Особенности лесковской повествовательной манеры. Языковые особенности сказа «Левша. VIII. Домашнее задание

При всём своеобразии взглядов Лескова его творчество роднит со всей русской литературой XIX века гуманизм, сочувствие страдающему, обездоленному человеку и поиск правды — жизненной и художественной. Лесков, как и Тургенев, Гончаров, Достоевский, — законный наследник «гоголевской школы». Он верил в преобразующую силу слова, в возможность средствами литературы выразить идеалы истины и добра. Только на основе этого понимания можно рассматривать особенности творчества Лескова:

Хроникальность;

Документальность;

Анекдотичность;

Повышенное внимание к необычайному, нетипичному, фантастическому; расширение рамок реалистического повествования, выход за рамки обыденного, «правдоподобного», среднестатистического;

Близость к жанровым особенностям сказки;

Сказовая организация повествования и связанные с ней особенности образной системы, языка и композиции.

Давайте подумаем, как сочетается сказочное и анекдотическое в сказе Лескова «Левша». Обратим внимание на то, что анекдот — историческое событие или просто занятный частный случай. Сказка же отражает вечные закономерности народного бытия. В сказе Лескова сливается анекдот (история о том, как туляки «аглицкую» блоху подковали) и распространённый сказочный мотив о превосходстве «простака» над премудрыми и учеными.

Какие черты художественного мира Лескова «противоречат» друг другу и как достигается их синтез в творчестве писателя? Можно обратить внимание на то, что документальность противоречит увлечению писателя необыкновенным, фантастическим. Но это поможет осознать, что для Лескова такое противоречие мнимое, так как в его представлении о жизни мистическое, иррациональное, сверхбытовое является органической частью бытия. В то же время Лесков, в отличие от романтиков, не заостряет противопоставление двух миров: реального и потустороннего, а утверждает их целостность, в полном согласии с религиозными традициями. (Эпизоды «сон владыки Филарета», «явление убитого монаха главному герою», «встреча Флягина с магнетизёром» в «Очарованном страннике».)

Давайте проанализируем первую главу хроники «Очарованный странник» и на ее примере выявим названные выше особенности художественной манеры Лескова.

1. Сравните начальные страницы романа Тургенева «Отцы и дети» и «Очарованного странника» Н. С. Лескова. В чём проявляется различие повествовательных установок романа и хроники?

В соответствии с условностью романа Тургенев «скрывает» место и время действия за «звёздочками». Зато героя сразу называет по имени и рассказывает его предысторию, как всеведущий и вездесущий автор. Лесков, напротив, точно называет место, описывает обстоятельства, при которых услышал историю Флягина. О своих спутниках на пароходе говорит только то, что может заметить со стороны наблюдательный человек, т. е. выступает как рассказчик, создавая впечатление документальности, невымышленности происходящего.

Важно при этом отметить, что документальность Лескова — один из видов художественной условности, за ней также скрывается вымысел, преображение действительности. (Попробуем, например, определить, сколько времени заняла бы на самом деле исповедь Ивана Флягина.)

2. Сопоставьте образы двух собеседников в начале рассказа: купца и философа. Как раскрыта индивидуальность каждого из них? Случайно ли автор выбирает именно таких героев?

Характер и мироощущение персонажа нарисованы у Лескова немногими яркими мазками, при этом меткость авторских определений дополняется речевой характеристикой: «человек, склонный к философским обобщениям и политической шутливости» выражается иронично и по-книжному («апатия населения», «скука гнетущей, скупой природы», «недостаток подлежащих сведений»), солидный и религиозный купец говорит иначе: грубовато и напористо, размеренно, с присловьем («из рясофора-то ещё можно и в солдаты лоб забрить», «солдат или вахтёр, или помазок — чей возок?», «так прах же тебя разберёт, кто же ты такой?»).

Речевая индивидуализация героев соответствует сказовой природе повествования и особенно ярко проявляется в изображении Флягина.

Проследите соответствия между портретом главного героя и его речью (по 1-й главе).

Величавая сила богатыря-черноризца соответствует плавной неторопливости, спокойному достоинству его речи. Умение становиться неприметным, скромность подтверждаются смиренными оговорками: «Не знаю-с. Об этом надо спросить у кого-нибудь из начитанных... на мои слова в этом не полагайтесь...» Богатый жизненный опыт бывалого человека раскрывается не только в уверенной, смелой манере держаться, но и в разнообразии речевого строя (просторечие, книжные обороты, церковная лексика, жаргоны разных сословий и профессий и т. д.). Внешнее сходство с героями русского фольклора дополняется народно-поэтическими выражениями, изобильно уснащающими его рассказ.

Образы спорящих жизненно конкретны и одновременно символичны. «Старое» — патриархальное, догматическое — сознание вступает в спор с новейшими интеллигентскими идеями. На этом фоне вырастает могучая фигура Ивана Флягина, не принадлежащая ни к какому лагерю. В его рассуждениях о самоубийцах глубинные народные верования предстают свободными от нормативной жёсткости (прямолинейности), более гуманными. С явлением Флягина автор перестаёт выделять реплики отдельных слушателей. Все вопросы герою задаются от какого-то безымянного пассажирского коллектива. Мир вокруг Флягина сам собой становится цельным, монолитным и таким остаётся до финала произведения.

Объясните, какую роль играет в произведении история пьяницы-попика, «орудующего» самоубийцами.

Ответ следующий. Лесков уже в первую главу хроники включает анекдотическую историю. Но именно этот анекдот позволяет найти иное разрешение обсуждаемой нравственной проблемы, противостоящее и догматической вере купца, и безверию, скрытому за ядовитой улыбкой философа. Анекдот вмещает в себя стихию народно-поэтических представлений (картина адского шествия в вещем сне владыки Филарета), приближается к сказке, легенде.

Так на примере небольшого эпизода мы увидели основные особенности творчества Лескова.

Использованы материалы книги: Ю.В. Лебедев, А.Н. Романова. Литература. 10 класс. Поурочные разработки. - М.: 2014

Поэтика Н.С. Лескова (Сказовая манера. Специфика стиля и объединения рассказов. Рассказ "Левша")

Н.С. Лесков сыграл значимую роль в русской литературе, в частности, в разработке особых стилистических форм. Изучая творчество Н.С. Лескова, следует отметить, что он обращался к особой манере повествования - сказ. Сказ, являясь структурно-типологическим образованием, имеет определенный набор признаков и примет. Помимо этого, в пределах того или иного жанра, в работах разных писателей сказ видоизменяется в связи с использованием новых стилистических приемов, а типологические стилистические свойства, не изменяясь, пополняются новым содержанием.

Лесков, безусловно, писатель первого ряда. Значение его постепенно растет в нашей литературе: возрастает его влияние на литературу, возрастает интерес к нему читателей. Однако назвать его классиком русской литературы трудно. Он изумительный экспериментатор, породивший целую волну таких же экспериментаторов в русской литературе, - экспериментатор озорной, иногда раздраженный, иногда веселый, а вместе с тем и чрезвычайно серьезный, ставивший себе большие воспитательные цели, во имя которых он и вел свои эксперименты.

Первое, на что на что следует обратить внимание, - это на поиски Лесковым в области литературных жанров. Он все время ищет, пробует свои силы в новых и новых жанрах, часть которых берет из "деловой" письменности, из литературы журнальной, газетной или научной прозы.

