Художественные особенности оды фелица. Аллегорический смысл оды "фелица"

«Фелица» Гавриил Державин

Богоподобная царевна
Киргиз-Кайсацкия орды!
Которой мудрость несравненна
Открыла верные следы
Царевичу младому Хлору
Взойти на ту высоку гору,
Где роза без шипов растет,
Где добродетель обитает,-
Она мой дух и ум пленяет,
Подай найти ее совет.

Подай, Фелица! наставленье:
Как пышно и правдиво жить,
Как укрощать страстей волненье
И счастливым на свете быть?
Меня твой голос возбуждает,
Меня твой сын препровождает;
Но им последовать я слаб.
Мятясь житейской суетою,
Сегодня властвую собою,
А завтра прихотям я раб.

Мурзам твоим не подражая,
Почасту ходишь ты пешком,
И пища самая простая
Бывает за твоим столом;
Не дорожа твоим покоем,
Читаешь, пишешь пред налоем
И всем из твоего пера
Блаженство смертным проливаешь;
Подобно в карты не играешь,
Как я, от утра до утра.

Не слишком любишь маскарады,
А в клоб не ступишь и ногой;
Храня обычаи, обряды,
Не донкишотствуешь собой;
Коня парнасска не седлаешь,
К духам в собранье не въезжаешь,
Не ходишь с трона на Восток;
Но кротости ходя стезею,
Благотворящею душою,
Полезных дней проводишь ток.

А я, проспавши до полудни,
Курю табак и кофе пью;
Преобращая в праздник будни,
Кружу в химерах мысль мою:
То плен от персов похищаю,
То стрелы к туркам обращаю;
То, возмечтав, что я султан,
Вселенну устрашаю взглядом;
То вдруг, прельщаяся нарядом,
Скачу к портному по кафтан.

Или в пиру я пребогатом,
Где праздник для меня дают,
Где блещет стол сребром и златом,
Где тысячи различных блюд:
Там славный окорок вестфальской,
Там звенья рыбы астраханской,
Там плов и пироги стоят,
Шампанским вафли запиваю;
И все на свете забываю
Средь вин, сластей и аромат.

Или средь рощицы прекрасной
В беседке, где фонтан шумит,
При звоне арфы сладкогласной,
Где ветерок едва дышит,
Где все мне роскошь представляет,
К утехам мысли уловляет,
Томит и оживляет кровь;
На бархатном диване лежа,
Младой девицы чувства нежа,
Вливаю в сердце ей любовь.

Или великолепным цугом
В карете англинской, златой,
С собакой, шутом или другом,
Или с красавицей какой
Я под качелями гуляю;
В шинки пить меду заезжаю;
Или, как то наскучит мне,
По склонности моей к премене,
Имея шапку набекрене,
Лечу на резвом бегуне.

Или музыкой и певцами,
Органом и волынкой вдруг,
Или кулачными бойцами
И пляской веселю мой дух;
Или, о всех делах заботу
Оставя, езжу на охоту
И забавляюсь лаем псов;
Или над невскими брегами
Я тешусь по ночам рогами
И греблей удалых гребцов.

Иль, сидя дома, я прокажу,
Играя в дураки с женой;
То с ней на голубятню лажу,
То в жмурки резвимся порой;
То в свайку с нею веселюся,
То ею в голове ищуся;
То в книгах рыться я люблю,
Мой ум и сердце просвещаю,
Полкана и Бову читаю;
За библией, зевая, сплю.

Таков, Фелица, я развратен!
Но на меня весь свет похож.
Кто сколько мудростью ни знатен,
Но всякий человек есть ложь.
Не ходим света мы путями,
Бежим разврата за мечтами.
Между лентяем и брюзгой,
Между тщеславья и пороком
Нашел кто разве ненароком
Путь добродетели прямой.

Нашел,- но льзя ль не заблуждаться
Нам, слабым смертным, в сем пути,
Где сам рассудок спотыкаться
И должен вслед страстям идти;
Где нам ученые невежды,
Как мгла у путников, тмят вежды?
Везде соблазн и лесть живет,
Пашей всех роскошь угнетает.-
Где ж добродетель обитает?
Где роза без шипов растет?

Тебе единой лишь пристойно,
Царевна! свет из тьмы творить;
Деля Хаос на сферы стройно,
Союзом целость их крепить;
Из разногласия согласье
И из страстей свирепых счастье
Ты можешь только созидать.
Так кормщик, через понт плывущий,
Ловя под парус ветр ревущий,
Умеет судном управлять.

Едина ты лишь не обидишь,
Не оскорбляешь никого,
Дурачествы сквозь пальцы видишь,
Лишь зла не терпишь одного;
Проступки снисхожденьем правишь,
Как волк овец, людей не давишь,
Ты знаешь прямо цену их.
Царей они подвластны воле,-
Но богу правосудну боле,
Живущему в законах их.

Ты здраво о заслугах мыслишь,
Достойным воздаешь ты честь,
Пророком ты того не числишь,
Кто только рифмы может плесть,
А что сия ума забава
Калифов добрых честь и слава.
Снисходишь ты на лирный лад:
Поэзия тебе любезна,
Приятна, сладостна, полезна,
Как летом вкусный лимонад.

Слух идет о твоих поступках,
Что ты нимало не горда;
Любезна и в делах и в шутках,
Приятна в дружбе и тверда;
Что ты в напастях равнодушна,
А в славе так великодушна,
Что отреклась и мудрой слыть.
Еще же говорят неложно,
Что будто завсегда возможно
Тебе и правду говорить.

Неслыханное также дело,
Достойное тебя одной,
Что будто ты народу смело
О всем, и въявь и под рукой,
И знать и мыслить позволяешь,
И о себе не запрещаешь
И быль и небыль говорить;
Что будто самым крокодилам,
Твоих всех милостей зоилам,
Всегда склоняешься простить.

Стремятся слез приятных реки
Из глубины души моей.
О! коль счастливы человеки
Там должны быть судьбой своей,
Где ангел кроткий, ангел мирной,
Сокрытый в светлости порфирной,
С небес ниспослан скиптр носить!
Там можно пошептать в беседах
И, казни не боясь, в обедах
За здравие царей не пить.

