодаря своему преимуществу: « в четыре руки тащить легче, чем в две; в четыре ноги удирать быстрей ». Постоянный, изнуряющий голод зимой 44-го заставляет братьев мечтать лишь об одно – « проникнуть в хлеборезку, в царство хлеба любым путем ». Недолго думая, Кузьменыши принимаются рыть подкоп под хлеборезку.

В этот момент в детдоме стали усердно распространяться слухи о переезде на Кавказ. Братья уже приближаются к заветной цели, но директор обнаруживает подкоп и начинается следствие. Понимая, что рано или поздно ниточки приведут к ним « все равно удирать придется », Кузьменыши решают добровольно отправиться на Кавказ.

Их сажают на поезд, который наполняют такими же оборвышами, как и они, из столичных и подмосковных детских домов и приемников. По дороге, чтобы не околеть с голода, братья промышляют мелким воровством на привокзальных рынках.

Во время одной из остановок детдомовцы объедаются неспелыми овощами с огородов, и Сашке, как и многим другим, становится очень плохо. Братьев хотят разлучить, но они даже не помышляют об этом. Колька просит вмешаться Регину Петровну – их будущую воспитательницу, и та « пообещала белой врачихе за братьями, особенно за Сашкой, следить ».

Главы 7-13

На месте выясняется, что на пятьсот человек детдомовцев всего руководящего состава – « три воспитателя да директор » Петр Анисимович, бывший завхоз. Не было даже повара, но и варить особенно было нечего. Чтобы добыть себе пропитание, колонисты волокли « в станицу матрацы, подушки, остатки мебели, меняли на картошку, на прошлогоднюю кукурузу ».

Проводник поезда Илья подсказывает Кузьменышам способ заработать – украсть комплект зимней одежды. Он сытно кормит братьев, наливает, « как взрослым, сивуху ». Илья спаивает братьев, понимая, что « такими да с молодцами любое дельце провернуть можно ».

Кузьменыши решают сбежать, разместившись в собачнике – небольшом железном ящике для перевозки собак в поезде. Но в последний момент, вспомнив о любимой воспитательнице Регине Петровне с двумя ее малолетними сыновьями, мальчики меняют свое решение.

Вернувшись в колонию, Кузьменыши узнают, что Регина Петровна устроила их на консервный завод, прибавив братьям лишний год.

Главы 14-18

Под утро раздался взрыв и « во все окна полыхнуло зарево, окрасив стены в дрожащий кровавый свет ». В поджоге колонии подозревают неведомых никому чеченцев, которые держат в страхе все местное население.

Кузьменыши вместе со старшими колонистами попадают на консервный завод, где в их обязанности входит сортировка овощей и фруктов. Вечно голодные братья наедаются так, « что только из глаз да ушей не текло ».

От работников завода Сашка и Колька узнают, что по приказу Сталина местных чеченцев собрали и « в Сибирский рай повезли », а жителей средней полосы России согнали на Кавказ. Оставшиеся чеченцы « в горах запрятались » и теперь « безобразят ».

Главы 19-25

Во время концерта самодеятельности, на который приглашены колонисты и работники завода, совершен поджег машины и дома Ильи. Никто не сомневается, что это – дело рук проклятых чеченцев.

Кузьменыши поддаются всеобщей панике и решают бежать. Но Сашка настаивает на том, чтобы напоследок проститься с Региной Петровной, и говорит, что никуда « не поедет, пока не увидит воспитательницу ».

Регина Петровна уговаривает мальчиков остаться, чтобы позже уехать всем вместе, когда она немного поправит свое здоровье. Воспитательницу с детьми отправляют в подсобное хозяйство, где она быстро идет на поправку. В качестве помощников она берет с собой Кузьменышей.

Прожив некоторое время у Регины Петровны мальчики вместе с одноногим фронтовиком Демьяном собираются в колонию. Воспитательница переживает за безопасность братьев и просит Демьяна присмотреть за ними.

Приехав на место, Кузьменыши обнаруживают подозрительно тихий и пустой дом, в котором « не слышно было ни одного голоса ». Вернувшись с разведки, братья сообщают Демьяну,что в колонии произошло что-то ужасное. Опытный фронтовик приказывает ребятам свернуть с дороги в кукурузное поле и как можно тише уходить отсюда, но их находит вооруженный всадник.

Главы 26-32

Кольке удается скрыться от преследования, и на следующее утро он возвращается к детдому, чтобы отыскать брата. Он замечает Сашку, который, « прислонясь к забору, что-то пристально разглядывает ». Подойдя ближе, Колька с ужасом замечает, что « Сашка не стоял, он висел, нацепленный под мышками на острия забора ».

Достав тележку, Колька укладывает в нее труп брата и везет на станцию, ни от кого не прячась. На станции он перекладывает закоченевшее тело Сашки в собачник уходящего поезда, а сам остается.

Кольке не хочется возвращаться в разоренную колонию, но он вспоминает о Регине Петровне, которая обязательно будет их искать, и отправляется в обратный путь. В бывшей колонии мальчик ложится на пол и впадает в забытье. Его приводит в чувство чеченский мальчик в « прожженном ватнике до голых колен » по имени Алхузур. Он рассказывает Кольке о депортации чеченского народа, о разрушении их кладбищ. Вскоре Колька и сам становится свидетелем того, как красноармейцы выкладывают дорогу могильными плитами.

Мальчики отправляются в дорогу, где их настигает чеченский всадник. Он готов убить Кольку, но тот не боится смерти, ведь тогда « они с Сашкой снова встретятся там, где люди превращаются в облака ». Алхузур убеждает всадника не убивать русского мальчика, и с тех пор они называют себя братьями.

Донельзя истощенных мальчиков ловят и отправляют детприемник. Они не дают себя разлучить, называя себя братьями Кузьменышами. В итоге их вместе с другими воспитанниками сажают в поезд, и они навсегда покидают Чечню.