Очень многие из произведений Лескова имеют под своими названиями жанровые определения, которые им дает Лесков, как бы предупреждая читателя о необычности их формы для "большой литературы": "автобиографическая заметка", "авторское признание", "открытое письмо", "биографический очерк" ("Алексей Петрович Ермолов"), "фантастический рассказ" ("Белый орел"), "общественная заметка" ("Большие брани"), "маленький фельетон", "заметки о родовых прозвищах" ("Геральдический туман"), "семейная хроника" ("Захудалый род"), "наблюдения, опыты и приключения" ("Заячий ремиз"), "картинки с натуры" ("Импровизаторы" и "Мелочи архиерейской жизни"), "из народных легенд нового сложения" ("Леон дворецкий сын (Застольный хищник)"), "Nota bene к воспоминаниям" ("Народники и расколоведы на службе"), "легендарный случай" ("Некрещеный поп"), "библиографическая заметка" ("Ненапечатанные рукописи пьес умерших писателей"), "post scriptum" ("О „квакерах""), "литературное объяснение" ("О русском левше"), "краткая трилогия в просонке" ("Отборное зерно"), "справка" ("Откуда заимствованы сюжеты пьесы графа Л.Н. Толстого „Первый винокур""), "отрывки из юношеских воспоминаний" ("Печерские антики"), "научная записка" ("О русской иконописи"), "историческая поправка" ("Нескладица о Гоголе и Костомарове"), "пейзаж и жанр" ("Зимний день", "Полунощники"), "рапсодия" ("Юдоль"), "рассказ чиновника особых поручений" ("Язвительный"), "буколическая повесть на исторической канве" ("Совместители"), "спиритический случай" ("Дух госпожи Жанлис") и т.д., и т.п.

Лесков как бы избегает обычных для литературы жанров. Если он даже пишет роман, то в качестве жанрового определения ставит в подзаголовке "роман в трех книжках " ("Некуда"), давая этим понять читателю, что это не совсем роман, а роман чем-то необычный. Если он пишет рассказ, то и в этом случае он стремится как-то отличить его от обычного рассказа - например: "рассказ на могиле" ("Тупейный художник").

Лесков как бы хочет сделать вид, что его произведения не принадлежат к серьезной литературе и что они написаны так - между делом, написаны в малых формах, принадлежат к низшему роду литературы. Это не только результат очень характерной для русской литературы особой "стыдливости формы", но желание, чтобы читатель не видел в его произведениях нечто законченное, "не верил" ему как автору и сам додумывался до нравственного смысла его произведения. При этом Лесков разрушает жанровую форму своих произведений, как только они приобретают какую-то жанровую традиционность, могут быть восприняты как произведения "обычной" и высокой литературы, "Здесь бы и надлежало закончить повествование", но... Лесков его продолжает, уводит в сторону, передает другому рассказчику и пр.

Странные и нелитературные жанровые определения играют в произведениях Лескова особую роль, они выступают как своего рода предупреждения читателю не принимать их за выражение авторского отношения к описываемому. Этим предоставляется читателям свобода: автор оставляет их один на один с произведением: "хотите - верьте, хотите - нет". Он снимает с себя известную долю ответственности: делая форму своих произведений как бы чужой, он стремится переложить ответственность за них на рассказчика, на документ, который он приводит. Он как бы скрывается от своего читателя Калецкий П. Лесков // Литературная энциклопедия: В 11 т. [М.], 1929-1939. Т. 6. М.: ОГИЗ РСФСР, гос. словарно-энцикл. изд-во "Сов. Энцикл.", 1932. Стб. 312--319. .

Нужно отметить, что сказ Н.С. Лескова отличается от сказовых произведений других писателей по многим критериям. В его сказе большое внимание уделяется деталям. Речь рассказчика небыстрая, он стремится все тщательно объяснить, так как слушатель может быть разным. В неспешности и аргументированности сказового монолога появляется чувство собственного достоинства рассказчика, в связи с чем он получает право на сказ, и аудитория ему доверяет.

Есть у Лескова такая придуманная им литературная форма - "пейзаж и жанр" (под "жанром" Лесков разумеет жанровые картины). Эту литературную форму (она, кстати, отличается очень большой современностью - здесь предвосхищены многие из достижений литературы XX в.) Лесков создает для полного авторского самоустранения. Автор даже не прячется здесь за спины своих рассказчиков или корреспондентов, со слов которых он якобы передает события, как в других своих произведениях, - он вообще отсутствует, предлагая читателю как бы стенографическую запись разговоров, происходящих в гостиной ("Зимний день") или гостинице ("Полунощники"). По этим разговорам читатель сам должен судить о характере и нравственном облике разговаривающих и о тех событиях и жизненных ситуациях, которые за этими разговорами постепенно обнаруживаются перед читателем.

Рассказ Лескова "Левша", который обычно воспринимается как явно патриотический, как воспевающий труд и умение тульских рабочих, далеко не прост в своей тенденции. Он патриотичен, но не только... Лесков по каким-то соображениям снял авторское предисловие, где указывается, что автора нельзя отождествлять с рассказчиком. И вопрос остается без ответа: почему же все умение тульских кузнецов привело только к тому результату, что блоха перестала "дансы танцевать" и "вариации делать"? Ответ, очевидно, в том, что все искусство тульских кузнецов поставлено на службу капризам господ. Это не воспевание труда, а изображение трагического положения русских умельцев.

Обратим внимание еще на один чрезвычайно характерный прием художественной прозы Лескова - его пристрастие к особым словечкам-искажениям в духе народной этимологии и к созданию загадочных терминов для разных явлений. Прием этот известен главным образом по самой популярной повести Лескова "Левша" и неоднократно исследовался как явление языкового стиля.

"Интересность" подаваемого материала с 70-х годов начинает доминировать в творчестве Н.С. Лескова. Установка на сообщение "интересных" фактов приводит писателя к документализму и к своеобразной экзотичности материала. Отсюда же портретность героев его произведений, в которых современники не без основания усматривали памфлеты. Автор обращается для своих рассказов к историческим мемуарам, архивам, используя старинные народные легенды, сказания, "прологи", жития, тщательно собирая фольклорный материал, ходячие анекдоты, каламбуры и словечки.

Отталкиваясь от традиций дворянской литературы по линии тематики и композиции, Лесков отталкивался от нее и по линии языка. Господствующему в литературе стершемуся языку Лесков противопоставляет тщательную работу над словом. Сказ и стилизация - основные методы лесковской стилистики. "Почти во всех его рассказах повествование ведется через рассказчика, особенности говора которого писатель стремится передать. Одной из своих главных заслуг он считает "постановку голоса", заключающуюся "в уменьи овладеть голосом и языком своего героя и не сбиваться с альтов на басы. В себе я старался развивать это уменье и достиг кажется того, что мои священники говорят по-духовному, мужики - по-мужицкому, выскочки из них и скоморохи - с выкрутасами и т.д. От себя самого я говорю языком старинных сказок и церковно-народным в чисто литературной речи". Одним из излюбленных приемов языка писателя были искажения речи и "народная этимология" непонятных слов" Калецкий П. Указ. соч. С. 318-319..

В произведениях Н.С. Лескова часто используются лексико-синтаксические элементы: архаическая лексика, фразеологические единицы, речевые клише, просторечные элементы и диалектизмы, пословицы и поговорки, бытовые анекдоты, повторы и фольклорные элементы. Также нужно сказать и об окказиональных образованиях (окказионализмах), построенных по типу "народной этимологии".

