Павел Иванович Мельников (Андрей Печерский) – выдающийся русский писатель XIX века, ярко отразивший в своих произведениях быт и характер русского народа.
Хотя критики часто относят его ко «второму ряду» общенациональной классики, его романы «В лесах» и «На горах» пользуются неизменной популярностью у читательской аудитории.
Его называли и писателем-этнографом, и чиновником по вопросам раскола, случайно попавшим в литературу, и глубоким знатоком истории России и русского церковного раскола.

Как писал критик Л. Аннинский: «Романы Печерского – уникальный и вместе с тем универсально значимый опыт русского национального самопознания. И потому они переходят рамки своего исторического времени, переходят границы авторского мировоззрения, переходят пределы музейного краеведения и вырываются на простор народного чтения, конца которому не видно».

Павел Иванович Мельников родился в 1818 году в Нижнем Новгороде. В 1834 году он поступил в Казанский университет на словесный факультет, который закончил в возрасте восемнадцати лет. После окончания университета он был оставлен на факультете для подготовки к профессорству, но за слишком вольное поведение был отправлен в Пермь (в 1838 году), где поступил на службу учителем истории и статистики. Он посвящал свое время не только преподаванию, но и изучению Приуральского края, знакомился с бытом русского народа.

Во время путешествий по губернии он пишет «Дорожные записки», которые появляются в печати в конце 1839 года.
Вернувшись в Нижний Новгород, Мельников занимается преимущественно русской историей, изучает архивы Археографической комиссии, беседует со знатоками русского раскола.
В 1849 году происходит знакомство Мельникова с В.И. Далем, поселившимся в Нижнем Новгороде. Даль посоветовал Мельникову взять псевдоним Андрей Печерский, так как писатель жил на Печерской улице, в доме Андреева. Под влиянием Даля Мельников отправил в журнал «Московитянин» написанную им ранее повесть «Красильниковы».
Особое место в жизни Мельникова-Печерского занимало изучение раскола, как изучение книжное, так и непосредственное наблюдение над жизнью раскольников, с которыми он сталкивался во время поездок по России. Долгое время он был правительственным чиновником, занимавшимся проблемами раскола.
Вначале раскол и старообрядцы интересовали Мельникова как государственная, политическая и общественная проблема. Он даже высказывал предположение, что если бы Наполеон вместо того, чтобы превращать кремлевские соборы в конюшни, объявил бы в России восстановление старой веры и старого быта, война 1812 года имела бы совсем другой ход.

В 1852-1853 годах он возглавлял статистическую экспедицию по изучению Нижегородской губернии. Мельников-Печерский собрал огромный жизненный материал и стал крупнейшим знатоком современного ему народного быта и языка.
Постепенно интерес Мельникова-Печерского к старообрядчеству превратился из интереса государственного чиновника в интерес историка и писателя.

Наибольшую известность Мельникову-Печерскому принесла дилогия «В лесах» и «На горах», опубликованная в «Русском вестнике» в 1871-1875 гг. (роман «В лесах») и в 1875-1881 гг. (роман «На горах»). Работу надо романом «В лесах» писатель начал в 1968 году.

Как пишет исследовательница творчества Мельникова-Печерского В.Ф. Соколова: «Со страниц эпопеи встает перед читателями и старая Русь с ее дедовскими свычаями и обычаями, с кустарными промыслами и старообрядческими скитами, и Россия XIX века в момент исторического перелома в жизни народа, перехода от патриархального быта к промышленному капитализму».

Роман «На горах» был написан как продолжение романа «В лесах». Многие сюжетные линии, завязанные в первом романе, находят свое разрешение во втором. В романе широко освещается быт старообрядческого купечества и крестьянства, рассказывается о падении раскольничьих скитов и постепенном разрушении веками устоявшегося старообрядческого жизненного строя.

Мельников-Печерский блестяще владел мастерством устного рассказа и язык, которым разговаривают герои его романов, очень близок к устной народной речи.
Лексика романов Мельникова-Печерского поразительно многообразна – это общенародная лексика, лексика народно-поэтическая, старообрядческая лексика и диалектизмы. Присутствуют в лексике романов и устаревшие слова, и жаргонизмы и просторечие. Употребление этих слов автором всегда подчинено художественной задаче. Для романов «На горах» и «В лесах» писатель широко использовал разнообразные диалектизмы, собранные им самим в поездках по России.
Наиболее широко автор использует собственно-лексические и этнографические диалектизмы, часто вводит их в речь персонажей и авторскую речь. Минимальное количество фонематических диалектизмов свидетельствует о высоком языковом мастерстве писателя.

Автор также использует диалектизмы – фразеологические обороты (божие милосердие, лесной боярин, пятное крыло, пирог с молитвой и др.). Он также включает их в речь персонажей и в авторскую речь.
Мельников-Печерский в своем романе использует диалектизмы различных тематических групп. Наиболее широко представлена бытовая лексика, лексика, связанная с рыболовным промыслом и лексика, называющая предметы и явления окружающей природы.
Наряду с диалектизмами, зафиксированными только в Поволжском регионе, он вводит в свои романы лексику широкого территориального распространения (боры, гамза, голица, гребтеть, животы и др.).

Мельников-Печерский широко вводит диалектизмы в авторскую речь, использует их в описаниях пейзажа, авторских зачинах, лирических отступлениях, в авторском повествовании, связанном с героями. В языке персонажей диалектизмы используются в с целью характеристики героев и индивидуализации их языка. Интересно, что в речи образованных купцов Меркулова и Веденеева диалектизмы встречаются реже, чем в речи других героев романа.
Основным способом введения диалектных слов в текст художественного произведения являются авторские подстрочные примечания. Автор часто сопровождает диалектизмы подробными пояснениями. Как правило, толкования Мельникова-Печерского оказываются более обстоятельными и подробными, чем те, которые приводятся в словарях.

Рецензии

Альфа! Милая, доброе утро!

Какое же Вам спасибо за Мельникова-Печерского! Действительно, замечательный автор. По его произведениям можно изучать историю русского народа, его характера, взглядов и непоколебимого "слово купца"-)).
Я ещё чуть-чуть поскриплю?
У меня сформировалась библиотека. Что-то приобреталось, удалялось и пр.пр.Теперь у меня в собеседниах те авторы, которые любы мне. И среди них - Мельников-Печерский. И периодически мы с ним ведём долгие беседы.

Просто замечательно! Благодарю, Альфа-Омега!

С весенними хлопотами, Вас!

С хорошим настроением от общения с Вами,
Эрна

О фольклористичности творчества П.И. Мельникова-Печерского писали почти все исследователи, обращавшиеся к его дилогии «В лесах» и «На горах». Среди них особого внимания заслуживает работа Г.С. Виноградова, в которой дается довольно полное обозрение многообразия устно- поэтических жанров, использованных писателем в его эпопее . Однако в своей работе о фольклорных источниках романов «В лесах» и «На горах» Виноградов значительно преувеличивает роль в них «мифологического» фольклора и степень влияния на писателя «мифологической школы». Не в меньшей степени в творчестве Мельникова-Печерского наблюдается и влияние на него исторического подхода к народному творчеству. Собирание и изучение фольклора в деятельности Мельникова-Печерского имело самостоятельное значение. Оно осуществлялось задолго до начала его литературно-художественной деятельности и было связано с историческим изучением родного края - нижегородского Поволжья. Не случайно наряду с «мифологическим» фольклором в романах Мельникова важное значение имеет народный календарь. Русский земледельческий календарь, в основе которого лежат так называемые святцы, служит прямым доказательством того, что религиозный календарь в быту русского человека давно стал календарем бытовым. В романах «В лесах» и «На горах» он выполняет важные художественные функции. Во- первых, играет серьезную композиционную роль. На него писатель опирается, осуществляя движение сюжетов. Деление романа «В лесах» на части, как справедливо заметил П. О. Пилашевский , ведется по народному календарю. Все действие романа происходит за период с 6-го января (крещенского сочельника) по 22 октября.(т. е. до казанской), когда венцом девицам головы кроют. Парашу с Василием Борисычем венчают в то время, когда мать Манефа накануне Казанской уезжает с уставщицей Аркадией в Шарпан. Действие первой части романа, начавшееся накануне Крещения, кончается началом великого поста. Рассказывая о встрече Чапурина с лесниками, писатель замечает: «Но теперь великий пост, к тому же и лесование к концу. Меньше двух недель остается до Плющихи». Если учесть, что Евдокия Плющиха праздновалась первого марта, то станет ясно, что главный герой романа, Патап Максимыч Чапурин, был у лесников в середине февраля, великий пост должен был только начинаться. На первую часть приходится и завязка, и развитие сюжетной линии Настя - Алексей Лохматый. Кульминационный момент и развязка падают на вторую часть романа. Разлад между Настей и Алексеем происходит в конце великого поста, а Настя умирает на святой неделе. Третья часть романа - женитьба Алексея и любовное сочетание Параши и Василия Борисыча - охватывает петровки. Время действия четвертой части - подготовка свадьбы уходом и тайное венчание Параши - тянется от петровок до казанской. Обрядовая календарная поэзия, сопровождающая семейную и трудовую жизнь героев романа «В лесах», дала возможность писателю через описание обрядов во всем разнообразии представить различные формы национальной жизни русского крестьянина. В обрядах, сопровождающих бытовой календарь заволжанина, выступает исконная, кондовая Русь. «Представлению об отечестве, - писал М. Е. Салтыков-Щедрин, - соответствует представление о нравах и обычаях, об играх, песнях и плясках, о приметах и суевериях, о пословицах и поговорках, притчах и сказках и, наконец, о неклейменом, но, несомненно, ходячем словаре». Весь народный (религиозный) календарь в романах Мельникова-Печерского сопровождается соответствующими обрядами, чаще всего не имеющими какого-либо религиозно-ритуального значения. Более того, христианским праздникам нередко сопутствуют языческие обряды, в чем проявляется присущий народной жизни факт двоеверия. Петров день по религиозному календарю является одним из важнейших христианских праздников, но в сопровождающих его обрядах налицо остатки языческих верований. « У молодежи, - пишет Мельников. - накануне Петрова дня свои хлопоты: последняя «хмелевая ночка» подходит, завтра надо Кострому хоронить». Правдиво, с мастерством знатока народного духа передает Мельников-Печерский через фольклор те «нежащие явления» народной жизни, «которые обдают тебя теплом, когда ты мыслишь себя лицом с отечеством». Недаром Салтыков-Щедрин, расходясь с Мельниковым-Печерским во многих принципиально важных вопросах, увидел в его эпопее настоящее богатство и считал ее настольной книгой для исследователей русской народности . Вся жизнь, изображенная в романах «В лесах» и «На горах», сопровождается обрядами. Они сопутствуют всей бытовой обстановке жизни героев. Уже на первых страницах второго тома романа «В лесах» описывается обычай колядования, сопровождающий крещенский сочельник: «За околицей Осиповки бабы и девки собирали в кринки чистый «крещенский снежок» холсты белить да от сорока недугов лечить. Поглядывая на ярко блестевшие звезды, молодицы заключали, что новый год белых ярок народит, а девушки меж собой толковали: «Звезды к гороху горят, да к ягодам; вдоволь уродится: то-то погуляем в лесах да в горохах». Старухи с молитвой клали кресты над дверьми и над окнами ради отогнания нечистого и такую думу держали: « Батюшка Никола милостивый, как бы к утрею-то оттеплело, да туман бы пал на святую Ердань, хлебушка бы тогда вдоволь нам уродилось». Оставаясь верным требованиям реализма, Мельников-Печерский при передаче того или иного обычая всегда этнографически конкретен. Нравы крестьян села Луповицы, расположенного в верховьях Дона, где живет Марья Ивановна Алымова, значительно отличаются от нравов и обычаев волжан. Одним из самых популярных здесь является обычай празднования дожинок, широко распространенный в XIX в. в западных губерниях России. Три праздника в один день сошлись во время пребывания героини романа «На горах» Дуни Смолокуровой в Луповицах - разговенье, сельский храмовой праздник и «дожинки». «Накануне еще бабы и девки покончили яровое, а после обедни, обвив серпы молодою соломой, а иные остававшимися на полях и лугах цветами и высоко держа те серпы над головами, гурьбой повалили на барский двор. Еще выше несли они на руках «последний сноп», одетый в красный сарафан, разукрашенный разноцветными лентами. Все село сошлось, пришли даже толпы из окольных деревень - всякому охотно было сытно поесть, пьяно попить на барском пиру-угощенье».. Обычай празднования «последнего снопа» идет из самой глубокой древности славянского быта. Он был распространен у всех славянских народов, в числе других богов поклонявшихся особенно почитаемому Световиду, богу света, солнца и солнечного тепла, согревавшего воздух и оплодотворявшего землю. Он же считался богом жатвы и полевых работ. Важную роль в романе играют обряды, сопровождающие те или иные даты семейного календаря крестьянина - сорочины, радуницу, похороны и т. д. В романах «В лесах» и «На горах» полностью отражен похоронный обряд с сопровождающими его причитаниями. Только в романе «В лесах» Г. С. Виноградов насчитал около десятка причитаний, приуроченных к тем или иным датам и событиям семейной жизни крестьянина - к празднованию радуницы, похоронам (при выносе тела, над могилой, во время похоронного обряда). В литературе о Мельникове-Печеском много внимания уделялось выяснении источников фольклорных материалов вообще и причитаний, в частности, включенных в роман «В лесах». В результате тщательного анализа текста романа, «вмонтированных» в него причитаний К. В. Чистов пришел к выводу, что их источником для писателя послужил «Пермский сборник»(1866) и «Причитания Северного края», составленный Е. В Барсовым из текстов, записанных им от известной сказительницы XIX в. Ирины Андреевой Федосовой, образ которой, по мнению исследователя, во многом определил введение в круг действующих лиц романа «вопленицы» Устиньи Клещихи . К. В. Чистов, сопоставляя тексты причитаний из романа «В лесах» с отдельными причитаниями из сборника Барсова, убедительно доказывает влияние И. А Федосовой на Мельникова-Печерского. «В «Плаче по дочери» и в «Плаче по крестнице», записанных от И. А. Федосовой, - пишет Чистов, - оплакивались внезапно умершие девушки на «выданьи», причем одна из них, совсем как героиня романа «В лесах» Настя Чапурина, скончалась от тайной беременности. Поэтому не удивительно, что тексты причитаний, которые мы встречаем на страницах романа, представляют собой не просто некую стилизацию в духе причитаний, записанных И. В. Барсовым, но и в буквальном смысле этого слова монтаж отрывков из этих двух плачей». Безусловно Мельников-Печерский не мог не обратить внимания на вышедший в 1872 г. первый том книги Барсова, явившийся в то время выдающимся явлением в научном и литературном мире и, очевидно, использовал его при работе над романом. В то же время трудно предположить, что Мельников-Печерский, этнограф и фольклорист, не наблюдал похоронных обрядов, не слышал и не записывал причитаний «воплениц». В главе, посвященной описанию похорон Насти Чапуриной, есть намек на то, что северные причитания ему были известны. Эти «жальные причитания», раскрывая особенности национального быта русского народа, помогают писателю заглянуть в глубь веков и уловить в них отголоски древних языческих верований. «Когда вслушиваешься в эти оклички, в эти жальные причитания, - замечает он по поводу поминальных плачей, - глубокой стариной пахнет! Те слова десять веков переходят в устах народа из рода в род… Старым богам те песни поются: Грому Гремучему да Матери Сырой Земле» . Характерно, что Мельников-Печерский использует земледельческий календарь при изображении быта героев, больше связанных с кустарными промыслами, чем с земледелием. Ни Чапурин, ни Заплатин, ни Марко Данилыч Смолокуров тесно с земледельческим трудом не связаны, тем не менее их семейная жизнь движется строго по кругу земледельческого календаря с исполнением всех сопровождавших его обрядов. « Как родители жили, так и нас благословили» повторяют герои эпопеи, подчеркивая тем самым традиционность народного самосознания. Более того, использование земледельческого календаря подчеркивает, что основным героем дилогии является народная масса, у которой кустарные промыслы всегда шли об руку с земледелием. Не случайно встреча каждой важной даты календаря сопровождается описанием массовых торжеств, будь то братчина-никольщина или братчина-петровщина, празднование красной горки или встреча радуницы, семика или вешнего Микулы.