Там с именем Фелицы можно
В строке описку поскоблить,
Или портрет неосторожно
Ее на землю уронить.

В ледовых банях их не жарят,
Не щелкают в усы вельмож;
Князья наседками не клохчут,
Любимцы въявь им не хохочут
И сажей не марают рож.

Ты ведаешь, Фелица! правы
И человеков и царей;
Когда ты просвещаешь нравы,
Ты не дурачишь так людей;
В твои от дел отдохновеньи
Ты пишешь в сказках поученьи
И Хлору в азбуке твердишь:
«Не делай ничего худого,
И самого сатира злого
Лжецом презренным сотворишь».

Стыдишься слыть ты тем великой,
Чтоб страшной, нелюбимой быть;
Медведице прилично дикой
Животных рвать и кровь их лить.
Без крайнего в горячке бедства
Тому ланцетов нужны ль средства,
Без них кто обойтися мог?
И славно ль быть тому тираном,
Великим в зверстве Тамерланом,
Кто благостью велик, как бог?

Фелицы слава, слава бога,
Который брани усмирил;
Который сира и убога
Покрыл, одел и накормил;
Который оком лучезарным
Шутам, трусам, неблагодарным
И праведным свой свет дарит;
Равно всех смертных просвещает,
Больных покоит, исцеляет,
Добро лишь для добра творит.

Который даровал свободу
В чужие области скакать,
Позволил своему народу
Сребра и золота искать;
Который воду разрешает
И лес рубить не запрещает;
Велит и ткать, и прясть, и шить;
Развязывая ум и руки,
Велит любить торги, науки
И счастье дома находить;

Которого закон, десница
Дают и милости и суд.-
Вещай, премудрая Фелица!
Где отличен от честных плут?
Где старость по миру не бродит?
Заслуга хлеб себе находит?
Где месть не гонит никого?
Где совесть с правдой обитают?
Где добродетели сияют?-
У трона разве твоего!

Но где твой трон сияет в мире?
Где, ветвь небесная, цветешь?
В Багдаде? Смирне? Кашемире? -
Послушай, где ты ни живешь,-
Хвалы мои тебе приметя,
Не мни, чтоб шапки иль бешметя
За них я от тебя желал.
Почувствовать добра приятство
Такое есть души богатство,
Какого Крез не собирал.

Прошу великого пророка,
Да праха ног твоих коснусь,
Да слов твоих сладчайша тока
И лицезренья наслаждусь!
Небесные прошу я силы,
Да, их простря сафирны крылы,
Невидимо тебя хранят
От всех болезней, зол и скуки;
Да дел твоих в потомстве звуки,
Как в небе звезды, возблестят.

Анализ стихотворения Державина «Фелица»

В 1781 году в печати появилась «Сказка о царевиче Хлоре», которую императрица Екатерина II сочинила для внука, будущего императора Александра I. Это поучительное произведение повлияло не только на маленького Александра Павловича, но и на Гавриила Романовича Державина (1743–1816). Оно вдохновило поэта на создание оды государыне, которую он назвал «Ода к премудрой киргизкайсацкой царевне Фелице, писанная татарским мурзою, издавна поселившимся в Москве, а живущим по делам своим в Санктпетербурге. Переведена с арабского языка 1782».

Стихотворение было впервые опубликовано в 1783 году в журнале «Собеседник». Поэт не оставил подписи под произведением, но как и весь текст оды, название полно намёков. Например, под «киргиз-кайсацкой царевной» подразумевается Екатерина II, являвшаяся владычицей киргизских земель. А под мурзой – сам поэт, считавшего себя потомком татарского принца Багрима.

В оде содержится множество аллюзий на различные события, людей и высказывания, относящиеся к царствованию Екатерины II. Взять хотя бы имя, которым награждает её автор. Фелица – это героиня «Сказки о царевиче Хлоре». Как и у императрицы, у неё есть муж, который мешает ей осуществлять добрые намерения. Кроме того, Фелица, по объяснению Державина, — это древнеримская богиня блаженства, а именно этим словом многие современники характеризовали правление Екатерины II, которая благоволила наукам, искусствам и придерживалась довольно свободных взглядов на общественное устройство.

Эти и другие многочисленные добродетели государыни и восхваляет Гавриил Романович. В первых строфах оды поэт проходится по окружению императрицы. Автор иносказательно описывает недостойное поведение придворных, говоря будто о себе самом:
Имея шапку набекрене,
Лечу на резвом бегуне.

В этом отрывке идёт речь о графе Алексее Орлове, охочем до быстрых скачек.

В другом фрагменте говорится о витающем в облаках, праздном князе Потёмкине:
А я, проспавши до полудни,
Курю табак и кофе пью;
Преобращая в праздник будни,
Кружу в химерах мысль мою.

На фоне этих прожигателей жизни фигура мудрой, деятельной и справедливой императрицы приобретает ореол добродетельности. Автор награждает её эпитетами «великодушная», «любезная в делах и шутках», «приятная в дружбе», «премудрая», метафорами «ветвь небесная», «ангел кроткий» и др.

Поэт упоминает политические успехи Екатерины II. Используя метафору «Деля Хаос на сферы стройно», он указывает на учреждение губернии в 1775 году и присоединение новых территорий к Российской империи. Автор сравнивает правление государыни с царствованием предшественников:
Там свадеб шутовских не парят,
В ледовых банях их не жарят,
Не щелкают в усы вельмож…

Здесь поэт намекает на правление Анны Иоанновны и Петра I.

Восхищает Гавриила Романовича и скромность царицы. В строках:
Стыдишься слыть ты тем великой,
Чтоб страшной, нелюбимой быть…

указывается на отречение Екатерины II от титулов «Великая» и «Премудрая», которые ей были предложены сенатскими вельможами в 1767 году.

Как деятеля искусства поэта особенно пленяет отношение императрицы к свободе самовыражения. Автор очарован любовью царицы к лирике («Поэзия тебе любезна, Приятна, сладостна, полезна…»), утверждённой ею возможностью мыслить и высказываться как хочется, путешествовать, организовывать предприятия и т. д.