Лесков как бы "русский Диккенс". Не потому, что он похож на Диккенса вообще, в манере своего письма, а потому, что оба - и Диккенс, и Лесков - "семейные писатели", писатели, которых читали в семье, обсуждали всей семьей, писатели, которые имеют огромное значение для нравственного формирования человека, воспитывают в юности, а потом сопровождают всю жизнь, вместе с лучшими воспоминаниями детства. Но Диккенс - типично английский семейный писатель, а Лесков - русский. Даже очень русский. Настолько русский, что он, конечно, никогда не сможет войти в английскую семью так, как вошел в русскую Диккенс. И это - при все увеличивающейся популярности Лескова за рубежом и прежде всего в англоязычных странах.

Творчество Лескова имеет главные истоки даже не в литературе, а в устной разговорной традиции, восходит к тому, что называется "разговаривающей Россией". Оно вышло из разговоров, споров в различных компаниях и семьях и снова возвращалось в эти разговоры и споры, возвращалось во всю огромную семейную и "разговаривающую Россию", давая повод к новым разговорам, спорам, обсуждениям, будя нравственное чувство людей и уча их самостоятельно решать нравственные проблемы.

Стиль Лескова - часть его поведения в литературе. В стиль его произведений входит не только стиль языка, но отношение к жанрам, выбор "образа автора", выбор тем и сюжетов, способы построения интриги, попытки вступить в особые "озорные" отношения с читателем, создание "образа читателя" - недоверчивого и одновременно простодушного, а с другой стороны - изощренного в литературе и думающего на общественные темы, читателя-друга и читателя-врага, читателя-полемиста и читателя "ложного" (например, произведение обращено к одному-единственному человеку, а печатается для всех).

Сказ является одной из наиболее важных проблем современного языкознания и рассматривается с языковедческой точки зрения как прозаическое произведение, в котором способ повествования выявляет реальные речевые и языковые формы его существования. Исследование сказа началось еще в 20-е годы прошлого столетия в связи с началом процесса переоценки художественных ценностей. Межъязыковой аспект исследования представляется актуальным с точки зрения решения насущных задач поиска способов перевода отдельных лексико-синтаксических средств художественной прозы.

В произведении великого русского писателя XIX в.Н.С. Лескова "Левша" наиболее ярко проявляется образ сказово-эпического повествователя. Литературный сказ как особое явление русского национального языка и культуры представляет собой научную проблему в межъязыковом аспекте, поскольку несет в себе черты стилевой и речевой безэквивалентности.

Сказ Н.С. Лескова в "Левше" построен на стилистическом речевом контрасте. В качестве субъектов речи можно выделить два автора: литературного рассказчика (автора) и собственно рассказчика, который отображает истинный смысл вещей.

Вопрос о сказе остается дискуссионным, сохраняет свою остроту и в наши дни. До сих пор не существует определения сказа, которое в полной мере может отразить противоречивую сущность этого художественного явления. Он вошел в литературу в начале XIX века как художественно обособленное произведение устного народного творчества Гельгардт Р. Р. Стиль сказов Бажова,. Пермь: 1958. С. 156 (482 с.). По мнению Г.В. Сепик, "литературный сказ - это речевой тип, а стилизация под этот речевой тип в литературно-художественной практике помещает сказ в плоскость представлений о типе и форме повествования, о жанровых разновидностях эпической литературы" Сепик Г. В. Особенности сказового построения художественного текста: На материале новелл и повестей Н. С. Лескова. Автореф. дис. ... канд. филол. наук / Моск. гос. пед. ин-т им. В. И. Ленина. Специализир. совет Д 113.08.09. - М., 1990. -(17 с). С12.

В.В. Виноградов считает, что "сказ - это своеобразная комбинированная стилевая форма художественной литературы, понимание которой осуществляется на фоне сродных конструктивных монологических образований, бытующих в общественной практике речевых взаимодействий…" Виноградов. Проблемы русской стилистики. - М., 1981 С. 34 (320 с). В монографии Е.Г. Мущенко, В.П. Скобелевой, Л.Е. Кройчик приводится следующее определение: "сказ - это двухголосое повествование, которое соотносит автора и рассказчика…" Мущенко Е. Г., Скобелев В. П., Кройчик Л. Е. Поэтика сказа. Воронеж, 1979: 34.

Б.М. Эйхенбаум, В.Г. Гофман, М.М. Бахтин делают установку сказа на "устную речь" Эйхенбаум.Б.М. Лесков и лит. народничество, в сб.: Блоха, Л., 1927 Бахтин М.М. Эстетика поэтического творчества и др.. Различные подходы к сказу как к речевому типу и как к форме повествования отражаются в "Большой советской энциклопедии".

В западных работах сказ понимается как "рассказ в рассказе" McLean H. Nikolai Leskov. The Man and His Art. Harvard, 2002.: 299-300. Эту же идею поддерживает И.Р. Титуник, выделяя в сказе два вида текстов. Первый состоит из высказываний, адресованных автором читателю напрямую, второй же состоит из высказываний, адресованных лицами, отличными от автора, лицам, отличным от читателя Sperrle I.C. The Organic Worldview of Nikolai Leskov. Evanston, 2002. В некоторых работах исследуется языковая сторона сказа Safran G. Ethnography, Judaism, and the Art of Nikolai Leskov // Russian Review, 2000, 59 (2), p. 235-251, но нужно заметить, что в последней работе осуществляется попытка охарактеризовать функции языковых единиц различных уровней в тексте повествования, а вопрос о связи стилистических элементов со всей словесно-художественной системой произведения не рассматривается вообще.

Изучение теоретических источников по раскрытию сущности понятия "сказовая манера" ("сказ") дает возможность прийти к выводу о том, что в исследованиях термин "сказ" в широком смысле рассматривается как речевой тип, а в узком смысле - как прозаическое произведение, в котором способ повествования выявляет его основные речевые и языковые формы.

В данной диссертации сказ рассматривается с языковедческой точки зрения как прозаическое произведение, в котором способ повествования выявляет реальные речевые и языковые формы его существования.

Из-за своей жанровой специфики литературно-сказовое произведение базируется на контрасте, что отражается в речевой композиции, а основой контраста является разграничение автора и рассказчика, поскольку в сказе всегда есть две речевые партии: партия рассказчика и партия автора. Категории "образ автора" и "образ рассказчика" рассматриваются многими учеными: В.В. Виноградов 1980, М.М. Бахтин 1979, В.Б. Катаев 1966, А.В. Клочков 2006, Н.А. Кожевникова 1977, Б.О. Корман 1971, Е.Г. Мущенко 1980, Г.В. Сепик 1990, Б.В. Томашевский 2002 и др.

Термин "категория образа автора" появился в начале 20-х годов XX века. В.Б. Катаев выделяет два вида авторов: автора, как реальную личность, создавшего произведение и автора, как структуру, в которой элементы объективной действительности соотнесены с человеческим к ним отношением и тем самым организованы "эстетически" и которая шире категорий авторского субъективизма, таких, как авторский замысел, авторская позиция, авторский голос, введение автора в число действующих лиц и т.д. - входят в нее как составные части Катаев В.Б. Проблемы интерпретации творчества А.П. Чехова. Автореф. дис. на соиск. учен. степ. д-ра филол. наук. М. 1984 С. 40. А.В. Клочков выделяет три типа авторов-повествователей в прозаическом произведении:

3)"персонифицированный автор-повествователь", обозначенный (каким - либо именем) повествователь Клочков Лингвостилистические особенности литературного сказа в межъязыковом аспекте: автореф. дис. насоиск. учен. степ. канд. филол. наук 2006 (24 с). С. 16.