«Старая там Русь, исконная, кондовая …»

П.И.Мельников-Печерский

« В сочинениях П.И.Мельникова выражается твердая, глубокая вера в прогресс и в великое будущее Русской земли, в сочинениях его везде проявляется задушевная любовь к простому народу и горькая насмешка над людьми привилегированных сословий, исказившими себя ради подражания Западу».

(П.Мельников-Печерский. «Автобиография»)

«Старая там Русь, исконная, кондовая. С той поры

как зачиналась земля Русская, там чуждых насельников не бывало. Там Русь

сысстари на чистоте стоит,- какова была при прадедах, такова хранится до

наших дней. Добрая сторона, хоть и смотрит сердито на чужанина».

(П.Мельников-Печерский. «В лесах)

Павел Иванович Мельников (псевдоним Андрей Печерский), (1818-1883), П.Мельников-Печерский, – великий русский писатель-прозаик, известный прежде всего дилогией «В лесах» (1871-1874) и «На горах» (1875-1881), в которой он повествует о жизни поволжских староверов. Нижний Новгород – родина писателя, именно поволжской земле он отдал годы служения. Теме старообрядчества, «раскола», посвящен целый ряд его религиоведческих статей, самыми значительными из которых являются «Письма о расколе» (1862). В меньшей степени П.Мельников известен как исследователь сектантства – прежде всего сект, которым приписывали «старообрядческие» корни: хлыстов, скопцов и др. В своих исследованиях он опирался на материалы судебных процессов и сведения, полученные непосредственно от источников из числа сектантов. Его очерки не только дают богатейший познавательный материал, но и позволяют раз и навсегда отделить русское старообрядчество от сектантства, инициированного с Запада (в народе «фармазонства»).

Интереснейшие, захватывающие произведения «В лесах» и «На горах» являются неповторимым энциклопедическим источником информации о характере, быте, нравах и обычаях старообрядческой среды, представленной читателю в виде объемной многоплановой картины. Действие разворачивается в деревне и провинциальном городе, в скиту и на ярмарке, на деревенской вечеринке и в трактире, в глухом лесу и на Волге. Ярким образным словом изображаются различные социальные группы: обитатели скитов, деревенские крестьяне, купцы, наемные рабочие, чиновники, представители официальной церкви и пр. На примере центральных героев, представителей купеческих старообрядческих семей, рисуется социопсихологический, исторический портрет того самого старообрядца, который во многом создал сильное российское государство - создал его усилием воли, напряжением острого, ищущего ума, тяжелым трудом, верностью заветам предков и православным идеалам .

В художественной форме П.Мельников-Печерский рассказывает, как шел процесс накопления первоначального купеческого капитала и прирастало богатство, как на основе единой идеологии, каковой являлась старая вера, формировались сетевые экономические сообщества и функционировали экономические механизмы, как в масштабе страны фактически создавалось «государство в государстве» с собственным сводом этических правил и неписанных законов. В рамках сюжета показана и роль старообрядчества в сохранении русской культуры – старинных книг, икон, артефактов исторического прошлого. История староверов в романах – это история всего русского старообрядчества.

Служа в должности чиновника особых поручений министерства внутренних дел, П.Мельникову приходилось много путешествовать по волжской земле и общаться с представителями всех сословий. «На вопросы, предложенные ему почитателями его таланта - где он так изучил народный язык, П. И. Мельников обыкновенно отвечает: на барках, в скитах, да на мужицких полатях» («Автобиография»).

О значении и характере творчества П.Мельникова можно судить уже потому, что даже критики, которых трудно причислить к защитникам исконно русских ценностей, признают его заслуги в изображении русского народа. Например, популяризируемый ныне историк литературы и библиограф С.А.Венгеров (1855-1920), интеллигент-разночинец, предтеча литератора-«демократа», в «Краткой справке» о П.Мельникове писал:

«Благодаря долгому общению с народом Поволжья, Мельников до того усвоил себе народную речь, что пользуется ей не только в разговорах, но и там, где идет повествование от лица автора, при описаниях природы и т. д. <…>

Разыскания в местных архивах доставили ему звание члена-корреспондента археографической комиссии. Предметом его служебной деятельности были почти исключительно дела раскольничьи, очень многочисленные в Нижегородской губернии. С раскольничьим бытом Мельников был хорошо знаком с детства по Семеновскому уезду, где ему после матери досталось маленькое имение. Через приятелей-раскольников Мельников доставал старопечатные и рукописные богословские сочинения и скоро мог переспорить лучших раскольничьих начетчиков <…> Отчеты Мельникова по исполнению раскольничьих поручений обратили на него внимание министерства внутренний дел; в последние годы царствования Николая I он стал для центральной администрации первым авторитетом по расколу <…>

"В лесах" и "На горах", впервые познакомившие русское общество с бытом раскола, - произведения столь же своеобразные, как своеобразно их происхождение. Мельников совершенно не сознавал ни свойств, ни размеров своего таланта. Весь поглощенный служебным честолюбием, он почти не имел честолюбия литературного и на писательство, в особенности на беллетристику, смотрел как на занятие "между делом". Побуждение облечь свое знание раскола в беллетристическую форму было ему почти навязано; даже самое заглавие: "В лесах" принадлежит не ему. В 1861 г. в число лиц, сопровождавших покойного наследника Николая Александровича в его поездке по Волге, был включен и Мельников. Он знал каждый уголок нижегородского Поволжья и по поводу каждого места мог рассказать все связанные с ним легенды, поверья, подробности быта и т. д. Цесаревич был очарован новизной и интересом Рассказов Мельникова, и когда, около Лыскова, Мельников особенно подробно и увлекательно распространялся о жизни раскольников за Волгой, об их скитах, лесах и промыслах, он сказал Мельникову: "Что бы Вам, Павел Иванович, все это написать - изобразить поверья, предания, весь быт заволжского народа". Мельников стал уклоняться, отговариваясь "неимением времени при служебных занятиях", но Цесаревич настаивал: "Нет, непременно напишите. Я за вами буду считать в долгу повесть о том, как живут в лесах за Волгой". Мельников обещал, но только через 10 лет, когда служебные занятия его совсем закончились, приступил к исполнению обещания, без определенного плана, приготовив лишь первые главы. Все возраставший успех произведения заставил его впасть в противоположную крайность: он стал чрезвычайно щедр на воспоминания о виденном и слышанном в среде людей "древлего благочестия" и вставлять длиннейшие эпизоды, сами по себе очень интересные, но к основному сюжету отношения не имевшие и загромождавшие рассказ. Особенно много длинных и ненужных вставных эпизодов в "На горах", хотя редакция "Русского Вестника" сделала в этом произведении Мельникова огромные сокращения».

Как видим, невозможно было не признать значительности литературного феномена творчества М.Мельникова-Печерского, хотя критическая трактовка при этом была однобокой и тенденциозной:

«В первых двух частях "В лесах" вполне очерчены и те картины быта, на которые Мельников такой удивительный мастер: обеды, обряды, промыслы, гулянки, моления, скитская жизнь, прения о вере; дальнейшие повторения всего этого очень утомительны. Особенно скучны десятки страниц, которые Мельников посвящает переложению в разговоры раскольничьей догматики . Зато первые две части "В лесах" принадлежат к самым увлекательным книгам русской литературы. Они открывают совершенно новый (теперь уже ставший достоянием истории), удивительно колоритный мир, полный жизни и движения. Полудикие люди заволжских лесов в художественном изображении Печерского возбуждают не только холодное любопытство, но и самое живое участие. Сильнейшая сторона "В лесах" – в прелести самого рассказа. Самая обыкновенная вещь - обед, прогулка, парение в бане - превращается у Мельникова в увлекательную эпопею <…>. Главный недостаток последних произведений Мельникова тот, что Мельников взял только казовую сторону жизни. Перед нами какой-то вечный праздник. "Тысячники" то и дело задают баснословные пиры с десятками блюд; как парень - так красавец, как девка - так краля писанная, и как парень увидит девку – так сейчас у них пошла любовь, а в следующей главе уже раздвигаются кусточки и следует ряд точек. Скитскую жизнь Мельников изображает только со стороны сладкоедения и гулянок. Трудовой жизни Мельников почти не коснулся и один только раз очень зло осмеял артельные порядки, которые он вообще терпеть не мог, наряду с общинным землевладением. Строго говоря, "В лесах" и "На горах" рисуют только жизнь богатых и разгульных "тысячников" и прикрывающих мнимой святостью свое тунеядство и разврат скитников. Рассказы Печерского не дают ключа к пониманию внутренней сущности такого огромного, глубокого движения, каким является раскол. Почему эти столь жизнерадостные люди, только и занятые едой, выпивкой и девками, так крепко держатся "старой веры"? Есть же в психологии людей древнего благочестия какие-нибудь духовные устои, дающие им силу для борьбы с гонениями. И вот их-то Мельников и проглядел за пирами и гулянками, почему все великолепное повествование его имеет значение только для внешнего ознакомления с расколом».

Стоит прочитать роман, чтобы понять, что этот отзыв не только несправедлив по сути и искажает содержание книг, но он отражает непонимание и неприятие критиком той жизни, которая описана в романе. С.Венгеров не понял, что старообрядчество – это не только «психология» или классовая позиция, а, по выражению старообрядческого публициста И.А.Кириллова, сама жизнь русских людей. В критике С.Венгерова слышится некая классовая (или даже этническая) зависть – а, возможно, и зависть к «нечестолюбивому» таланту писателя, или к той максималистской полноте жизни и чувств, которые П.Мельников-Печерский увидел в старообрядческой среде.

Романы П.Мельникова-Печерского полифоничны: лирика романтических коллизий переплетается с эпическим звучанием исторических событий, имевших переломное значение для всей русской жизни. Музыка любви, скорбные мотивы душевных страданий, многоголосый трудовой хор звучат в унисон с древними мелодиями народных песен, преданий и молений, звуками природы и таинственными, почти потусторонними голосами. Автор одинаково искусно, удивительно тонко изображает душевный мир человека и внешнюю действительность, будь то прекрасный пейзаж, щедрая трапеза или перипетии авантюрных приключений.

П.Мельников-Печерский создал уникальные образы русских людей, ныне обозначаемых как «self- made people » (досл. «добившиеся успеха своими силами»), – людей, на которых держалась вся русская жизнь: экономика, армия, торговля, нравственность и культура, передаваемая из поколения в поколение. Это не жители столиц или крупных городов, не дворяне и не искусственные, надуманные персонажи «а-ля рус». Это – люди из самой толщи русского народа, составляющие его ядро, «соль земли» русской.

«В лесах» и «На горах» являются единственными в своем роде произведениями, изобразившими русский народ во всей глубине и полноте его национального характера. Они и предназначены прежде всего для русского народа: автор ставит сложнейшие вопросы нравственного выбора, но решает их не в виде философско-схематических выкладок, а через увлекательное образное повествование, насыщенное богатым этнографическим и историческим материалом, доступное и интересное для любого, самого широкого читателя. П.И.Мельников-Печерский пишет о народе и для народа.

«На современный народ так смотрит автор: много ли, много ли, кажется, нужно для того, чтобы народ любил, уважал человека? Слово приветливое, да участие в скорби и болезни, да уважение к исконным правам человечества, да зверем не гляди - вот и все. А главное дело - справедлив будь, человеком будь, да не верти мужика по-своему, и будет он весь твой и душой и телом по конец жизни своей. И умрешь, так он добром тебя помянет, не забудет он тебя в своей простой, бесхитростной, не лукавой молитве пред господом... Правды, правды побольше Русскому человеку - больше ничего ему не нужно...»

(П.Мельников. «Непременный»).

В своих книгах автор, однако, не идеализирует изображаемых им героев, и именно поэтому они так жизненны и типичны. М.Мельников-Печерский создает не схемы, а образы живых людей с их неповторимыми судьбами. Читатель не может не проникнуться сопереживанием героям – погибающей от предательства влюбленной девушке и ее несчастным родителям; пожилой игуменье с изломанной судьбой и ее молодой преемнице, отказавшейся от мирского счастья и взвалившей на плечи всю ответственность за судьбу Комаровского скита во времена гонений; молодым купцам – представителям нового поколения экономической элиты России; неискушенной духовной искательнице, попавшей в сети опасной секты…

Блестящий литературный талант позволяет автору создать у читателя полный эффект присутствия: вот мы находимся в келье Комаровского скита на шумной встрече матерей-игумений, съехавшихся сюда, чтобы принять решение по поводу выборов «австрийского епископа» - безуспешно! А вот мы среди лесорубов в зимнем лесу, или слушаем старое предание о болотных духах, или удивляемся рассказу об авантюристе- псевдоигумене, создавшем в лесном скиту цех по изготовлению фальшивых денег.

Следует констатировать, что П.Мельников-Печерский до сих пор не получил должного официального признания и оценки, соответствующей степени его таланта, масштабу его литературно-исторического вклада в гуманитарное наследие русского народа. В отличие от Л.Толстого, Ф.Достоевского, А.Чехова, И.Тургенева и ряда других писателей-прозаиков, воплощающих величие русской литературы как в России, так и на Западе, П.Мельников-Печерский редко упоминается в числе значительных русских писателей, а его произведения не издаются – в отличие от огромного количества красочно оформленного литературного хлама, который заполняет прилавки книжных магазинов.

Вероятно, реалистичность изображения – наряду с отсутствием самих книг у широкого читателя – дает критикам неограниченную свободу трактовки произведений П.Мельникова-Печерского, вплоть до фальсификации их смысла: автору приписывается враждебное отношение к старообрядчеству, его характеризуют как ярого апологета официального православия и обличителя «религиозного фанатизма», как самого жестокого борца со староверием. В произведениях П.Мельникова действительно присутствуют высказывания и даже сюжетные построения, которые могли бы отнести автора к сторонникам официальной церкви. По долгу службы он действительно имел дело и со старообрядцами, и с сектантами. Однако созданные им образы говорят сами за себя. Чтобы понять истинную позицию автора, предки которого вышли с Дона, который сам жил и работал в старообрядческих краях – на Волге и в Перми, надо прочитать его книги.

Справедливости ради и со всей определенностью следует сказать, что П.Мельников-Печерский, располагая универсальными знаниями в области этнографии, социологии, истории, религиоведения, создал непревзойденный, уникальный по своей значимости документ о роли старообрядчества в жизни и историческом развитии России. Поднимаемые им вопросы актуальны до сих пор:

«Выводя на свежую воду творимые в потемках злоупотребления, П. И. Мельников более всего нападал на казнокрадство: "всяко казенно дело, - говорит он в "Медвежьем углу", - от того казне дорого стоит, что всякий человек глядит на казну, как на свою мошну и лапу в нее запускает по-хозяйски. Всякому барину казной корыствоваться не в пример способнее, чем взятки брать, для того, что с кого взял, тот еще, пожалуй, караул закричит, а у матушки казны языка нет, за то и грабят ее, что без ответа».(«Автобиография»).

Писательский дар П.И.Мельникова-Печерского и талант исследователя, питаемые огромной любовью к русской земле, ставят его на одно из первых мест в ряду великих русских писателей.