Сама Екатерина II высоко оценила мастерство поэта. Ода «Фелица» так полюбилась ей, что императрица одарила Державина богато украшенной табакеркой, сама рассылала ей своим приближённым. К стихотворению весьма благосклонно отнеслись и современники. Во многих отзывах отмечалась не только правдивость и отсутствие лести в строках оды, но и её изящная композиция и поэтический слог. Как писал в своём комментарии российский филолог Я. К. Грот, эта ода дала начало новому стилю. «Фелица» лишена высокопарных выражений, не содержит перечисления богов, как это было принято ранее.

Действительно, язык оды простой, но изысканный. Автор применяет эпитеты, метафоры, живописные сравнения («как в небе звёзды»). Композиция строга, но гармонична. Каждая строфа состоит из десяти строк. Сначала следует четверостишие с перекрёстной рифмой вида abab, затем двустишие cc, после которого четверостишие с кольцевой рифмой вида deed. Размер – четырёхстопный ямб.

Хотя в стихотворении достаточно устаревших на сегодня выражений, а многие намёки могут быть непонятными, оно легко читается и сейчас.

Дата создания: 1782. Источник: Г.Р. Державин. Стихотворения. Петрозаводск, «Карелия», 1984. Впервые - «Собеседник», 1783, ч. 1, стр. 5, без подписи, под заглавием: «Ода к премудрой киргизкайсацкой царевне Фелице, писанная татарским мурзою, издавна поселившимся в Москве, а живущим по делам своим в Санктпетербурге. Переведена с арабского языка 1782».


ФЕЛИЦА

‎ Богоподобная царевна
Киргиз-Кайсацкия орды!
Которой мудрость несравненна
Открыла верные следы
5 Царевичу младому Хлору
Взойти на ту высоку гору,
Где роза без шипов растет,
Где добродетель обитает,-
Она мой дух и ум пленяет,
10 Подай найти ее совет.

‎ Подай, Фелица! наставленье:
Как пышно и правдиво жить,
Как укрощать страстей волненье
И счастливым на свете быть?
15 Меня твой голос возбуждает,
Меня твой сын препровождает;
Но им последовать я слаб.
Мятясь житейской суетою,
Сегодня властвую собою,
20 А завтра прихотям я раб.

‎ Мурзам твоим не подражая,
Почасту ходишь ты пешком,
И пища самая простая
Бывает за твоим столом;
25 Не дорожа твоим покоем,
Читаешь, пишешь пред налоем
И всем из твоего пера
Блаженство смертным проливаешь;
Подобно в карты не играешь,
30 Как я, от утра до утра.

‎ Не слишком любишь маскарады,
А в клоб не ступишь и ногой;
Храня обычаи, обряды,
Не донкишотствуешь собой;
35 Коня парнасска не седлаешь,
К духам в собранье не въезжаешь,
Не ходишь с трона на Восток;
Но кротости ходя стезею,
Благотворящею душою,
40 Полезных дней проводишь ток.

‎ А я, проспавши до полудни,
Курю табак и кофе пью;
Преобращая в праздник будни,
Кружу в химерах мысль мою:
45 То плен от персов похищаю,
То стрелы к туркам обращаю;
То, возмечтав, что я султан,
Вселенну устрашаю взглядом;
То вдруг, прельщаяся нарядом,
50 Скачу к портному по кафтан.

‎ Или в пиру я пребогатом,
Где праздник для меня дают,
Где блещет стол сребром и златом,
Где тысячи различных блюд:
55 Там славный окорок вестфальской,
Там звенья рыбы астраханской,
Там плов и пироги стоят,
Шампанским вафли запиваю;
И все на свете забываю
60 Средь вин, сластей и аромат.

‎ Или средь рощицы прекрасной
В беседке, где фонтан шумит,
При звоне арфы сладкогласной,
Где ветерок едва дышит,
65 Где все мне роскошь представляет,
К утехам мысли уловляет,
Томит и оживляет кровь;
На бархатном диване лежа,
Младой девицы чувства нежа,
70 Вливаю в сердце ей любовь.

‎ Или великолепным цугом
В карете англинской, златой,
С собакой, шутом или другом,
Или с красавицей какой
75 Я под качелями гуляю;
В шинки пить меду заезжаю;
Или, как то наскучит мне,
По склонности моей к премене,
Имея шапку набекрене,
80 Лечу на резвом бегуне.

‎ Или музыкой и певцами,
Органом и волынкой вдруг,
Или кулачными бойцами
И пляской веселю мой дух;
85 Или, о всех делах заботу
Оставя, езжу на охоту
И забавляюсь лаем псов;
Или над невскими брегами
Я тешусь по ночам рогами
90 И греблей удалых гребцов.

‎ Иль, сидя дома, я прокажу,
Играя в дураки с женой;
То с ней на голубятню лажу,
То в жмурки резвимся порой;
95 То в свайку с нею веселюся,
То ею в голове ищуся;
То в книгах рыться я люблю,
Мой ум и сердце просвещаю,
Полкана и Бову читаю;
100 За библией, зевая, сплю.

‎ Таков, Фелица, я развратен!
Но на меня весь свет похож.
Кто сколько мудростью ни знатен,
Но всякий человек есть ложь.
105 Не ходим света мы путями,
Бежим разврата за мечтами.
Между лентяем и брюзгой,
Между тщеславья и пороком
Нашел кто разве ненароком
110 Путь добродетели прямой.

‎ Нашел,- но льзя ль не заблуждаться
Нам, слабым смертным, в сем пути,
Где сам рассудок спотыкаться
И должен вслед страстям идти;
115 Где нам ученые невежды,
Как мгла у путников, тмят вежды?
Везде соблазн и лесть живет,
Пашей всех роскошь угнетает.-
Где ж добродетель обитает?
120 Где роза без шипов растет?