В качестве субъектов речи в сказе Н.С. Лескова можно выделить "литературного рассказчика" ("автора"), а также "собственно рассказчика". Но часто наблюдается смешение голосов автора и рассказчика.

При рассмотрении "образа автора (рассказчика)" нельзя забывать об "образе слушателя (читателя)". По мнению Е.А. Поповой "слушатели - такой же необходимый компонент сказа, как и рассказчик" Попова Е.А. Нарративные универсалии. Липецк, 2006 (144 с) С. 131. Ориентированность сказового повествования на слушателя, связана с фольклорной сутью сказа как искусства устного, предполагающего прямое общение с аудиторией. Кроме этого, сказ предполагает обращение не просто к слушателям, а к сочувствующей аудитории.

Связь рассказчика со слушателями может осуществляться разными способами.Е.Г. Мущенко, рассматривая особенности сказа, указывает на такой интересный аспект, как "потолок громкости". Сказ - это не только устный рассказ, "это всегда негромкая беседа, и уловить ее можно косвенно. Думается, что такими косвенными приметами негромкости сказового повествования служит и разговорная интонация, и ее ритм" Мущенко Е. Г., Скобелев В. П., Кройчик Л. Е. Указ. соч. С. 31.

Диалогические отношения рассказчика со слушателями развиваются при помощи разнообразных средств и приемов: риторических вопросов, употребления конструкций с усилительными частицами и междометиями, использования форм фамильярности для выражения своего отношения, употребления конструкций с усилительными частицами и междометиями и т.д.

В исследовании основной акцент сделан на речевое поведение рассказчика. Его речь отличается от авторской стилистически (с помощью различных стилеобразующих элементов). В сказовом монологе, в процессе повествования, рассказчик часто обращается к своим слушателям, выражая собственное отношение к сообщаемому. На присутствие собеседника могут указывать обращения, а также местоимения второго лица.

Другой особенностью сказового построения можно считать его установку на устную речь. Разные установки сказа зависят от представлений о сказе. Если сказ рассматривается как "речевой тип", то идет установка на устные нелитературные элементы речи, а если как "форма повествования", то идет установка на устный монолог повествующего типа как один из жанров эпической прозы, т.е. установка на чужое слово.

Изучая сказ, ученые выделяют его различные виды и типы. Так, Н.А. Кожевникова говорит о наличии двух видов сказа: "однонаправленного", при котором оценки автора и рассказчика лежат в одной плоскости или близко соприкасаются, и "двунаправленного", при котором оценки автора и рассказчика лежат в разных плоскостях, не совпадают Кожевникова Н.А. Типы повествования в русской литературе XIX-XX вв. М, 1994. (333 с) С. 99.

С.Г. Бочаров считает, что сказ может меняться в речевом отношении в том случае, если меняется дистанция между прямой речью автора и сказом. На этом основании разграничиваются виды сказа: "простой однонаправленный сказ Неверова", "изысканный сказ Бабеля", "комический сказ Зощенко" Бочаров С. Г. Роман Л. Толстого “Война и мир” М. 1971. С. 18.

Е.В. Клюев выделяет три типа сказа: "свободный", "подчиняющий" и "подчиняемый". Под "свободным" сказом он понимает такой сказ, в котором автор и рассказчик равноправны в том смысле, что ни один из них не подчинен другому. "Подчиняющий" сказ выделен исследователем по признаку доминирующей роли писателя, предлагающего адресату воспринять идейно-образное содержание сказового текста в определенном аспекте. И, наконец, "подчиняемый сказ" - это сказ, в котором автор демонстративно предоставляет повествователю полную свободу самовыражения" Клюев. Литературный сказ как проблема стилистики художественной и публицистической речи. Автореф. дис. на соиск. учен. степ. к. филол. н М. 1981 С. 15..

В произведениях Н.С. Лескова в основном присутствуют сказовые произведения со "свободным" и "подчиняющим" сказом. Данные виды сказа отличаются друг от друга композиционным введением в более сложную структуру целого, а также принципами разграничения автора и рассказчика. "Свободный" сказ более сложен в композиционном оформлении, он построен по принципу внутрикомпозиционного контраста. Произведения с "подчиняющим" сказом структурно построены таким образом, что невозможно выделить авторское повествование, а значит, в них отсутствует внутрикомпозиционный контраст. На основе данных структурных особенностей объединяются рассказы в творчестве писателя.

Выводы

Художественный перевод - это перевод произведения или в целом текстов художественной литературы. Следует отметить, что тексты художественной литературы противопоставлены в данном случае всем иным каким-либо речевым произведениям на основе того, что для художественного произведения одна из коммуникативных функций является доминантной - это художественно-эстетическая или поэтическая.

При переводе с одного языка на другой лексика распределяется в зависимости от передачи смысла на эквивалентную, частично эквивалентную и безэквивалентную. В связи с особенностями лексического состава при переводе используются различные способы и приёмы переводческих трансформаций. В теории перевода особую трудность вызывают реалии - такие слова и выражения, которые обозначают подобного рода предметы. В этом ряду также стоит и содержащие в себе такие слова собственно устойчивые выражения.

Особенность поэтики Н.С. Лексова заключается в разработке стилистического жанра - сказовой формы. В произведениях Н.С. Лескова в основном присутствуют сказовые произведения со "свободным" и "подчиняющим" сказом. Данные виды сказа отличаются друг от друга композиционным введением в более сложную структуру целого, а также принципами разграничения автора и рассказчика.

Лесков Николай Семенович (1831- 1895)

Художник слова, который, по справедливому утверждению М. Горького, «вполне достоин встать рядом с такими творцами литературы русской, каковы Л. Толстой, Гоголь, Тургенев, Гончаров».

Чрезвычайно разнообразное по проблематике, творчество Лескова имело особую направленность, отвечавшую существенным интересам его эпохи и в известной мере предвосхитившую искания русской литературы начала XX в. Самобытный талант писателя был обращен к познанию глубин русской национальной жизни, постигаемой им во всей пестроте ее социального состава, на самых разных уровнях ее развития. Испытующему взгляду Лескова русская жизнь открывалась и в ее корневой основе, и в ее нарастающей раздробленности, в ее вековой неподвижности и драматизме назревающих исторических перемен.

Эта свойственная писателю широта охвата русской действительности определила особое качество художественного обобщения, присущее его творчеству. По меткому замечанию М. Горького, о ком бы ни писал Лесков Николай Семенович - о мужике, помещике, нигилисте, он всегда размышлял «о русском человеке, о человеке данной страны... и в каждом рассказе Лескова вы чувствуете, что его основная дума - дума не о судьбе лица, а о судьбе России».

Стремясь схватить «то неуловимое, что называется душой народа», Лесков Николай Семенович охотнее всего пишет о простых, «обойденных» вниманием литературы людях захолустной России. Проявляя предпочтительный интерес к «низовой» жизни, он выступает как сын своего времени - переломной эпохи 60-х годов. В эту кризисную пору, в канун и в годы проведения крестьянской реформы, с особой очевидностью обнаружился разрыв между умонастроениями передовой части русского образованного общества и самосознанием народа, представлявшим еще великую загадку для освободительной мысли.

Бурный рост общественного самосознания сообщает новую актуальность постановке в искусстве национально-исторических проблем. Наиболее многостороннее раскрытие они получают, пожалуй, именно в творчестве Лескова.