Отрывки из произведений «В лесах» и «На горах»:

(Заволжье и заволжане. Потап Максимыч Чапурин – заволжский тысячник)

(История заволжских старообрядцев. Скиты в лесах Заволжья. Обители на Каменном Вражке – острове среди болот. История Комаровского скита)

(Правая сторона Волги. Легенда о путешествии Белого Царя по Волге. Нагорные крестьяне. Медвежатный промысел и случай с «медвежим батальоном»)

(Братья Смолокуровы)

(Макарьевская ярмарка. Нижегородские купцы)

(Мильонщик Доронин: история семьи)

(Полный текст книг «В лесах» и «На горах» размещен на странице

Мельников-Печерский

Павел Иванович Мельников (псевдоним Андрей Печерский) принадлежал к числу выдающихся русских литераторов середины XIX века. Оригинальная творческая индивидуальность, острая наблюдательность, знание народного быта и фольклора, прекрасное владение народной речью выдвинули его в ряд значительных писателей в то время, когда в литературе действовали такие корифеи критического реализма, как Л. Н. Толстой, Некрасов, Салтыков-Щедрин, Достоевский, Тургенев, Островский, Гончаров.

Идейная и художественная позиция Мельникова-Печерского весьма своеобразна. Деятельность чиновника Мельникова постоянно вступала в противоречие с литературным трудом Печерского. В качестве чиновника Министерства внутренних дел он рачительно исполнял «предначертания» начальства и колебался между крайне консервативными и умеренно либеральными воззрениями в зависимости от изменений внутриполитического курса правительства. Мельников не останавливался перед активным участием в подавлении «крамолы», перед борьбой с свободомыслием. Вместе с тем живо интересовавшийся бытом народа Мельников высоко ценил русскую реалистическую литературу, был горячим поклонником Пушкина и Гоголя, увлекался реалистической беллетристикой 40-х годов.

Обращаясь к художественному творчеству, он не мыслил себе его иначе как результат тщательного изучения и нелицеприятного изображения жизни.

Писатель сам сознавал, что право на прочное место в литературе ему дают те его произведения, которые близки к гоголевской школе и содержат критическое отношение к фактам социального быта; вместе с тем он не мог не сознавать и того, что произведения его идут вразрез с его служебной деятельностью и могут повредить его карьере. Мельников метался из стороны в сторону, то опасаясь, что литературные занятия повредят его репутации в высших правительственных сферах, то мечтая о прекращении службы с тем, чтобы целиком «на свободе» отдаться любимому литературному труду.

Идеализация патриархальных форм старообрядческого быта, старинных обычаев и домостроевских семейных устоев, имевшая место в произведениях Мельникова-Печерского, была связана с влиянием на него славянофильско-почвеннических теорий.

Всё это сковывало писателя, диктовало ему в ряде случаев предвзятый подход к явлениям жизни, схематическое их изображение.

Павел Иванович Мельников родился в Нижнем Новгороде 22 октября (3 ноября) 1819 года в семье начальника жандармской команды. В 1829-1834 годах Мельников учился в нижегородской гимназии, а затем поступил на словесный факультет Казанского университета, который он окончил в 1837 году со званием кандидата. Уже в детские и юношеские годы Мельников увлекался историей и литературой, много читал, переписывал и знал наизусть стихотворения и поэмы Пушкина, Жуковского и поэтов пушкинской плеяды.

В университете он основательно расширил свои познания в области литературы, истории и лингвистики. Большое влияние на развитие будущего писателя оказал Г. С. Суровцов, преподававший словесность и эстетику в Казанском университете. Суровцов знакомил студентов с современной литературой; горячий поклонник творчества Пушкина, он со скорбью и негодованием сообщил своим ученикам о гибели поэта и прочел им стихи Лермонтова «Смерть поэта».

Суровцов воспитывал в своих студентах также интерес к изучению народной речи и устного поэтического творчества народа. Мельников вспоминал о своем профессоре словесности: «Прекрасно зная народный язык и создания народного творчества, песни, сказки, пословицы, Суровцов постоянно говаривал, что в них заключается чистый, ничем не возмутимый источник для настоящего литературного русского языка... ».

Задолго до выхода в свет словаря В. И. Даля Суровцов устно и печатно заявлял о необходимости «Собрания областных слов русского языка» и организовал эту работу через Казанский университет.

Мельников был прилежным и горячо сочувствовавшим взглядам своего профессора студентом.

По окончании университета Мельников был направлен в Пермь преподавателем истории и статистики в гимназию (1838-1839).

Не ограничиваясь педагогической работой, Мельников деятельно занимался в Перми этнографией, изучением истории Пермского края. С этой целью он много ездил по Приуралью, посетил ряд заводов, беседовал с крестьянами и рабочими, знакомился с условиями их жизни и труда, с народными говорами и устной народной поэзией. Впечатления от этих поездок послужили основой «Дорожных записок на пути из Тамбовской губернии в Сибирь», напечатанных в «Отечественных записках» 1839-1842 годов, в «Москвитянине» за 1841 год и в «Журнале для чтения воспитанникам военно-учебных заведений».

В 1839 году Мельников был переведен учителем в Нижний Новгород. Здесь он углубился в изучение русских древностей, много трудился над разбором архивов нижегородских монастырей и присутственных мест. В 1845-1850 годах Мельников является редактором неофициальной части «Нижегородских Губернских Ведомостей», где и помещает найденные им в архивах Нижнего Новгорода материалы, а также описания памятников древности Нижегородского края, статистические и этнографические данные. Под его руководством неофициальная часть «Нижегородских Губернских Ведомостей» стала интереснейшим и богатейшим разделом газеты. Большинство опубликованных здесь материалов принадлежит самому Мельникову.

Исследуя «по высочайшему повелению» вопрос о потомстве Кузьмы Минина, Мельников находит в нижегородских архивах неизвестные до него исторические сведения и документы, касающиеся Кузьмы Минина. Сведения эти были опубликованы частью в 1842 году в «Отечественных записках», частью - в 1850 году в «Москвитянине».

В 1846 году Мельников оставляет педагогическую деятельность и вскоре определяется на место чиновника особых поручений при Нижегородском военном губернаторе (1847-1850). Мельников проявил себя как усердный и «рачительный» чиновник. Он тщательно вникал в существо поручаемых ему большей частью «раскольничьих» дел и в то же время неуклонно и жестоко выполнял полученные им «свыше» инструкции об «искоренении» раскола. Непреклонность и жестокость Мельникова были широко известны. Мельников предлагал применять к раскольникам самые решительные меры, вплоть до отдачи их в рекруты, а детей раскольников в кантонисты. Вместе с тем, пользуясь своей начитанностью, в раскольничьей литературе, он прибегал к методам убеждения и зачастую не безуспешно.

В 1850 году Мельников был переведен в Министерство внутренних дел в качестве чиновника особых поручений. Оставаясь в Нижнем Новгороде до 1852 года, он выполнял различные поручения Министерства.

В 1852-1853 годах Мельников являлся начальником статистической экспедиции Министерства внутренних дел в Нижегородской губернии. Экспедиция была занята установлением числа раскольников и выявлением «духа» их учения. На материалах работы комиссии Мельников основал свой обширный трактат «О современном состоянии раскола» (1853-1854), который в рукописном виде имел хождение в высших правительственных и духовных сферах.

Мельников не пошел по пути опорочивания раскольников и всего их быта. Он тщательно исследовал этот быт и явился одним из крупных его знатоков. Вместе с тем «дурная слава» его как чиновника, который своей исполнительностью («если он и подлец, то подлец не злостный, а по приказанью», - писал Салтыков) приносит большие беды старообрядческому населению, опережала его известность как ученого и писателя.

«Колокол» Герцена в 1858 году писал иронически о Мельникове-Печерском: «Правда ли, что нижегородский литератор, переведенный в Петербург за изящный стиль , - г. Мельников, готовит к печати рассказ апостольских подвигов своих, иже на обращение заблудших братий раскольников направленных? Если же неправда, мы их расскажем, пожалуй».

В период подготовки крестьянской реформы, когда правительство вынуждено было под давлением революционного движения крестьян и роста революционных настроений в обществе пойти на либеральные уступки, Мельников-Печерский один из первых стал на путь изменения форм борьбы с расколом. В Записке о русском расколе, составленной для великого князя Константина Николаевича (1857), Мельников решительно высказывается за новые либеральные формы борьбы с расколом. Веротерпимость, широкое разъяснение раскольникам их «заблуждений», происходящих

от темноты, должно быть, по мнению Мельникова, положено в основу борьбы с расколом. Сурово осуждая секты, выражавшие в той или другой форме протест против экономического и политического гнета (бегуны), Мельников считал, что подобные секты являются исключениями. В целом же раскол не направлен против правительства и его установлений, раскольники в своем подавляющем большинстве являются носителями консервативного начала народной жизни. Их следует, по мнению Мельникова, «приводить к единоверию» постепенно, путем убеждения и воздействия на старообрядческое духовенство.

П. И. Мельников-Печерский .
Литография с фотографии 1850-х годов.

Конечно, в своей служебной деятельности и во взглядах на раскол Мельников не переходил за грань «дозволенного» правительством либерализма.

В 40-х - начале 50-х годов Мельников написал ряд статей по вопросам истории, опубликовал значительное количество исторических документов, печатал переводы и статьи в различных изданиях («Отечественные записки», «Литературная газета», «Нижегородские Губернские Ведомости», «Москвитянин»). Первым беллетристическим опытом Мельникова явилась опубликованная им в 1840 году в «Литературной газете» повесть «Элпидифор Перфильевич». Изображая быт маленького провинциального

города, его «аристократии» - чиновников, богатых купцов и духовенства, Мельников ученически подражал Гоголю.

Напечатанное в том же году в «Литературной газете» стихотворение Мельникова «Великий художник» было подражанием Мицкевичу. Сам автор остался чрезвычайно недоволен своими первыми опытами.

В начале своей литературной деятельности Мельников чувствовал себя гораздо прочнее в области исторических исследований или статистических разысканий, нежели в области художественного творчества. Высокое представление о долге писателя и ответственности литературного труда заставило Мельникова на несколько лет отказаться от беллетристики. Лишь в начале 50-х годов под влиянием В. И. Даля, с которым он сблизился за несколько лет до этого, Мельников снова стал работать в области беллетристики. Даль оценил в Мельникове замечательного знатока русского старинного быта, народного языка и устнопоэтического творчества народа. Заметил он и беллетристическое дарование Мельникова - замечательного рассказчика, мастера меткой, живописной и выразительной речи. Даль настойчиво советовал Мельникову вернуться к художественному творчеству. В новом беллетристическом произведении, созданном Мельниковым после большого перерыва, - повести «Красильниковы» (1852) сказывалось влияние творчества Даля. В этой повести Мельников изображал быт богатого купечества, страшного в своем мракобесии и консерватизме. Повесть была напечатана за подписью «Андрей Печерский». Впоследствии в течение всего своего творческого пути Мельников подписывал художественные произведения этим псевдонимом. Вслед за повестью «Красильниковы» Мельников-Печерский написал ряд художественных произведений, резко обличавших провинциальных купцов, чиновников и своеволие и самодурство помещиков «беспутных годов» «дворянской вольности» - «Поярков» (1857), «Дедушка Поликарп» (1857), «Старые годы» (1857), «Медвежий угол» (1857), «Непременный» (1857), «Бабушкины россказни» (1858) и другие. Повести и рассказы Андрея Печерского привлекли к себе внимание и интерес широкого читателя. Чернышевский высоко оценил их художественные достоинства и правдивое нелицеприятное изображение в них действительности. Критик отметил значительность литературного дарования Мельникова-Печерского, указал на самобытность, оригинальность его творчества, оценил рассказ «Поярков» как одно из лучших произведений литературы 1857 года.

Рассказы Печерского вошли в разряд лучших произведений литературы, обличавшей дореформенные порядки.

В 1858 году, когда книгопродавец А. Давыдов предпринял отдельное издание «Рассказов А. Печерского», книга эта не получила одобрения цензуры, и только в 1876 году удалось осуществить издание сборника рассказов и повестей Мельникова-Печерского.

Но общественно-политические позиции Мельникова в основном оставались консервативными. Свое сочувствие раскольникам он оправдывал их верноподданностью.

Мельников почтительно отзывался об издателях «Москвитянина», которые несли, как заявлял он сам, «православные и самодержавные идеи в литературу». В 1859 году Мельников принял участие в издании газеты «Русский дневник», а затем стал сотрудничать в «Северной пчеле», выступая

в своих статьях против «Современника». Газета «Русский дневник» воспринималась читателями как орган Министерства внутренних дел и не пользовалась решительно никаким успехом.

Стремясь возбудить народ против польских революционеров в связи с восстанием в Польше 1863 года, Министерство внутренних дел поручило Мельникову написать брошюру, которая «служила бы пропагандою против возмутительной пропаганды» (слова Мельникова). Мельников выполнил это поручение, написав брошюру «О русской правде и польской кривде», которая распространялась затем по удешевленной цене через ярмарки и специальных разносчиков.

Салтыков-Щедрин посвятил разбору этой книжки Мельникова специальную рецензию. В этом разборе он показал, что подобные книги наносят вред народу, так как они проникнуты мракобесием и человеконенавистничеством. Салтыков указывает, что вся брошюра направлена против передовых русских людей, которые именуются в ней «ворами и изменниками» за то, что иногда пытаются «сказывать что-нибудь такое, о чем ни начальство не объявляло, ни отец духовный не говорил» (слова Мельникова).

В 1866 году Мельников без жалования был перечислен в распоряжение Московского генерал-губернатора и, переселившись в Москву, стал сотрудником сначала «Московских ведомостей» (1867), а затем - постоянным сотрудником «Русского вестника» (с 1868 года). В журнале Каткова Мельников поместил ряд исторических работ и беллетристических произведений («Исторические очерки поповщины», 1864, 1866; «Княжна Тараканова и принцесса Владимирская», 1867; «Счисления раскольников», 1868; «Тайные секты», 1868; «Авдотья Петровна Нарышкина», 1872; и др.).

В «Русском вестнике» был напечатан и рассказ «За Волгой» (1868) - начало романа «В лесах». Здесь же появился весь этот роман (1871-1874; отд. изд. 1875) и его продолжение - «На горах» (1875-1881).

В романах Мельникова-Печерского, посвященных главным образом изображению быта купцов-старообрядцев и раскольничьих скитов, отразился весь многолетний опыт исследователя раскола, наблюдательного и любознательного путешественника, по долгу службы изъездившего всё Поволжье и Урал, но интересовавшегося далеко не только теми сторонами быта, которые имели непосредственное отношение к возложенным на него служебным поручениям. Так, проводя порученное ему расследование дела о подлоге, совершенном при браке купца Мокеева, Мельников особенное внимание уделял пострадавшей - казанской купеческой дочери Марии Петровне Дегтяревой, исписывая листы дела характеристикой ее личности, положения и психологии. Некоторые черты характера и судьбы этой женщины отразились в образе Марьи Гавриловны Масляниковой в романах «В лесах» и «На горах». Дело Мокеева дало Мельникову-Печерскому большой материал и по вопросу о браках и разводах в среде раскольников (см. роман «В лесах»).

Образ «заволжского тысячника» Патапа Максимыча Чапурина - героя романов «В лесах» и «На горах» возник в сознании Мельникова как результат наблюдений над купцами - покровителями раскола, в частности

известным нижегородским богачом - «удельным крестьянином Семеновского уезда Чистопольского приказа деревни Поповой» Петром Егоровичем Бугровым. Характеризуя в служебных документах Бугрова, Мельников отмечал его привычку к простому, крестьянскому быту, его природный ум и замечательное уменье, входя в сделки с бюрократическими начальниками, в том числе и высшими, отводить и смягчать удары, направленные на раскольников. Некоторые случаи из жизни Бугрова, зафиксированные Мельниковым в докладных записках, были затем им целиком перенесены в романы.

Знакомство с купцами-раскольниками, торговавшими на Нижегородской ярмарке старинными книгами и иконами, постоянное посещение их лавок дали Мельникову материал для изображения торговца древностями и «редкостными вещами» - Герасима Чубалова.