‎ Тебе единой лишь пристойно,
Царевна! свет из тьмы творить;
Деля Хаос на сферы стройно,
Союзом целость их крепить;
125 Из разногласия согласье
И из страстей свирепых счастье
Ты можешь только созидать.
Так кормщик, через понт плывущий,
Ловя под парус ветр ревущий,
130 Умеет судном управлять.

‎ Едина ты лишь не обидишь,
Не оскорбляешь никого,
Дурачествы сквозь пальцы видишь,
Лишь зла не терпишь одного;
135 Проступки снисхожденьем правишь,
Как волк овец, людей не давишь,
Ты знаешь прямо цену их.
Царей они подвластны воле,-
Но богу правосудну боле,
140 Живущему в законах их.

‎ Ты здраво о заслугах мыслишь,
Достойным воздаешь ты честь,
Пророком ты того не числишь,
Кто только рифмы может плесть,
145 А что сия ума забава
Калифов добрых честь и слава.
Снисходишь ты на лирный лад:
Поэзия тебе любезна,
Приятна, сладостна, полезна,
150 Как летом вкусный лимонад.

‎ Слух идет о твоих поступках,
Что ты нимало не горда;
Любезна и в делах и в шутках,
Приятна в дружбе и тверда;
155 Что ты в напастях равнодушна,
А в славе так великодушна,
Что отреклась и мудрой слыть.
Еще же говорят неложно,
Что будто завсегда возможно
160 Тебе и правду говорить.

‎ Неслыханное также дело,
Достойное тебя одной,
Что будто ты народу смело
О всем, и въявь и под рукой,
165 И знать и мыслить позволяешь,
И о себе не запрещаешь
И быль и небыль говорить;
Что будто самым крокодилам,
Твоих всех милостей зоилам,
170 Всегда склоняешься простить.

‎ Стремятся слез приятных реки
Из глубины души моей.
О! коль счастливы человеки
Там должны быть судьбой своей,
175 Где ангел кроткий, ангел мирной,
Сокрытый в светлости порфирной,
С небес ниспослан скиптр носить!
Там можно пошептать в беседах
И, казни не боясь, в обедах
180 За здравие царей не пить.

‎ Там с именем Фелицы можно
В строке описку поскоблить,
Или портрет неосторожно
Ее на землю уронить.
185 Там свадеб шутовских не парят,
В ледовых банях их не жарят,
Не щелкают в усы вельмож;
Князья наседками не клохчут,
Любимцы въявь им не хохочут
190 И сажей не марают рож.

‎ Ты ведаешь, Фелица! правы
И человеков и царей;
Когда ты просвещаешь нравы,
Ты не дурачишь так людей;
195 В твои от дел отдохновеньи
Ты пишешь в сказках поученьи
И Хлору в азбуке твердишь:
«Не делай ничего худого,
И самого сатира злого
200 Лжецом презренным сотворишь».

‎ Стыдишься слыть ты тем великой,
Чтоб страшной, нелюбимой быть;
Медведице прилично дикой
Животных рвать и кровь их лить.
205 Без крайнего в горячке бедства
Тому ланцетов нужны ль средства,
Без них кто обойтися мог?
И славно ль быть тому тираном,
Великим в зверстве Тамерланом,
210 Кто благостью велик, как бог?

‎ Фелицы слава, слава бога,
Который брани усмирил;
Который сира и убога
Покрыл, одел и накормил;
215 Который оком лучезарным
Шутам, трусам, неблагодарным
И праведным свой свет дарит;
Равно всех смертных просвещает,
Больных покоит, исцеляет,
220 Добро лишь для добра творит.

‎ Который даровал свободу
В чужие области скакать,
Позволил своему народу
Сребра и золота искать;
225 Который воду разрешает
И лес рубить не запрещает;
Велит и ткать, и прясть, и шить;
Развязывая ум и руки,
Велит любить торги, науки
230 И счастье дома находить;

‎ Которого закон, десница
Дают и милости и суд.-
Вещай, премудрая Фелица!
Где отличен от честных плут?
235 Где старость по миру не бродит?
Заслуга хлеб себе находит?
Где месть не гонит никого?
Где совесть с правдой обитают?
Где добродетели сияют?-
240 У трона разве твоего!

‎ Но где твой трон сияет в мире?
Где, ветвь небесная, цветешь?
В Багдаде? Смирне? Кашемире? -
Послушай, где ты ни живешь,-
245 Хвалы мои тебе приметя,
Не мни, чтоб шапки иль бешметя
За них я от тебя желал.
Почувствовать добра приятство
Такое есть души богатство,
250 Какого Крез не собирал.

‎ Прошу великого пророка,
Да праха ног твоих коснусь,
Да слов твоих сладчайша тока
И лицезренья наслаждусь!
255 Небесные прошу я силы,
Да, их простря сафирны крылы,
Невидимо тебя хранят
От всех болезней, зол и скуки;
Да дел твоих в потомстве звуки,
260 Как в небе звезды, возблестят.

Приложение к оде: «Фелица».

ЭСКИЗ ПЕРВОНАЧАЛЬНО ЗАДУМАННОЙ ОДЫ К ЕКАТЕРИНЕ .

Ты, которая одна, без помощи министра, по примеру богов, держишь все своею рукою и видишь все своими глазами!

Великая государыня, если я до сих пор из благоразумия пребывал в почтительном молчании и тебя не хвалил, так это не от того, чтоб мое сердце колебалось вскурить тебе должный фимиам; но я мало умею хвалить, и моя трепещущая Муза убегает столь чрезмерной тягости и, не будучи в силах говорить достойно о твоих великих делах, боится, коснувшись твоим лаврам, чтоб их не засушить.

Я не ослепляюсь тщетным желанием и умеряю мой полет по моим слабым силам, и моим молчанием разумнее тех отважных смертных, которые недостойною жертвою оскверняют твои алтари; которые в сем поле, куда их корысть заводит, без сил и духа смеют петь твое имя и которые всякой день безобразным голосом наводят тебе скуку, рассказывая тебе о собственных твоих делах.

Я не дерзаю опорочивать в них желание тебе нравиться; но к чему, не имев сил, без пользы трудиться и, тебя не похваляя, себя лишь обесславить?