Детство и ранняя молодость Лескова прошли на Орловщине. Глубокую привязанность к этому краю он сохранил на всю жизнь. В силу ряда причин Лескову не удалось получить систематического образования. Он рано начал чиновничью службу и вел ее сначала в уголовной палате орловского суда, а затем, после переезда в Киев, в рекрутском присутствии.

В 1857 г. Лесков Николай Семенович вступает в коммерческую компанию своего дальнего родственника англичанина А. Я. Шкотта. Новая хозяйственная деятельность, частые и дальние разъезды по России еще более расширили его кругозор, познакомили с новыми сторонами народного быта. В начале 60-х годов он вошел в литературу уже сложившимся человеком, хорошо знавшим русскую жизнь, имеющим свое представление о ее общем состоянии и путях ее развития.

Сам Лесков Николай Семенович весьма дорожил своим жизненным опытом и нередко впоследствии противопоставлял его книжному, отвлеченному знанию. «Простонародный быт я знал до мельчайших подробностей... Народ просто надо знать, как самую свою жизнь, не штудируя ее, а живучи ею».

Захваченный «очистительным» духом эпохи 60-х годов, Лесков Николай Семенович предпринимает попытку активного вмешательства в нестройный ход русской жизни. Он посылает свои корреспонденции в киевскую, а затем и в столичные газеты. Написанные с большим гражданским темпераментом, его заметки и статьи вызывают общественный резонанс. Так начинается многолетняя литературная работа Лескова, которая всегда представлялась писателю одной из наиболее действенных форм общественного служения.

В отличие от идеологов «Современника» Лесков Николай Семенович воспринимал идею революционного переустройства русской жизни не в ее далекой исторической перспективе, которая открывалась с высоты передовой теоретической мысли, а в ее отношении прежде всего к современной ему действительности, в которой еще были очень сильны пережитки «духовного крепостничества».

Писатель был убежден в том, что в силу вековой отсталости русской жизни, невыработанности форм общественной инициативы, засилья в психике людей меркантильно-эгоистических интересов революция в России, если она и произойдет, не принесет благих перемен, а выльется в стихийный разрушительный бунт.

С этих позиций Лесков-публицист вступает в 1862 г. в открытую полемику с представителями революционно-демократической мысли, которых он называл «теоретиками». Несмотря на сделанные ему в передовой печати предупреждения, Лесков со всей присущей ему «чрезмерностью» в обличениях продолжает эту полемику в романах «Некуда» (1864) и «На ножах» (1870-1871), сыгравших роковую роль в его дальнейшей писательской судьбе.

В первом из этих романов автор высказывает скептический взгляд на судьбы освободительного движения в России. С сочувствием изобразив молодых людей, страдающих от «тесноты» и «духоты» русской жизни, мечтающих о новом, гуманистическом строе жизненных отношений (Лиза Бахирева, Райнер, Помада), Лесков в то же время говорит, что этим крайне немногочисленным «чистым нигилистам» не на кого опереться в их социальных поисках. Каждому из них грозит неминуемая гибель.

Гротескно-памфлетное изображение кружков оппозиционно настроенной молодежи, прозрачная прототипичность ряда отрицательных персонажей - все это вызвало шквал самых резких критических отзывов. За автором «Некуда» на долгие годы укрепилась репутация реакционного писателя.

В свете исторической дистанции сегодня очевидно, что концепция русского нигилизма в «Некуда» существенно отличается от той, которая содержалась в откровенно реакционных «антинигилистических» романах В. П. Клюшникова, В. В. Крестовского, Б. М. Маркевича и др. В отличие от этих писателей Лесков Николай Семенович вовсе не пытался представить современное ему освободительное движение лишенным исторических корней (в частности, всецело инспирированным польскими заговорщиками).

В его изображении «нигилизм» - порождение самой русской жизни, которая с трудом выходила из состояния «мертвенной неподвижности» и «немотства». Поэтому в числе поборников новых идей в «Некуда» оказываются люди с чуткими сердцами, бессребреники, романтики-идеалисты, открывавшие собой галерею лесковских «праведников».

Оказавшись в разрыве с передовой журналистикой, Лесков вынужден помещать свои новые произведения в «Русском вестнике» Каткова. В этом журнале, возглавившем поход против «нигилистов», он печатает роман «На ножах», крайне тенденциозное произведение, в котором, по отзыву Достоевского, «нигилисты искажены до бездельничества». Полемическая запальчивость в той или иной степени ощутима и в ряде других произведений Лескова, опубликованных в конце 60-х - начале 70-х годов: в повести «Загадочный человек» (1870), сатирической хронике «Смех и горе» (1871), исторической хронике «Соборяне» (1872).

Однако сближение Лескова с охранительным, консервативным лагерем не могло быть долговременным. Писателю, в мировоззрении которого были глубоки и сильны демократические пристрастия, в журнале Каткова претил пронизывающий его дух аристократической кастовости, идеализации дворянства, англомании, пренебрежительности к русской народной жизни.

Во время печатания в «Русском вестнике» исторической хроники Лескова «Захудалый род» (1875), повествующей о процессе духовного и нравственного оскудения именитой дворянской семьи, писатель прерывает печатание хроники и уходит из катковского журнала. «Мы разошлись (на взгляде на дворянство), и я не стал дописывать роман», - скажет он потом, подчеркивая принципиальный характер своего поступка.

Несколько раньше «Захудалого рода» в том же хроникальном жанре Лесков Николай Семенович создает такие произведения, как «Старые годы в селе Плодомасове» (1869) и «Соборяне». Это важный этап художественных исканий писателя. Отталкиваясь от устаревшего, на его взгляд, канонического образца романа с любовной интригой, он разрабатывает оригинальный жанр романа-хроники, в основе которого лежат социально-этические коллизии.

Писатель считал, что хроникальный жанр позволяет изображать жизнь человека так, как она идет, - «лентою», «развивающейся хартией», дает возможность не заботиться о закругленности фабулы и не сосредоточивать повествование вокруг главного центра. Наиболее значительное произведение Лескова в новом жанре - «Соборяне».

Наблюдая за ходом русской пореформенной жизни, Лесков Николай Семенович все более и более разочаровывается в возможности ее обновления. Под влиянием гнетущих впечатлений от действительности, которая его «волнует и злит», писатель переживает острый идеологический кризис.

Опасаясь редакторского произвола, не желая связывать себя с какими-либо «направленскими» изданиями, писатель настойчиво ищет возможности нелитературного заработка. В 1874 г. Лесков Николай Семенович поступает на службу в министерство народного просвещения, однако и она заканчивается разладом. В 1883 г. его отчисляют «без прощения».

Все более отчуждаясь от официальной России с ее политическим ретроградством, «пошлым пяченьем назад», Лесков Николай Семенович воспринимает свое увольнение как проявление этого общего процесса. В его творчестве с середины 70-х годов ощутимо нарастают сатирические тенденции. «А писать хотелось бы смешное, - заметит он в позднем письме к Л. Н. Толстому (23 июля 1893 г.), - чтобы представить современную пошлость и самодовольство».

Лесков Николай Семенович резко ополчается против «задухи» современной ему русской жизни («Инженеры-бессребреники», 1887), против церкви, утратившей, по его убеждению, живой дух веры («Мелочи архиерейской жизни», 1878), против разного рода апологетов русской отсталости («Загон», 1893). С желчной язвительностью создает он сатирические образы ретивых и уверенных в полной безнаказанности своих действий охранителей, служащих жандармского сыска, достигших верха искусства в инсинуациях, направленных против неугодных им людей («Административная грация», 1893); «Заячий ремиз», 1894), которые в силу своей исключительной социальной остроты смогли быть опубликованы только после 1917 г.