Заключение

Основная мысль произведения, посвященного темам тяжелого военного детства и депортации народов при сталинском режиме, заключается в том, что невозможно построить счастье одного народа на несчастье другого.

Краткий пересказ «Ночевала тучка золотая» будет особенно полезен для читательского дневника и при подготовке к уроку литературы.

Тест по повести

Проверьте запоминание краткого содержания тестом:

Рейтинг пересказа

Средняя оценка: 4.7 . Всего получено оценок: 341.

Примерные вопросы для самостоятельного предварительного анализа повести А. Приставкина
«Ночевала тучка золотая»:

1. Где и когда разворачивается действие повести? Как изменяются на протяжении повествования пространственно-временные координаты и что при этом остается неизменным?

2. От чьего лица ведется рассказ? Как способ организации повествования формирует координаты художественного мира произведения?

3. Как поданы в начале повести главные герои произведения:

· Кто они?

· Что знают о самих себе, о своем прошлом?

· Чем и как живут?

· Что дает Кузьменышам их неразрывная братская слитность?

· Что заставило их отправиться на Кавказ?

4. Какое слово с самого начала повести становится ключевым и в судьбе главных ее героев, и в сюжете произведения?

5. Какие эмоционально-психологические состояния, чувства героев последовательно запечатлены на страницах повести? Как бы вы описали, а может быть, и изобразили «эмоциональную кривую» произведения?

6. Чем объясняется многолюдство повести? Что общего в судьбах большинства героев? Охарактеризуйте социальную среду обитания Кузьменышей на разных этапах их жизни: что за люди их окружают? какие отношения складываются у них с этими людьми?

7. Что такое Кавказ в контексте повести и в контексте личных и национальных судеб, представленных в произведении? (Обратите внимание на многочисленные литературные реминисценции, формирующие этот образ.)

8. Кто, почему и за что распинает Сашку? Как переживает это Колька? Что означает для него гибель брата?

9. Зачем Приставкин на место погибшего Сашки «подставляет» чеченца Алхузура? Какой эпизод повести предваряет и предсказывает такое сюжетное решение?

10. Как обозначены в повести источники зла, причины трагедии?

11. Какую роль играют в повести многочисленные цитаты, аллюзии, реминисценции? К каким текстам отсылает читателя автор? Как вообще в этой книге осмысляется миссия слова, его значение в жизни людей?

12. Объясните название произведения.

БРАТЬЯ

Ключевые слова повести появляются уже в посвящении, где сама эта книга обозначена как «беспризорное дитя литературы» 1 , долго не находившее журнального пристанища.

Перешагнув за пределы своего первоначального контекста, формула «беспризорное дитя» определяет общественный статус, образ жизни и судьбу главных героев повести – Кузьменышей. Правда, в центре повествования оказывается не одно дитя, а нераздельное органическое единство двоих – братьев Кольки и Сашки Кузьминых (не потому ли Кузьменышей, что вызывает рифмо-ассоциацию – детенышей?).

Принципиальная значимость братства как формы и способа человеческого существования получает сюжетное подтверждение: когда один из братьев-близнецов погибает, второй выживает только благодаря тому, что рядом с ним появляется новый, такой же неразлучный и преданный брат.

И все-таки почему не просто дитя, а – братья? Почему безысходно трагическому одиночеству, запечатленному в формуле «беспризорное дитя», Приставкин предпочел неразрывное единство, обозначенное пронизывающим повесть от начала и до конца словом «братья»?

Чтобы ответить на этот вопрос, следует пристально вглядеться в героев и проследовать за ними по маршруту их судьбы.

Братья Кузьмины являют собой поначалу некое единое неделимое целое, изнемогающее от одного и того же мучительного чувства – голода, одержимое желанием увидеть, «как он, хлеб, грудой, горой, Казбеком возвышается на искромсанном ножами столе», ведомое неодолимым искушением хотя бы почувствовать, как этот вожделенный хлеб пахнет (7).

Они отважно держат оборону против холодного и враждебного окружающего мира, в полной мере используя свое преимущество: «В четыре руки тащить легче, чем в две; в четыре ноги удирать быстрей. А уж четыре глаза куда вострей видят, когда надо ухватить, где что плохо лежит» (8). Эту спасительную сторону тандема позднее мгновенно улавливает и заместивший погибшего Сашку Алхузур: «Одын брат – дывахлаз, а дыва брат – четырыхлаз!» (228).

Свое единство Кузьменыши подтверждают практической неразлучностью: «вместе ходят, вместе едят, вместе спать ложатся» (12). И даже когда они на уроки по очереди ходили, чтобы не прерывать «земляные работы» – подкоп под хлеборезку, «получалось, что оба были хотя бы наполовину» (12). Каждый из них осознает себя всего лишь «половинкой», да и для окружающих они нерасторжимое целое. «Их разделить нельзя, они нерасчленимые, есть такое понятие в арифметике… Это про них как раз!» – так, в третьем лице, тем самым подчеркивая объективность факта, рассуждает Колька о себе с братом в тот драматический момент, когда Сашка вдруг заявляет о готовности «по своей воле» расстаться с ним из-за Регины Петровны. Объяснить это, с точки зрения Кольки, можно только одним: «Сашка свихнулся» (191). Ибо вообще-то жили и выживали братья тем, что сами же сформулировали в ответ на вопрос воспитательницы: «А по отдельности вас как? – Мы по отдельности не бываем» (137), где «не бываем» равнозначно «не существуем».

Гибель Сашки становится для Кольки катастрофой, так как это не просто гибель близкого, дорогого, единственного в мире жизненно необходимого существа – это собственная, заживо переживаемая гибель.

Вот он везет сквозь ночь мертвого Сашку: «Он даже не понял, тяжело ему везти или нет. Да и какая мера тяжести тут могла быть, если он вез брата, с которым они никогда не жили порознь, а лишь вместе, один как часть другого, а значит, выходило, что Колька вез самого себя» (204).