Чтоб плесть хвалы, то должно быть Виргилию.

Я не могу богам, не имеющим добродетели, приносить жертвы и никогда и для твоей хвалы не скрою моих мыслей: и сколь твоя власть ни велика, но если бы в сем мое сердце не согласовалось с моими устами, то б никакое награждение и никакие причины не вырвали б у меня ни слова к твоей похвале.

Но когда я тебя вижу с благородным жаром трудящуюся в исполнении твоей должности, приводящую в стыд государей, труда трепещущих и которых тягость короны угнетает; когда я тебя вижу разумными распоряжениями обогащающую твоих подданных; гордость неприятелей ногами попирающую, нам море отверзающую, и твоих храбрых воинов - споспешествующих твоим намерениям и твоему великому сердцу, все под власть Орла покоряющих; Россию - под твоей державою счастием управляющую, и наши корабли - Нептуна презирающих и досягающих мест, откуда солнце бег свой простирает: тогда, не спрашивая, нравится ль то Аполлону, моя Муза в жару меня предупреждает и тебя хвалит.

Комментарий Я. Грота

В 1781 г. была напечатана, в небольшом числе экземпляров, написанная Екатериною для пятилетнего внука ея, великого князя Александра Павловича, Сказка о царевиче Хлоре . Хлор был сын князя, или царя киевского, во время отсутствия отца похищенный ханом киргизским. Желая поверить молву о способностях мальчика, хан ему приказал отыскать розу без шипов. Царевич отправился с этим поручением. Дорогой попалась ему на встречу дочь хана, веселая и любезная Фелица. Она хотела идти провожать царевича, но ей помешал в том суровый муж ея, султан Брюзга, и тогда она выслала к ребенку своего сына, Рассудок. Продолжая путь, Хлор подвергся разным искушениям, и между прочим его зазвал в избу свою мурза Лентяг, который соблазнами роскоши старался отклонить царевича от предприятия слишком трудного. Но Рассудок насильно увлек его далее. Наконец они увидели перед собой крутую каменистую гору, на которой растет роза без шипов, или, как один юноша объяснил Хлору, добродетель. С трудом взобравшись на гору, царевич сорвал этот цветок и поспешил к хану. Хан отослал его вместе с розой к киевскому князю. «Сей обрадовался столько приезду царевича и его успехам, что забыл всю тоску и печаль.... Здесь сказка кончится, а кто больше знает, тот другую скажет».

Эта сказка подала Державину мысль написать оду к Фелице (богине блаженства, по его объяснению этого имени): так как императрица любила забавные шутки, говорит он, то ода эта и была написана во вкусе ея, на счет ея приближенных. Но Державин боялся дать ход этим стихам, в чем с ним согласны были и друзья его, Н. А. Львов и В. В. Капнист. Ода сделалась известною по нескромности О. П. Козодавлева, который, живя в одном доме с поэтом, однажды случайно увидел ее и выпросил на короткое время (Подробности см. в Объяснениях Державина). Вскоре после того княгиня Е. Р. Дашкова, в качестве директора академии наук, предприняла издание Собеседника любителей российского слова и открыла одою Державина I-ю книжку этого журнала, вышедшую 20 мая 1783 г., в субботу (С-петерб. Ведом. того года № 40). Там на стр. 5-14 эта ода напечатана без всякой подписи, под заглавием: Ода к премудрой киргизкайсацкой царевне Фелице, писанная некоторым татарским мурзою, издавна поселившимся в Москве, а живущим по делам своим в Санктпетербурге. Переведена с арабского языка 1782 . К словам: с арабского языка сделана редакциею выноска: «Хотя имя сочинителя нам и неизвестно; но известно нам то, что сия ода точно сочинена на российском языке». Прибавим, что она написана в исходе 1782 г.

В Объяснениях своих поэт замечает, что он назвал Екатерину киргиз-кайсацкою царевною еще и потому, что у него были деревни в тогдашней оренбургской области, по соседству с киргизскою ордою, подвластною императрице. Ныне эти имения находятся в бузулуцком уезде самарской губернии.

Ода к Фелице доставила Державину богатый подарок от императрицы (золотую табакерку с 500 червонцев) и честь представления ей в Зимнем дворце; но вместе с тем возбудила против него гонение тогдашнего начальника его, генерал-прокурора кн. Вяземского. Вообще это сочинение имело решительное влияние на всю дальнейшую судьбу поэта.

Новая ода произвела много шуму при дворе и в петербургском обществе. Екатерина рассылала ее (конечно в отдельных оттисках) к своим приближенным и в каждом экземпляре подчеркивала то, что прямее относилось к лицу, которому он был назначен. Слава Державина утвердилась; она откликнулась и в Собеседнике, где с тех пор заговорили о нем и в прозаических статьях, и в стихах, называя его мурзою, арабским переводчиком и т. п. В следующих книжках журнала явилось четыре обращенные к нему стихотворения, между которыми три послания: В. Жукова, Сонет к сочинителю оды к Фелице (ч. III, стр. 46); М. Сушковой , Письмо Китайца к татарскому мурзе (ч. V, стр. 5-8); О. Козодавлева, Письмо к татарскому мурзе (ч. VIII, стр. 1-8); Е. Кострова, Письмо к творцу оды, сочиненной в похвалу Фелицы (ч. X, 25-30). «Во всех этих стихотворениях, не отличающихся особенным достоинством, хвалят Державина не столько за хорошие стихи, сколько за то, что он писал без лести» (Соч. Добролюбова, т. I, стр. 74). Сверх того, о Фелице и сочинителе ея с похвалою упоминается в стихотворениях Собеседника : Княгине Е. Р. Дашковой (ч. VI, стр. 20) и К другу моему (ч. VII, стр. 40).

По поводу похвальных стихов Державину, появившихся вслед за Фелицею, г. Галахов так определяет значение этой оды в нашей литературе: «Стихотворение, подписанное буквами О. К. (Осип Козодавлев), «говорит, что Державин проложил новый путь на Парнасс, что

… кроме пышных од,
Во стихотворстве есть „иной, хороший род“.