В 1869 году Мельников был командирован в Вятскую, Нижегородскую, Пермскую, Казанскую и Уфимскую губернии с целью изыскания к северу от Волги наикратчайшего направления для Южной Сибирской дороги. Писатель снова встретился с крупнейшими представителями волжского старообрядчества и освежил в памяти впечатления более раннего периода своей жизни.

Говоря об источниках своего романа, Мельников заявлял в 1874 году: «Бог дал мне память, хорошую память... А на роду было писано довольно-таки поездить по матушке по святой Руси. И где-то ни довелось бывать? И в лесах, и на горах, и в болотах, и в тундрах, в рудниках и на крестьянских палатях, и в тесных кельях, и в скитах, и в дворцах, всего и не перечтешь. И где ни был, что ни видел, что ни слышал, все твердо помню. Вздумалось мне писать; ну, думаю, давай писать и стал писать „по памяти, как по грамоте“, как гласит старинное присловье».

Над романами «В лесах» и «На горах» Мельников-Печерский последовательно трудился в течение ряда лет, то приостанавливая на время работу, то с новым упорством, интересом и подъемом принимаясь за нее.

Последние главы «На горах» в 1880 году Мельников диктовал жене, не будучи уже в силах писать сам.

Литературную известность Мельникову принесли его повести и рассказы 50-х годов. Уже в первой из них - повести «Красильниковы» Мельников показал художественное мастерство и замечательное знание изображаемой социальной среды. В рассказе ощущалось сознательное следование за Далем - знатоком народных говоров и мастером воспроизведения красочной, разговорной речи народа, чувствовалось еще, пожалуй, в большей мере творческое восприятие художественных традиций, идущих от Гоголя, однако уже в этой повести Мельников-Печерский предстал перед читателями как своеобразный художник, наделенный присущей исключительно ему оригинальной манерой письма.

Главным героем повести является провинциальный купец Красильников. Писатель как наблюдательный посетитель дает прежде всего внешнюю характеристику обстановки дома Красильникова, замечая склонность хозяина дома к суровому и простому образу жизни, которую он вынужден скрывать, чтобы его, богатого человека, не осудили за скупость.

Мельников «объективно» отдает справедливость природному уму и сметливости полуграмотного купца. Далее он «предоставляет слово» герою и, заставив высказаться самодура-купца, страдающего от последствий своих же поступков, возбуждает сочувствие не к нему, а к жертвам его самоуправства и тирании: сыну, которого он довел до запоя и безумия, и невестке, которую он загнал побоями в гроб. «Темная сила» капитала, власть денег, сочетающаяся с дикостью, торжеством предрассудков, приводит к тому, что щедро от природы одаренный человек делается носителем зла, врагом и угнетателем всего талантливого, свежего, благородного, что его окружает. Старик Красильников сам сознает, что отшатнувшийся от него «непокорный» сын Дмитрий был толковым, способным и душевным человеком и что смиренного сына Сергея, во всем угождающего отцу, «похвалить не за что». С самодуром-отцом может ужиться только подлый подхалим и наушник, ненавистный рабочим, неспособный к труду.

Раскрывая психологию представителя «темного царства», показывая, как «хозяева жизни» - купцы сеют вокруг себя зло, выращивают и воспитывают пороки в окружающих и топчут, попирают права и человеческое достоинство зависимых от них людей, Мельников-Печерский обличал систему общественных отношений, подчиняющих человека власти денег, капитала. Писатель не ставил перед собой задачи привести читателя к столь широким обобщениям, сам он был далек от осуждения буржуазных отношений в целом, однако реалистическое изображение купеческого быта в его повести, созданные им типические фигуры представителей купечества наталкивали на выводы, которых сам автор не делал.

Вот почему Чернышевский, высоко оценив повесть «Красильниковы», указал, что произведение это по своему содержанию и художественному совершенству принадлежит к «дельному, благородному» и «энергическому направлению» и поставил его рядом с «Губернскими очерками» Салтыкова-Щедрина.

Произведения Печерского, последовавшие за «Красильниковыми», развивали ту же линию в творчестве писателя и упрочили за ним репутацию литератора, который, по мнению Чернышевского, «по всей справедливости должен быть причислен к даровитейшим нашим рассказчикам».

В рассказе «Дедушка Поликарп» Мельников характеризует быт крестьян нечерноземных лесных районов Поволжья устами старого крестьянина. Не осуждая «начальства», не предполагая даже возможности другого отношения со стороны чиновников и «господ» к крестьянам, дедушка Поликарп эпически повествует о злоупотреблениях и произволе чиновников, разоряющих население, о недородах, о стеснениях, которым со всех сторон подвергаются крестьяне, о бесправии и бедственном положении землепашцев и ремесленников. Честные труженики, в поте лица своего обрабатывающие землю, сплавляющие лес, замечательные мастера-деревообделочники любят родной край, несмотря на «холодные» неплодородные земли. «Оттого-то лесок-от и люб нам, оттого-то мы его и жалеем - ведь он наш поилец, кормилец» (т. I, стр. 50), - тепло говорит старик. С грустью глядят крестьяне на лесные богатства, которые расхищаются и истребляются нерадивыми чиновниками.

Мельников-Печерский подчеркивает проницательный ум, сметливость Поликарпа. Вместе с тем он отмечает смирение старого крестьянина, который, рассказывая о произволе лесничих, хвалит своего «доброго» лесничего, обирающего его односельчан.

Мельников не скорбит и не негодует, видя покорность, кротость крестьян, легко прощающих своих мучителей. Он иронизирует не над смирением Поликарпа, а над чиновничьим «милосердием», приводя читателя к мысли, что если такой начальник считается «милостивым», каковы же остальные чиновники. Покорность забитых крестьян Мельников воспринимает как естественное состояние народа. В противоположность писателям-демократам, понимавшим, что только народный протест, открытая борьба угнетенных масс против угнетателей могут привести к действительному освобождению крестьянства, Мельников все свои надежды возлагал на «благодетельное» влияние правительственных реформ и перемены в системе административного аппарата.

Быт чиновников, злоупотребления и беззакония, которые творят крупные и мелкие администраторы, были Мельниковым изображены и в его рассказах «Поярков», «Медвежий угол», «Непременный» и другие.

Раскаявшийся в своих «нечестивых» поступках старый взяточник и плут - полицейский чиновник Поярков, который пострадал от более крупного плута - губернатора, раскрывает перед случайным собеседником «служебные секреты» - излюбленные приемы, при помощи которых чиновники грабят народ («Поярков»); подрядчик-купец Гаврила Матвеевич рассказывает о проделках «анжинеров», городничих, полицмейстеров и других чиновников, о совершенном бесправии и темноте крестьянства, о казнокрадстве, взяточничестве, подлогах («Медвежий угол»).

Читатель узнает из этих рассказов «неписанные законы» бюрократического мира. «Ежели хотите знать, кто кого в уезде больше - в табель о рангах не смотрите; там своя табель. Первое место в городе - управляющий откупом: будь он чиновником, будь борода - все одно. Ему и честь и уваженье... кому откупщик больше платит, тот чиновник важнее, силы в нем больше. Важнее всех, конечно, исправник, а ежели город большой, богатый, купцов, живущих в нем много, аль ярмонки при нем знатные есть, - то городничий. Если же город не важный, то городничий последняя спица в колеснице... После исправника - становой, потом секретарь земского суда да секретарь уездного. Эти люди первые, за ними пойдет мелкая сошка: судья, непременный член, казначей, стряпчий, винный пристав. А всех ниже штатный смотритель, да учителя.... , откуп им копейки не дает... » (I, 63-64), - доверительно сообщает Поярков своему собеседнику. Вся эта иерархия продажных чиновников смотрит на народ как на источник наживы.

Крупные чиновники берут взятки с мелких и понуждают их стремиться всё к бо́льшему и бо́льшему увеличению своих незаконных доходов. Бюрократическая орда облагает данью и купцов, торговцев, подрядчиков. Купцы возмещают свои «убытки» за счет рабочих и «казны». В результате «деятельности» чиновников дороги и мосты разрушены, население окончательно забито и бесправно, городское хозяйство приходит в совершенный упадок, государство несет колоссальные убытки.

Вводя в свои рассказы многочисленные «казусные» случаи из служебной практики, которые были ему хорошо известны как чиновнику особых поручений при губернаторе, Мельников использовал метод, широко распространенный в обличительной беллетристике и публицистике 50-х годов. Однако наряду с этим Мельников-Печерский пользуется другим методом, выработанным лучшими представителями литературы критического реализма: он создает яркие типические образы представителей разных социальных групп, сатирически обличает существенные явления современного быта. Становой пристав Поярков с ожесточением и изобретательностью

«изыскивает способы» обогащения за счет народа («Поярков»), грубый и чванливый хищник, инженер Николай Фомич Линквист, смышленный предприниматель Гаврила Матвеич, умеющий «угодить» чиновникам, но глубоко презирающий их («Медвежий угол»); пресмыкающийся перед «его превосходительством» непременный заседатель земского суда Андрей Тихоныч Подобедов («Непременный») и ряд других персонажей живут, действуют и говорят на страницах рассказов Мельникова. Своими мыслями и речами, своими поступками и привычками, всем укладом своей жизни они характеризуют общество, к которому принадлежат и которым воспитаны.

Разоблачение дворянства, помещичьего произвола, ужасов крепостного права было дано Мельниковым-Печерским в его произведениях 50-х годов - «Старые годы» и «Бабушкины россказни». События, изображенные здесь, отнесены в историческое прошлое, в XVIII век, однако рассказы не теряли вследствие этого своей актуальности, своего современного звучания. Несмотря на то, что автор стремился в этих произведениях противопоставить либерализм эпохи подготовки крестьянской реформы веку «дворянской вольности», времени ничем не ограниченной власти помещиков над крепостными, обличительный смысл его объективно приобретал более широкий и значительный характер. Читая о преступлении и изуверствах князя Алексея Юрьевича Заборовского, об издевательствах, избиениях, пытках, которым подвергал он крестьян («Старые годы»), передовые люди конца 50-х годов делали выводы не о «прогрессе гуманности» и «просвещении», вследствие которых невозможен столь дикий и необузданный произвол, а об ответственности, которую должно было по справедливости понести дворянство за все страдания народа.

Правдивое описание преступлений дворянства против крестьян, данное в «Старых годах», и сословного эгоизма дворянства, презрения его к народу, показанного в «Бабушкиных россказнях», имело большое общественное значение.

Вместе с тем в этих рассказах Мельникова-Печерского, также как и в других, обличавших злоупотребления чиновников, народ изображался покорно страдающим, не способным на сопротивление.

Рассказ «Старые годы» построен весьма своеобразно: о событиях, происходивших в XVIII веке в Заборье, автор сначала узнает из уст исправника, показывающего ему обветшалый и заброшенный дворец князей Заборовских и портретную галерею в нем. Затем автор, созерцающий портреты владельцев Заборья и их родословную, размышляет об их судьбе и характерах. Он дает объективный и суровый очерк «карьеры» наиболее яркого и типичного представителя рода Заборовских - князя Алексея Юрьевича. При Петре I, когда от дворян, как и от представителей других сословий, требовалось участие в «деле», было ясно, что Алексей Юрьевич «в дело» не годится. Зато впоследствии «ловкий князь... умел наверстать и взять свое» (I, 87). Умело «подбиваясь» то к одному, то к другому временщику, он достигал того, что «чины и деревни летели к нему при каждой перемене» (I, 87). Автор кратко, но определенно характеризует его необузданный, порывистый и неудержимый нрав, говорит о его глубокой испорченности и склонности к самоуправству, которая в условиях провинции XVIII века ничем не ограничивалась. Тут же резко сатирически характеризуется дальнейшая история рода Заборовских.

Бо́льшая часть повествования представляет собою как бы запись воспоминаний старых дворовых о князе Алексее Юрьевиче. Основным рассказчиком

является стремянный князя - столетний старик Анисим Прокофьич, фаворит барина, голос которого, однако, не выделен резко среди голосов остальных крестьян, вспоминающих о старом князе. Прокофьич возвеличивает барина, но не скрывает его темных дел и мрачных подвигов. Воля князя представляется ему непререкаемым законом, любые его поступки не могут быть осуждены. Анисим Прокофьич с гордостью повествует о самодурских выходках Алексея Юрьевича. Другие крестьяне, рассказы которых органически вплетены в повествование, рассказывая о зверствах и самоуправстве барина, также не смеют его осуждать, хотя и упоминают о своей ненависти к его приближенным и наушникам.

Дворянскому роду - поколениям самодуров, развратников, стяжателей, мотов, обжор - противостоят поколения крестьян-тружеников и страдальцев, в рассказах которых воссозданы эпические образы их мучителей-помещиков. Народным стилем, со внесением элементов сказки и песни ведется в «Старых годах» повествование о роскоши, которая окружала князей Заборовских, о праздниках, балах, обедах, охотах.

Правдиво изображая быт крепостного поместья XVIII века, кровавые потехи и дела барства, создавая яркие образы крепостников и их холопов, Мельников-Печерский не смог в своем произведении дать реалистический образ крепостного народа в целом, отразить подлинное отношение крестьянства к господам. Ограниченность мировоззрения Мельникова нашла свое отражение и в его повести «Бабушкины россказни», содержавшей в то же время резкие разоблачения быта дворянства XVIII века.

Рисуя здесь спор бабушки, идеализирующей времена своей молодости, с внуком, Мельников-Печерский выражал мысль о том, что с успехами просвещения дворянство делается гуманнее, отказывается постепенно от сословных предрассудков и диких обычаев своих дедов и отцов. Однако не эта мысль, а реалистическое, сатирическое изображение дворянского общества составляло основное содержание повести.

Презрение к народу, стяжательство, карьеризм, издевательства над крепостными и «вольными» бедняками, низкопоклонство перед власть имущими - вот черты, которыми характеризует писатель быт высшего дворянского общества столицы и провинции. «Патриархальное» подхалимство, которым окружали дворяне царского наместника генерал-аншефа Пильнева в Ярославле или отставного красногородского губернатора Чурилина в Зимогорске, сменилось в XIX веке более утонченным и скрытым, но не менее отвратительным чинопочитанием, дворянское чванство и презрение к народу приняло лишь более завуалированную форму. История Настеньки Боровковой, истории бедных воспитанниц, страдавших от тяжелых «милостей» бар-самодуров, - большинство эпизодов, входящих в «Бабушкины россказни», изображали явления, продолжавшие жить, хотя и в новых формах, в то время, когда писался рассказ.

В «Бабушкиных россказнях», как и в «Старых годах», Мельников сумел прекрасно передать колорит, характерные черты жизни XVIII века. Он хорошо знал исторические источники, был осведомлен в области устно-поэтического народного творчества и истории языка. В литературном отношении в них он ориентировался на пушкинскую традицию. В характеристике князя Заборовского и обрисовке его быта звучат отклики на образ Троекурова из романа «Дубровский», в ряде эпизодов «Бабушкиных

россказней» чувствуется творческое следование за «Капитанской дочкой» Пушкина (например, эпизод встречи Настеньки Боровковой с Екатериной II в Царскосельском парке и ее заступничества за крестьянина Савелия Трифонова).

Значительным достижением Мельникова-Печерского в «Бабушкиных россказнях» был созданный им здесь образ положительной героини - Настеньки Боровковой. Сила воли и независимость характера, ясный твердый ум, стремление разобраться в окружающем ее мире и определить свое место в нем, жить честно и справедливо, юношеский задор и остроумие, которыми наделил Мельников свою героиню, были впоследствии в той или другой мере присущи женским образам романов Мельникова «В лесах» и «На горах» (Настя, Флёнушка, Дуня).

Замечательной особенностью этого образа было то, что Мельников подчеркивал в своей героине сочетание высоких качеств души и характера со свободомыслием, народолюбием, ненавистью к угнетателям народа.

В рассказах Мельникова-Печерского было заложено основание той художественной манеры писателя, которая ярко и полно проявилась в его романах.