Не мыслящий себя вне братского единства, спасающий себя лишь как часть целого, как половинку, на очередной вопрос: «А ты кто же будешь? Ты Колька или Сашка?» – только что навеки простившийся с братом Колька отвечает: «Я – обои!» (208).

Когда же одиночество сомкнулось вокруг него железным кольцом, когда он не только умом, но и всем своим измученным естеством осознал, что нет ни Сашки, ни Регины Петровны с «мужичками», жизнь потеряла для него смысл: для себя, только для себя, сил у него не было. И, свернувшись клубочком на грязном полу заброшенной, опустошенной колонии, он лег умирать.

Жизнь вернется к нему только тогда, когда сквозь мертвящее забытье он вдруг вновь почувствует рядом с собой брата. Именно почувствует, физически ощутит братское участие, братское тепло. Вновь обретенный Сашка толкал ему в лицо железной кружкой и, почему-то «ломая свой язык», уговаривал: «Хи…Хи…Пит, а то умыратсопсем», потом «накрывал брата чем-то теплым и исчезал, чтобы снова возникнуть со своей кружкой». Правда, у этого Сашки было какое-то «странное чернявое, широкоскулое» лицо и, выплыв из забытья, Колька вдруг сознает, что «никакой это не Сашка, а чужой пацан», с «чужим голосом» и чужими словами.

« – Саск нет. Ест Алхузур. Мына так зыват…»

Но Кольке нужен Сашка: « – Ты мне Сашку позови. Скажи, мне плохо без него. Чего он дурака валяет, не идет…» (216)

Так хотелось ему сказать и думалось, что сказал, а выходило лишь мычание. И опять – забытье. А сквозь сон – «виделось, что чернявый, чужой Алхузур кормит его по одной ягодке виноградом» и сует в рот разжеванные кусочки ореха. И это опять рождало ощущение присутствия брата. Точно так же они с Сашкой не раз спасали друг друга. На своем страшном пути к станции с телом мертвого брата Колька вспоминает, как Сашка, случайно найдя под телегой одну-единственную ягодку, принес ее ему, больному, тайком залез под кровать в изоляторе и шептал: «Колька, я принес тебе ягоду смороды, ты выздоравливай, ладно?» (205) Вспоминает и то, как уже он, в свою очередь, спал под санитарным вагоном, где погибал от дизентерии объевшийся с голодухи грязных зеленых овощей Сашка. Время от времени перестукиваясь, они словно сигнализировали друг другу: Я есть. Ты есть. Мы есть.

Так и выживали. Так выжил Колька и теперь. Выжил благодаря тому, что чужой, чернявый, плохо говорящий по-русски Алхузур не столько понял, сколько почувствовал, угадал, что спасение не только в тепле, еде и питье, но и в утолении самой главной – душевной – потребности: « – Я, я Саск… Хоти и даэкзыви… Буду Саск».

И только после этого «дело пошло на поправку» (216).

Своим братством Колька и Алхузур защищаются и от русских солдат («Так это Сашка лежит! Брат мой…» /219/ – выпалил первое, что пришло на ум, Колька молоденькому голубоглазому бойцу, осматривающему в поисках чеченцев колонию); и от чеченских мстителей («Не убей! Он мынэ от быэцспысат… Он мынэ брат называт…»/230/ – отчаянно молит грозного сородича Алхузур); и даже от беспощадной государственной системы в лице лысого («ушлого»!) военного: «Он мой родной брат», – упрямо повторяет на допросе Колька. И в ответ на неопровержимый, с точки зрения следователя, аргумент: «Он же черный! А ты светлый! Какие же вы братья?» – с достоинством и ничуть не кривя душой отвечает: «Настоящие» (239).

И такова сила их убежденности, что перед лицом этого более высокого, чем кровное, родовое, братства отступает, оставляя разноликих Кузьменышей друг другу, не только индивидуальная злая воля, но и смертоносный государственный механизм.

Примечательно, что сами братья Кузьмины, будучи внешне не различимыми для окружающих близнецами и неразлучными товарищами по судьбе, никак не связывали свое нерасторжимое единство с понятием семьи. Попытка квалифицировать их совместное выступление на концерте как «семейный дуэт» вызывает у них внутреннее сопротивление и очевидное недовольство: «семейными ни за что ни про что обозвали!» (137) У них не только сейчас, в их развернутом на страницах повести беспризорном настоящем, нет «на всем белом свете ни одной, ни единой кровинки близкой» (24), но словно никогда и не было и быть не могло. Ни в разговорах, ни в мечтах, ни в воспоминаниях – ни разу, ни прямо, ни косвенно не возникают образы отца, матери, семейного дома. Они даже не примеряют к себе эти понятия, не совмещают, не связывают их с собой.

Лишь однажды в повести возникает разговор о маме. Затевают его скучающие по уехавшей в больницу Регине Петровне ее «мужички». «Без мамы плохо», – жалуется Марат. «Конечно, плохо», – подтверждает Колька, то ли только для малышей, то ли и для себя признавая эту истину. Но в ответ на высказанную «мужичками» уверенность в том, что не только их собственная, но и «все мамы приедут», Кузьменыши, явно не желая развивать эту тему, «заторопились» назад, в колонию (128). Другой пример: на вопрос тетки Зины – «А родители твои игде?» – «Сашка пожал плечами, отвернулся. Он на такие вопросы не отвечал» (111). И даже когда любимая Кузьменышами Регина Петровна предлагает им жить одной семьей, «про семью братья не поняли. Они этого понять не могли. Да и само слово семья было чем-то чужеродным, враждебным для их жизни» (157). Даже на краю гибели, в ужасе и отчаянии, даже умирая, погружаясь в забытье, Колька будет звать не маму, а Сашку.

Но самым пронзительным, страшным свидетельством бессемейности, беспризорности братьев является то, что они не только не знают дня своего рождения, но даже не понимают, что это значит. «Почему день? А если мы ночью родились? Или утром?» (169) – простодушно изумляются Кузьменыши вопросу воспитательницы.