На протяжении 80-х годов обостряется критическое отношение Лескова к институту государства и ко всем, кто официально представляет его интересы. Высказанные еще в хронике «Захудалый род» идеи о принципиальной несовместимости высших этических принципов и тех норм и законов поведения, которые предписываются человеку в уставном порядке, получают развитие в ряде поздних сочинений Лескова.

Одно из самых ярких из них - известный рассказ «Человек на часах» (1887). Услышав на своем посту близ Зимнего дворца отчаянные крики погибающего в невской полынье человека, измаявшийся душой рядовой Постников в конце концов покидает пост и спешит на помощь утопающему.

Однако с точки зрения государственного порядка его благородный поступок - не подвиг человеколюбия («доброходства»), а тяжкое служебное преступление, которое неизбежно влечет за собой суровую кару. Рассказ пронизан горькой авторской иронией. В действиях вышестоящих лиц открывается нечто общее, обусловленное их внешним статусом и отчуждающее их от мира естественных человеческих связей.

В отличие от часового каждый из них, будучи звеном единого государственного механизма, в значительной степени уже заглушил в себе всё человеческое и подчинил свое поведение тому, чего требует от него его официальное положение, интерес карьеры, логика сиюминутной конъюнктуры.

Преодолевая опасность бесплодного скептицизма, Лесков Николай Семенович продолжает настойчивые поиски положительных типов, сопрягая с ними свою веру в будущее России. Он пишет цикл рассказов о «праведниках», воплощающих своею жизнью народные представления о нравственности. Верные своим идеалам, эти люди и в самых неблагоприятных обстоятельствах способны сохранять независимость характера, творить добро.

Позиция писателя активна: он стремится укрепить своих читателей в «постоянстве верности добрым идеям», побудить их к мужественному сопротивлению разлагающему влиянию окружающей среды. «Характеры идут, характеры зреют» - эта обнадеживающая нота звучит даже в одном из наиболее мрачных по своему тону поздних рассказов Лескова «Зимний день» (1894), в котором обличается дух «гадостности», бесстыдного цинизма, проникающий во все сферы общества.

В последние годы жизни Лесков Николай Семенович оказывается гораздо ближе к тому общественному лагерю, с которым он так резко враждовал в начале своего писательского пути. Досадуя на отсутствие «руководящей критики», он с уважением вспоминает высокое подвижничество Белинского и Добролюбова. Не раз сочувственно цитирует в письмах и художественных произведениях Салтыкова-Щедрина.

В 1895 г. Лесков Николай Семенович умирает от болезни сердца. Причиной ее сам он считал те волнения, которые пришлось испытать при выходе первого собрания сочинений, когда был арестован том, в котором печатались «Мелочи архиерейской жизни». «Думаю и верю, что „весь я не умру“», - писал Лесков Николай Семенович незадолго до своей смерти. «Лесков Николай Семенович - писатель будущего», - говорил Л. Толстой.

При всей очевидности резкого идеологического расхождения Лескова с революционными демократами в общественно-литературном самоопределении писателя в начале 60-х годов был своего рода парадокс, который заслуживает самого пристального внимания. Критикуя «теоретиков-нетерпеливцев» с позиций «стихийного» демократизма, Лесков Николай Семенович обращается к многостороннему и углубленному изучению народной жизни, на необходимости которого последовательнее всего настаивала именно революционно-демократическая критика.

Первые очерки и повести Лескова («Житие одной бабы», 1863; «Леди Макбет Мценского уезда», 1865; «Воительница», 1866) непосредственно подхватывают традицию русской литературы 40-х годов, прежде всего «Записок охотника» Тургенева и повести Григоровича «Антон Горемыка», которые Лесков Николай Семенович любил и порой полемически противопоставлял более поздним произведениям народнической беллетристики. Подобно Тургеневу, он проявляет особый интерес к ярким, талантливым натурам, отмеченным печатью артистизма. В то же время Лесков Николай Семенович значительно расширяет круг своих наблюдений.

Его взгляд останавливается не только на тех, кто воплощает лучшие порывы к красоте и свету, но и на тех, кто в силу тех или иных причин оказывается бессилен сбросить с себя путы «духовного крепостничества». Лескова-художника все более влекут к себе сложные, противоречивые характеры, таящие в себе немало загадочного и неожиданного. Расширяя сферу действительности, подлежащей художественному исследованию, он смело вводит в свое повествование реалии грубого простонародного быта, изображает его таким, каков он есть, во всем кричащем его неблагообразии.

Произведения Лескова, посвященные талантливым русским людям («Запечатленный ангел», «Левша», «Тупейный художник»), отличаются гуманистической направленностью. Из них явствует, что понятие «артистизм» сопряжено у Лескова не только с природной одаренностью человека, но с пробуждением его души, с крепостью характера. Истинный художник, в представлении писателя, - это человек, одолевший в себе «зверя», примитивный эгоизм своего «я».

Одной из важных особенностей поэтики Лескова-сатирика является подвижность художественных акцентов при обрисовке лиц и событий, подрывающая обычную иерархию главного и второстепенного и подчас кардинально преобразующая общий смысл изображаемого. Благодаря компрометирующим деталям, побуждающим читателя иначе взглянуть на вещи, чем это делает простодушный повествователь, слово у Лескова сплошь и рядом становится «коварным», лукавым, двуголосым. Эти живые переливы тональности повествования особенно значительны в поздних рассказах писателя, в частности в тех, где речь идет о видных русских владыках.

За импозантностью облика этих отцов церкви, важной медлительностью движений, невозмутимой ровностью голоса («тихоструй»!) неожиданно обнаруживаются непозволительные для духовного пастыря равнодушие к добру и злу, притупленность этического инстинкта, спекуляция высокими евангельскими речениями («Инженеры-бессребреники», «Человек на часах»). Сам Лесков Николай Семенович ценил эту присущую многим его произведениям «тихую язвительность», которую не всегда улавливала современная ему критика.

«Коварная» манера Лескова-сатирика таила в себе большие возможности в обличении русской действительности. Однако отрицание в его сатире обычно не принимает категорических и абсолютных форм. Не случайно сам писатель говорил о ее «незлобивости», а однажды повторил то парадоксальное определение, которое дал ей в ту пору, когда печаталась сатирическая хроника «Смех и горе» - «добрая сатира», писал Горький.

Очевидно, этот особый тон сатиры Лескова связан с характером его общего мировоззрения, родственного народному ощущению. Современный ему мир русской жизни писатель воспринимает не столько в раздирающих его социально-исторических противоречиях, сколько в его целостности. Он не перестает слышать в ней отголоски родового единства, восходящего к эпохе «твердых» былинных и сказочных времен.

С верой писателя в преодолимость нарастающего отчуждения, раздробленности жизни связана и излюбленная форма его повествования, предполагающая живую обращенность к другому человеку. Именно в искусстве сказа в наибольшей степени проявилась народная основа творческого дара писателя, сумевшего, подобно Некрасову, как бы изнутри раскрыть многообразные характеры русских людей. В искусном плетении «нервного кружева разговорной речи» Лесков, по убеждению Горького, не имеет равного себе.