Признаки этого нового стихотворного рода указаны его противоположностью пышным одам . Оды, замечает Собеседник в одной статье , наполненные именами баснословных богов, наскучили и служат пищею мышам и крысам; Фелица написана совсем иным слогом, как прежде такого рода стихотворения писались. В другом стихотворении, Кострова, также признается за Державиным слава обретения нового и непротоптанного пути: ибо в то время, как слух наш оглох от громких тонов, Державин сумел без лиры и Пегаса воспеть простым слогом деяния Фелицы; ему дана была способность и важно петь и играть на гудке.... Назвав Державина певцом Фелицы, современники его дали знать, «что особенность его, как поэта, ярко выступила в этой пьесе. Справедливое проименование до сих пор не потеряло своей силы: для нас Державин тоже певец Фелицы; певцом Фелицы останется он и для дальнейшего времени» (Предисловие к Исторической Христоматии нов. периода русск. Словесности, т. I, стр. II).

Как образчик мнения современников о Фелице, приведем суждение Радищева: «Преложи многие строфы из оды к Фелице, а особливо где мурза описывает сам себя,... без стихов останется почти та же поэзия» (Соч. Радищева, ч. IV, стр. 82).

По всей вероятности, ода к Фелице, при появлении ея в Собеседнике, напечатана была и отдельными оттисками. В издании 1798 г. (стр. 69) она носит еще прежнее длинное заглавие; в издании 1808 г. (ч. I, XII) она озаглавлена уже просто: Фелица.

Значение рисунков (Олен.): 1) Фелица указывает царевичу гору, на которой растет роза без шипов; 2) предметом служит последний стих 8-й строфы: «Лечу на резвом бегуне».

  1. Этот эскиз найден нами в бумагах Державина и написан на особом листке собственной его рукою; судя по характеру почерка, он относится еще к семидесятым годам (ср. выше, стр. 147, примеч. 34 к Фелице ). Весьма замечателен выраженный в нем взгляд Державина на отношение его, как поэта, к Екатерине и на долг искренности в похвалах сильным. Это как бы авторская исповедь певца Фелицы. Исчислим здесь все те стихотворения Державина, которые были написаны им до Фелицы в честь Екатерины II:
    1767 г. Надпись на шествие ея в Казань .
    » Надпись. . Собеседник (ч. XVI, стр. 6).

Ода «Фелица» (1782) – первое стихотворение, сделавшее имя Гаврилы Романовича Державина знаменитым, ставшее образцом нового стиля в русской поэзии.

Свое название ода получила от имени героини «Сказки о царевиче Хлоре», автором которой была сама Екатерина II. Этим именем, которое в переводе с латинского значит счастье, она названа и в оде Державина, прославляющей императрицу и сатирически характеризующей ее окружение.

История этого стихотворения весьма интересна и показательна. Написано оно было за год до публикации, но сам Державин не хотел его печатать и даже скрывал авторство. И вдруг в 1783 г. Петербург облетела новость: появилась анонимная ода «Фелица», где были выведены в шуточной форме пороки известных вельмож, приближенных Екатерины II, которой ода была посвящена. Петербургские жители были немало удивлены смелостью неизвестного автора. Оду старались достать, прочесть, переписать. Княгиня Дашкова, приближенная императрицы, решилась напечатать оду, причем именно в том журнале, где сотрудничала сама Екатерина II.

На следующий день Дашкова застала императрицу всю в слезах, а в руках у нее был журнал с державинской одой. Императрица поинтересовалась, кто написал стихотворение, в котором, как она сама сказала, так точно ее изобразил, что растрогал до слез. Так рассказывает эту историю Державин.

Действительно, нарушая традиции жанра хвалебной оды, Державин широко вводит в нее разговорную лексику и даже просторечия, но самое главное – рисует не парадный портрет императрицы, а изображает ее человеческий облик. Вот почему в оде оказываются бытовые сцены, натюрморт:

Мурзам твоим не подражая,

Почасту ходишь ты пешком,

И пища самая простая

Бывает за твоим столом.

Классицизм запрещал соединять в одном произведении высокую оду и сатиру, относящуюся к низким жанрам. Но Державин даже не просто их сочетает в характеристике разных лиц, выведенных в оде, он делает нечто совсем небывалое для того времени. «Богоподобная» Фелица, как и другие персонажи в его оде, тоже показана обытовленно («Почасту ходишь ты пешком…»). Вместе с тем, такие подробности не снижают ее образ, а делают более реальным, человечным, как будто точно списанным с натуры.

Но далеко не всем это стихотворение понравилось так же, как императрице. Многих современников Державина оно озадачило и встревожило. Что же было в нем такого необычного и даже опасного?

С одной стороны, в оде «Фелица» создается вполне традиционный образ «богоподобной царевны», в котором воплощено представление поэта об идеале преосвященного монарха. Явно идеализируя реальную Екатерину II, Державин в то же время верит в нарисованный им образ:

Подай, Фелица, наставленье:

Как пышно и правдиво жить,

Как укрощать страстей волненье

И счастливым на свете быть?

С другой стороны, в стихах поэта звучит мысль не только о мудрости власти, но и о нерадивости исполнителей, озабоченных своей выгодой:

Везде соблазн и лесть живет,

Пашей всех роскошь угнетает.

Где ж добродетель обитает?

Где роза без шипов растет?

Сама по себе эта мысль не была новой, но за образами вельмож, нарисованных в оде, явно проступали черты реальных людей:

Кружу в химерах мысль мою:

То плен от персов похищаю,

То стрелы к туркам обращаю;

То, возмечтав, что я султан,

Вселенну устрашаю взглядом;

То вдруг, прельщаяся нарядом,

Скачу к портному по кафтан.

В этих образах современники поэта без труда узнавали фаворита императрицы Потемкина, ее приближенных Алексея Орлова, Панина, Нарышкина. Рисуя их ярко сатирические портреты, Державин проявил большую смелость – ведь любой из задетых им вельмож мог разделаться за это с автором. Только благосклонное отношение Екатерины спасло Державина.