Такую же беспризорность, бессемейность, неприкаянность несет в себе и Алхузур. Правда, у него, в отличие от не ведающих своих истоков Сашки и Кольки, есть корни, есть родная земля, есть род, каждый из мужчин которого для него «дада» – «отэц». Но единственной реальной, жизненно необходимой родней – братом, без которого не выжить и незачем жить, – становится для него Колька.

И о «вторых» Кузьменышах можно сказать точно так же, как о «первых»: «Друг у друга они есть – вот это будет верно. Значит, куда бы их ни везли, дом их, их родня и их крыша – это они сами» (24).

Союз Кольки и Алхузура высвечивает, обнажает то, что в союзе Кольки и Сашки тоже было сущностным, главным: родство душ в единстве судьбы при совершенной разности характеров, при абсолютной личностной уникальности. Это только для равнодушных окружающих «Кузьмины – это все равно, что один человек в двух лицах», так что даже характеристику им выдали одну на двоих, поскольку для посторонних глаз «не только внешность, но и привычки, и наклонности», и все у них одинаковое. Но это для тех, для кого «все дети на одно лицо» (66). А для читателя, которому герои показаны не извне (примечательно, что портретной характеристики нет вообще), а изнутри, братья, неразрывно связанные единой судьбой, взаимной преданностью и удвоенным инстинктом выживания, по сути своей совершенно разные. Они не повторяют, а дополняют друг друга.

Созерцательный, спокойный Сашка – генератор идей. Оборотистый, хваткий Колька – практик, воплощающий эти идеи в жизнь. Именно благодаря такому гармоническому взаимодополнению и берутся они за реализацию дерзких операций под общим девизом «взять жратье»: затевают подкоп под хлеборезку, осуществляют победную акцию «экспроприации» на воронежском рынке, обеспечивают себя сладкой заначкой на консервном заводе. Каждое из этих с юмором и состраданием описанных мероприятий – пример плодотворности взаимодействия точного замысла (идеи) и блестящей организации (воплощения) и одновременно свидетельство жизнестойкости и прочности братского союза Кузьменышей.

Свою разность прекрасно сознают, хотя и скрывают от посторонних глаз, сами братья. «Сашка вон ест быстрее, у него терпежу мало. У меня побольше. Зато он умнее, мозгой шевелит. А я – деловитый» (66), – в знак особого доверия приоткрывает Колька секрет тандема Регине Петровне.

Разность проявляется уже в мелочах: «Если бы кто-то мог знать привычки братьев [примечательная оговорка – никто не знал! – Г.Р.], он и по свисту бы их различил. Колька свистел только в два пальца, а выходило у него переливчато, замысловато. Сашка же свистел в две руки, в четыре пальца, сильно, сильней Кольки, аж в ушах звенело, но как бы на одной ноте» (200).

По-разному и каждый в отдельности, особо, влюбляются они в Регину Петровну. «Это было единственное, что оказалось у них не просто общим, как все остальное, но и отдельным, принадлежащим каждому из них.

Да и нравилось Кузьменышам в женщине разное. Сашке нравились волосы, нравился ее голос, особенно когда она смеялась. Кольке же больше нравились губы женщины, вся ее колдовская внешность, как у какой-то Шахерезады, которую он видел в книжке восточных сказок» (39).

Едва ли не в любой ситуации созерцатель Сашка сохраняет философскую дистанцию, вúдение сути и понимание перспективы, в то время как деятельный, активный, но недальновидный Колька погружается в событие с головой. Так, в охотничьем азарте заготовки запасов повидла Колька совершенно забывает о вечно подстерегающей опасности зарваться и нарваться на беду. Поэтому когда Сашка «задарма» уступает шакалам Волшебную калошу – «золотую, родненькую, славную Глашу» (131), с помощью которой банки с повидлом благополучно сплавлялись с территории завода на пустырь, а оттуда – в тайник, Колька расстроился до слез, потом «рассвирепел», полагая, что брат не иначе как «сбрендил», добровольно отказываясь от надежной кормилицы. Сашка же, изобретший этот остроумный способ самообеспечения, не только не утрачивает чувство опасности, но, что поразительно, не теряет чувство меры и представление нравственного предела, который нельзя переступать: «В краже совесть тоже нужна. Себе взял, оставь другим. Умей вовремя остановиться…» (133).

Еще более явственно разница между братьями обнаруживается в том, как ощущают и объясняют они одно из самых сильных и постоянных своих переживаний – страх. Колька сосредоточен на внешнем и в принципе устранимом его источнике – прячущихся в горах бандитах. Сашкины ощущения сложней и трагичней – это экзистенциальный страх покинутости, заброшенности, одиночества человека во враждебном ему мире:

« – Я не их боялся…», – пытается объяснить он кивающему на «этих», которых все даже называть опасаются, Кольке.

« – Я всего боялся. И взрывов, и огня, и кукурузы… Даже тебя.
– Меня?

– Ага.
– Меня?! – еще раз переспросил, удивляясь, Колька.
– Да нет, не тебя, а всех… И тебя. Вообще боялся. Мне показалось, что я остался сам по себе. Понимаешь?

Колька не понял и промолчал» (152 – 153).

Этот разговор, как и само возникшее вдруг между «половинками» непонимание, – один из характерных для книги Приставкина, но не сразу замечаемых за напряженностью сюжета и социальной остротой повествования прорывов в экзистенциальную область, к онтологическим, метафизическим проблемам человеческого бытия.

По-разному видят братья и личный выход из кавказского тупика. Они даже поспорили о том, бежать ли немедленно, или ждать Регину Петровну. И Колька, для которого «Сашка умней, это ясно», «неохотно согласился» подождать (158). Но и относительно дальнейшего маршрута возникают у них разногласия: «Колька тянул назад в Подмосковье, Сашка звал вперед, туда, где горы» (156).

В разные стороны и направит их беспощадная судьба.