Тема раскола и раскольничьего быта, ставшая одной из основных тем его романов, затрагивалась уже в рассказе «Поярков», содержащем сатирические зарисовки жизни скитов, и в повести «Гриша» (1861), в подзаголовке которой значится: «Из раскольничьего быта».

Повесть «Гриша» в художественном отношении была слабее предшествовавших ей беллетристических произведений писателя. Мельников стремился изобразить в ней духовные искания юноши-старообрядца, приведшие его сначала к аскетизму, а затем к изуверству. В этот рассказ писателем были включены легенды о раскольничьих святынях, которые он внес затем в свой роман «В лесах».

После рассказа с резко определенным сюжетом («Красильниковы») Мельников-Печерский создает в 50-е годы ряд произведений, каждое из которых не содержит ни одного последовательного и четко развитого сюжета (исключение составляет рассказ «Гриша»). Они представляют собой как бы сборники эпизодов и фактов, в своей совокупности характеризующих быт общества или определенной социальной группы. Средством характеристики этого быта являются типические образы, которые автор подчас ставит в центре повествования, связывая с ними всё последующее изложение (например, образ князя Алексея Юрьевича в «Старых годах»), или эпизодически вводит, переплетая характеристику значительного числа персонажей с сообщением ряда фактов и событий (так построены рассказы «Дедушка Поликарп», «Медвежий угол», в значительной степени и «Бабушкины россказни»).

То обстоятельство, что синтетическая характеристика быта делалась основным содержанием рассказов Мельникова-Печерского, подчиняя себе сюжет, что эпизоды, включенные в рамку рассказа, связывались между собой не столько в четко развивающемся сюжете, сколько подчиняясь общей авторской оценке быта, что типические образы играли первостепенную роль в «мозаичном» повествовании рассказа, - выражало формирование своеобразного эпического стиля в творчестве Мельникова-Печерского. Огромное значение при этом имела разработка методов сказа и языковой характеристики героев в произведениях Мельникова 50-х годов. Речь персонажей в его рассказах характеризует и их социальную практику, и эпоху, в которую они действуют, и личные их свойства. Замечательные речевые характеристики персонажей даны в «Дедушке Поликарпе», «Пояркове»,

«Бабушкиных россказнях». В «Бабушкиных россказнях» людям высшего общества XVIII века, в том числе и бабушке, говорящим на своеобразном жаргоне, включающем огромное количество иностранных слов и сочетающем их с самым грубым просторечием, противопоставлена Настенька Боровкова, говорящая на чистом, выразительном народном языке.

В «Старых годах» и отчасти в «Грише» Мельников-Печерский разработал народноэпический сказ.

Началом первого крупного романа Мельникова-Печерского «В лесах» послужил рассказ «За Волгой». Мельников стремился в этом произведении дать картину быта населения Заволжья и при обработке рассказа всё более расширял, увеличивал охват изображаемой действительности, усложняя художественную ткань произведения.

Переход от очерков и рассказов к роману-эпопее в творчестве Мельникова-Печерского был столь органичен, что автор «В лесах» и «На горах» сам не вполне ощущал его и склонен был воспринимать свои эпические произведения как развитие того жанра, в котором он писал в 50-е годы.

Выступая в 1875 году, когда роман «В лесах» был уже закончен, с чтением глав из нового своего произведения «На горах», Мельников заявил в Обществе любителей российской словесности, что «На горах» «не новое, собственно говоря, произведение, это продолжение тех очерков и рассказов, что под общим заглавием „В лесах“ помещались в „Русском вестнике“, на днях выйдут в свет отдельным изданием».

В «Русском вестнике» «В лесах» печаталось с подзаголовком «рассказ». Ставя в центре своего романа изображение жизни «заволжского тысячника» Патапа Максимыча Чапурина и его семьи, Мельников-Печерский окружает своего героя огромным числом других персонажей, подчас даже мало с ним соприкасающихся, и говорит о них подробно и обстоятельно. Он переплетает основные сюжетные линии (которых несколько) со второстепенными и нередко переносит свое внимание с главных героев на эпизодические персонажи. Его интересует быт Заволжья в целом. Поэтому роман Мельникова-Печерского не отличается композиционной стройностью. Построение произведения допускает включение в его ткань дополнительных эпизодов, сцен, описаний, лиц. Мельников так и делал: печатая свой роман отдельным изданием, он приписал к первой части романа, появившейся в журнале как рассказ «За Волгой», четыре главы (14-17), в которых описывалось путешествие Чапурина на Ветлугу, пребывание его в Красноярском скиту, рассказывалась история Колышкина.

В декабре 1872 года Мельников-Печерский писал в альбом Семевского о своем романе, значительная часть которого появилась уже к тому времени в печати: «„За Волгой“, „В Лесах“ в „Русском вестнике“ начались в 1868, а когда кончатся и чем кончатся я почем знаю».

Какой материал, какие стороны жизни должны быть охвачены в его романе писателю было ясно, но как развяжется та или другая сюжетная

ситуация, какие возникнут конфликты, насколько широко разовьется действие и чем завершится роман, он не представлял себе, да это и не имело для него существенного значения.

«В лесах». Патап Максимыч Чапурин.
С рисунка П. М. Боклевского.
1870-е годы.

В романах Мельникова-Печерского особенно ярко проявились противоречия творчества писателя, его сильные и слабые стороны. Стремление писателя правдиво показать действительность, всесторонне отразить то, что ему удалось видеть во время его многочисленных поездок и столкновений с различными людьми, способствовало развитию сильных сторон его творчества. Писатель создает в романе ряд ярких типических образов заволжских жителей разных сословий, затрагивает вопрос о социальных противоречиях, которые проявляются в отношениях между сословиями, отмечает изменения, происходящие в обществе и разрушающие патриархальный быт.

Однако наряду с этими чертами романов Мельникова-Печерского, связывающими их с литературой критического реализма, в них ярко выступали славянофильско-почвеннические тенденции, ведущие к идеализации патриархальных форм жизни, к стилизации в изображении быта и в языке.

В ряде эпизодов и образов «В лесах» и «На горах», в некоторых ситуациях этих произведений и в известных сторонах художественной манеры автора проявилось его стремление создать картины быта, основанного на якобы искони присущих русскому народу этических и эстетических принципах. Осуществляя свой замысел «на память грядущим родам „предать письмени“ о том как русские люди живали в старые годы», Мельников пытался на основе изображения быта старообрядцев, «бережно и свято хранящих или вернее сказать хранивших доселе заветную нашу старину», создать утопию идеально-патриархальных отношений архаического быта Руси, которая «сыстари на чистоте стоит - какова была при прадедах, такова хранится до наших дней» (II, 4). Сложная художественная ткань произведения отразила обе тенденции, содержавшиеся в романе. Стилизация и славянофильская идеализация, имевшие своим литературным источником москвитянинское почвенничество и слабые стороны пьес Островского

начала 50-х годов («Не в свои сани не садись», «Бедность не порок», «Не так живи как хочется»), в значительной мере снимались в них правдивым, реалистическим изображением социального быта Заволжья. Вместе с тем элементы идеализации и эпической стилизации ограничивали реализм Мельникова-Печерского.

Центральный образ романа - Патап Максимыч Чапурин был задуман писателем как эпическая фигура носителя и хранителя патриархальных начал, защитника старины в быту, религии и морали. Не случайно Мельников искал подобного героя среди богатейшей части государственных крестьян, по сути дела купечества. Теоретики почвенничества из молодой редакции «Москвитянина», идейные связи Мельникова с которыми несомненны, видели выражение исконных начал народной жизни в быте купечества, утверждая в отличие от «старших славянофилов», что в крестьянской среде принципы народной морали искажены крепостным правом. Мельников идет по среднему пути: его герой, являясь по существу купцом, «пишется государственным крестьянином». Он сохраняет во всем укладе своей жизни связи с бытом крестьянства, но крестьянства, не испытавшего гнета помещиков и управляющих.

С эпической обстоятельностью и лирическим воодушевлением говорит Мельников-Печерский о моральных устоях семьи, возглавляемой Чапуриным, об отношениях, существующих между членами семьи, о старинных обрядах, которыми регламентируются эти отношения. Писатель стремится передать поэзию патриархального быта и нередко впадает в эстетизм, в стилизацию и приукрашивание, описывая обстановку дома, одежду героев, блюдущих заветы старины, рассказывая об обрядах и обычаях, которыми обставляются праздники и печали в доме Чапурина. Однако, решая свою художественную задачу, Мельников-Печерский выходил далеко за пределы, очерченные его замыслом. Сквозь эпическое повествование, возвеличивающее героя и весь уклад его быта, явственно проступали черты реальной жизни с ее конфликтами и противоречиями, с ее тяготами и радостями, и сам Чапурин выступал не как ходульный образ носителя определенных, идеальных черт, а как живой человек, характер которого сложился под воздействием его общественного положения и социальной практики.

«Любуясь» чапуринским домом, который высится над окрестными крестьянскими избами, рассказывая о щедрости богача, о любви к нему работников, о патриархальном обычае «столы ставить» и угощать крестьян, которому следует Чапурин, Мельников-Печерский тут же раскрывает подлинный смысл «доброты» купца и «преданности» ему окружающего населения.

Писатель отмечает, что в Заволжье помещики не жили и даже крепостные крестьяне не ощущали в полной мере крепостного права, так как платили оброк и не видели помещиков и управляющих, и указывает: «При отсутствии помещиков и управляющих, так называемые тысячники пользовались большим значением. Вся промышленность в их руках, все рядовые крестьяне зависят от них и никак из их воли выйти не могут. Такой тысячник, как Патап Максимыч, - а работало на него до двадцати окольных деревень, - жил настоящим барином. Его воля - закон, его ласка - милость, его гнев - беда великая... Силен человек: захочет всякого может в разор разорить» (II, 40).

«Ну-ка, Данила Тихоныч, погляди на мое житье-бытье... , мысленно обращается Патап Максимыч к своему приятелю - самарскому купцу, - спознай мою силу над „моими“ деревнями» (II, 40).

В кругу своих друзей-тысячников Чапурин жалуется, что работники стали «вольным народом», что нет в них прежней покорности и «радения». Он зорко следит за теми, кто работает на него, и строго взыскивает с «нерадивых». Работники боятся хозяина, как огня.

Характер Чапурина обусловлен его положением богача, владельца капитала, дающего ему огромную силу над бедняками. Воля и даже прихоть «хозяина» превращаются в закон, которому вынуждены покориться и члены его семьи, и рабочие, которые трудятся в его мастерских, токарнях, мельницах, и крестьяне, сбывающие ему свои изделия, и монахини в скиту, и чиновники, которых он подкупает. «Исправник и становой... никогда не объезжали Осиповки, зная, что у Чапурина всегда готово хорошее угощение», - сообщает автор (II, 127).

Не боится Патап Максимыч и духовенства - старообрядческого и официального - «никонианского».

Поп «великороссийской церкви» Сушило ненавидит Чапурина, однако вынужден терпеть его, так как всё его хозяйство только и держится подачками тысячника. Еще больше зависят от Патапа Максимыча скитницы и старообрядческие попы.

«Властен он над скитами... , - говорит о Чапурине смышленная послушница Флёнушка. В скиту от него не схоронишься. Изо всякой обители выймет, ни одна игуменья прекословить не посмеет. Все ему покоряются, потому что - сила» (II, 60).

«Сила» Чапурина - сила его денег. Она делает богача, несмотря на его личные качества (Мельников симпатизирует своему герою и наделяет его большим обаянием), страшным. Аксинья Захаровна, жена Чапурина, боится в сочельник выпустить дочерей на улицу, потому что они «хорошего отца дочери» и им с деревенскими девушками «себя наряду считать не доводится» - «отец-от съест меня, как узнает», - говорит она дочерям (II, 13). Когда впоследствии Аксинья Захаровна заходит посоветоваться с мужем о сватовстве Снежкова, Чапурин показался ей настолько страшным, что первым ее движением было спрятаться от него.

Флёнушка называет Патапа Максимыча «медведем». Даже сестра Чапурина - властная игуменья Манефа - боится его, памятуя не столько гневные его окрики и тяжелую руку, сколько мошну, от которой зависят «достатки» ее скита и спокойное житье старообрядческого духовенства.

Особенно сурово обращается Чапурин со своими работниками. Сбившись с дороги в керженском лесу, Чапурин ругает и бьет работника, правившего лошадью. Работник, не угодивший хозяину, оказывается без вины виноватым.

Даже «обласканный» Чапуриным работник, ставший приказчиком, Алексей Лохматый всё время ощущает расстояние, которое отделяет его от хозяина, и панически боится своего благодетеля.

Страх Алексея перед Патапом Максимычем, от которого зависит вся дальнейшая его судьба, в значительной степени предопределяет трагедию Насти - дочери Чапурина, разочаровавшейся в своем возлюбленном и отчаявшейся в возможности благополучного исхода своих отношений с ним. «У нас с Настасьей Патаповной ровна любовь, да не ровны обычаи, - говорит Алексей Флёнушке, - Патап Максимыч и богат и спесив, не отдаст детище за бедного работника, что у него же в кабале живет... Ведь я в кабале у него... на целый год закабален... Деньги отцу моему он выдал наперед... А ты сама знаешь, закабаленный тот же барский!.. А какой барин за холопов дочерей своих выдает? Так и тут! все едино» (II, 52).

Страх перед всесильным богачом, овладевший Алексеем уже после первых встреч с хозяином, никогда не покидает его и постепенно развращает его душу. Алексей мечтает сам стать «хозяином» и безотчетно распоряжаться другими.

Писатель не раскрывает причин, которые вызвали резкие перемены в характере Алексея, превратили его из удалого трудолюбивого парня, золотые руки которого славились по всему Заволжью, в жалкого труса, корыстолюбца и бездельника. Однако объективно, по ходу романа ясно, что «падение» Алексея началось в доме Чапурина.

Здесь молодым мастером овладевает страсть к наживе. Сделав Алексея приказчиком и приблизив его к себе, потому что «слушаться не станут работники, бояться не будут, коль приказчика к себе не приблизишь» (II, 121), Чапурин вводит его в круг «хозяйских» интересов. За столом тысячника в «хорошей компании» друзей и родственников хозяина Алексей впервые слышит о «ветлужском золоте», о россыпях, открыв которые можно легко и быстро разбогатеть. Страсть к золоту, к быстрой наживе, охватившая всех участников беседы, передается и молодому приказчику. Желание разбогатеть и стать «хозяином» приводит Алексея к измене Насте, браку с Марьей Гавриловной, основанному на расчете, а затем превращает в черствого приобретателя, обирающего и бросающего жену, «откупающегося» деньгами от родителей, увлеченного кутежами и фатовством. Так, даже милости и щедроты богача не приносят счастья работнику и губят его, приобщая к кругу людей, живущих интересами наживы, поклоняющихся мошне.

Судьба Алексея в романе тесными узами переплетена с судьбой Чапурина. От Алексея, стяжательские интересы которого воспитались в доме Чапурина, заволжский тысячник «получает возмездие» и сам он воздает возмездие зарвавшемуся и потерявшему остатки совести Лохматому (в романе «На горах»). Подсознательная мысль Алексея: «от сего человека погибель твоя», возникшая при первой встрече с Чапуриным и преследующая его до последнего рокового столкновения с бывшим хозяином, имеет важный для романа общий смысл.

Мельников-Печерский не делал в романе прямых выводов о социальных причинах «падения» Лохматого. Он склонен был переводить проблематику своего романа из социального в отвлеченно моральный план, «Эволюцию» Алексея он объяснял прежде всего «малодушием» парня, не способного противостоять соблазнам, легко нарушающего моральные принципы, завещанные ему дедами. История чапуринского приказчика понималась им как история отказа от этических норм, присущих патриархальному быту. Писатель противопоставлял Чапурина, разбогатевшего, ставшего крупнейшим купцом из зажиточного крестьянина вследствие своих «неусыпных трудов», Алексею, ищущему легкой наживы. Однако логика реалистических образов и выхваченных из самой жизни ситуаций приводила читателя к более широкому взгляду на изображенные в романе явления, к пониманию их социальной природы.