Но даже императрице он осмеливается дать совет: следовать закону, которому подвластны как цари, так и их подданные:

Тебе единой лишь пристойно,

Царевна, свет из тьмы творить;

Деля Хаос на сферы стройно,

Союзом целость их крепить;

Из разногласия – согласье

И из страстей свирепых счастье

Ты можешь только созидать.

Эта любимая мысль Державина звучала смело и высказана она была простым и понятным языком.

Заканчивается стихотворение традиционной хвалой императрице и пожеланием ей всех благ:

Небесные прошу я силы,

Да, их простря сафирны крылы,

Невидимо тебя хранят

От всех болезней, зол и скуки;

Да дел твоих в потомстве звуки,

Как в небе звезды, возблестят.

Таким образом, в «Фелице» Державин выступил как смелый новатор, сочетающий стиль хвалебной оды с индивидуализацией персонажей и сатирой, внося в высокий жанр оды элементы низких стилей. Впоследствии сам поэт определил жанр «Фелицы» как «смешанную оду». Державин утверждал, что, в отличие от традиционной для классицизма оды, где восхвалялись государственные лица, военачальники, воспевались торжественного события, в «смешанной оде», «стихотворец может говорить обо всем».

Читая стихотворение «Фелица», убеждаешься, что Державину, действительно, удавалось вносить в поэзию смело взятые из жизни или созданные воображением индивидуальные характеры реальных людей, показанных на фоне колоритно изображенной бытовой обстановки. Это делает его стихи яркими, запоминающимися и понятными не только для людей его времени. И сейчас мы можем с интересом читать стихотворения этого замечательного поэта, отделенного от нас огромной дистанцией в два с половиной столетия.

«Фелица» - одно из лучших созданий Державина. В ней полнота чувства счаст­ливо сочеталась с оригинальностью фор­мы, в которой виден русский ум и слы­шится русская речь. Несмотря на значи­тельную величину, эта ода проникнута внутренним единством мысли, от начала до конца выдержана в тоне. Олицетворяя в себе современное общество, поэт тонко хвалит Фелицу, сравнивая себя с нею и сатирически изображая свои пороки.

В. Г. Белинский

Г. Р. Державин посвятил немало произведе­ний представителям верховной государственной власти: монархам, вельможам, лицам, состоя­щим при дворе. Пафос этих произведений не только хвалебный, но и обличительный, вслед­ствие чего некоторые из них можно отнести к са­тирическим. И все же это яркие, оригинальные образцы гражданской лирики поэта. К лучшим стихотворениям гражданского цикла принадле­жит ода «Фелица», посвященная императрице Екатерине II.

Образ и имя Фелицы, мудрой и добродетель­ной киргизской царевны, взят автором из «Сказ­ки о царевиче Хлоре», которую сама императри­ца написала для своего внука, будущего импера­тора Александра I. В этой сказке рассказывалось о том, как киргизский хан похитил киевского царевича Хлора, о котором шла слава, что он «ра­зумное дитя», и приказал ему найти редкий цве­ток, символ добродетели, - розу без шипов. Вы­полнить трудное поручение царевичу помогла дочь хана, царевна Фелица, дав ему в путеводи­тели своего сына Рассудок.

В начале 80-х годов XVIII века, когда созда­валась «Фелица», Державин еще не был близко знаком с императрицей. Он знал о Екатерине только по «слуху» и искренне верил в то, что она на самом деле является той, за кого стремится себя выдать, - хранительницей наук, скромной и справедливой царицей, свято чтящей законы и заботящейся о благе народа, разделяющей с про­стыми людьми все их нужды и проблемы. Пото­му в основе своей стихотворение выдержано в духе похвальной оды, превозносящей заслуги государыни.

В то же время ода Державина во многом отли­чается от традиционных в те времена хвалебных стихотворений.

Новаторство автора проявляется и в соедине­нии жанров - оды и сатиры, и в применении но­вого размера и новой рифмы, и в сочетании высо­кого и низкого стиля, и в новизне общественно-политических взглядов писателя. Но основное отличие заключается в самой трактовке образа правителя.

Образ Фелицы у Державина - многоплано­вый. С одной стороны, она - просвещенная мо­нархиня, с другой - частное лицо. Впервые ав­тор позволяет себе подробное описание облика Екатерины, ее привычек, образа жизни, особен­ностей характера:

Мурзам твоим не подражая,

Почасту ходишь ты пешком,

И пища самая простая Бывает за твоим столом;

Не дорожа твоим покоем,

Читаешь, пишешь пред налоем И всем из твоего пера Блаженство смертным проливаешь;

Подобно в карты не играешь,

Как я, от утра до утра.

Не слишком любишь маскарады,

А в клоб не ступишь и ногой;

Храня обычаи, обряды,

Не донкишотствуешъ собой…

При этом следует сказать, что термин «донкишотствовать» у Державина означает нарушение принятых в обществе обычаев и приличий. По­добное поведение было присуще многим публич­ным людям до Екатерины. И автор искренне вос­хищается мудростью новой императрицы, кото­рая стремилась во всем следовать «обычаям» и «обрядам».

Говоря о монархине, поэт не прибегает к обоб­щениям, как это делали до него другие писате­ли. Он подробнейшим образом останавливается на вполне конкретных заслугах правительницы: на ее покровительстве торговле и промышленно­сти, на вкладе в развитие наук и ремесел.

В представлении Державина Екатерина - тот «бог»,

Который даровал свободу В чужие области скакать,

Позволил своему народу Сребра и золота искать;

Который воду разрешает И лес рубить не запрещает;

Велит и ткать, и прясть, и шить;

Развязывая ум и руки,

Велит любить торги, науки И счастье дома находить.

Основываясь на содержании «Наказа комис­сии о составлении проекта нового Уложения» (1768), написанного императрицей, автор «Фели­цы» наделил свою героиню тактом, справедливо­стью, милосердием и снисходительностью:

Едина ты лишь не обидишь,

Не оскорбляешь никого,

Дурачества сквозь пальцы видишь,

Лишь зла не терпишь одного;

Проступки снисхожденьем правишь,

Как волк овец, людей не давишь,

Ты знаешь прямо цену их.