Страшной смертью погибает Сашка, зверски растерзанный за тот серебряный ремешок, который отдал ему перед катастрофой Колька, даже не подозревавший, что передает эстафету смерти. «Горький» Сашка – так прозвали его в поезде, который вез их с Колькой на Кавказ… В поезде же он и отправится, уже окончательно и бесповоротно один, в смертную даль.

А «сладкий» Колька, пережив смерть своей «половинки», а тем самым и собственную смерть, возвращается к жизни усилиями нового брата и вместе с ним, опять-таки в поезде, уезжает в неведомую, засекреченную (?!), но, может быть, все-таки дающую шанс выжить чужую сторону.

И этот шанс на выживание сохраняется, по логике повести, вопреки беспощадному могущественному давлению извне и благодаря неистребимости, спасительности, целительности человеческого братства. Братство в книге Приставкина по существу выступает синонимом человечности.

СРЕДА ОБИТАНИЯ

Среда обитания – это социальное, бытовое, нравственное, психологическое пространство жизни человека. Это то, что формирует его характер, лепит личность, корежит или насыщает светом душу. Каков же жизненный контекст судьбы Кузьменышей?

Социально-бытовые обстоятельства жизни героев повести можно определить одним словом: страшные.

Детдомовцы, колонисты, беспризорные – таков их общественный, официальный статус. В переводе на обиходный, в том числе их собственный язык – «урки», «шакалы», «шпана», «блатяги», «дикая орда»…

Надпись на бывшем «Силькозтекнюкоме», куда их вывезли из «подмосковной шараповки», гласит: «Для переселенцев из Мос. обл. 500 ч. Беспризорные». Чьей-то недоброй волей заброшенные в чужую враждебную сторону «для какого-то невероятного эксперимента», они и сами не могут понять, кто же теперь они есть и что означает в этом зловещем «500 ч. Беспризорные» буква «ч»: «чечмеков, чумаков, чудиков? А может быть, чужаков?» (61).

Даже сиротами мальчиков никто не называет, и, пожалуй, сами они себя таковыми не чувствуют, ибо сиротство – это некое положение относительно родителей, это присутствие, пусть со знаком минус, родителей в судьбе ребенка. Здесь же – абсолютная пустота в самόмпервоистоке человеческого бытия: не просто беспризорность, бессемейность – безродность.

Неизбывной горечи и боли исполнено авторское отступление на эту тему: «А может, это все сказки, что безродные – колонисты да детдомовцы – рождаются? Может, они сами по себе заводятся, как блохи, скажем, как вши или клопы в худом доме? Нет их, нет, а потом, глядишь, в какой-то щели появились! Копошатся, жучки эдакие, и по рожам немытым видно, по движениям особенным хватательным: ба! Да это наш брат беспризорный на белый свет выполз! От него, говорят, вся зараза, от него и моль, и мор, чесотка всякая…. И так в стране продуктов не хватает, а преступность растет и растет. Пора его, родного, персидским порошком, да перетрумом, да керосинчиком, как таракашек, морить! А тех, кто попрожорливее, раз – и на Кавказ, да еще дустом или клопомором рельсы за поездом посыпать, чтобы памяти не осталось. Вот, глядишь, и не стало. И всем спокойно. Так на совести гладко. Из ничего вышли, в ничего ушли. Какое уж там рождение! Господи!» (170).

Вся система отношений и обстоятельств, в которую погружены Кузьменыши, направлена на то, чтобы вытравить из них сознание осмысленности и ценности своего существования, низвести его на уровень физического прозябания, а в конце концов обратить в не-существование – так, чтобы памяти о них не осталось: «из ничего вышли, в ничего ушли» (170).

Человеческое окружение Кузьменышей многолико, многоголосо, многолюдно – это вся Россия, поднятая на дыбы, взбаламученная, пущенная по миру, но не только войной с внешним врагом, которая «всех перевернула и выкинула из привычного» (93), но – и это еще страшней! – не ведающей пресыщения, беспощадной, истребительной войной власти с собственным народом. Главным методом этой войны было тотальное выкорчевывание – всех и отовсюду, так чтоб ни дома, ни социальной ниши, ни профессиональной, ни национальной почвы под ногами – никакой почвы чтоб не было, чтоб не люди, а «тучки», «песчинки», «перекати-поле», покорные швыряющей их из стороны в сторону воле, безропотно влачились по «пустыне» необъятного отечества. Об этом страшно и неопровержимо свидетельствуют судьбы самих Кузьменышей, воспитательницы Регины Петровны, жены погибшего летчика, которая после гибели мужа оказалась со своими детьми никому не нужна; проводника Ильи Зверка, в тридцатом лишившегося раскулаченных родителей, а в начале войны повторившего их путь в товарняке в далекую Сибирь (83) и с тех пор скитавшегося непрерывно; тетки Зины и ее земляков из Курской области, которых «тоже привезли» (113) в кавказский «рай» за то, что в оккупации не погибли, а жили и выжили; одноногого возчика Демьяна, в «шашнадцать» выселенного «за лошадь» (190), а теперь, после войны, «без надежды» поселившегося в чужом, богатом, но враждебном к пришельцам краю. «Дом-то где? Где? Нету…» (93). И быть не должно. Поэтому и на «энтих… черных», которых большая война пощадила, такую силу бойцов нагнали, «будто /…/ окружение под Сталинградом делали», и – всех скопом, живых и мертвых, малых и больших, прочь «вывозили»… (190) «Привезли», «вывозили»… Неопределенно-личная, обезличивающая, уничтожающая, убийственная сила – что может противопоставить ей одинокая (и даже прижавшаяся к другой такой же одинокой, теплой, уязвимой) человеческая личность?..