Реалистическое изображение быта разбивает и провозглашенные эпическим сказом в начале романа положения о богатом и сытом житье крестьян Заволжья и об их любви и уважении к тысячникам.

Герои романа вступают в противоречие с эпическим голосом автора. «... хоть бы Ветлугу взять - беднота одна, лес рубят, луб дерут, мочало мочат, смолу гонят - бьются сердечные век свой за тяжелой работой: днем не доедят, ночью не доспят», - говорит объехавший Заволжье Стукалов (II, 173).

Писатель рисует быт и труд крестьян-лесорубов, артелями подготовляющих лес к сплаву.

Наниматели - купцы и промышленники - эксплуатируют и обманывают лесорубов, которые зарабатывают тяжелым трудом, не зная отдыха и праздников, свой хлеб.

«На сплав рубить рядят лесников... промышленники, раздают им на Покров задатки, а расчет дают перед пасхой, либо по сплаве плотов. Тут не без обману бывает: во всяком деле толстосум сумеет прижать бедного мужика, но промеж себя в артели у лесников всякое дело ведется на чистоту», - сообщает автор и показывает, что у работников нет уважения к богачам, что «их не любят лесники за обманы и обиды» (II, 192, 199).

Обратясь от изображения жизни купцов к картинам жизни тружеников-крестьян, писатель отказывается от любования бытовыми подробностями. Строгая очерковая характеристика обстановки быта «лесников» говорит лишь о тяжелом, нечеловеческом труде и суровых условиях их жизни.

И всё же именно здесь писателю удается показать людей, которые наделены чертами, типичными для русского народа. Собираясь на зиму в лес на тяжелый труд и лишения, артельщики «рады... радешеньки и весело хлопочут», работать они «ровно на праздник спешат» (II, 192). В лесу все прилежно и дружно трудятся, соблюдая строго порядок, ими самими установленный. Тяжелая работа, бедность и темнота не гасят в этих людях любознательности, уважения к знанию, наблюдательности. Попавший в глухой лес к мужикам-лесорубам грамотей и начетчик Чапурин с удивлением узнает, что у них в землянке есть компас, что они умеют пользоваться им и знают, как «пазори» (северное сияние) влияют на компас. Чапурина поражают и ясный ум, и приветливость лесорубов, и прекрасное знание ими особенностей природы и своего края.

Глубокой любовью к родным местам дышат слова дяди Онуфрия - «старшого» в артели: «... не променяем своей глуши на чужу-сторону. Хоть и бедны наши деревни... однако ж свою сторону на на каку не сменяем... У вас хоть и веселье, хоть жилье и привольное, да чужое, а у нас по лесам хоть и горе, да свое... » (II, 208).

Многое в быту крестьян-лесорубов отталкивает Чапурина, вызывает его осуждение. Иронически относится Чапурин к «бестолочи и шуму», которые возникают в артели, как только артель вынуждена отступать от обычных для нее форм труда и оплаты. Привыкший всё решать своей волей, не считаясь ни с кем и не слушая ничьих советов, Чапурин смеется над попыткой «лесников» всё решать сообща.

Особенно ярко различие положений и вытекающее отсюда различие во взглядах Чапурина и бедных крестьян-лесорубов проявляется во время их разговоров о вере, о старине и о Степане Разине.

Выражая мечты крестьянской голытьбы, пытавшейся в прошлом найти идеал справедливой жизни, лесоруб Артемий повествует Патапу Максимычу о «старых временах», когда «купцами да боярами посконна рубаха владела». «Было время, господин купец, золотое было времечко, да по грехам нашим миновало оно... Серые люди жили на всей вольной волюшке... Вон теперь по Волге пароходы взад и вперед снуют, ладьи да барки ходят, плоты плывут... Чьи пароходы, чьи плоты да барки? Купецкие все. Завладела ваша братья купцы Волгой-матушкой... А в стары годы не купецкие люди волжским раздольем владели, а наша братья, голытьбы» (II, 221).

На возражение недовольного этими рассказами Чапурина: «Никогда не бывало, чтоб Волга у голытьбы в руках была», Артемий отвечает: «Вранью да небылицам короткий век, а эта правда от старинных людей до нас пошла. Отцы, деды про нее нам сказывали, и песни такие про нее поются у нас... Значит правда истинная» (II, 221).

С воодушевлением и восторгом говорит Артемий о подвигах Степана Разина и его есаулов, которые собрали «самую последнюю голытьбу» и с нею разбивали купеческие караваны, боярские корабли и баржи, разоряли монастыри, закабалявшие крестьян.

«Это ты про разбойников?» - перебивает его рассказы Чапурин. «По-вашему разбойники, по-нашему есаулы-молодцы да вольные казаки», - возражает ему Артемий (II, 222). Для заволжского тысячника Степан Разин - разбойник и вор, для бедных крестьян - «удалой атаман Стенька Разин, по прозванью Тимофеевич» (II, 224), защитник и освободитель народа, носитель справедливости. Так Мельников-Печерский, задумавший дать в лице Чапурина монументальный образ хранителя старины, народных обычаев и дедовских заветов, вопреки этому замыслу показывает, что в наследии старины, в народных легендах, в эстетических представлениях народа проявляются различные тенденции, что «тысячник» - Чапурин - чужд традициям и обычаям, которые лелеет беднота, что то, во что верует, что уважает Чапурин, зачастую не дорого, а враждебно беднякам. Мудрые в своей «простоте», керженские мужики дают своеобразное и во многом справедливое объяснение и того, почему купцы и богатые крестьяне особенно упорно держатся «старой веры». «Богачество» дает возможность задаривать власти и оставаться в расколе. О себе керженские лесорубы говорят: «... люди мы бедные, работные, достатков у нас нет таких, чтоб староверничать» (II, 206). Они не придают большого значения обрядам, потому что всё время заняты тяжелым трудом и почти не знают досуга. «Тут и праздники забудешь... и день и ночь только и думы, как бы побольше дерев сронить» (II, 207). Считая себя «церковниками» (т. е. признавая официальную церковь), бедняки лишь изредка посещают церковь. «Ведь повадишься к вечерне, все едино, что в харчевню: ноне свеча, завтра свеча - глядишь, ан шуба с плеча» (II, 207).

Отношение Чапурина к религии трактуется в двух планах. Дом Чапурина изображается как прибежище «древлего благочестия». Не старообрядчество Патапа Максимыча, а проявившиеся в его старообрядчестве консерватизм, стремление во всем следовать обычаям старины вызывают сочувствие автора.

Вместе с тем уже в начале романа писатель подчеркивает внутреннее безразличие Чапурина, погруженного в дела торговли и ремесла, к религии вообще и к догматам старообрядчества в частности. Строго соблюдая обычаи, выполняя все обряды, он легко примиряется с нарушением правил поведения, предписываемых предрассудками старообрядческой среды, и порою даже признает, что в расколе более всего его удерживают деловые связи с купцами-старообрядцами.

Так из разнородных, а иногда и противоречивых элементов складывается образ Патапа Максимыча Чапурина. Однако, несмотря на противоречивость самого творческого замысла писателя, Мельникову-Печерскому удалось создать в лице главного героя своей эпопеи живой индивидуальный и типический образ, вобравший большое социальное содержание. Моменты идеализации, элементы абстрактно-моральной трактовки образа отступают здесь на второй план, подавляются реалистическими тенденциями,

раскрытием социальной природы героя. Автор романа сталкивает Чапурина с представителями различных социальных групп, ставит его в сложные, типичные для жизни общества, к которому он принадлежит, ситуации и таким образом многосторонне и ярко характеризует героя. В романе даются многочисленные фигуры купцов, рассказаны истории собирания и сколачивания капиталов. Рядом со свирепым эксплуататором Марком Данилычем Смолокуровым, с новоявленным купцом, бессердечным Алексеем Лохматым, в сравнении с казанским купцом Залетовым, продавшим свою дочь, «как буру корову», за пароход, в сопоставлении с московским купцом Масляниковым, обманом и нечистыми плутнями составившим капитал, явственно выступали светлые стороны характера Чапурина, в какой-то степени еще связывавшие его с крестьянством. Вместе с тем, вглядываясь в образы представителей купечества, каждый из которых воплощает типические черты своей среды, читатель видел, что и в характере Чапурина отразилась его принадлежность к миру наживы.

Изображая широко и многосторонне жизнь купечества, рисуя в сравнительно небольших, но тем не менее ярких и выразительных эпизодах быт крестьян, Мельников значительное место уделяет в романе описанию старообрядческих скитов, жизни старообрядческого духовенства. Эта линия в романе Мельникова-Печерского представлена с наибольшей художественной силой в образе игуменьи Комаровского скита Манефы, сестры Чапурина «во плоти».

Мельников-Печерский рассматривал скиты как очаги древней культуры, где особенно тщательно сохраняются обряды и обычаи старины. Вместе с тем он обличал аскетизм и изуверство, суеверия и ханжество, которые различал за завесой внешнего благолепия скитской жизни.

В романе «В лесах» со всей очевидностью выступает связь старообрядческого духовенства с верхушкой купечества. Богачи содержат скиты, создают молельни, зато скитницы, раскольничьи попы благословляют и всячески поддерживают власть богачей, отпуская за богатые «пожертвования» им любые грехи, внушая работникам, беднякам и непокорной молодежи мысли о необходимости повиновения хозяевам и родителям.

В свой быт «матери-келейницы» переносят традиции и законы купеческой среды. Интересы приобретательства стоят в скитах на первом месте. Им подчинена вся внутренняя жизнь обителей, весь порядок их жизни. «Во всех общежительных женских скитах хозяйство шло впереди духовных подвигов. Правда, служба в часовнях и моленных отправлялась скитницами усердно и неопустительно, но она была только способом добывания денежных средств для хозяйства. Каждая скитская артель жила подаяниями богатых старообрядцев, щедро даваемыми за то, чтобы „матери хорошенько молились“. И матери добросовестно исполняли свои обязанности: неленостно отправляли часовенную службу, молясь о здравии „благодетелей“...

«В стенах общины каждый день, кроме праздников, работа кипела с утра до́ ночи. Пряли лен и шерсть, ткали новины, пестряди, сукна...

«Главною распорядительницей работ и всего обительского хозяйства была игуменья» (II, 291-292).

В обителях были вечно и неустанно трудившиеся, исполнявшие тяжелую работу послушницы, были и девицы-белоручки, большей частью белицы - «отецкие дочери», воспитывавшиеся в скиту. О послушнице Анафролии автор сообщает: «Анафролия была простая деревенская девка.

В келарне больше жила, помогая матушке-келарю кушанье на обитель стряпать и исправляя черные работы... работала за четверых... Безответна была, голоса ее мало кто слыхал» (II, 34). Мельников показывает, что в обители, как и «в миру», бедняки работают на богатых. Главой скита - игуменьей делаются богатые и обладающие значительными деловыми связями «матери». Наибольшим влиянием пользуются те, присутствие которых обеспечивает скиту материальную прибыль, богатые скиты поддерживают более бедные, «покорные» им обители.

Между скитами и различными религиозными центрами старообрядчества существует своеобразная конкуренция за «благодетелей».

«Матерям по ихнему делу иначе нельзя», - иронизирует купец Самоквасов. «Ведь это ихний хлеб. Как же не зазывать покупателей? Все едино, что у нас в гостином дворе: „Что изволите покупать? пожалуйте-с!.. “ Ей богу, та же лавка! „На Рогожском не подавайте, там товар гнилой, подмоченный“» (III, 310).

Даже самые «важные» вопросы догматов и церковного устройства решаются на основе материальных соображений. Заволжские скиты «приемлют» белокриницкую иерархию потому, что ее авторитет признан купцами-«благодетелями», купцы же, принимая «австрийское священство», исходят из стремления упрочить и расширить свои деловые и торговые связи.

На вопрос домашней канонницы Чапуриных Евпраксии: «А как вы, матушка, насчет австрийского священства располагаете?..

Мы бы, пожалуй и приняли, - сказала Манефа. Как не принять, Евпраксеюшка, когда Москва приняла? Чем станем кормиться, как с Москвой разорвемся?.. Как наши-то <Чапурины> располагают, на чем решаются?.. По моему и им бы надо принять, потому что в Москве, и в Казани, на Низу и во всех городах приняли. Разориться Патапушка может, коль не примет нового священства. Никто дел не захочет вести с ним; кредиту не будет, разорвется с покупателями...

Он всему последует, чему самарские» <купцы>, - заметила Евпраксия (II, 35).

Мельников подробно описывает историю и быт Манефиной обители, которая «считалась лучшей обителью не только во всем Комарове, но и по всем скитам Керженским, Чернораменским» (II, 300).

Читатель узнает, как в далеком прошлом обитель разбогатела и «возвысилась» над другими скитами вследствие темных дел домовитых и распорядительных, но готовых на всё ради наживы настоятельниц.

Игуменья Манефа немало способствовала процветанию обители благодаря своим связям в купеческом мире, умению наладить хозяйство и вести его.

Образ Манефы занимает весьма существенное место в романе. Реалистически рисуя сложный и яркий характер строгой «старицы», сочетающей «истовое» исполнение религиозных обрядов и аскетизм с практической сметкой и здравым смыслом, писатель показывает, что пиэтизм и мистические настроения не свойственны не только большинству народа, но даже и большинству «коноводов» старообрядчества.

Игуменья Манефа - женщина с сильной волей, настойчивым характером и недюжинным умом.

В юности ее воля и молодое чувство натолкнулись на сопротивление самодура-отца и были надломлены моральной пыткой, которой изуверски подвергли ее во время родов хитрые келейницы, вынудившие богатую невесту под страхом огласки на земле и геенны огненной в загробной

жизни дать обет иночества. «Пострижение» было тяжелым ударом для полной жизни и сил, горячо любившей девушки, однако оно открывало перед ней иной путь в жизни. «Удалясь от мира», молодая инокиня освобождалась от власти отца, она могла даже при себе, сохраняя в строжайшей тайне свое материнство, воспитать «незаконную» дочь.

«В лесах». Настя. С рисунка П. М. Боклевского.
1870-е годы.

Управление обителью, игуменство, на которое была она выбрана по смерти старой игуменьи, конечно, не могло дать подлинной пищи пытливому уму Манефы, удовлетворить ее духовные запросы, ей постоянно приходилось идти здесь на сделки со своей совестью, угождая богатым «благодетелям». Однако огромное большинство женщин Заволжья было совершенно отрешено от какой-либо деятельности, кроме ежедневной черной работы или домоводства, было целиком подчинено власти отцов и мужей. Только погружаясь в хозяйственные дела обители, в приобретательство, с одной стороны, и в религиозные споры, догмы и начетничество - с другой, Манефа могла найти известную, хотя и очень ограниченную, область для приложения своих способностей, сил и воли.

Трагедия Манефы состояла в том, что эта одаренная женщина вынуждена была убивать не только свою плоть, но и дух. Бессмысленные споры о внешней стороне обрядов, скопидомство, ханжество - вот та духовная келья, в которую были замкнуты ум и воля Манефы.

Для женщин с ярким характером, большими запросами, широким умом нет места в мире купечества. Им суждены здесь либо гибель, либо рабство и вечная мука.

Мельников-Печерский создает «В лесах» несколько ярких и обаятельных женских образов: умная волевая Матрена-Манефа, озорная удалая Флёнушка, нежная и гордая Настя Чапурина, покорная и любящая Марья Гавриловна; и судьба всех этих девушек и женщин глубоко трагична. В романе нет эпизодов, рисующих счастливую жизнь полюбившей девушки или молодой женщины.