Сам Лесков Николай Семенович придавал большое значение «постановке голоса» у писателя. «Человек живет словами, и надо знать, в какие моменты своей психологической жизни у кого из нас какие найдутся слова», - говорил он. Яркой выразительности речи своих героев Лесков Николай Семенович добивался целенаправленно, по его собственному признанию, она давалась ему ценой «огромного труда».

Колоритный язык своих книг он собирал «много лет по словечкам, по пословицам и отдельным выражениям, схваченным на лету, в толпе на барках, в рекрутских присутствиях и монастырях», заимствовал его также из любовно собираемых им старинных книг, летописей, сочинений раскольников, усваивал его из общения с различными людьми.

Влюбленный в живое народное слово, Лесков Николай Семенович артистически обыгрывает его в своих произведениях и в то же время охотно сочиняет новые слова, переосмысляя иностранные в духе и стиле «народной этимологии». Насыщенность его сочинений неологизмами и непривычными разговорными речениями так велика, что порой она вызывала нарекания со стороны современников, которые находили ее избыточной и «чрезмерной».

Творчество Лескова, сумевшего по-своему глубоко осознать противоречия современной ему русской жизни, проникнуть в особенности национального характера, живо запечатлеть черты духовной красоты народа, открыло новые перспективы перед русской литературой. Новую актуальность оно приобрело в период революционного сдвига русской жизни, повклекшего за собой активное участие в исторических свершениях самых широких народных масс.

В эту пору М. Горький, К. Федин, Вс. Иванов и другие писатели, стоящие у истоков советской литературы, с большой заинтересованностью обращаются к изучению лесковского творчества и признают свою преемственную связь с ним.

Новаторские опыты Лескова в соединениях реалистического письма с условностью традиционных народно-поэтических приемов, смелость воскрешения слога и жанров старорусской книжности в интересах обновления повествовательной палитры, виртуозные стилистические эксперименты с фразеологией, почерпнутой то из дорожного просторечия, то из стойких профессиональных лексиконов, из Несторовой летописи и злободневной газетной периодики, из языка богословия и точных наук,- все это зачастую ставило в тупик критику, терявшуюся в определениях лесковского искусства. Именно это выделяет Н.С. лескова на фоне всех писателей 19 века.

Его мастерство сравнивали с иконописью и древним зодчеством, писателя именовали «изографом», и это было в общем справедливо. Написанную Лесковым галерею самобытных народных типов Горький назвал «иконостасом праведников и святых» России. Однако наряду с архаизированной стилизацией Лесков безукоризненно владел живым «голосоведением»: бесчисленные исповеди его крестьян, каменщиков, солдат, скитников, скоморохов, купцов, крепостных актеров, однодворцев - равно как представителей других сословий - звучат богатейшей симфонией русской национальной речи XIX столетия.

Самые разнообразные по своему социальному статусу герои в произведениях Лескова получили возможность выразить себя в своём собственном слове и таким образом выступить как бы независимо от их творца. Лесков смог реализовать этот творческий принцип благодаря своим выдающимся филологическим способностям. Его «священники говорят по-духовному, нигилисты - по-нигилистически, мужики - по-мужицки, выскочки из них и скоморохи с выкрутасами».

Сочный, колоритный язык лесковских персонажей соответствовал яркому красочному миру его творчества, в котором царит очарованность жизнью, несмотря на все её несовершенства и трагические противоречия. Жизнь в восприятии Лескова необыкновенно интересна. Самые обыденные явления, попадая в художественный мир его произведений, преображаются в увлекательную историю, в острый анекдот или в «весёлую старую сказку, под которую сквозь какую-то тёплую дрёму свежо и ласково улыбается сердце». Под стать этому полусказочному, «полному таинственной прелести миру» и любимые герои Лескова - чудаки и «праведники», люди с цельной натурой и щедрой душой. Ни у кого из русских писателей мы не встретим такого количества положительных героев. Острый критицизм по отношению к русской действительности и активная гражданская позиция побуждали писателя к поискам положительных начал русской жизни. И основные надежды на нравственное возрождение русского общества, без которого он не мыслил социального и экономического прогресса, Лесков возлагал на лучших людей всех сословий, будь то священник Савелий Туберозов из «Соборян», полицейский («Однодум»), офицеры («Инженеры-бессребреники», «Кадетский монастырь»), крестьянин («Несмертельный Голован»), солдат («Человек на часах»), ремесленник («Левша»), помещица («Захудалый род»).

Жанр Лескова, насквозь пропитанный филологизмом, - это «сказ» («Левша», «Леон дворецкий сын», «Запечатленный ангел»), где речевая мозаика, постановка лексики и голоса являются главным организующим принципом. Этот жанр отчасти лубочный, отчасти антикварный. Здесь царит «народная этимология» в самых «чрезмерных» формах. Для лесковского филологизма характерно еще то, что персонажи его всегда отмечены своей профессией, своим социальным и национальным знаком. Они - представители того или другого жаргона, диалекта.. Характерно и то, что диалекты эти используются им в большинстве случаев в комическом плане, чем повышается игровая функция языка. Это относится и к ученому языку, и к языку духовенства (ср. дьякона Ахиллу в «Соборянах» или дьякона в «Путешествии с нигилистом»), и к национальным языкам. Украинский язык в «Заячьем ремизе» использован именно как комический элемент, а в других вещах то и дело фигурирует ломаный русский язык - в устах то немца, то поляка, то грека. Даже такой «общественный» роман, как «Некуда», наполнен всякого рода языковыми анекдотами и пародиями - черта, типичная для рассказчика, для эстрадника. Но кроме области комического сказа у Л есть еще и область противоположная - область возвышенной декламации. Многие его вещи написаны, как он сам говорил, «музыкальным речитативом» - метрической прозой, приближающейся к стиху. Такие куски есть в «Обойденных», в «Островитянах», в «Расточителе» - в местах наибольшего напряжения. В ранних вещах Л своеобразно комбинирует стилевые традиции и приемы, взятые им у польских, укр. и рус. писателей. Но в позднейших произведениях эта связь

Ярким эпиграфом ко всему творчеству Николая Семёновича Лескова служат его же собственные слова: «Литература должна искать высшего, а не низшего, и цели евангельские для неё всегда должны быть дороже целей Устава о предупреждении. Нам дано ясное указание: «Голос вопиет: уравнивайте стези, по которым идёт спасение». Спасение же общее для всех «в любви, в прощении обид, в милосердии ко всякому - к своему и к самарянину», а цель и радость в том, что при общем смягчении сердец «мечи будут перекованы на сошники, и мир Божий водворится в сердцах всех людей».

Писатели и мыслители русского зарубежья первой волны эмиграции (И. Ильин, Б. Зайцев, П. Струве) справедливо называли Лескова «величайшим христианином среди русских писателей». «И.А. Ильин, назвавший Лескова «глубокомысленным художником и философом», считал, что отечественную словесность - «в расширенном смысле» - «можно назвать …нравственным богословием». И это нравственное богословие, другими словами христианское учение о морали является духовным стержнем произведений Николая Семёновича. Оно же основа его творчества. Современный исследователь православных основ русской литературы М.М. Дунаев высказывает сходную точку зрения: «Можно прямо утверждать, что в своих высших проявлениях русская литература становилась уже не просто искусством слова, а богословием в образах». «Грядущее возрождение России никогда не ставилось под сомнение Лесковым, который сумел в своих произведениях не только показать национальные характеры «героев-праведников», создать свой художественный «иконостас» святых земли русской, но и воссоздать сам дух нации».