В этой беспощадной мясорубке люди не живут – выживают, часто ценой утраты, забвения, предательства собственной человечности. Равнодушие друг к другу, нравственная глухота и слепота даны в повести не просто как проявление личностной коррозии отдельных человеческих особей, а как результат воздействия целенаправленной государственной политики вытравливания нравственной вменяемости. Все тот же вездесущий Колька становится неожиданным и невольным недоумевающим свидетелем трагедии ссыльных чеченских ребятишек – тех, кого «вывезли» в одной из первых партий, еще до прибытия Кузьменышей на Кавказ. Запертые в зарешеченных вагонах, они вопили, кричали, плакали, протягивали сквозь решетки руки, о чем-то молили, но никто, кроме Кольки, «как оказалось, этих криков и плача не слышал. И машинист седенький с их паровоза мирно прохаживался, постукивая молоточком по колесам, и шакалы суетились у поезда, и люди на станции двигались спокойно по делам, а радио доносило бравурный марш духового оркестра: «Широка страна моя родная…» (46). Растерянный, желающий, но бессильный помочь, не понимающий, о чем просят, Колька, разумеется, не догадывается, что это роковая встреча, что черноглазые иноязычные пленники – его собратья по судьбе, что один из таких, как они, спасет ему жизнь, станет настоящим братом и не понятая тогда отчаянная детская мольба – «Хи! Хи!» – эхом отзовется в обращенных к нему призывах новоявленного чернявого «Сашки»: «Хи… Хи… Пит, а то умыратсопсем… Надо пит водды… Хи… Пынымаш, хи…» (215). Может быть, потому и будет ему протянута эта спасительная кружка с водой, что тогда, при встрече в пути, он единственный посочувствовал и хотел помочь. Не мог, но хотел…

Коллективная нравственная глухота, продиктованная страхом, звериным инстинктом самосохранения, в свою очередь, становится почвой для безоглядной жестокости и ненависти к тем, на кого руководящая рука указывает как на врагов: «Басмачи, сволочь! К стенке их! Как были сто лет разбойники, так и остались головорезами! Они другого языка не понимают, мать их так…. Всех, всех к стенке! Не зазря товарищ Сталин смел их на хрен под зад! Весь Кавказ надо очищать! Изменники Родины! Гитлеру прод-да-ли-сь!» (147). Этому крику ярости солдата, раненного в перестрелке с сопротивляющимися переселению чеченцами, вторит в повести уже из другого, нашего, времени ветеран карательных акций – из числа тех, «кто от Его имени волю его творили»: «Всех, всех их надо к стенке! Не добили мы их тогда, вот теперь и хлебаем» (225).

Когда писалась и публиковалась повесть, кавказский котел был прочно закрыт крышкой еще той, сталинской, выделки и запечатленные Приставкиным реваншистские настроения («Они верят, что не все у них позади…» /226/) казались не более чем бессильной старческой, на грани маразма, злобой. А когда давление на крышку сверху ослабло и давлением изнутри ее сорвало, события полувековой давности стали кровавой и страшной сегодняшней действительностью…

Но вернемся к Кузьменышам. Большинство людей, с которыми жизнь сталкивает братьев, равнодушны к ним, а то и потенциально или открыто опасны для них.

Символична в этом плане уже первая сцена, где один из Кузьменышей – Колька – сосуществует рядом с усатым подполковником с пачкой «Казбека» в руках, абсолютно не замечающим вожделенно глазеющего на коробку папирос оборвыша. Так же не замечают братьев и многие другие люди, по долгу службы обязанные интересоваться ими и даже заботиться о них. «Никто не поинтересовался, отчего они вдруг решили ехать, какая нужда гонит наших братьев в дальний край» (17). Никто не догадывался об истинной причине их отъезда на Кавказ, никто не провожал их на вокзал, никто не побеспокоился о том, чтобы они не умерли с голоду по дороге: «Выдали по пайке хлеба. Но наперед не дали. Жирные будете, мол, к хлебу едете, да хлеба вам давать!» (19).

Воплощением убийственного (в буквальном смысле) равнодушия предстает директор томилинского детдома Владимир Николаевич Башмаков, который, как пишет, солидаризируясь с героями, автор, «и владел нашими судьбами, и морил нас голодом» (27). Этот «наполеончик» с коротенькими ручками и властным характером, к несчастью, не был исключением. Он принадлежал к преступному множеству тех «жирных крыс тыловых, которыми был наводнен наш дом-корабль с детишками, подобранными в океане войны…» (27).

Сами «детишки» тоже были разные, и отношения между ними складывались отнюдь не благостные. Мучительная и постоянная борьба за выживание оборачивалась вынужденной борьбой каждого против всех, кто мог лишить жизненно необходимой пайки. Закон детдомовской жизни был жесток: «Сильные пожирали все, оставляя слабым крохи, мечты о крохах, забирая мелкосню в надежные сети рабства…» (8).

И тем не менее в этом бушующем море ненависти есть островки добра и теплоты. Прежде всего – это сами Кузьменыши, которым их братский союз помогает в нечеловеческих, жестоких обстоятельствах остаться людьми, не превратиться в «шакалов», в «урок», в «шпану». Именно благодаря тому, что они есть друг у друга, в душе каждого из них не угасает любовь, теплится, вопреки окружающему холоду, доверие, жалость, сострадание – причем не только друг к другу, но и к окружающим, чужим и даже враждебным людям. Едва отъевшись сами, они с сожалением думают о томилинских шакалах, вместе с которыми «за крошечку сахарина продавались в рабство» (129); они искренне жалеют обманувшего их Илью, когда видят его сгоревший дом и думают, что и он погиб; и даже распявшего Сашку чеченца Колька не убить, а только спросить хочет: за что?.. А каким высоким благородством исполнена их любовь к Регине Петровне, для которой они становятся истинными рыцарями, заступниками, защитниками! И, наконец, братское единение Кольки и Алхузура – это символ подлинной, неистребимой человечности.

Да и на пути Кузьменышей один за другим появляются добрые, хорошие, порядочные люди.