Марья Гавриловна дважды переживает любовь и дважды глубоко разочаровывается. Первое ее чувство было смято ее отцом и самодуром Масляниковым - отцом ее жениха. «Позарившись» на невесту сына, Масляников загубил парня и сам женился на Марье Гавриловне, которая была моложе его почти на пятьдесят лет. Отец же невесты охотно согласился на эту «сделку», в результате которой он приобрел пароход. Смерть

возлюбленного и восьмилетняя жизнь с ненавистным ей изувером и развратником мужем - вот итог молодости Марьи Гавриловны, первая тяжелая драма, которую она перенесла. Под впечатлением первого замужества Марья Гавриловна отказывается от всех брачных предложений и поселяется в скиту, где ведет затворническую жизнь. Встреча с Алексеем Лохматым и любовь к нему заставляют Марью Гавриловну покинуть скит и выйти замуж. Второй брак приносит Марье Гавриловне новые страдания. Муж присваивает ее капитал, а затем оставляет жену. Посмотрев на «житье-бытье» Марьи Гавриловны с Алексеем Лохматым, Чапурин размышляет о судьбе своей дочери Насти, любившей Алексея:

«Господь знает, что делает... Раннюю кончину сердечной послал, избавил от тяжкой доли, от мужа лиходея» (III, 500).

Заволжский тысячник уверен, что Настя «не познала тайных замыслов» Алексея, не поняла, что он «корыстник». Однако на самом деле Настя ока залась проницательнее, чем думал ее отец. Сблизившись с Алексеем, она вскоре поняла, что он не стоит любви и потеряла уважение к своему возлюбленному.

Алексей, усвоивший мораль темного царства и мечтавший «самому бы хозяйствовать, да так, чтобы ворочать тысячами», боится сильного характера и ясного ума своей «нареченной», «будь жена хоть коза, только б с золотыми рогами, да смирная, подкладистая, чтоб не смела выше мужа головы поднимать», - размышляет он (II, 482). Так в романе раскрывается связь семейных устоев темного царства, угнетения женщины в купеческой семье, со всей «деловой практикой» купцов - погоней за наживой и бессердечием, порожденным всесилием «денежного интереса». Счастливый брак невозможен в этих условиях. Смерть спасает Настю от стяжателя-жениха, келья - Матрену-Манефу от Стуколова, афериста и мошенника.

Трагическим обобщением звучит плач воплениц на похоронах Насти Чапуриной:

Ты чего, моя касатушка, спужалася?
Отчего ты в могилушку сряжалася?
Знать того ты спужалася, моя ластушка,
Что ноне годочки все пошли слезовые,
Молодые людушки пошли все обманные,
Холосты ребята пошли нонь бессовестные

Однако тема любви и семейных отношений, как и другие проблемы, получает в романе двойственное решение. Рядом с раскрытием социальных причин трагических судеб девушек и женщин Мельников пытается дать внеисторическое и внеобщественное толкование «извечных законов», неизменно якобы присущих человеческому чувству. «Палящий бог» - Ярило, «который разжигает кровь парней и девушек» и призывает их «любиться», выступает в романе как символ стихийной власти любви. «Безжалостность» природы, вечно живой и равнодушной, заключающей единство жизни и смерти, Мельников пытается уподобить безжалостной жестокости современного ему общества. Через весь роман «В лесах», так же как и через его продолжение «На горах», проходит явно ощутимая двойственность замысла. Включая в свою эпопею огромное количество произведений устной народной поэзии: сказок, легенд, духовных, исторических, лирических песен, плачей, романсов, пословиц, поговорок, загадок, дополняя их описанием обрядов, поверий, примет и элементами

древней языческой мифологии, «сконструированной» фольклористами-мифологами, Мельников-Печерский пытался придать своему роману характер широкой картины жизни народа, постоянного проявления ее вечных, стихийных «начал». Молодость и старость, рождение и смерть, пиры и тризны, крестины и похороны, любовь, ее радости и горести - вот «извечные» моменты жизни человека, которые хотел в их «неизменной» сущности изобразить и воспеть писатель. Однако этот отвлеченный замысел не мог быть осуществлен методами реалистического изображения действительности при реалистической обрисовке характеров, при ярко выраженном интересе к конкретным формам бытия народа, который был свойственен автору «В лесах» и «На горах». Роман Мельникова-Печерского явился подлинно художественным произведением именно потому, что писатель нарисовал в нем историческую и социальную действительность своего времени. Фольклор, включенный в роман, не утерял в нем своей социальной окраски и исторической определенности: легенды и песни, поэтизирующие образ Степана Разина, бытуют в среде бедняков-лесорубов, но не вызывают сочувствия Чапурина; приметы, которые хорошо известны мужикам-хлеборобам, «загадывающим», уродится ли хлеб, будут ли хороши овощи, ягоды, забыты купцами; не пуская дочерей в сочельник на улицу справлять обрядовое гулянье с девушками, Аксинья Захаровна восклицает: «Чего не видали?.. Снег полоть, холсты белить!.. Да придется разве им холсты-то белить? Слава богу, всего припасено, не бесприданницы» (II, 13); «мужицкие обряды», связанные с трудовой жизнью крестьян, «не ко двору» купеческим дочерям; плачи Устиньи Клещихи, о которых Мельников заявляет, что они «веют стариной отдаленной», что это «древняя обрядна, останки старорусской тризны», полны подробностями современного быта, выражают глубокую печаль и тоску по женской доле, «романцики», записанные в тетради дочерей Чапурина, вроде «Сизенький голубчик, армейский поручик!», вызывают гнев чинного и сурового старообрядца их отца; в плясовых и лирических песнях, которые поет Флёнушка, отражается в большей мере жизнь заволжских крестьян и купцов, чем старинные традиции.

Фольклор выступает в романе более как яркая и реальная примета народного быта, выражение оценки народом различных явлений жизни, чем как доказательство и признак «единства народного бытия», его вечной и неизменяемой сущности.

Фольклор играет в романах Мельникова огромную роль при создании речевой характеристики героев. Он выступает здесь не как элемент, объединяющий всех действующих лиц эпопеи, стирающий грани между социальными группами и придающий общий «эпический» характер всем образам романа, а как средство, при помощи которого строятся яркие индивидуальные характеристики, создаются социально-типические образы. Речь героев насыщена фольклором, однако автор вводит народнопоэтические средства в язык персонажей романа с большим тактом, разнообразно используя эти средства. Речь героев, сохранивших более прочные связи с народной средой, насыщена народнопоэтическим элементом, оторвавшиеся от народа купцы и чиновники, все человеческие чувства которых забиты и истреблены страстью к наживе, выражаются бледным, искаженным языком, их речь убога и однообразна, как их мысли и чувства.

Пословицы, поговорки так и сыплются из уст песенницы и говоруньи Флёнушки, ими украшена речь мастерицы-поварихи Никитишны, лесорубов Онуфрия и Артемия, конюха Дементия, саратовского приказчика Семена

Петровича, но их совершенно нет в речи изувера и стяжателя Стуколова. По мере того как развращается ум и черствеет сердце Алексея Лохматого, речь его теряет свою яркость и выразительность, она засоряется неправильными оборотами, плохо понятными, не к месту употребленными иностранными словами.

Поговорки, пословицы, яркие обороты речи, связанные с устнопоэтическим народным творчеством, присущи и речи Патапа Максимыча Чапурина, его жены, Аксиньи Захаровны, и даже таких купцов-самодуров, как Масляников и Смолокуров. Но в их устах и самые пословицы и поговорки приобретают своеобразный смысл, отличный от того, который вложен был в эти изречения народом. Речь купца красочна и выразительна в той мере, в какой она питается разговорным и поэтическим языком народа, из которого зачастую выходят купцы и с которым они находятся в общении, но то, что вызывает у народа иронию, а подчас и резкую насмешку или осуждение, купцы считают неизбежным, разумным, достойным подражания. «Уж и объегорил же я его, обул как Филю в чортовы лапти... А ведь тебе дураку не удастся этак с алтыном под полтину подъехать» (II, 346), - похваляется Масляников и со спокойной совестью утверждает: «... купец тот же стрелец, чужой оплошки должон ждать» (II, 347). Купец Смолокуров, характер которого с особой полнотой очерчен в «На горах», рассуждает: «Как вода с места на место переливается, так и деньги - на то коммерция! Конечно, тут самое главное дело: „не зевай“... Умей, значит, работать, умей и концы хоронить.

«- Пословица-то, Марко Данилыч, кажется не так говорится... Умей воровать, умей и концы хоронить... », - возражает ему молодой купец Веденеев (IV, 160).

«Коммерция», которую купцы считают «работой», народу представляется воровством. С иронией и негодованием говорят бедняки о жизни купцов и келейниц, у которых «деньгам заговенья нет. А богатых и смерть не сразу берет... Рубль не бог, а тоже милует», - замечают они (II, 444).

Мельников-Печерский изображает характеры ряда своих героев в развитии, движении. Страстная и гордая Матрена становится строгой и распорядительной Манефой, веселая Флёнушка - властной и суровой игуменьей, тихая и ласковая Настя - смелой и решительной защитницей своего права на свободу чувства, покорный и богобоязненный Алексей - черствым приобретателем и циничным фатом. И все эти перемены ярко отражаются в речи героев.

Перемена, которая произошла в ставшей игуменьей Флёнушке, становится вполне ясна читателю, когда вместо «затейных» речей веселой хохотушки, склонной к острословию, в романе «На горах» звучит чинная деловая, суховатая речь матери Филагрии. Настя, характер которой, по выражению Флёнушки, «развернулся» при столкновении с отцом, вместо скромных отрывочных фраз начинает произносить гневные, решительные, проникнутые энергией речи.

Свое замечательное знание народного разговорного языка и стиля устного поэтического творчества Мельников использовал не только для создания речевой характеристики героев. Оба его романа, изображающие жизнь населения Поволжья, рассказаны эпическим народным складом, устами незримого повествователя, лицо которого никак не определено, но который, подобно летописцу, неторопливо и обстоятельно описывает жизнь своего народа. «Летописец» этот далеко не равнодушен к изображаемому. Рисуя радости и пиры, гулянья и игры, свадебные обряды и

тайные свидания, он прославляет молодость, веселье и изобилие земных благ, повествуя о горе и смерти, переходит на тон плача, причитания.

«В лесах». Трифон Лохматый. С рисунка
П. М. Боклевского. 1870-е годы.

Стремление как бы голосом народа-сказителя поведать о старинном быте Заволжья приводило писателя подчас к упрощенной манере передачи событий и характеров. Следуя эпической традиции, Мельников однообразно описывает своих героев, наделяя их одними и теми же стереотипными чертами: русы косы, черные или голубые очи, высокая грудь, алые уста, румяные ланиты, стройный стан, кудри, искрометный взор. Первоначальная характеристика душевного склада героев дается зачастую упрощенно, автор придает действующим лицам «постоянные определения», сопровождающие их на протяжении всего повествования - бойкая Флёнушка, сонная Параша Чапурина, пригожий Алексей, ревнивая канонница Устинья-Московка и т. д.

Однако реалистическое развитие характера и образа героев разрывает оболочку этих статических определений, точно так же как и голос рассказчика не становится голосом, рисующим и воспевающим «статичность», неподвижность быта. Острый наблюдатель и правдивый реалист, скрывшийся за простодушным летописцем, обнаруживает свой меткий глаз и полным голосом говорит о реальной жизни, ее тяготах и радостях.

Роман «На горах» был задуман и осуществлен Мельниковым-Печерским как продолжение «В лесах». Многие сложные ситуации, завязанные в первом романе, находили свое разрешение во втором. «Некоторые из действующих лиц „В лесах“ остаются и „На горах“. Переменяется только местность: с левого лугового, лесного берега Волги я перехожу на правый, нагорный, малолесный», - заявлял писатель.

По своим основным художественным и идейным особенностям второй роман также составлял единое целое с первым. В романе «На горах» лишь с большей яркостью и определенностью выразились сильные и слабые стороны творчества писателя, проявившиеся «В лесах».

Быт жителей Поволжья продолжает оставаться в центре внимания автора, и опять он ставит перед собой цель дать «синтетическое изображение», общую картину этого быта. Исторические процессы, происходившие в обществе, социальная практика купечества, богатеющего и оттесняющего

дворян, еще недавно претендовавших на безраздельное господство над всеми другими сословиями, положение рабочих находят более или менее широкое отражение во втором романе Мельникова-Печерского.

Алатырский купец Морковников - один из второстепенных, но весьма ярко очерченных героев романа «На горах» - так характеризует особенности времени: «Теперича для нашего брата купца времена подошли хорошие: господа почитай все до единого поистратились, кармашки-то у них поизорвались, деньжонкам не вод, нам, значит, и можно свой интерес соблюдать. Вот теперь про волю толки пошли, дай-ка, господи, пошли свое совершение. Тогда, сударь, помаленьку да потихоньку все дойдет до наших рук - и земли, и господские дома, все, Заверяю вас. Одно только нашему брату теперича надо в помышлении держать: „не зевай“» (IV, 274).

В центре романа - старый богатый купец-миллионер Смолокуров. К дочери его Дуне сватался сын дворянского предводителя. «Не мудрое дело, - у его отца именье на волоске висело, а Дуня наследница первого богача по окрестности, миллионщика», - замечает автор (IV, 55).

Смолокуров отказывает женихам-дворянам, предпочитая выдать дочь за купца с «хорошим капиталом».

В романе «На горах» более широко и разнообразно, чем «В лесах», показаны купцы, их коммерческая «практика».

Большое место здесь занимают эпизоды, рисующие историю происхождения капиталов.

Кратко, но выразительно рассказана в романе «На горах» история возникновения капитала Смолокурова, отец которого был одним из доверенных «молодцов» всесильного барина-самодура Поташова, разбогатевшего на разбоях и преступлениях. Присвоив после смерти Поташова мешок золота, отец героя «На горах» открывает торговлю и становится купцом. Темными спекуляциями и воровскими делами нажил капитал отец и другого «миллионщика» - Доронина, носивший выразительное прозвище «Алешка беспутный». Сыновья, получившие в наследство миллионы, увеличивают свои капиталы, следуя традициям, завещанным им отцами. Доверенный приказчик Смолокурова - Корней Евстигнеев, по прозвищу «Прожженный», приходит к умирающему хозяину за «окончательным расчетом»: «Лучше меня самого знаешь дела мои. Дела, за какие в Сибирь на каторгу ссылают... , - заявляет он Смолокурову, - Кто велел мне орошинского приказчика Ефима Волчанина избыть? Письмо-то вашей милости у меня цело... Утопил я Волчанина, сделал в аккурат, а особого награжденья не получил... А как на Низу поддельные документы мы с тобой сбывали - и это видно забыл? А как обобрали сытнинскую купчиху Молодцову - тоже запамятовал? А как до смерти угорело у тебя двое молодцов, чтоб только расстаться тебе с ними и чтоб они дел твоих на суде не показали? Печи-то ведь я по твоему приказу топил... Понял дело? Двести тысяч подавай!» (V, 341). Страсть к наживе настолько овладела Смолокуровым, что он готов оставить родного брата в хиванском плену, лишь бы не расстаться с частью капитала. Смолокуров приближает к себе отчаянных мерзавцев и отпетых негодяев, делает их своими приказчиками. Они помогают хозяину «хитрые дела обделывать», зверски эксплуатировать и грабить рабочих и, не пропуская того, что «само в руки плывет», сами обирают бурлаков и работников Смолокурова.