Понять лесковский художественный мир вне религиозного контекста, религиозно-нравственных раздумий, устремлений и обретений художника невозможно точно так же, как и постичь истинное своеобразие отечественной литературы. Душевное обаяние большинства положительных героев Лескова в том, что они крепко связаны с православным мироощущением, которое было тогда одновременно по преимуществу русским. История свидетельствует, что русский народ не только принял Православие, но именно через него обрел и утвердил свое национальное самосознание. Без этой истины невозможно понять ни героев Лескова, ни их самозабвенной любви к людям и России, ни пафоса его творчества.

Писатель создавал свои произведения о «праведниках» в постреформенную пору, когда человек отчасти «потерялся» в сложившихся по-новому социальных обстоятельствах. Как Ф.М. Достоевский и Л.Н. Толстой, Лесков пытается защитить общечеловеческие ценности, которые постепенно начинают разрушаться.

Его произведения раскрывают перед нами множество характеров, неисчислимые оттенки движений русской души. Он, как никто другой, осознал, что глубинной сутью этой души, её корнем, стала христианская вера. И как ни попиралась наша святая Русь, как ни ополчались на неё грозные враги Божии, - не смогли сломить её, сломить эту веру христианскую. Самому Лескову эта вера вселила любовь к человеку, пусть даже и самому падшему. Этой любовью одухотворены все его произведения. С любовью и верой он проник в сердце народа и отразил его в своих творениях. Всё творчество Лескова пропитано духом христианской любви и сострадания к человеку как образу Божию, пусть порой и очень замутнённому. Эти вера, любовь и сострадание определили характер его сочинений. Он видел то, чего не видят другие, но что является самой жизнью. Ведь внутренняя жизнь, внутренняя работа, состояние души - та область, в которой благоволит являть Себя, избирать обителью Сам Бог.

Автор утверждал, насаждал, оправдывал, защищал жизнь по слову Христа, защищал от бурь времени, от различных ложных и противных духу человеческому учений. Вера православная, вера христианская раскрывается в его произведениях во всей своей силе, правде, истинности и красоте. Как тесно она сплелась с русской душой, как тесно вошла в её жизнь. Её раскрывает автор в своих героях, её показывает автор в их судьбах, ею живит души их.

Христианство на Руси, в свою очередь, тесно сплелось с древней языческой культурой, которая и сегодня оказывает влияние на формирование ментальности людей. Без учета фактора православно-языческого синкретизма нельзя понять ни православия, которое отлично от византийского прототипа, ни достижений в различных сферах отечественной культуры со свойственными ей чертами явного и неявного двоеверия, и, наконец истоков тех внутренних духовных черт и качеств, которые отличают русского человека. Откуда, например, у него известная всему миру «широта души»?

Н.А. Бердяев писал о том, что между необъятностью русской земли и русской души существует соответствие: «В душе русского народа есть такая же необъятность, безграничность, устремленность в бесконечность, как и в русской равнине». Этот неписанный закон «соответствия земли и души» действует с удивительным постоянством во все времена русской истории и несет в себе свет исканий Истины, Добра и Красоты. Все это получило наиболее законченное и совершенное воплощение в созданном русским народом удивительном языке, неподражаемом фольклоре, а главное в искусстве - великой русской литературе, музыке, живописи, архитектуре.

Русская духовность на протяжении столетий формировала русскую культуру, та, в свою очередь, формирует нынешнюю духовность. Огромный пласт русской культуры, духовности связан с православием. Творчество славянофилов И.В. Киреевского (1806-1856) и А.С. Хомякова (1804-1860) представляло собой попытку выработать систему христианского миропонимания. Они пришли к мысли, что образованность русская должна основываться на восприятии «цельного знания», сочетающего разум и веру, а подлинная философия должна быть философией «верующего разума». Значительное влияние на духовный мир россиян оказали идеи буддизма и эзотерической философии. Есть и влияние мусульманской культуры.

Каковы же характерные черты именно русской духовности? Представления о духовности как о высшей целесообразности проявились и в размышлениях русских мыслителей о судьбе - предназначении России, и в вере в особую миссию России: «Москва - третий Рим», «всемирная отзывчивость русского человека», самобытность духовная, умственная и бытовая.

Можно согласиться с П.Е. Астафьевым, писавшим: «Если нет и не может быть русской национальной философии, то нет и не может быть и русского национального самосознания, ибо философия, в отличие от знания предметов, есть именно самосознание целого духа».

«Религиозно-нравственные раздумья «самобытнейшего писателя русского» - особенно в итоговый период его творческой биографии - являются не просто завещанием, но вестью, заветом современному сознанию. Об этом даре вестничества у Лескова, позволяющем передать в образах искусства высшую правду, проникновенно писал Даниил Андреев. Он же указал в отношении Лескова и на горькую библейскую истину о том, что «нет пророка в своем отечестве»: «Таланты-вестники, как Лесков или Алексей Константинович Толстой, оставались изолированными единицами; они, так сказать, гребли против течения, не встречая среди своих современников ни должного понимания, ни справедливой оценки».

Современный филолог В.И. Кулешов пишет: «Возвращение к религии, к духовно-нравственным началам - пожалуй, одна из самых ярких черт современного миросозерцания. Особенно актуально это для всей духовной ситуации в России наших дней, находящейся на пути к самовосстановлению. Устранение многих идеологических ограничений стимулировало научные поиски в сфере изучения этико-философских и религиозных основ историко-литературного процесса. Сейчас, когда наше литературоведение освобождается от атеистических штампов и давления всякого рода идеологических догм, задача прочтения русской классики в русле сквозной проблемы взаимодействия литературы и христианства представляет не просто несомненный интерес, но становится остро актуальной. Осознание «христианского (а именно - православного) подтекста русской литературы как особого предмета изучения» становится одной из важнейших задач литературоведения».

Духовная культура есть совокупность духовных ценностей, а также процесс их создания, распределения и потребления. Духовные ценности призваны удовлетворять духовные потребности человека, т.е. все то, что способствует развитию его духовного мира (мира его сознания). И если материальные ценности, за редким исключением, скоротечны - дома, станки, механизмы, одежда, транспортные средства и прочее и прочее, то духовные ценности могут быть вечными, пока существует человечество. Скажем, философским суждениям древнегреческих философов Платона и Аристотеля без малого две с половиной тысячи лет, но они и сейчас такая же реальность как и в момент их высказывания - достаточно взять в библиотеке их произведения или получить информацию через Интернет.

Говоря о духовной культуре, следует отметить ее многообразие. К духовным ценностям относится философия, наука, религия, мораль, искусство. Философия по сути дела является основой духовной культуры. Она способствует формированию у каждого человека определенного взгляда на мир и на свое месть в этом мире, то что обычно называется мировоззрением Она дает человеку возможность задуматься о смысле своей жизни, позволяет тем самым осуществлять как бы общую ориентацию в окружающей нас действительности.

Другие сферы духовной культуры - нравственная, эстетическая и художественная. Само понятие «нравственность» происходит от слова «нрав», что значит душевно-волевые качества человека. Основное предназначение нравственной культуры быть регулятором человеческих отношений.

У Лескова даже описание природы несет нравственный и философский заряд. При этом все это написано великолепным художественным языком. Вот почему русская литература явилась вершиной нашей духовности, вот почему произведения русских писателей-классиков не только оказали огромное влияние на развитие отечественной культуры, но и оставили глубокий след в духовном развитии человечества.