Первый, кто, столкнувшись с ними, посмотрел не сквозь них, не поверх голов, а на них и хотя и мельком оглядел братьев, но тут же что-то «пробормотал насчет одежды», то есть заметил, как дурно, неподходяще для дальней, тяжелой дороги они экипированы, был Петр Анисимович Мешков – «Портфельчик», как называли его подопечные. Редкостно честный, глубоко порядочный человек, всю жизнь проведший на хозяйственной работе и ушедший с нее, «ибо тащили вокруг все и вся», а он этого делать не хотел и не умел, «Портфельчик», с присущим ему чувством ответственности, принял под свою опеку «пятьсот головорезов худших из худших» (103). И делал все, что в его силах и сверх этих сил, чтобы помочь им выжить. И, пока сам был жив, ни на минуту не расставался со своим невзрачным портфелем, хранившим детские документы, чтобы в этой стране отчуждения, где, как сказано в другой знаменитой книге, «нет документа, нет и человека», никто не мог усомниться в факте существования этих несчастных «500 ч.».

Человеческой теплотой, сохраненной, вопреки условиям существования, одаривали Кузьменышей тетка Зина (между прочим, единственная из всех людей – еще корову Машку невозможно было ввести в заблуждение – безошибочно различавшая близнецов), шоферица Вера, воспитательница Ольга Христофоровна. Эти люди, по возможности, помогают братьям выжить и нравственно сохраниться, хотя обстоятельства их собственной жизни, казалось бы, должны были лишить их сил и способности к состраданию.

Активно насаждаемой сверху ненависти всех ко всем, особенно к «чужим» («чечмекам»!) противостоит естественное, органичное, нормальное убеждение нормальных людей в том, что иное не значит плохое, что ответственность за зло лежит на конкретных его носителях, а не на народах. Говорится об этом очень просто, естественно, кстати – так что урок понятен даже ребенку, хотя и вызывает у него неизбежные в данной ситуации дополнительные вопросы:

« – Они хорошие евреи, – подтвердил Колька. [Это про грузчиков на консервном заводе, которые, оказывается, тоже евреи, как и те, про которых Регина Петровна говорит, что они Библию написали. – Г.Р.]
– А почему евреи должны быть плохими? – спросила с интересом Регина Петровна. И о чем-то задумалась. Вдруг она сказала: – Плохих народов не бывает, бывают лишь плохие люди.
– А чечены? – выпалил Сашка. – Они Веру убили» (165).

Регина Петровна на сей раз ничего не ответила на вопрос о «чеченах», но о чеченском мальчике, который отвел в сторону нацеленное на нее дуло ружья 2 , о пощадивших ее ночных разбойниках забыть не могла. Она понимала и Кузьменышам пыталась объяснить: «Не надо было папаху трогать. /…/ Будто я что-то живое резала» (155). Иными словами: нельзя в чужой, особенный, уникальный мир вторгаться силой и перекраивать его на свой лад.

Социальная модель нормального, человечного сосуществования людей разных национальностей и разных миров представлена в повести в образе детприемника, куда попадают выловленные в горах и едва не одичавшие Колька и Алхузур. Здесь живут веселый и нескладный татарин Муса, справедливый ногаец Балбек, аккуратная и предупредительная немка Лида Гросс, а также армяне, казахи, евреи, молдаване и два болгарина. Здесь же оказываются и курносый русачок со своим черноглазым, едва говорящим по-русски братом – Кузьменыши.

У представителя официальной власти – человека в штатском, но с военной выправкой и жесткими замашками – состав приютской компании вызывает раздражение и подозрения: «Понабрали тут», – презрительно бросает он собравшимся работникам, – «Надо знать, кого принимаете». От этих слов «взрослые почему-то вздрогнули», но мужественная воспитательница Ольга Христофоровна, несмотря на собственную уязвимость (она немка), с достоинством отвечает: «Мы принимаем детей. Только детей» (242). Среди этих детей есть и слепые. Слепые физически, но зрячие по существу: добрые, умные и чуткие. Обладающие даром видеть добро в ослепленном ненавистью мире. То добро, которое открывается не глазу, а сердцу, которое сводится к очень простым, но замутненным хитросплетениями зла и напором агрессии истинам.

Оголтелому, безумному и самоубийственному призыву «Всех, всех их надо к стенке!» (225) в повести Приставкина противопоставлено детское, простодушное и единственно спасительное желание: «Разве нельзя сделать, чтобы никто никому не мешал, а все люди были живые, вон как мы, собранные в колонии, рядышком живем?» (206). Это «как в колонии» не может не вызывать горькой усмешки, но что другое мог противопоставить войне на всеобщее уничтожение «общественный» ребенок?..

«Эмоциональная кривая» повествования

Повесть Приставкина потрясает не только своей «фактурой», хотя события и судьбы сами по себе потрясающие. Мощь эмоционального воздействия обусловлена, кроме того, пронизывающей достоверностью, психологической заразительностью воспроизведенных в ней экстремальных душевно-физиологических состояний.

Эмоциональная насыщенность, густота, «температура» повествования предельно высока от начала до самого конца книги, притом что характер и содержание переживаний меняются, психологический рисунок усложняется, обогащается новыми красками. Читательское напряженное внимание-сопереживание усиливается с каждым новым эпизодом – возникает эффект эмоционально-психологической «воронки», обусловленный, с одной стороны, «изобразительной силой таланта» (М. Булгаков), а с другой – субстанциональным, всечеловеческим, внятным не только на сознательном, эстетическом, но и на подкорковом, физиологическом уровне характером описанных переживаний.

Если попытаться вычертить некую условную эмоциональную кривую повести, то выглядеть она будет приблизительно так. Сначала по нарастающей: голод – страх – паника. Затем перепад, переключение в иную, мажорную плоскость: любовь, ревность, грусть, счастье. И опять контрастный, на сей раз катастрофический слом: ужас, отчаяние, гибель. И, наконец, финальные переживания, знаменующие воскресение, возвращение к жизни: боль и надежда.