В отличие от своих предшественников и пред­шественниц, Екатерина не использовала изощ­ренные приемы устрашения подчиненных. Она сознательно отказалась от нелепых гонений за «преступления против величества», выражаю­щиеся в необдуманно сказанном слове или не­осторожном обращении с «образами» и атрибу­тами монарха: портретами, книгами, указами и т. п. При ней простым людям можно было «и знать и мыслить», позволено было «и быль и не­быль говорить», при этом не опасаясь сурового на­казания.

Прославляя императрицу за ее мудрые и ми­лосердные указы, Державин отмечает, что теперь простым людям можно было спокойно

… пошептать в беседах И, казни не боясь, в обедах За здравие царей не пить.

Там с именем Фелицы можно В строке описку поскоблить

Или портрет неосторожно Ее на землю уронить.

Заслугами императрицы являются у Держа­вина и усмирение войн и разногласий, и то, что она в своих гуманных поступках подобна самому Богу, который бедных и убогих «покрыл, одел и накормил», который делает только добро, «боль­ных покоит, исцеляет», справедливо творит «и милости, и суд».

Главными добродетелями Екатерины автор рисует милосердие, справедливость, «совесть с правдой», мудрость в принятии решений, указов, законов, скромность, доброту («Стыдишься слыть ты тем великой, чтоб страшной, нелюби­мой быть»). Ее правление представляется насто­ящим раем на земле:

Стремятся слез приятных реки Из глубины души моей.

О! коль счастливы человеки Там должны быть судьбой своей,

Где ангел кроткий, ангел мирной,

Сокрытый в светлости порфирной,

С небес ниспослан скиптр носить!

Однако при всей восторженности поэта, вос­хваляющего заслуги монархини, в описании об­раза императрицы иногда прослеживаются иро­нические нотки. Фелица «просвещает нравы», пишет «в сказках поученья», но при этом автор указывает, что поэзия ей «любезна… как летом вкусный лимонад». И все же великие добродете­ли Екатерины вытесняют и перекрывают все ее маленькие недостатки. А преподнесенные в яр­ком, новом, оригинальном стиле, они становят­ся еще заметнее и значительнее. Вот почему одна эта ода Державина послужила прославлению по­литики Екатерины II и усилению ее популярнос­ти гораздо больше, чем оды всех официальных одописцев. Поэт был вызван ко двору, награжден и возведен на пост губернатора.

Имя задачи: Смысл названия оды «Фелица», кому посвящена.

Предмет: Литература

Класс: 9

Тема: Ода в творчестве Г.Р.Державина

Профиль: Гуманитарный

Уровень: Общеобразовательный

Текст задачи. «Кропание стихов» Г.Р. Державин начал в гимназии, чтение книг стало пробуждать в нём охоту к стихотворству. Поступив в военную службу, он переложил на рифмы ходившие между солдатами «площадные прибаски на счёт каждого гвардейского полка». По его мнению, он «старался научиться стихотворству из книги о поэзии Тредьяковского, из прочих авторов, как Ломоносова и Сумарокова». Но настоящая поэтическая работа началась в Петербурге, когда в 1777 году он был переведён на статскую службу. Пройдёт время, и Державин напишет: «…Первый я дерзнул в забавном русском слоге о добродетелях Фелицы возгласить». О какой Фелице и в каком произведении «дерзнул» Державин «возгласить»?

Возможные информационные источники.

Книги:

А.Б.Галкин Русские писатели. М. «Белый город» 2003 г.

Лиры и трубы. Русская поэзия XVIII века. Киев «Веселка» 1984 г.

Web-сайты:

Lit.lib.ru/g/galkin_a_b/23pisat.shtml

Knigolubu.ru/Russian_classic/derjavin_gr/d_blagoy_derjavin.5325

Literatura5.narod.ru/derjavin_feliza.html

Tezaurus.oc3.ru/library.php

Культурный образец

В мае 1783 года в Петербурге в первом номере журнала “Собеседник любителей российского слова», который издавала директор Петербургской Академии наук княгиня Е.Р.Дашкова, была опубликована ода Г.Р. Державина «Фелица» (от лат. Felicitas – счастье).

За это сочинение Екатерина II наградила Державина золотой табакеркой, внутри усыпанной бриллиантами, и пятьюстами червонцами. Ода её растрогала: несколько раз Екатерина принималась плакать над «Фелицей» и говорила своей подруге и сподвижнице Дашковой: «Как дура, плачу… Кто бы меня так хорошо знал», - имея в виду, что портрет героини произведения даже в обиходных мелочах схож с оригиналом.

Имя Фелицы для Екатерины II подсказано Державину сказкой самой императрицы, написанной для её маленького внука, будущего Александра I. По сюжету сказки Киевского царевича Хлора посещает киргизский хан, который с целью проверить молву об исключительных способностях мальчика приказывает ему отыскать редкий цветок – «розу без шипов». По пути царевича зазывает к себе мурза Лентяг, пытающийся соблазнами роскоши отклонить его от слишком трудного предприятия. Однако с помощью дочери хана Фелицы, которая даёт в путеводители Хлору своего сына Рассудок, Хлор достигает крутой каменистой горы, взобравшись с великим трудом на вершину её, он и обретает там искомую «розу без шипов», т.е. добродетель. Державин так и пишет: «Ода к премудрой Киргиз-Кайсацкой царевне Фелице, писанная некоторым татарским мурзою, издавна поселившимся в Москве, а живущим по делам своим в Санкт-Петербурге...» По мнению Державина, императрица названа Киргизскою царевною, потому что она сочинила сказку о царевиче Хлоре... а Державин имел свои деревни в соседстве Киргизской Орды, которая числилась в подданстве России».

Методический комментарий

Данная задача ориентирована на самостоятельный поиск учащимися значения слова «Фелица», жанр произведения с таким названием, а также самостоятельный поиск сказки, написанной императрицей, чтобы ответить на вопрос задачи.