Писатель рисует сцены издевательства Смолокурова и его приказчиков над голодающими рабочими, в течение нескольких дней тщетно ждущими

расчета. Возмущенные самоуправством хозяина, рабочие пытаются протестовать и даже угрожают Смолокурову расправой. Однако хитрому купцу удается легко обмануть забитых и темных бурлаков, а затем подавить их бунт. Рабочие совершенно бесправны. «Обождите-ка до вечера, узнаете тогда, как бунты в караване заводить! Земля-то ведь здесь не бессудная - хозяин управу найдет», - угрожает им приказчик (IV, 81), отлично знающий, что рабочие требовали только того, что хозяин был обязан им выплатить по закону. «Со Смолокуровым вашему брату тягаться не рука, он не то что с водяным <начальником пристани>, с самим губернатором он водит хлеб-соль. Его на вас, голопятых, начальство не сменяет» (IV, 81).

Чиновники, начиная от мелких и кончая губернатором, покрывают преступления богатых купцов и зверски подавляют малейшую попытку народа бороться с произволом хозяев.

Огромные прибыли, получаемые за счет работающих до изнеможения, голодающих и разоренных «наймитов», не удовлетворяют купцов. Погоня за всё бо́льшими и бо́льшими барышами заставляет их идти на любые аферы, вплоть до ложного банкротства, до мошеннических проделок. Хищничество, надувательство, циничный обман и зверскую расправу с конкурентами считают именитые купцы законом своей жизни. Размышляя о том, как подорвать торговлю молодого неопытного купца Меркулова и поживиться за его счет, Смолокуров оправдывает себя в том, что разоряет «нареченного зятя» своего старого друга Доронина: «Объегорю! Что-ж?.. Купец, что стрелец - оплошного ждет... Друзья мы приятели с Зиновьем Алексеичем - так что ж из этого?.. Сват сватом, брат братом, а денежки не родня... Все ведь так, все... Упусти-ка я случай насчет ближнего погреться - меня же дураком обзовут... А обдуй кого-нибудь получше, над ним смеяться станут - учись, мол, плати за науку... » (IV, 130).

Созданные в романе «На горах» образы купцов, описания положения рабочих значительно острее, чем в первом романе Мельникова, вскрывали эксплуататорскую и хищническую сущность купечества.

Наряду с этим в романе «На горах» более явственно отразились и слабые стороны мировоззрения писателя. Купцам-хищникам и обиралам Мельников пытается здесь противопоставить молодых купцов, кончивших коммерческую академию и ведущих «правильную» торговлю (Веденеев, Меркулов), которая дает им миллионные прибыли. Однако сам писатель опровергает нарисованную им идиллию.

Устами одного из своих идеализированных молодых купцов он выражает сомнение в возможности правильной торговли: «Немало, брат, покатался я за границей, всю Европу исколесил вдоль и поперек... И знаю ее, правильную-то торговлю... И там, брат, те же Смолскуровы да Орошины, только почище да поглаже. И там весь торг на обмане стоит: где деньги замешались, там правды не жди... » (IV, 307).

Купеческое плутовство и погоня за прибылью представляется Мельникову-Печерскому неизбежным следствием несовершенства человеческой природы, присущих человечеству пороков. Однако самое изображение купеческого хищничества, данное писателем, наводило на мысль о несправедливости общественного строя, основанного на преклонении перед деньгами, ограблении народа, ханжестве и лжи.

Как «В лесах», в романе «На горах» писатель показывает, что глубокие, чистые, сильные натуры бессознательно ощущают неправду окружающего их мира и тяготятся ею.

Смолокуров совершает все свои преступления, помышляя о том, чтобы оставить Дунюшке большой капитал, а Дуня страдает, мечется, теряется в размышлениях: «Нет правды на свете, нет в людях добра! - после долгих, мучительных дум решила она. Везде обман, везде ложь и притворство! Где ж искать правды? Где добро, где любовь?» (V, 262).

Семейная жизнь, которую наблюдает богатая невеста в среде купечества, не прельщает ее, как не прельщала эта жизнь и Флёнушку и Настю Чапурину. «Супружество считала она неразлучным с заботами по хозяйству, со своенравием мужа, а при случае даже с неправдой, гневом и злобой. Не к женихам, а к познанию добра и правды стремилась ее душа... » (V, 260-261).

Поиски «добра и правды», которых Дуня не видит вокруг себя, приводят ее к мистицизму, хлыстовству и новым горьким разочарованиям.

В решении темы столкновения «горячего сердца» с миром наживы и угнетения в романе «На горах» особенно явственно сказалась тенденция автора к смягчению конфликтов и идеализации, которую автор обнаружил в этом произведении. В отличие от первого романа Мельникова-Печерского «На горах» содержит изображение нескольких счастливых браков, идеализированные картины любви и семейной жизни молодых купеческих пар (в том числе Дуни Смолокуровой и Самоквасова). Искания и колебания чистых душ и сильных характеров заканчиваются «благополучным» прозябанием. Страницы романа, содержащие эти эпизоды, чрезвычайно бледны и слабы в художественном отношении.

Своеобразной дидактикой и явной идеализацией пронизаны также и те главы романа, где автор пытается указать старообрядчеству исторически, по его мнению, закономерный путь выхода из раскола, приобщения к единоверческой церкви.

Однако официальная церковь и ее духовенство рисуются в романе «На горах» в столь же неприглядном виде, как «В лесах». Подобно попу Сушиле, фигура которого ярко очерчена в первом романе, во втором романе попы выступают как жадные и «притязательные» служители «сильных мира сего». Поп Прохор Петрович, выручая из беды убежавшую с «корабля» хлыстов Дуню, получает крупное вознаграждение от нее. После отъезда отца Прохора с Дуней попадья рассчитывает, какие «прибыли» могут им перепасть: «... Авдотья-то Марковна богачка страшная... Поди не десять рублей даст Петровичу... Такой богачки ни разу еще не приводилось Петровичу выручать из этого дома» (V, 313). Подобные размышления не мешают «матушке» принять от барина-хлыста Луповицкого, из дома которого бежала Дуня, подачку - десять рублей и броситься целовать ему руку.

Однако в дальнейших главах отец Прохор выступает как духовный учитель Дуни, оказывающий огромное влияние на исход ее религиозных и моральных исканий.

Элементы идеализации и дидактики снижали художественную ценность ряда эпизодов романа «На горах», ограничивали реализм писателя, однако не они определяли общий характер романа, в котором реалистическое воспроизведение и разоблачение жизни купечества составляло основное содержание. В своей основе роман «На горах» являлся реалистическим произведением, продолжившим и во многом углубившим художественное решение проблем, поставленных в романе «В лесах».

Опыт Мельникова-Печерского был учтен В. Г. Короленко, который вслед за ним совершил путешествие по керженским раскольничьим скитам. Не разделяя взглядов Мельникова на раскол, интересуясь прежде всего

не консервативными традициями, а элементами протеста в среде старообрядцев, Короленко наблюдал и своеобразно отразил этнографические и социальные черты быта поволжских жителей.

Образы и мотивы Мельникова-Печерского прочно вошли в сознание Короленко. Их отклик ощущается в повестях и рассказах Короленко, трактующих сюжеты из раскольничьей жизни.

Короленко учитывал труд своего предшественника по изучению быта раскольников и в области этнографии, и в наблюдении над социальным бытом, и в широком исследовании языка и устнопоэтического творчества народа этого края.

Высоко ценил Мельникова-Печерского А. М. Горький. Он относил его к числу «богатейших лексикаторов наших», призывал учиться у него уменью черпать художественные средства из сокровищницы устного народного творчества - фольклора. «Можно поучиться такому литературному языку, лишенному всяких варваризмов, всяких слов, заимствованных из иностранных языков», - писал Горький о языке романа «В лесах».

Воздействие творчества Мельникова-Печерского, в особенности его языка, на свою литературную деятельность признавал П. П. Бажов. Сравнивая Лескова и Мельникова, он писал: «Мельников мне казался всегда ближе. Простая близкая натура, ситуация и тщательно отобранный язык без перехлестывания в словесную игру».2

М. Горький . Несобранные литературно-критические статьи. Гослитиздат, 1941, стр. 158.

П. П. Бажов , Сочинений в трех томах, т. III, 1952, стр. 287.

Боченков В.В. П.И. Мельников (Андрей Печерский): мировоззрение, творчество, старообрядчество. - Ржев: Маргарит, 2008. - 348 стр. с илл.

Книга эта создавалась на наших глазах. Мы с соратниками день рождения чей-нибудь отмечаем или за чашкой чая обсуждаем «пути спасения Отечества», а Витя рядом за компьютером по клавиатуре тюкает. Мы - в кино, Витя - в Ленинскую библиотеку. Мы - на «акцию» (культурную или общественную), а наш товарищ - в «келейку», в архивы. Совсем от коллектива отбился.

Девять лет, не меньше, продолжалась вся эта история. И вот - результат. Красивый том, украшенный цветочно-растительным орнаментом - в оформлении обложки использованы элементы издательского переплёта первого полного издания сочинений Мельникова-Печерского . Интересно, что же тут написал наш Витя? Всё было против него: журналистская работа, наши посиделки, неустроенный быт, наплевательское отношение государства к науке, особенно к такой - русско-гуманитарной. То есть книга была написана не благодаря, а вопреки. Против течения. С некоторым даже вызовом «общественной» моде.

Впрочем, это для друзей он - Витя, а для литературной общественности - Виктор Вячеславович Боченков, кандидат филологических наук. И книга, кстати, как можно догадаться, выросла из диссертации, кои скромные пределы не уместили огромного объема «перелопаченной» литературы, всего прочитанного и обдуманного по теме. И, открывая издание, интересно было посмотреть: не провалился ли наш товарищ в наукообразие, не ушел ли в субъективизм, не бросился ли излагать смелые гипотезы, не подкреплённые фактами? А может, для приближения книги к формату серии «Жизнь замечательных людей» он изрядно беллетризировал повествование? Для лёгкости чтения и привлечения читателей. Тем более, что начинал Виктор Боченков в пору учёбы в Литературном институте с прозы, и успехи его на этом пути даже были отмечены лауреатством за лучший рассказ.

Но книга про Мельникова-Печерского написана в самом что ни на есть традиционном жанре - научного труда. Правда, любовь к литературе, вкус к слову не спрячешь: монография эта соответствует самым высоким требованиям к книгам подобного рода (научный аппарат, ссылки, цитирование, аргументация и пр.), а всё же это живое повествование, «авторское расследование», и потому читатель не встретит здесь мёртвых слов из лексикона «литературоведов последних времен». Нет здесь зауми, научного чванства, выпячивания себя и своих «концепций» (как правило, весьма убогих), сложных словесных конструкций, призванных продемонстрировать «учёность» автора, а на самом деле наглядно показывающих неумение писать просто о простом и сложном. Автору удается на протяжении всей книги (22 печатных листа!) сохранить энергию слова, интерес к предмету, и это, конечно же, передается читателю.

Основное содержание монографии составляют 13 самодостаточных очерков-глав («Служить царю и России - служить Богу: П.И. Мельников - монархист», «Сочувствовать ли «самосгорателям»? Роль трагического и мотив «кающегося грешника» в произведениях, обличающих старообрядчество» и др.). Однако законченность каждого очерка не мешает цельному восприятию книги, в которой и жизнь, и мировоззрение, и творчество Мельникова-Печерского представлены, может быть, впервые с такой исчерпывающей полнотой. Этого крупнейшего писателя XIX века вообще трудно назвать «любимцем» наших исследователей-филологов. «Передовая» наука, так уж повелось на Руси, часто носила либеральный окрас. Мельников же был убеждённым и искренним монархистом, да ещё к концу жизни пришел к идее, что старообрядцы могут быть надёжной опорой престола. Что же касается науки советской, то и тут Мельников был не вполне ко двору - пристальный разбор его творчества неизбежно вел к проблематике религиозной, что в пору атеистического государства совсем не приветствовалось. Вот и ограничивались исследователи «системой образов», «проблемой поэтики», «особенностями лексики», «расширенными синтаксическими позициями в синтаксисе» и прочими, скажем прямо, мелочами - цельного образа писателя в этих отрывочных темах не вырисовывалась.

Но дождался Мельников-Печерский своего настоящего исследователя! Кстати, в этой истории есть сюжет для «филологического романа» - как и почему Виктор Боченков обратился к старообрядческой эпопее писателя, как это изменило его собственную жизнь и др. Но оставим этот поворот для других рецензентов. Скажем только, что с большим интересом читаются очерки о том, как чиновник по особым поручениям министерства внутренних дел П.И. Мельников начинал свою карьеру в качестве «гонителя» старообрядцев, как он «собирал материал» для своих будущих книг, занимаясь составлением, говоря по-современному, аналитических записок, как редактировал газету «Русский дневник» (замечательное название!), с каким пиететом и почтением относился к Москве, к Кремлю…

Впрочем, не только Москва того времени, но и портрет России второй половины XIX века не остался без внимания автора. Особенным украшением книги служат очерки, расширяющие восприятие заявленной темы. Например, рассказ о творческой судьбе совершенного забытого ныне писателя Фёдора Ливанова. Как и Мельников-Печерский, он создавал свои произведения на материале старообрядчества. Ливанов не брезговал «заимствованиями» из чужих романов, а литературный путь его, скандальная слава весьма напоминает нам кое-кого из современных «писательских звёзд»! Чтение весьма поучительное. А уж очерк о подпольных старообрядческих типографиях в Калужской области - это, по сути, детективная глава в отечественном книгоиздании. Впервые явленная нам, как и творческий путь Фёдора Ливанова, добросовестным исследователем Виктором Боченковым.

Разумеется, всякий честный отзыв на книгу предполагает критику в адрес автора. Рискнем предположить, что существенные замечания появятся не скоро. Потому что взыскательному критику нужно знать о предмете исследования приблизительно столько же, сколько знает автор. Но на сегодняшний день книга Виктора Боченкова - безусловная вершина в исследовании жизни и творчества Мельникова-Печерского. Дополнения, «штрихи к портрету», открытия новых архивных документов, конечно, будут. Но фундаментальную работу сделал он, «наш Витя». (Хотя мы всячески ему в этом мешали, и частенько говорили: «Брось заниматься ерундой, кому это нужно!»).

Есть в этой монографии еще одна мощная тема, в которой автора трудно будет превзойти. Литературная эрудиция - это одно, а доскональное знание истории старообрядчества - совсем другое. Между тем, Виктор Боченков подготовил к публикации документы по истории Русской Православной Старообрядческой Церкви XIX-XX вв. для журнала «Во время оно…» (4 выпуска). И, конечно, «историзм» его подхода к жизни и деятельности Мельникова-Печерского очевиден. Да и в самой монографии перед читателем вырисовывается образ «архипелага старообрядчества». Он, может быть, манит даже больше, чем образ Мельникова-Печерского. Автор дилогии «В лесах» и «На горах» был умным человеком, человеком государственным, и постоянно (как и мы на своих посиделках) размышлял о судьбах Отечества, в коих вопросы церкви и религиозности, власти и общественного устроения были первостепенными. Мельников-Печерский считал, что со временем, с развитием образования, старообрядцы вольются в официальную церковь. Ошибка? Возможно. А вот то, что «главный оплот будущего России я вижу в старообрядцах», может быть, не такое уж и заблуждение писателя? В нашу текучую эпоху, когда так легко меняются «мненья», партийные пристрастия, принципы и убеждения, когда всё чаще говорят о том, что церковь должна «модернизироваться», чтобы быть «ближе к народу», всё-таки хочется некоей фундаментальности идей, дел и поступков. Да, конечно, раскол - трагическая страница в истории нашей страны. Но как знать, не будь вот этого старообрядческого упорства стояния за древлеправославную веру, может быть, наша единая церковь «модернизировалась» бы с еще большей скоростью (по примеру католической)?

Разумеется, эти вопросы в монографии не обсуждаются, но книга нашего автора не только информирует, но и заставляет думать (что редкость даже для научных изданий). Поэтому поблагодарим автора за труд: это хорошая работа! Она будет полезна всем, кто интересуется русской литературой и русской историей… Будем надеяться так же, что трудолюбивый автор снизойдёт-таки до дружеского застолья со товарищи - теперь у «нашего Вити» для этого есть действительно весомая причина!