Год: 1987 Жанр: повесть

Главные герои: близнецы Коля и Саша

1987 год. Анатолий Приставкин пишет повесть о детдомовцах «Ночевала тучка золотая». Суть сюжета произведения в том, что главные герои – близнецы Кузменыши отправлены из Подмосковья на Кавказ, подальше от войны, туда, где тепло и сытно. Описаны события, выпавшие на их долю. Финал трагичен – один из Кузьменышей погибает…

Главная мысль повести «Ночевала тучка золотая» в том, что Приставкин заостряет внимание читателя на умении быть терпимыми к людям других национальностей. Он подчеркивает мысль о том, что на Земле нет плохих или хороших наций. Просто есть плохие или хорошие люди.

Читать краткое содержание рассказа Ночевала тучка золотая Анатолия Приставкина

Подмосковье. Детский дом. Руководство решает отправить на Кавказ ребят постарше, но те не захотели. А вот двойняшки Кузменыши выразили радостное свое желание поехать. Потому что накануне они пытались сделать подкоп под комнату, где режут хлеб и наестся до отвала, но… не вышло. А посему ноги надо уносить подальше.

Ехали-ехали и приехали. Название станции Кавказские воды написано угольком. Здание вокзала разбомблено. Пустота… Вокруг засеянные поля. Но убирать посевы некому. Война. Пустынно. Тихо. А Кузьменышам все интересно. Ведь они никогда не видали подобного.

Пока ехали братья, познакомились с воспитательницей. Приехали, вспомнили о недавнем знакомстве. Решили ее навестить, потому что она им очень понравилась. Поехали в станицу. Оказывается, здесь люди живут, но на улицу они почти не выходят, огня не зажигают. Боятся. Наконец, долгожданная встреча с воспитательницей.

В интернате директор договорился о работе ребят на заводе. Воспитательница порекомендовала туда двойняшек Кузьменышей. Наступила ночь, все уснули, а воспитательница, увлекшись шитьем шапок для ребят, не заметила черное дуло пистолета из створки окна.

Ночью случился пожар. Утром воспитательницу увезли неизвестно кто и куда. Ничего неизвестно, а от этого страшно и непонятно.

На работу Кузьменышей возит женщина-шофер – Вера. На заводе братьям понравилось. Можно брать яблоки, сливы, груши…, что они и сделали. Никто их за это не ругает. Голод отступил. Тетя Зина угощает их баклажанной икрой. Ну чего еще желать?

Отношения с местным населением накаливаются. Постоянно голодные ребятишки из интерната совершают разбойные набеги на чужие огороды, сады… Чтобы как-то сгладить конфликт, директор интерната организовывает для колхозников представление, где выступают дети. Во время последнего номера – фокусов, горцы взорвали машину Веры. Она погибла. Все вскочили, суета, неразбериха.Страшно. Вроде война далеко, а смерть, вот она, совсем рядом.
Утром воспитательница была уже на своем месте и предложила Кузменышам ехать с ней на подсобное хозяйство.
Ребята с воспитательницей уехали на поле, занялись делом. Вроде страхи забылись. Жизнь вошла в привычное русло.Однажды Кузьменышей на попутной подводе отправили в интернат за продуктами, но подвода не доехала до места назначения. Ночью в степи она остановилась по непонятной причине, и поводырь испуганно побледнел и закрыл лицо руками.

Двойняшки решили сходить посмотреть, что же произошло в интернате. Когда пришли, то увидели, что все разбито и пусто. Случилось что-то страшное.

Возвращались к поводырю по кукурузному полю. В это время их подстерегли чеченцы и братья растерялись. Колька бежал, пока не упал в обморок. А вот Сашка…

Утром Колька пришел в себя. Рассвело. Колька пошел искать брата и поводыря, но… в селе наткнулся на страшную картину – Сашку распяли на заборе. Прощай, брат! Больше мы не вместе…

Тогда Колька решил притащить тележку, чтобы отвезти брата на станцию и исполнить его мечту – отправить посмотреть горы… Ведь он об этом так мечтал… Он загрузил тело брата на товарняк, шедший в нужном направлении.

Сам Колька долго скитался, пока нашел себе попутчика, чеченского мальчика. Они вместе долго бродили по горам, где на каждом шагу их подстерегала опасность. В один прекрасный день их обнаружил русский солдатик. Колька спал в обнимку с чеченским мальчиком. Дети проснулись, и чтобы их не разлучили, сказали, что они близнецы, Кузьменыши.

Последние сцены – это детский приемник в Грозном. Это время, когда Колька с названным братом ожидают отъезда в детский дом, чтобы никогда и не при каких обстоятельствах не разлучаться.

Картинка или рисунок Приставкин - Ночевала тучка золотая

Другие пересказы и отзывы для читательского дневника

В Моздокской степи идет война с немцами. Главным героем произведения является минометчик – боец. Парню было 18 лет. В лагере он выполнял важные поручения.

Краткое содержание Корнель Гораций
В очень далекие времена, когда еще не существовало ныне самых развитых стран, было два основных государства, Рим и Альба и были они союзниками и торговыми партнерами

29 января 2015

Проза А. И. Приставкина в мировой литературе

Произведения Приставкина в разные годы издавались в Германии, Болгарии, Греции, Венгрии, Польше, Франции, Чехии, Финляндии. В декабре 2001 года он стал советником президента Российской Федерации. Писатель является лауреатом Государственной премии СССР, а также ряда литературных российских и зарубежных наград. Приставкину была присуждена национальная германская премия за юношескую литературу.

Тематика произведения

В 1981 году А. Приставкин создаёт свое самое известное произведение, которое дошло до массового читателя лишь в 1987 году. Анализ рассказа «Ночевала тучка золотая» проводится на уроках внеклассного чтения, его изучение включено во многие авторские программы по литературе для средней школы. Наряду с общей темой войны писатель ведёт разговор о суровом и тяжёлом детстве военного поколения, размышляет о дружбе и товариществе, о любви к родной земле.